Евгения Михайлова
Во мраке сверкающих звезд
Глава 6
Они спали в разных комнатах: она на втором этаже, он на первом. Точнее, не спали. Каждый лежал у себя в кровати и смотрел в открытые окна, на темные, застывшие деревья в буйной листве. Оба страдали. Оба понимали, что ничего, кроме бессмысленной несвободы и абсолютного непонимания, в своем браке не приобрели. Вроде бы не дети были, когда встретились, но ни один из них не знал, что такое любовь. Оба считали себя не слишком эмоциональными, зато очень здравомыслящими. Решили, что подходят друг другу во всех отношениях, в том числе физиологическом. И какое-то время именно так и было. Иначе не родился бы столь удачный ребенок, как Игорь.
«Как же я позволил сыну жизнь испортить! – думал Андрей. – Для него у нас если не тюрьма, то бесконечный невидимый бой. А что я мог? Да поломать я все это мог! До того, как случился этот кошмар, который все превратил в хождение над бездной. Надя сказала, что я в списке у этого типа – жениха Светланы. Чем это для меня опасно? Да чем угодно. Все больше хочется одного: чем скорее произойдет разоблачение, тем лучше. Вот только чего хочется Светлане – вопрос».
Андрей лежал, неукрытый, на светлой простыне. Неподвижное массивное тело ему самому казалось окаменевшим. И вдруг он опять услышал голос Светланы, которая позвонила ему, чтобы сказать, что поела, что благодарит. Он остался таким же неподвижным, лежа в темной комнате, но на самом деле чувствовал, что весь растаял, как кусок сливочного масла на солнце. Так странно: он был, казалось, не способен ощутить то, что люди называют счастьем. В общем, ему не хотелось летать ни тогда, когда встретил Надю, ни когда женился, ни когда сын родился. Ему всю жизнь говорили, и он сам так считал, что яркие эмоции ему не даны природой. Вот за это заблуждение он и поплатился. Никто этого не замечает, а он – то в огне горит, то во льдах цепенеет. И сегодня он испытал что-то очень похожее на счастье. В самом своем большом несчастье. Хотя… это он напрасно, как выяснилось, думал, что никто ничего не замечает. Вот у Арсения, лощеного кренделя, который объявил себя женихом Светланы, он в списке подозреваемых. И тот уже успел этот список всему району огласить…
Надежда лежала в темноте спальни в красивой позе, как перед камерой, с вымытыми и тщательно уложенными феном волосами, в нарядной ночной рубашке, французской, из тонкого батиста, с вышивкой. Она не понимала, почему так несчастлива. Она всегда права. Она красивее большинства женщин, честнее очень многих людей, лишена корысти, как, наверное, единицы. Для того чтобы стать очень богатой, ей даже не нужно было бы вступать в брак по расчету. Надя родилась в семье достаточно заметного чиновника и очень рано поняла, что у них нет проблем. Нет ничего такого, чего папа не мог бы купить. К такому положению легко привыкают. Но после восемнадцати, когда отец решил записать на нее, как и на старшего брата, какой-то левый бизнес, у нее произошло отторжение. Именно в родительском доме, где говорили только о деньгах, где все телефонные разговоры шли о каких-то загадочных проплатах, а не о зарплате, как у родителей подруг, – ей стало как-то скучно, а временами просто тошно. Вот развелись родители и остались вместе. У папы какая-то мания – на всех родственников записывать то, что надо от кого-то скрывать. Значит, это попросту украдено? Это грязные деньги? Чистых в таком количестве не бывает. Надежда даже поездила на работу с водителем и охраной. Ее офисом был старинный особняк, где, кроме нее, чаще всего никого не было. Она читала, играла в компьютерные игры. Изредка на короткое время приезжали деловые люди, садились за компьютеры, переводили откуда-то куда-то огромные суммы, распечатывали документы, на которых она ставила подпись. Ей эта муть страшно надоела. Она потребовала, чтобы отец переписал все это к чертям на кого-то другого, чтобы помог ей поступить во ВГИК и купил квартиру. Мать слушала их ссоры с хронически ошалевшим видом. Наде казалось, что бесчисленное количество пластических операций сильно повредило ее разум. «Ты сейчас выглядишь моложе меня, – сказала она ей однажды. – А мне двадцать. Я боюсь, что через несколько лет ты станешь агукать в манежике, а мне придется менять тебе памперсы». Мама даже не сообразила, что нужно обидеться.
Все получилось, как хотела Надежда. Ее освободили от бизнеса, она поступила во ВГИК, отец купил ей не шикарную, но хорошую квартиру. Расстались холодно, видятся редко. На ее свадьбу с Андреем родители не пришли – не та песочница. Да они бы там плохо смотрелись, Надя бы стыдилась их. Свадьба была красивая, актерская. Когда после нее появилось ощущение, будто что-то не так? Скоро началось. Надя не проснулась как женщина, потому что в Андрее не было страсти. Желание было, конечно, но восторга, поклонения, обожания – ни на грош. Допустим, он эмоционально туповатый, таким его считали все. Но, по логике, именно такой и должен был прикипеть. Мог ли он мечтать о такой женщине, которая, ко всему прочему, еще и верна ему в любой ситуации? Он неплохо к ней относился, но даже рождение сына их не сблизило. Он принимал все как должное, а не как награду. А она постоянно чувствовала себя оскорбленной. Особенно когда, вернувшись со съемок, он восхищался талантом какой-нибудь актрисы. Надежда старалась верить, что он ей не изменяет, но знала, что такое съемки. Все возможно. Однако дело не в этом. Просто Надя открыла для себя страсть в самом тяжелом и зловещем варианте. Она уже сама не хотела своего мужа как мужчину. Но ревность ее терзала постоянно. Да, ее стал раздражать даже сын. Он рос таким же красивым, как она, но с возрастом она и в нем стала находить то, что враждебно ее сути. Никакого порядка в его действиях и мыслях она не видела. И, главное, не могла найти способ вписать его в ее собственный порядок. Заставить. Он уходил от нее, убегал. И он не любил ее. Он предпочел свободу. Уже было почти светло в комнате, а Надежда лежала, ни на минуту не сомкнув глаз. Сухих глаз, в которых не было ни надежды, ни желания встречать новый день.
Что бы ни случилось – а что-то вскоре непременно случится, – ей не будет хуже, чем в тот день, когда она увидела лицо Андрея, смотревшего на девочку-соседку. Никто бы, кроме Нади, не прочитал это выражение. А она сразу поняла. Это то, чего она так от него и не дождалась. Страсть. Разумеется, Надежда была уверена, что Андрей не совершит ничего ужасного, пока Света подросток. Но она выросла. И вместе с ней выросла Надина ненависть к сопернице, которая и не догадывается о том, что она соперница. А ревность и ненависть – это болезни, которые нужно прятать ото всех. Особенно от тех, кто близко. Она и прятала. Забывалась, только когда возилась с цветами.
Допряталась. Она дошла до ручки. Ждет, как горького праздника, дня, когда все узнают, что Светы нет в живых. Это произойдет скоро, иначе быть не может. Да и мужу счастливой жизни она не желает. Мягко говоря.
Глава 7
Утро было ярким, залитым солнцем – и мрачным из-за этой неослабевающей напряженности двух людей, которым тяжелее всего быть вместе. Хотя они именно на это и подписались, чтобы «и в горе, и в радости». Но не было у них ни общего горя, ни общей радости. Всего лишь общее место для жизни, где каждый защищает от другого свое личное пространство.
Надежда после короткой, тщательно выверенной гимнастики, прохладного душа, сеанса ухода за лицом – она легко обходилась без косметологов – пришла в легких светло-голубых бриджах и такой же майке на кухню готовить завтрак. Среди ее многочисленных достоинств была последовательность и в этом. Что бы ни происходило между мужем и женой, мужчину нужно кормить хорошо, плотно, сытно. Она взбила четыре яйца с молоком и приготовила пышный омлет на оливковом масле. Затем порезала на тонкие ломтики бекон, практически без мяса, только сало. Надя, как многие нервные и ревнивые люди, страдала от гастрита. Сало обволакивает стенки желудка, является антираковым средством. В нем есть все необходимые витамины и аминокислоты… Ночью Надежда не желала мужу не только здоровья, но и жизни. Но готовит она ему лишь то, что считает полезным. Потому что она должна оставаться правильной, независимо от того, насколько неправильным оказался он. Помидоры и огурцы, которые вырастила сама, она просто порезала пополам. Так вкуснее и тоже полезнее, как она считала. Андрей не любил ни чай, ни кофе, а квас и колу, которые он покупал, Надя считала вредными и взбивала ему на завтрак молочный коктейль из молока, которое покупала в деревне, и мороженого исключительно на сливочном масле. На растительном вредно.
Андрей в спортивном костюме какое-то время стоял на пороге и наблюдал за ее четкими, уверенными действиями. Он знал все ее теории про «полезно» и «вредно». Они его раздражали. Они делали ее в его восприятии невыносимо скучной. Сейчас, после бессонной ночи, он угрюмо думал, что добрая женщина, прежде всего, поняла бы, как вредно людям жить в атмосфере недоверия и вражды. Надежда оглянулась, он встретил ее смятенный взгляд, и сердце его опять стало таким тяжелым, что дыхание перехватило. «Господи! Я схожу с ума. Какое доверие! Она же во всем права. Она даже не знает, насколько все хуже, чем ей кажется». Его лицо, как всегда, ничего не выражало.
Они молча завтракали. Надя небрежно спросила:
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Конечно. А в чем дело?
– Ты отказываешься от дальних экспедиций. Может, имеет смысл взять отпуск, полечиться?..
– От чего лечиться? И с чего ты взяла, что я отказываюсь?
– Я же говорила, Коля звонил.
– Я помню! У вас логика одноклеточных, – раздраженно буркнул Андрей. – Коле кажется, что если он позвонит жене, то решится наш рабочий вопрос. Тебе – если я не хочу ездить в дальние экспедиции, значит, практически инвалид. Мне неохота, так понятно? Ему я уже пытался объяснять. Мне надоел сам процесс перемещения на большие расстояния. Я работаю на проектах, которые снимаются близко. Работаю! И не только с Колей. Это и есть мой отпуск.
– Мы могли бы куда-то поехать, если бы ты взял настоящий отпуск.
– Надя, ты же прекрасно знаешь, что мы бы не могли никуда вдвоем поехать. Потому что это было бы пыткой. Дома мы можем разойтись по этажам. В гостиничном номере такой возможности нет. Да и денег у нас на нормальный отпуск мало. В том числе на номер, в котором мы могли бы не натыкаться друг на друга. Давай не возвращаться к этому вопросу. Да, самое главное: я не люблю отпусков. Я не люблю развлечений, отвлечений и достопримечательностей.
– Ты не любишь меня, прежде всего…
– Елки… Ты настолько не в форме сегодня? Такой чуши я не слышал за все двадцать лет совместной жизни! Я понятия не имею, что люди подразумевают под словом «любовь». Ты, мне кажется, тоже. В этом отношении мы очень подошли друг другу.
Андрей со стуком поставил на стол стакан с недопитым коктейлем, встал, направился к двери, чтобы выйти в сад. Почти столкнулся с сыном. Удивленно посмотрел на него.
– Кто-то сдох в лесу, не иначе. Сынок нас посетил. Я перевел бы тебе деньги, как всегда, на карту. Или ты ее потерял?
– Я потерял ее и многое другое. Короче, у меня украли бумажник, документы, мобильник, ключи. А замок мама поставила такой, что взломать я его не смог.
– Но дело не в этом, – не спросила, а утвердительно сказала Надежда. Она знала своего сына. – Что-то случилось еще, кроме того, что тебя обокрали и ты не мог взломать дверь.
– Обожаю, мама, когда ты вещаешь, как Ванга. У тебя получается. Случилось. – Он просиял своей чудесной улыбкой, но глаза остались серьезными. Только сейчас родители заметили, как необычно он бледен.
– В чем дело? – резко спросил Андрей.
– Да это как-то неважно, мне кажется. Вроде тот случай, когда родители помогают. Наверное, глупость я сотворил, но вдруг решил спасти человека. Замок я не вышиб, решил пойти в ДЭЗ – позвать кого-то на помощь или дрель какую-то попросить. Иду через сквер. А там, прямо у дорожки, лежит под кустом мужик. Голова в крови. Я подошел, посмотрел, голову ему приподнял. Это оказался Арсений, жених Светки из нашей школы, помните, может? Ну, глаза у него закрыты, башка в крови, руки у меня тоже. Телефона нет. Я попросил какую-то женщину позвонить в полицию. Она позвонила, сказала, где это, и ушла. Я стою, чтобы показать. Они приехали довольно быстро. Ну, осмотрели, «Скорую» вызвали… Те сначала сказали, что вроде все, потом получше присмотрелись, послушали… Сердце бьется. Увезли куда-то. А мне вопросы стали задавать. Какие вообще тут вопросы? Что я видел, то и они увидели. Заставили сесть с ними в машину, повезли в отделение, когда я про документы сказал – то ли обрадовались, то ли мысль их посетила. Короче, выпустили меня под подписку о невыезде. Это вам как?
– Как обычно, – мрачно сказал Андрей. – Ты – главный и, боюсь, единственный подозреваемый. Они никого больше искать не будут. Ты поступил как идиот.
– Он поступил правильно, – ровно сказала Надя.
– Как идиот, – возразил Андрей. – Вызвал – и надо было бежать оттуда впереди собственного визга.
– Я бы далеко не убежал. У меня по телефону все данные спросили. И адрес тоже.
– Да, не убежал бы… Иди руки помой, то есть помойся как следует весь. Надо подумать. В конце концов, есть у нас твой дедушка, а мой отец, который не просто генерал, а ходячий свод законов. Вот только поверит ли он тебе, не знаю. За папашу не поручусь.
Когда Игорь ушел в ванную, а Надежда стала убирать со стола грязные тарелки, руки у нее дрожали, одна тарелка разбилась. Поднимая осколки, Надя порезалась. Она посмотрела на кровь на ладонях и тихо сказала:
– Удивительное совпадение, правда? Я вечером рассказала тебе, что ты у Арсения в списке подозреваемых по поводу исчезновения Светланы и, возможно, ее убийства, а на следующее утро происходит такое…
– Ты в своем уме? Мы ночевали вместе!
– Нет, не вместе. Я понятия не имею, где ты провел ночь. Ты мог уйти и вернуться на рассвете. Я ночью смотрела в окно и твоей машины не видела. Утром она появилась опять. А то, что наткнулся на тело наш сын, – это наказание. Судьба не прощает.
– Игорь прав: ты входишь в роль вещуньи и остановиться уже не можешь. Сейчас, когда надо что-то решать, выручать сына… Он всегда был для тебя лишним. Знаешь, я уеду вместе с ним. Первый раз в жизни он обратился за помощью. Сумасшедшая мать ему точно не в помощь.
– Но если меня спросят, я буду говорить правду.
– Да пошла ты! – махнул рукой Андрей и пошел к выходу. – За водкой я ездил, но это не твое дело. Подожду Игоря в машине.
Надежда застыла, глядя ему вслед, зажав рот ладонью, как древняя старуха. Это неправильно – оставлять ее одну, разрушать то, что хотя бы внешне было семьей. Она всего лишь сказала то, что думает. Да, она подозревает в первую очередь его. Но он, вместо того чтобы оправдаться, уходит… У Нади все плыло перед глазами…
Глава 8
Андрей с Игорем ехали в Москву. Сын спокойно задремал на заднем сиденье. Андрей напряженно думал. Игорь попал в неприятную ситуацию. Все зависит от того, нужно ли какому-то следователю раскрыть преступление. Если нужно, если светит очередное звание или место повыше, он может постараться. Он может очень постараться испортить жизнь сыну. А это выглядит как допросы, опросы, обыски, сбор информации. И Надя будет говорить все, что считает нужным. То есть, искренне полагая, что помогает сыну, начнет топить мужа. Наконец ему отомстит. За что? О! Если это начнется, будет за что. Они узнают, что Андрей купил маленький домик далеко от Москвы, скрыв это ото всех. Они найдут там истощенную, изувеченную Свету… Любой эксперт, наверное, определит, что она жестоко изнасилована. Ей не была оказана профессиональная помощь. И была попытка – сейчас уже, возможно, не просто попытка – убить ее жениха. Андрей, сын генерала МВД в отставке, умел ловить тенденцию момента. Если Надя скажет, что он был давно влюблен в Светлану, если она не подтвердит его алиби – она не спасет сына. Все будет наоборот. Следствие накрутит им с Игорем преступный сговор. А Света… Об этом думать невозможно. Надю надо заставить замолчать. Как-то.
Отец… Скажи кому-то – не поверят. Генерал на пенсии живет в Чертанове, в однокомнатной квартире панельной девятиэтажки. И это для Кирилла Панина было очень логично. В отставку он ушел в девяностых годах, и многие подчиненные с радостью послали ему вслед воздушные поцелуи. Он замучил их своей честностью и требовательностью. Человек, попавшийся на взятке, в самом лучшем случае не отправлялся под суд. А вышибал его из органов Кирилл Игнатьевич так жестоко, что он не мог мечтать даже о месте охранника. Панин умел создавать репутацию. Сам ушел в отставку без сбережений, а то, что лежало в банке на имя матери Андрея, спалил кризис. Андрей поступил во ВГИК благодаря связям матери-искусствоведа. Но жили они очень трудно. И отец устроился в коммерческий банк начальником службы безопасности. Счастье было так возможно… Но папа взялся за свое. Начал бороться со злоупотреблениями, отслеживал «грязные» деньги, шел по следу туда, где быстро и коллективно поняли: от него надо избавляться, пока все не сели и по миру не пошли. В общем, простились, доходчиво объяснив генералу, что лучше уйти самому и живым.
Жили они тогда в хорошей четырехкомнатной квартире у Тимирязевского парка. И папу, выгуливавшего там собаку, окрутила молодая женщина, которая не знала, что не все генералы одинаковые. Она там прогуливалась после работы. Как полагали Андрей и его мать, как раз с целью поймать богатого мужа. Все было у «молодых» хорошо, когда он развелся и, как честный человек, на ней женился. А вот когда он оставил жене и сыну квартиру и переехал к любимой в однушку в Чертаново, любимая очень погрустнела. Генерал этого не понял. Он вообще не все себе разрешает понимать. Например, то, что сильно погорячился с этим разводом и браком. А у матери дела пошли нормально. Ее часто приглашали в университеты мира читать лекции, печатали солидные издания. Отец иногда приезжал к ним в гости. Часто на метро. Однажды он увидел во дворе, как бывшая жена выходит из дорогой машины. Подошел и сурово спросил: «Воруешь?»
Вот такой имеется у Андрея папа-генерал, и связей у него не может быть по определению. Кто же с таким будет связываться? Но он хороший человек и любит внука. И ничего другого Андрей придумать не может. Игорь – везучий парень, может, все и обойдется самым лучшим образом: дело, как обычно, после какого-то времени спишут в архив. Но за это время следствие успеет опросить Надю, узнать о списке Арсения, пострадавшего жениха, а дальше – Света… Тем более Арсений, по словам Нади, куда-то еще жаловался на то, что ее не ищут. Тут все может для кого-то так удачно сложиться, что ему, Андрею, не уцелеть. Он и без того не знает, как выбираться из своего лабиринта.
– Игорь, – повернулся он к сыну, – у тебя есть телефон следователя?
– Ну да. Он мне нацарапал, чтобы я ему докладывал, если, к примеру, к вам поеду. И чтоб номер телефона сказал, когда куплю. Я в шоке от этого бреда. А ты?
– Смысл? – пробормотал Андрей. – Бред нужно принимать, улавливать его направление, действовать по его правилам.
– Это уже сюр, – зевнул Игорь. – А зачем ты спросил про телефон?
– Ну как! Надо же узнать, жив ли Арсений!
– Точно. Хотя лучше было бы, если бы его нашел кто-то другой. Вот просто неудачная находка. Он мне не нравится. А что для меня лучше, чтобы он был жив или наоборот?
– Слушай, Игорь, начинай быть серьезным. По-человечески мы хотим, чтобы он был жив. И я надеюсь, что он сможет вспомнить, кто на него напал, из-за чего. Не знаешь, ограбили?
– Не-а. У него нашли бумажник и айфон. Я вот о чем подумал. По голове ударили. А если он скажет, что это я?
– Но это же не ты?! Ты же спасал?
– Я правду рассказал. Но говорю же, по голове ударили. Может, у него там все уже заглючило… Ладно, давай телефон, позвоню, вот бумажка. Але, Николай Петрович? Здравствуйте. Это Игорь Панин. Я хотел спросить, как дела у Арсения Савельева, которого я нашел? А, понял. Зачем? Это я не очень понял. Хорошо, но сегодня не могу. И завтра не могу. Мне нужно съездить к дедушке. Он генерал МВД. На пенсии, конечно. Без всякой цели сказал. Просто это так, я думал, вам интересно. Хорошо. Послезавтра приеду.
Игорь вернул Андрею телефон.
– Арсений жив, состояние стабильно тяжелое. Следак сказал, чтобы я приехал, ну, ты слышал. Спрашивал, с какой целью про дедушку сказал. Тебе тоже показалось, что он дурак?
– Это второй вопрос, – задумчиво ответил Андрей. – Первый – это реакция моего папы. Он давно ушел от дел, а сейчас, как все это услышит, как вспомнит все былое, как внедрится… Опасаюсь я этого.
– Дед, конечно, фрукт, – согласился Игорь. – От него требуется просто тихо погасить мой подвиг. Чтоб от этой подписки избавиться. И вообще я никакой не свидетель. Но у деда может оказаться другой план. Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…
– Да, и врагов у папы много.
– Ну, какой есть. Не использовать его мы не можем. Но хочешь, скажу тебе, какой будет его первая фраза? «Расскажите мне все подробно и, главное, честно».
