Евгения Ивановна Хамуляк
Она спрятала сердце в куклу
Женщина упала и заплакала, даже не в силах двинуться к этому странному человеку среди разбросанных книг. Лишь только белые руки потянулись к нему, призывая его. Но он сидел молчаливый и грустный, и крупные слезы падали с его почти бесцветных глаз. Он не хотел ни приближаться, ни двигаться к ней. Он не хотел ничего. Лишь слезы выдавали бушующие в нем чувства.
Мы с Мишей видели, как наша хозяйка стала таять на глазах, словно тот белый туман, более не выдерживая испытаний этого коридора, этих комнат и этого дома. Ее безжизненная фигура с распростертыми вперед руками стала растворяться и становиться все тоньше. В этот момент Миша разжал свою лапу и выпустил мою тряпичную руку.
Я глубоко вздохнула и поняла, что, возможно, именно сейчас, во сне, где я чувствую себя полноправной хозяйкой, у меня есть шанс помочь моей хозяйке. В реальности я бы не смогла сделать для нее того, что могу сделать здесь. Я стала увеличиваться и становиться большой, большой, до тех пор, пока моя хозяйка, теперь словно кукла, не поместилась у меня в руках. И тогда я нежно взяла ее, легкую и бездыханную, на руки и вынесла из этой комнаты. «Позаботьтесь о ней», – сказал нам с Мишей этот странный собиратель книг и древностей. Мы кивнули, и Миша закрыл дверь.
Мы вышли из этого домика, полного воспоминаний и слез, и стали двигаться туда, откуда пришли. Уходя, мы заметили, что во многих комнатах зажегся свет, и увидели радостные лица, провожающие огромную тряпичную куклу, держащую на руках спящую женскую фигуру, а рядом вышагивал бордового цвета медведь в кружевном жабо и с одним ухом.
Мое картонное сердце было полно печали, но билось спокойно и равномерно. Своими неуклюжими пластиковыми ручками я расправила слипшиеся от слез волосы, погладила по голове свою хозяйку, и мне захотелось сказать ей, пусть даже она спала и не слышала меня, мне хотелось сказать ей: «Вот теперь все будет хорошо, дорогая».
Часть 5. Жизнь в тумане
В этой главе сердце Долли наполняется тревогой, и антикварная кукла ближе узнает жителей Волшебного леса.
Мы наконец вернулись домой. В шкафчиках и на полочках нас ждали наши друзья: книги и куклы, мишки и игрушки, любимая ваза и знакомый вид из окна. Дом наполнился друзьями, весельем и шампанским, громкими разговорами, расспросами и полуночными чаепитиями с задушевными откровениями. Казалось, что весь этот год был просто сном, порой дурным и удушливым, порой радостным и веселым – как любой удивительный сон. Моя хозяйка охотно рассказывала о наших путешествиях, свидетелями которых были мы с Мишей.
Лишь последние месяцы, связанные с болезнью, она опускала в своих рассказах. Да и зачем нужно нагружать друзей лишними скучными подробностями? Жизнь легка и проста, будь то жизнь куклы или человека. И если видеть в ней только хорошее, в памяти и останется только хорошее. А слезы и тяжелые воспоминания придают лишь горький привкус, за который мы порой цепляемся даже больше, чем за все то хорошее, что произошло.
Поэтому я тоже старалась не вспоминать ту страшную ночь и видела лишь улыбки и веселье в глазах хозяйки. Странно, но каждый вечер она ложилась спать и подолгу смотрела на меня в темноте. Смотрела и засыпала. Я не решалась тревожить ее сны.
Однако после всех этих путешествий, после всех этих странных событий со мною стало происходить что-то необъяснимое: я все чаще прислушивалась к разговору людей, мне становилось смешно от их шуток, любопытно от ярких подробностей, грустно от чьей-то тоски. Если бы я только могла, я бы прыснула от смеха или всплакнула с ними. Такого еще не происходило со мною.
А еще в моем картонном сердце с той ночи поселилась тревога и какие-то предчувствия, хотя все вернулось на круги своя – жизнь старой итальянской куклы в городской квартире одинокой молодой женщины, страстно увлеченной куклами и путешествиями. Но мое сердце не успокаивалось, и если кто-нибудь захотел бы приблизиться к моей груди в этот момент, он бы явственно почувствовал стук. Настоящее чудо! Стук живого человеческого сердца.
Чего я боялась? Я боялась снов и того Леса с непроницаемо белым, пропитанным неизвестностью туманом. Я знала, что мне предстоит туда вернуться, и, как бы я этого ни хотела избежать, он звал меня. Это было началом новой истории.
***
Этот стук вновь вернул меня из жизни кукол в реальность. Я сидела в красивом кресле на своем вечном посту у кровати хозяйки. Была ночь, гости разошлись. Она опять не ложилась. В тишине ночи ее горящий взгляд был устремлен на меня или сквозь меня. Я тоже посмотрела на нее. Именно, впервые в жизни, посмотрела: внимательно, словно видела кого-то другого, смутные далекие воспоминания. И тогда она закрыла глаза, откинулась на подушки и уснула.
Мое сердце, сначала медленно, а потом все быстрее, стало отбивать незнакомые мне тревожные ритмы, пока этот звук и вовсе не превратился в бой курантов. Я не могла остановить эти бег и звон, которые взбудоражили мое тихое кукольное существование. Мне было бы не страшно, но я знала, что мне предстоит вернуться туда, где дьявольские загадки, пугающие секреты и тайны хранил тот Лес. И несмотря на то, что больше всего я боялась этой встречи, этого непроницаемо белого, пропитанного неизвестностью тумана, я закрыла глаза, зная, что тотчас же окажусь именно там, словно погружаясь в белую трясину сновидений, сотканную из сомнений и ужасов. Моих ужасов.
Окунуться в сны очень легко: перестаньте думать, разгоните свои мысли, словно они – бегущие по небу облака, закройте глаза; а теперь сделайте глубокий вдох и откройте их там, в мире ваших фантазий.
***
Лес накрыл знакомый густой туман. Он струился из земли, окутывал стволы деревьев, раскачивая воздух во все стороны, словно был живой. Всюду мне мерещились какие-то смутные тени, безмолвные, но страшные в своем молчании: огромные слоновьи головы, пасти гигантских тигров, зверские обезьяньи ухмылки. Однако при приближении все эти привидения оказывались всего лишь кронами высоких деревьев, которые моя фантазия превращала в зловещих монстров.
Возможно, из-за того, что это было со мною не в первый раз, я доверилась этому Лесу и туману. И тут мне даже показалось, что он встретил меня, как хорошего знакомого, и его рука незримо ведет меня куда-то, чтобы обязательно показать мне что-то.
Однако страхи мгновенно рассеялись, как только я увидела подол платья убегающей прочь хозяйки. Мне захотелось двинуться, рвануть вслед за ней, уцепиться за быстро исчезающий в тумане край платья, как вдруг сильный ветер откинул меня в обратную сторону. Кто-то другой пробежал мимо, отчего эта ветряная воронка закружила меня. Я не успела прийти в чувство и машинально схватила кусок ткани, пролетающей мимо, и весь этот стремительный бег утянул меня за собой. Лишь потом я поняла, что меня уносит в противоположную сторону, все дальше от моей хозяйки, а она все больше исчезает в глубине туманного таинственного Леса.
***
Я ухватила подол платья молодой женщины, которая еще долго бежала, словно скрываясь от кого-то. Резкие движения и неровный бег, прерывистое дыхание выдавали сильный страх перед преследованием.
Это была совсем молодая женщина. Несмотря на ожесточенный вид и полный страха взгляд, а также бледность и усталость, ее можно было бы назвать даже красивой. Светлые волосы от бега сделались мокрыми и прилипали к лицу, под глазами обозначились глубокие круги, продольные морщины делали лицо остервенелым и даже суровым. Мне захотелось узнать, что или кто гнал ее по этому и без того полному чертовщины Лесу.
Она бежала долго, чаща мелькала перед моими глазами. Наконец выдохлась и упала без чувств. Прошло еще какое-то время. Отойдя от обморока, она подняла голову и сразу же стала хищно всматриваться в след, видимо, выискивая признаки погони, но никого не было.
И тут она увидела меня. Я не хотела пугать ее: говорящие куклы вряд ли успокаивают и без того расшатанные нервы. Но мне не удалось ни успокоить, ни напугать ее, так как внезапно мы услышали человеческие голоса: с разных сторон Лес стал наполняться людьми. Это было так удивительно, что каждая из нас немного забыла про свои огорчения.
Белые одежды, развевающиеся на ветру шифоновые и шелковые шарфики, узорчатые зонтики, морские пилотки – это были люди из моей эпохи: дамы в нарядных длинных платьях с оборками, в шляпках, с изящными бантами и рюшками; мужчины, поддерживающие их под локоть, в белых льняных костюмах с бабочками и соломенных шляпах.
Да, Лес мог не только пугать, но и удивлять. Вот бы разгадать его загадки!
Они все шли, занятые своими разговорами и прогулкой, гудящим весельем, и наполняли собою видимое пространство. Лес стал белым от их присутствия.
Молодая женщина поднялась, вслед за ней встала и я, все еще держа в своих пластиковых ручках подол ее платья. Компания в белых одеждах не замечала нашего присутствия, а мы, наоборот, разглядывали их с большим интересом. Я и не знала, что в Лесу бывает так много людей и что он, Лес, бывает таким разным.
Моя новая знакомая, окончательно придя в себя, стояла в нерешительности на месте. Где она? Кто эти люди? Что теперь делать? А я и вовсе не знала, что теперь думать, привыкнув повсюду следовать за людьми, поэтому решила тоже стоять и ждать. Пауза затянулась, но ненадолго: я почувствовала трепет в руках и, посмотрев вверх, увидела сильную перемену в лице новой знакомой. Она опять побледнела, стала раскачиваться, вновь метаться, как бы не находя себе места, отчего и меня, державшую подол ее платье, стало трясти. Я посмотрела в ту сторону, куда она так напряженно всматривалась, и ужаснулась.
В Лесу, среди всей этой беззаботной компании в белом, с пикником и играми на свежем воздухе, среди смеха и громких разговоров, из глубокого черного покрова стали проглядывать, словно миражи, тигриные и львиные морды. Это было сверхъестественно и привело меня в такое изумление, что я не сразу вспомнила, что нахожусь всего лишь во сне, где можно встретить и увидеть невероятное.
Однако моему удивлению не было предела, когда я заметила, что двигающиеся фигуры зверей вовсе не пугали всю эту компанию: те по-прежнему смеялись и громко разговаривали, порой уступая дорогу тигру или обходя огромного хохлатого льва. Звери тоже не особо обращали на них внимание. Две реальности, соприкасаясь, двигались по своим траекториям, не мешая друг другу. И чем больше они приближались, тем отчетливее я стала понимать, зачем они пришли. А точнее, кого они искали.
Моя новая знакомая больше не шевелилась, она, казалось, наоборот превратилась в статую. На лице отобразился такой ужас, что оно стало не просто бледным, а белым, как тот туман, что столкнул нас. Мне кажется, если бы она сейчас упала, она разбилась бы на осколки, словно мраморное изваяние.
Животные при приближении к нам тоже изменялись: шерсть их вставала дыбом, хвосты выкручивали нервные зигзаги. Взгляды хищников становились черными и приобретали странный гипнотический блеск, устремляясь все в одном направлении, сосредоточиваясь на одной точке. В этих агатовых блестящих шарах я увидела бледную тонкую женскую фигуру, застывшую в оцепенении, и маленькую желтую куклу, ухватившуюся за подол ее платья. Люди в белых одеждах будто не замечали происходящего; более того, они стали удаляться в глубь Леса и, словно призраки, на глазах таяли в воздухе.
Новые гости все еще прибывали, становясь во второй круг цепи. Снизу мне было трудно сосчитать, сколько их, я видела только стену из разномастных шкур. Огромные косматые головы открывали свои страшные пасти в реве и рыке.
Молодая женщина более не двигалась. Безысходность сковала все ее существо, и только этот горящий взгляд, в котором отражались опасные гигантские воплощения всех ее страхов, которые настигли ее все и сразу, только он выдавал признаки жизни.
Наконец мы были полностью оцеплены разношерстными представителями семейства кошачьих: африканскими и азиатскими львами, бенгальскими и гималайскими тиграми всех мастей, черными пантерами и прочими.
И теперь ей уже было не убежать. Это было понятно по довольным кивкам гривами и реву ожидающих расправы хищников. Я смотрела на нее и не знала, чем помочь. Секунды становились невыносимо долгими, минуты были похожи на вечность. Эта остановка времени уже была мне знакома, и чей-то неожиданный рык повис в воздухе.
Я закрыла глаза и подумала: что могло бы спасти нас сейчас? Было бы здорово, если бы мы были какими-нибудь волшебными героями или имели магические талисманы: один взмах руки смел бы сильным ветром этих диких кошек. Но вряд ли у меня или у моей испуганной спутницы были подобные палочки-выручалочки.
Было бы верным перестать бояться и источать этот сладкий вкус добычи, на который нацелились животные. Но вряд ли этот совет был уместным сейчас, за минуту до расправы.
В голове крутились другие идеи. Я открыла глаза и увидела, что моя новая знакомая, нервно ломая руки, тоже ищет выход. Однако в голову не приходило ничего дельного; в такой безвыходной и безнадежной ситуации ей еще не доводилось бывать. Отчаяние охватило ее, и все, что я, пожалуй, могла сделать, – это обнять ее за ногу. Она почувствовала мое прикосновение, быстро взяла меня на руки, зажмурила глаза и крепко обняла. Так обнимают в самые отчаянные минуты своих мам, сестер, подруг или любимых кукол.
Я читала ее мысли: она уже видела, как несколько самых крупных полосатых гигантов в прыжке разрывают ее на куски, и страшная картина полностью сковала ее сердце, от чего оно перестало биться. Не в силах более изменить ничего, она замерла на последней мысли в воспаленном сознании: «Пусть это случится побыстрее».
Больше не хотелось ни прятаться, ни бежать, ни бороться, ни защищаться, ни думать, ни двигаться. Захотелось вновь обернуться маленькой девочкой, которую обязательно возьмут на руки и спасут от ужасных страшилищ мама или папа.
Все.
Казалось, прошла вечность без движения. Но что-то случилось, воздух как будто качнуло. И я, все еще прижатая к ее груди, почувствовала новый стук. Четкий. Звонкий. И только она так подумала, и только ее сердце забилось в новом звонком ритме, как животные сделали движение вперед, и жаркое дыхание обдало нас горечью мускуса кошачьего тела.
Монстры пронеслись мимо. Их морды поскучнели, потеряв к нам всякий интерес, и вместо рева мы услышали позевывание уставших кошек, разбредающихся в стороны. Они больше не смотрели на нас, часть из них и вовсе уселась рядом и облокотилась своими пушистыми формами о бедную тонкую фигуру моей несчастной знакомой, словно поддерживая и согревая ее своими телами.
Она еще долго так стояла, напряженная и нервная, с широко открытыми глазами, сильно прижимая меня к себе.
Часть 6. Война Долли
Самая грустная часть приключений Долли, где она теряет хозяйку и находит другую куклу, Молли.
Однажды к нам в гости заглянула одна пожилая и очень больная на вид женщина. Узнав, что моя хозяйка коллекционирует кукол, она решила подарить ей свою коллекцию, которую бережно собирала и хранила в течение пятидесяти лет. Ее век подходил к концу, и она не знала, кому передать свое сокровище. Детям и внукам куклы были не нужны.
Она была очень богата, до последнего управляла фабриками и заводами, была одной из первых женщин-управляющих в свое время, хотя чисто внешне оставалась просто приятной пожилой дамой с умными грустными глазами. Куклы всегда сопровождали ее и никогда не покидали. У нее были личный музей и своя мастерская, откуда появлялись потрясающие красавицы в роскошных нарядах с царственным взглядом, которые могли служить украшениями любого королевского музея. Почти никто и никогда не видел ее потайной сокровищницы, этих залов с зеркальными и стеклянными шкафами, полных фантастических неземных созданий.
По ее словам, куклы живые, они умеют слушать и разговаривать, и иногда они звали ее. Каждый раз она оставляла свои дела и шла на этот зов, либо покупая понравившуюся куклу, либо выдумав ее в своей мастерской.
Моя хозяйка отказалась от такого подарка: к сожалению, подобная ноша как обогащает, так и становится невыносимо тяжелой для ее хозяина. Любая страсть поглощает, превращая обладателя сокровища или таланта в своего раба.
Дама взяла меня в руки и спросила цену. В этот момент меня словно ударило током, недавно проснувшееся сердце стало расти, и ему стало тяжело в этой пластмассовой клетке. Оно стало биться о стенки, сотрясая все мое существо. Сердце билось испуганной раненой птицей, ожесточенными ударами нанося травмы себе и кроша все вокруг. Мое маленькое тельце, внешне недвижимое, разрывалось внутри от возмущения и страданий. Моя хозяйка ничего не ответила. Ее взгляд был устремлен куда-то вовне.
Дама успокаивающе погладила меня по голове и сказала: «Я знаю, ты хочешь остаться с ней. Я не возьму тебя».
В этот момент все умолкло. Чувства покинули меня, и я провалилась во что-то темное и густое. Мысли вернулись так же быстро, как и пропали, но я оказалась уже совсем в другом месте, и это вновь был тот самый Лес. Жуткое разочарование и нехорошее предчувствие овладели моим кукольным тельцем, живущим и чувствующим, как человек. Слишком много слез и слишком много потрясений приносили мне эти встречи. И не оставалось надежд, что и в этот раз мне окажут теплый прием.
В этот раз Лес был неспокойным, чудовища, окутанные туманными тенями, со скрипом тянули ко мне свои пасти, запугивая яростными рыками; мощными хоботами они трубили проклятья, мерзким шипением предвещали несчастье.
И самое страшное, что я не могла повернуть назад, не могла выйти из Леса, не узнав, зачем он позвал меня.
По знакомой дороге я пошла в глубь Леса, и чем дальше входила в его дебри, тем страшнее становилось. Странные звуки и шумы раздавались отовсюду. Отчетливо слышался треск бьющегося стекла, скрежет металла, ужасные крики и стоны людей. И вот остался последний шаг перед тем, как увидеть то, что приготовил мне сегодня Лес. Я сделала глубокий вдох и двинулась туда, где шла война…
***
Это был настоящий кровавый бой. Дрались люди. Много людей. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Я видела даже детей. А присмотревшись, в глаза стали бросаться еще более странные картины: многие дрались, не имея противника – напротив них стояли огромные зеркала; порой это были огромные осколки в человеческий рост. Вот откуда был этот страшный треск! Осколки разлетались в разные стороны, но больше всего ранили того, кто стоял напротив. Наконец, после долгой неподвижности, я решилась двигаться вперед в гущу сражений.
Это было жуткое зрелище. Ошеломленная увиденным, жестокостью побоища, я то и дело останавливалась. Женщины и мужчины истязали, пытали, избивали кнутами, наносили отчаянные удары и пощечины друг другу. При этом женщины ничуть не уступали мужчинам в силе и ожесточенности. Жуткие кровавые следы долгих упорных боев виднелись на коже, кровь брызгала в разные стороны, однако никто не сдавался и не просил помощи.
Я видела пару, где молодая рыдающая женщина цеплялась за уходящего мужчину с холодным взглядом, умоляя остаться, целуя ему ноги. Он же ударял ее, и чем больше она умоляла, тем злее и суровее становился он. Стоило ей упасть после очередного удара, замирая от боли, он поворачивался к ней, его взгляд становился участливым, и он даже жалел ее, поглаживая. Но как только боль утихала и она приходила в чувство, снова поворачивалась к нему, начинала цепляться и умолять, он вновь превращался в жестокого и холодного, и чем сильнее она просила, тем сильнее он отталкивал ее. И когда она опять начинала целовать его руки, корчась на коленях, цепляясь на штанину, он начинал бить ее. Медленно, беспощадно бил по лицу, отвечая на поцелуи ругательствами и криками. По его же лицу пробегали судороги ярости, оно серело и становилось нечеловеческим.
Я видела других людей и другие пары; между ними иногда становились дети, порой попадая под удары, и это тоже не останавливало бой. Некоторые пары держали в руках страшные осколки, где отражались их кривые от ярости лица, кровь текла по рукам, каждый удар мог стать последним. У многих на руках уже лежали мертвые, и страшный вой стоял вокруг, жуткий, пронизывающий, словно выли не люди, а волки. На это невозможно было смотреть. Даже мое пластмассовое тело холодело и чувствовало кошмар происходящего. Сердце сжималось от боли и теперь походило на бедную испуганную птичку, забившуюся в угол.
Одна картина также заставила меня остановиться. В воздухе очень высоко зависла тонкая фигура молодой женщины. Невидимые силы сжимали ей горло, от чего ее трясло во все стороны. А напротив нее завис огромный осколок зеркала, в котором отражалось какое-то чудовище с изрезанным лицом, жуткими кровоподтеками и отвратительными искаженными чертами. Сначала я даже не поняла, что именно происходит. Чем сильнее она пыталась освободиться, тем сильнее сжималось невидимое кольцо у нее на шее, тем страшнее кривилось чудовище в зеркале.
И вдруг я заметила, что девушка посмотрела на меня. Это было неожиданно и странно, ибо другие участники поля битвы не обращали на меня никакого внимания, хотя я и пробовала говорить с ними. Она посмотрела на меня с мольбой. Лицо ее становилось неестественно красным, шея начинала синеть. Мне очень захотелось дотронуться до нее, но она так высоко зависла в воздухе!.. Однако как только я об этом подумала, невидимый поток ветра подхватил меня и поднес к ней. Она вновь посмотрела на отражение, и волна ненависти прокатилась по ее бледному лицу.
Я пригляделась к монстру напротив, и меня осенило: сквозь все эти порезы и раны ужасное чудовище оказалось израненным отражением этой бедной девушки. Присмотревшись ближе, я увидела, сколько боли от ран оно испытывает; ярость на лице была всего лишь реакцией на сильное жжение и муки.
Девушка с новой силой попыталась освободиться из удушающих оков, заболтала ногами и прорычала какое-то ругательство. Отражение ответило холодным взглядом, полным ненависти, и усилило хватку. И так по кругу. Эта история стала подходить к концу: девушка больше не смотрела на меня, дышать становилось все сложнее, она билась в агонии. Лицо ее посинело, глаза стали выкатываться. Я приблизилась к ее лицу и сказала:
– Быстрый способ окончить войну – проиграть ее. Ты проиграла. Они выиграли. Все.
В этот момент что-то случилось. Одно мгновение. Только один вдох. Только один выдох. Она посмотрела на меня, и по ее немому бордовому лицу потекли слезы, стирая красноту и синеву удушения. Она сказала, что ее обманули, жестоко предали, и она ненавидит. Я сказала, что, возможно, это так, и она проиграла, к сожалению. Она сказала, что над ней будут смеяться. Я сказала, что, возможно, это так, и она проиграла им и в этом, к сожалению. Она сказала, что ей стыдно за себя. Я сказала, что это пройдет.
Отражение в зеркале плакало, и горячие слезы, смешанные с кровью, еще больше раздражали раны, но чудовище не чувствовало всего этого: внутренняя боль перекрывала боль израненного тела.
Туман окутал отражение в зеркале, и его образ медленно стал растворяться в воздухе. Хватка невидимых оков пропала, и девушка легко упала на землю. Встав на ноги, она побрела в другую сторону. Для нее эта война закончилась поражением, равным цене победы.
Я пошла дальше. И то, что открылось в следующий момент, поразило меня, как гром! Посреди этого поля битвы я увидела свою хозяйку. Увидела ее лежащей на земле в центре разбитого вдребезги зеркала. Тысячи осколков обрамляли ее тело. Бледная и бездыханная, прекрасная и мертвая, моя дорогая хозяйка, пока я медлила, уже окончила свою битву.
И тут случилось то, что навсегда изменило мою жизнь. От этой страшной картины, которую, мне кажется, я предчувствовала давно, словно заранее предвидя невидимые предвестники несчастья по ее тоскующему лицу, по этим грустным улыбкам, по этим побегам во сне, меня словно ударило невидимой волной.
Это разбило мою реальность, мой привычный кукольный идеалистический мирок, который я придумала себе. Это вырвало меня из всех моих представлений о добре и зле, о смысле жизни. Эта картина разбила меня, как зеркало! И я побежала!
Мои ноги стали гибкими и быстрыми, мои движения перестали быть движениями пластмассовой куклы. Я подбежала к ней и упала у ее тела, мои пластмассовые ноги согнулись в живых коленках, а ладони, разделившись на пальцы, нежно обняли ее бледное лицо. И страшный крик отчаяния вырвался из моего живого тела, крик моего сердца, которое давно проснулось и давно трепетало и чувствовало.
В этот миг мое тело перестало быть телом куклы, я перестала быть куклой. Я больше не спала. Я стала человеком. А мой лучший друг, мой самый дорогой человек лежал бездыханным на моих руках. И теперь мои горькие горячие слезы лились по человеческому лицу и падали на холодное тело отражения. Она стала таять у меня на руках, медленно уменьшаясь и растворяясь. И я знала, что́ происходит. Фарфоровый блеск тронул сначала ее стройные ноги – и они превратились в керамические; затем бисквитная волна снизу вверх стала сглаживать все ее тело, превращая, как по волшебству, в фарфоровую красавицу. Я пыталась говорить с ней, отчаянно кричала на нее, но кто, как не я, знал лучше всех, что все это бесполезно, что нельзя жить с разбитым сердцем.
Я кричала от горя, как кричали десятки этих людей вокруг. Я кричала на нее, я била себя по лицу, ведь именно я обещала ей, что все будет хорошо, обещала и не сдержала своих слов. Как быстро изменилась наша с ней жизнь! Теперь я качала ее на своих человеческих руках, ползая среди осколков разбитого зеркала, а она бездушной куклой смотрела на меня как на хозяйку.
Больше всего на свете я хотела, чтобы она стала живой, но последний штрих фарфорового превращения коснулся губ, ее мягких нежных розовых губ, которые часто целовали меня на ночь и утром при встрече. И словно ветерок прошелестел где-то рядом: «Спасибо, Долли», а дальше они застыли, как и все ее лицо и тело, обнажая белые зубки и легкую улыбку бисквитной красавицы. Такой она была при жизни – всегда задорной, активной и веселой. Все это нашло теперь отражение в кукле.
Мой лучший друг, мой единственный дорогой на свете человек, которого я так любила, умер.
Не знаю, сколько прошло времени. Лес стал черным, лишь искры от скрежета бьющегося стекла озаряли его деревья и поляну. Такой же вспышкой память вернулась ко мне, и я увидела у себя на руках удивительную куклу. Ее невероятной голубизны глаза смотрели на меня стеклянным удивленным взглядом. Я бережно взяла ее на руки, и мы пошли туда, откуда я пришла.
Битва вокруг не заканчивалась, однако в этом смертельном поединке каждый видел только зловещих чудовищ напротив. А моя война закончилась.
***
Я проснулась в кровати в нашем доме, на месте, где всегда засыпала и просыпалась моя хозяйка. У меня на руках была кукла, ее звали Молли. Для меня это была самая красивая кукла на свете. Я встала и посмотрела в зеркало в комнате, и меня совсем не удивило отражение, будто я знала, что́ должна там увидеть. На меня смотрело знакомое лицо моей хозяйки и одновременно удивленное лицо молодой незнакомой мне женщины. Но вместе с тем меня посетила какая-то уверенность, какое-то знание, что́ я теперь должна была делать. Я больше не хотела путешествовать и познавать этот мир. Он был прекрасен и удивителен и без проснувшейся ото сна куклы. Теперь вместо тысячи вопросов у меня остался только один. Я есть. Есть Молли. Значит, где-то есть мой настоящий дом и там обязательно должны нас ждать?
Часть 7. Жизнь дома
Руки автоматически находили нужные вещи и складывали их в чемодан. Это было очень просто – пойти на вокзал и купить билет, а потом ждать своего поезда: я, Молли и чемодан. Мы ехали домой, поезд уверенно вез нас туда, куда только он знал, как можно добраться.
Я увидела наш с Молли дом с глиняной черепицей, деревянные окошки, заросшие цветами, милое резное крыльцо, это благоухание вечной весны нашей Италии. Дверь распахнулась, и на пороге показалась моя мама. Мама, которая всегда с надеждой провожала и ждала домой. Ее лицо ничуть не удивилось моему неожиданному появлению, и лишь по крепким долгим объятиям я поняла, чего стоила ей наша разлука. С этого момента началась моя новая, или давно забытая старая, история жизни с ее ранними рассветами, человеческими хлопотами и заботами и мыслями о неизвестном будущем.
***
Прошел целый год. Времена года, прекрасные и удивительные, словно по волшебству сменяли друг друга, даря новый день, который никогда уже не повторялся. Однако и такое чудо становится обычным распорядком дня, деталью; день стал походить на день, мне казалось, что я привыкла к своей человеческой жизни, своим спокойствием и размеренностью она напоминала мне кукольную, вновь я почувствовала себя зрителем, просматривающим фильм про свою жизнь. Часто я застывала на месте, долго всматриваясь в бегущие облака или разглядывая обычные предметы, прислушиваясь к тишине или новым звукам. Мама делала вид, что не замечает моего странного отрешенного поведения. Я же не могла понять себя. Жизнь куклы так неотвратимо повлияла на меня, что, проснувшись, я не ощущаю вкуса жизни? Или это вовсе не то, чего я хотела и ради чего прошла все эти испытания? Или, может быть, со мною что-то не так? Эти мысли делали меня задумчивой и печальной.
Теперь я усадила Молли на кресло напротив моей кровати и подолгу всматривалась в нее. Я искала ответа у моей дорогой подруги или, может быть, сестры. Что делать дальше? Но Молли, как и положено кукле, всего лишь удивленно смотрела на меня своим безучастным стеклянным взглядом, также не зная ответа.
Не было смысла вновь возвращаться в Лес, ведь моя хозяйка, моя Молли теперь была рядом, но это место было единственным, встреча с которым воспламеняла мое человеческое сердце.
Так начались мои полеты во сне. Каждый раз меня встречал густой туман, и я подолгу одиноко гуляла по этому неизвестному мне Лесу, открывая для себя его пространства. Однако то ли в отсутствие живой Молли, то ли в силу каких-либо других обстоятельств ничего сверхъестественного не происходило. Наутро я неизменно возвращалась в свою постель, открывала глаза и встречала удивленный взгляд моей спящей вечным сном подруги. Так прошел еще один год.
Часть 8. Шествие мертвых кукол
Самая ужасная история про приключения куклы Долли, когда она видит живых мертвецов и узнает в них своих детей.
Все надежды на то, что возвращение домой изменит мою жизнь и подарит ей новое дыхание, померкли и отошли на второй план. Я вовсе не жаловалась, но ловила себя на мысли, что с настоящим нетерпением ждала только вечера, чтобы возвратиться в странный Лес с его туманными загадками, которые не могла разгадать. Я смиренно ждала, когда он вновь позовет меня.
