Евгений Гаркушев
Темпориум. Антология темпоральной фантастики
– А как их еще-то назвать? Юное иконописное личико… пустой, отсутствующий взгляд… равномерные жевательные движения…
– Непохоже, чтобы твои «прекрасные коровы» имели склонность к посещениям фортепианных концертов, а в сумочках носили томики Блока… Или вот еще: «Он задержался под вывеской, на которой кислотного цвета буквами написано было «Бытовая магия»…» Это что за хрень такая? Ты уж определись, что пишешь, научную фантастику или фэнтези.
– При чем тут фэнтези?! Какая, к черту, фэнтези? Ты же знаешь мою любовь к этому делу…
– Ну а фиг ли тогда?!
– Обычный парфюмерный магазин. Духи там, помада…
– «Парфюмерный магазин», – покачал головой Иван Яковлевич. – Где в нашем городе ты видел парфюмерные магазины? Отдел в ЦУМе – вот тебе и вся парфюмерия.
– Так это же будущее!
– Хорошо, будущее… Но только у тебя рядом с этой… «магией» другая вывеска упомянута. И на ней начертано, если ты помнишь, «Мясной магазин»!
– Что, что здесь-то тебе не нравится?! – горестно вскричал Кармазин. – Думаешь, сейчас нет мяса, так и никогда не будет?
– Ты, – сказал Иван Яковлевич с ядовитейшей иронией. – Ф-фантаст, едят тебя мухи… Если это у тебя двадцать первый век, то какие там могут быть к свиньям магазины? Да еще мясные?
– Ну извини. Денежное обращение никто еще не отменял…
– Ты всерьез полагаешь, что в двадцать первом веке мятые бумажки и стершиеся монетки будут использоваться для обмена на продукты питания и первой необходимости?
– И не только первой! А и второй тоже. Будут, и очень активно. Уж поверь мне…
– Как-то нелепо у тебя будущее вторгается в настоящее. Как-то уж всё переплетено и запутано. Магия и мясо! Где ты видел в нашем городе мясной магазин? Не говоря уж о мясе…
– Это же будущее. Грядущий век.
– Ага, грядущий. Как это у тебя… «Молодая девушка, по всем признакам – студентка политехнического университета, с красивым, немного сонным лицом, стояла на углу Софрониевской церкви и лениво потягивала пиво из банки». Студентка… пиво… из банки… Я был студентом, и ты был студентом. Мы оба помним, что пили мы и что пили наши подруги. И уж последним в этом списке было пиво! Из банки, блин… Кстати, Софрониевская церковь – это где?
– Там, где сейчас органный зал.
– О, мать твою… Ты хочешь сказать, что наступит время, когда там снова будет церковь?
– И не только там. Вместо краеведческого музея, например.
– Рядом, наверное?
– Нет – вместо.
– Твою мать… А музей куда? В зоосад?
– Музея не будет. И зоосада тоже.
– А что будет?
– Говорю же – церковь. Храм. Собор. В общем, культовое учреждение.
– Во всем нашем городе столько верующих не найдется, чтобы заполнить такое пространство.
– В том и дело, что найдется. Возникнут, как бы по волшебству.
– Ну да, ну да… ты же пишешь: «на экране телевизора президент жарко лобызался с патриархом…» Любопытно, с каких это пор член партии вдруг лобызается с церковным иерархом? А как же «партбилет на стол»?
– Не будет этого. И партии той уже не будет. То есть она как бы будет, но в стороне. У нас сейчас церковь отделена от государства, а там коммунистическая партия будет отделена.
– А церковь?
– Наоборот, приближена.
– Зачем?
– Ну-у… грехов много, проще замаливать.
– Но партия-то останется? Я что же, взносы напрасно плачу?!
– Как бы тебе объяснить… Партий будет несколько. Но они такие… игрушечные. Понарошку.
– А ты заметил, что сейчас рассказываешь мне об этом мире чуть больше, чем написал?
Кармазин осекся.
– Э… м-мм… – замычал он что-то невразумительное.
– Я же сразу заподозрил! – обрадовался Иван Яковлевич. – Все-таки ты что-то знаешь о мире, которого еще нет. Как, откуда? Кто тебе сообщил? Я не допускаю мысли, что ты некоторым образом уэллсовский путешественник во времени – хотя бы потому, что помню тебя чуть ли не с детства, и ты на моих буквально глазах вырос из юного безобидного графомана в подающего немалые надежды молодого литератора сорока неполных лет.
– Всё очень просто, – сказал Кармазин без охоты. – И в то же время сложно. Конечно, я сам сочинил «Сон» от первой до последней буквы. Я же говорю: летело как по маслу. Никто мне его не нашептывал, и ветром в окно не надуло.
– Это и коту понятно. Чтобы сочинить такой… как бы помягче выразиться… пашквиль, большой фантазии не нужно. Поступаешь старым чукотским способом: что видишь, о том и поешь. Вот как сейчас идем мы с тобой по улице. Я вижу: детский сад. Детишки идут на прогулку с красивой девушкой-воспитательницей. А ты говоришь…
– Детский сад закроют, помещение продадут. И будет здесь банк. Маленький такой банчишко.
– Я вижу: органный зал. – Кармазин засмеялся, и Иван Яковлевич поспешно исправился: – С залом уже всё ясно. Что еще я вижу? А, вот: гастроном.
– Гастроном и останется. Только называться он станет «торговый центр», а хозяином его будет градоначальник.
– Гм… ну-ну. А что тут у нас? Кафе на перманентном ремонте, без названия.
– Гиблое место, – оживился Кармазин. – Кафе не достроят, бросят и начнут сызнова. Тут возникнут поочередно пиццерия «Ева», кафе «Адам», потом ресторан под названием, кажется, «Кактус»… или «Кукес»… а к тому времени, когда мой герой продефилирует мимо, откроется фешенебельное заведение с девочками и живой музыкой «Ле Маркаж».
– Тэ-э-экс… Взглянем направо. Частный сектор деревянной постройки. Слева, между прочим, то же самое.
– Справа – высотный дом с квартирами индивидуальной планировки. С книжным и зоомагазином. С того угла, что выходит на трамвайную линию, угнездятся бистро «Путята» и торговля обувью. А слева избы как стояли, так и стоять будут. Только обветшают окончательно. Впрочем, очень может быть, что скоро их сожгут.
– Сожгут? Кто?!
– Неизвестные злоумышленники. Спалят вместе с жильцами. Виновников найти не удастся, но на пепелище, кстати, и очень скоро возведут престижную многоэтажку. Этакий жилмассив на костях… Там вообще очень быстро строят. Только отвернись – и дома твоего нет, и кровати твоей нет, и тебя самого нет, а забиты уже сваи, подъемный кран башней вертит, и строители меж собой по-турецки бранятся. Такая вот чукотская песенка…
– Невеселая песенка у нас вышла. Не чукотская даже, а что-то этакое мрачное, готическое. Мол, вот то-то и то-то кое-где у нас порой нехорошо – а будет еще хуже! Только с фотонным приводом…
– А ведь не было никакой фантазии, – печально сказал Кармазин. – Наваждение – да, пожалуй. Я шел по улице, и вдруг словно ветер налетел и встряхнул кроны деревьев. Только вместо деревьев были вот эти дома, вот эти улицы… А сквозь них проступил другой Мир. Я как шел, так и встал, распахнувши рот. Только успел подумать: «С голубого ручейка начинается река… а дорожка в дурку – вот с этого…» Я ведь был с недосыпу жуткого, работал всю ночь, кофе самый поганый хлебал ведрами. Вот, думаю, и началось. И пока я впитывал этот другой Мир всеми своими органами чувств, следом на меня хлынуло Знание. Я знал всё об этом мире. И всё о себе в этом мире. Видел нее только что-то вокруг себя, а и за пределами этого видения. На какое-то время мне удалось слиться с самим собой – тогдашним, совсем уже немолодым, нездоровым, судьбою обиженным, всем всегда недовольным, и совершенно точно знающим, что впереди у него – то есть у меня! – ничего хорошего нет. Этот Мир в нем – во мне! – не нуждается и только и ждет, когда же он, то есть я, избавлю его от своего обременительного присутствия.
– Да брось, – сказал Иван Яковлевич. – Что значит «не нуждается»? Даже если допустить, что всё так, как ты говоришь… У тебя дети, друзья… Читатели, наконец! Ты всем и всегда будешь нужен. Это действительно был бред наяву. От нервного переутомления. Ну ничего, сборник у тебя практически готов, отдохнешь теперь.
– Не бред это был, – промолвил Кармазин. – Просто наше будущее по какой-то своей прихоти на краткий миг просочилось в наше настоящее. А увидел это один лишь я. Почему? За что мне такой подарок? И как я должен с ним поступить?
– Забыть, – уверенно предположил Иван Яковлевич. – Лично я не готов еще носить тебе передачки в дурку.
– Может быть, и стоило забыть. Я и забуду. Если, конечно, пойму, отчего это произошло со мной. Я вот что думаю… Вот если бы я сидел и писал о каком-нибудь типусе из двадцать третьего века. И он ходил по своим эфирным улицам, дышал своим зефирным воздухом, питался витаминными таблетками, а в отпуск летал на какую-нибудь альфу Гепарда. И думал бы, что так оно и есть, так всегда и было, так и должно быть во веки веков. И вдруг я отвлекся. Ну, та же соседка за спичками пришла. Или агитаторы на выборы позвали. Машина за окном с деревом поцеловалась. Да мало ли причин… И я на мгновение вырвался из всего этого эфира-зефира, повел вокруг себя туманным взором и увидел кривые стены в отставших обоях, соседку с ее нелепыми спичками, за окном – пыльные деревья, и трамвай с пьяными работягами ползет-дребезжит от завода до завода… Быть может, в этот роковой миг и придуманный мною типус вдруг увидел мой мир моими глазами. Увидел – и оцепенел в ужасе. И самому себе не поверил, что такое возможно. Ведь он что о нашем мире думал?
– Ничего, скорее всего, не думал.
– Хорошо, если так. А если он историк по профессии и специализируется на второй половине двадцатого века?
– Уж кем ты его в своей нетленке заявишь, тем он и будет. Фрезеровщиком или вальцовщиком, кем еще-то…
– Ну да, вот отойдет он от своего станка, сядет в электромобиль, а наутро с семьей на альфу Гепарда, нежиться в розовых лучах. Чтобы поскорее выдавить из памяти тот кошмар, что привиделся ему моим попущением…
– Да ну, тоже придумал – кошмар! Так, бытовщинка не лучшего разлива, трудности переходного периода от развитого социализма к коммунистическому завтра. Подумаешь – обои у него отстали…
– Видел я это твое завтра. Уж не знаю, какое оно, да только не коммунистическое. Эх! Если бы эти архаровцы, наши фантасты, могли увидеть то, что увидел я, если бы они вдруг поняли, в какую лужу сядут со своими прогнозами и предвидениями… У меня даже злорадства недостает. – Кармазин помолчал. – Одно только внушает мне хоть какую-то надежду.
– Ну, поделись. А то уж совсем вогнал в тоску своими фантазиями.
– Вот что: быть может, нас не существует вовсе? Нас просто выдумали? Мы все, с нашим миром, с нашей бытовщинкой… Я со своими хлопотами по поводу сборника и ничтожной радостью по поводу четырех рублей за воинскую часть… Ты со своей Танюшей и обезьянами, с которыми, в отличие от тебя, она не желает иметь ничего общего… Всё это – плод чьей-то разгулявшейся фантазии? Мы существуем лишь в небольшом участке чьего-то мозга, и то лишь, пока этот мозг о нас думает?
– Да у тебя и впрямь горячка, братец, – сказал Иван Яковлевич. – Вот тебе мой совет: бросай ты это дело.
– Какое дело? – не понял Кармазин.
– Баловство с фантастикой. Ты же видел на литобъединении, каковы они, эти фантасты: глаза безумные, морды небритые, смех истерический. Из любого пустяка готовы сделать вселенский катаклизм, и сами же над ним посмеются. Ей-богу, не стоит тебе заглядывать дальше своего подъезда и глубже нынешнего вечера. Целее будешь. Пиши как писал. Бытовые зарисовки из жизни рабочих династий. Закончи, наконец, бессмертную эпопею «Рабочая закваска». Про племенных кузнецов Сероштановых.
– Потомственных, – проворчал Кармазин.
– Один хрен… Ты закончишь, я издам. И тебя на руках внесут в Союз писателей.
– Меня и так внесут, – сказал Кармазин печально. – Без кузнецов Сероштановых.
– Это как это?!
– Ну… Настанет такое время… В общем… Нужно будет хоть кого-то внести. Только никому уже это будет не нужно. Ни мне, ни Союзу.
– Книжки там хотя бы останутся?
– Останутся. Книг будет море. Причем всяких. И хороших, и плохих, и чудовищных. Не поверишь, но самым издаваемым жанром станет фантастика.
– Не поверю, – сказал Иван Яковлевич. – Как-то не сочетается это с астрологией и религией.
– Еще как сочетается. Это же будет не научная фантастика, а так… Бредятина какая-то. Кстати, грамотности народу книжное обилие не прибавит. Скорее наоборот…
– С какой же это стати наоборот?
– Невежды одолеют, – коротко ответил Кармазин.
Иван Яковлевич подождал, что тот как-то разовьет свою мысль, но продолжения не последовало. Кармазин шел рядом, погруженный в себя, и лицо его было пасмурно.
– Я вот думаю… – начал было он.
– А ты не думай, – посоветовал Иван Яковлевич.
Ложный финал
И всё же крамольные мысли не сдавались без боя.
– Знаешь что? – вдруг спросил Иван Яковлевич. – Эта твоя неожиданная картина мира. Как-то всё это… – Он вдруг сморщился и с чувством произнес: – Ну что за дерьмо?!
– А ты как хотел? – усмехнулся Кармазин. – Почему, позволь узнать, ты решил, что за двадцать с небольшим лет всё изменится до неузнаваемости? Более того, что изменится в лучшую сторону? Что люди, от которых зависит, что и как будет меняться в обществе, непременно станут стремиться к добру и свету, а не к власти и деньгам?
– Да всё я понимаю, – сказал Иван Яковлевич с досадой. – Но ведь хотелось же, хотелось…
Они свернули с центральной аллеи во дворы и миновали пивной ларек, окруженный волнующейся толпой. Кое-кто из томимых жаждой попросту лез к заветному окошку по головам, возбужденно выкрикивая оттесненным друзьям: «Тару готовь, счас дела бум делать!..»
– Студентка политеха лениво потягивала пиво из банки, – ядовито промолвил Иван Яковлевич.
– Из трехлитровой, – добавил Кармазин.
И они заржали, довольные своей шуткой, которая окончательно примирила их друг с другом и с окружающей действительностью.
Истинный финал
– Ну, что скажете? – осторожно спросил Денис.
– Забавно получилось, – промолвил Олег. – Неплохая стилизация. Хотя язык, на котором у тебя беседуют редактор и автор, даже принимая во внимание всю заявленную специфику, мне показался слишком цветистым, даже вычурным. Так могли бы общаться какие-нибудь гимназисты в начале двадцатого века.
Они сидели на открытой веранде, слегка затененной от прямых лучей полуденного солнца причудливой занавесью из декоративных лиан. Заблудившийся в орнаменте стеблей шмель добавлял свою лепту в обсуждение, создавая своим растерянным жужжанием ненавязчивый, почти музыкальный фон.
– Как это у тебя, – добавил Антон. – «Бытовая магия»… – Он размашисто начертил пальцем прямо в воздухе дымный контур сердечка, тут же пронзил его такой же иллюзорной стрелой и мановением ладони послал в направлении Наташи.
– Банально, – сказала та. – Это не о тебе, Денис, а об этом символе.
– Зато искренне, – сказал Антон. – И совершенно в духе повествования уважаемого автора.
– Вот ему бы и послал свою нелепую валентинку, – сказала Наташа.
– Я ему другую сотворю. Что-нибудь эфирно-зефирное.
– А меня не стошнит? – засмеялся Денис.
– Ты же сам это придумал.
– Не слушай никого, Денис, – сказала Наташа. – Мне понравилось. Я просто поражена, как тебе это в голову пришло. Как ты сумел из ничего выдумать целый мир. Даже два мира! И заполнить его совершенно непонятными мне проблемами, которыми твои герои не на шутку озабочены. Ты не станешь протестовать, если я тебя поцелую?
– Приму как высшую награду, – сказал Денис.
Некоторое время все задумчиво следили за тем, как Наташа вручает обещанный приз под негромкий аккомпанемент шмелиного оркестра.
– Я-то другому поражаюсь, – наконец сказал Олег. – Как тебе было не лень исписать руками – руками! – столько бумаги. Я бы так не смог. Аплодирую твоему подвигу. Ведь чего, казалось бы, проще! – Он развернул перед собой сияющий экран, на котором появились двое мужчин, тотчас же затеявших меж собой оживленную дискуссию.
– Привет, Бим! – закричал один петушиным голосом.
– Привет, Бом! – в том же духе отозвался другой.
– Мы здесь затем, чтобы!.. – заверещали было оба, но Олег взмахом руки отправил их в небытие.
– Вначале я хотел проверить, существует ли на самом деле магия начертанного слова, – сказал Денис.
– Бытовая! – засмеялся Антон. Он развлекался тем, что жонглировал большими радужными буквами.
– И что же? – осведомился Олег. – Она действительно существует?
– Скорее да, чем нет. Я даже был готов всё бросить… По названной тобою причине: мы писали, мы писали, наши пальчики устали… Но обнаружил, что не могу оторваться, что одна реплика сама собою цепляется за другую, как звенья цепи, а я лишь орудие для переноса их на бумагу. И хотя никакой особенно изящной словесности здесь нет, как вы могли уже заметить, но было радостно видеть, как из-под моего пера рождаются слово за словом, фраза за фразой, выстраивается этот странный, нелепый мир, в котором вынуждены обитать мои герои…
– Забавный поворот темы ты им подкинул, – сказал Антон. – Насчет просачивания временных пластов…
– Ну, ничего нового здесь я не изобрел, – ввернул Денис.
– …Хотя мог бы оказаться более последовательным и довести ситуацию до необходимого абсурда. Этот твой Кармазин должен был увидеть наш мир. Настоящий, истинный мир, который породил его – игрушку праздного ума.
– Не будь таким циничным, – сказала Наташа. – Тебе это не к лицу. Люди не игрушки, ты не знал? Занимайся лучше своими банальными иллюзиями.
– Я не волшебник, – скромно сказал Антон. – Я только учусь. На день рождения ты получишь в дар от меня живого белого единорога. Как ты того и заслуживаешь, наша милая взыскательная муза.
– По правилам игры Кармазин, конечно же, мог увидеть наш мир, – сказал Денис. – Но, увы, во время сочинительства меня ничто не отвлекало! Даже вы, друзья, были на диво снисходительны к моей внезапной фантазии заняться творчеством. У меня не было случая «повести вокруг себя туманным взором», увидеть эту веранду, это чистое небо, этот чудесный мир… и сообщить это видение своему герою.
– И дать ему надежду, – сказал Олег.
– Скорее, внушить полную безнадежность существования в его вымышленном мрачном мирке, – усмехнулся Антон.
– Это безжалостно, – сказала Наташа. – Жестоко! Ты должен дописать еще несколько страниц, чтобы всем подарить надежду!
– Не знаю, – сказал Денис. – Пока я чувствую себя выжатым лимоном. Оказывается, сочинительство – нелегкий труд!
– А если я тебя очень попрошу? – настаивала Наташа. – Ты сделаешь это? Для меня?
– Для тебя – что угодно, – улыбнулся Денис. – Но не сегодня, хорошо?
– Смотри, ты обещал.
– Знаете что? – вдруг сказал Антон. – Давайте уже что-нибудь придумаем с этим глупым насекомым, пока с ним не случился нервический припадок!
И они отправились спасать шмеля, на время забыв обо всех прочих делах.
Евгений Гаркушев
Выгодная работа
В грязи поблескивали отражения окон. Затянутое тучами небо казалось таким низким, что плюнь – и долетит. Но Иван даже не пытался – лузгал семечки и сплевывал шелуху в лужу рядом с качелями. Пиво закончилось, плеер сломался, друзья как-то потускнели, потерлись жизнью, как бывшие в обращении монетки. У каждого свои проблемы. То разгульное время, что было до армии, не вернешь. Да и самому шататься по улицам и протирать лавочки уже неинтересно, а работы нет, денег нет, учиться негде и не хочется. Словом, как говорили в школе, наступила полная потеря жизненных ориентиров. Еще и погода мерзкая, холодом тянет, но снег так и не пошел. А впереди – целая зима.
Ничего, никого, и перспектив – никаких. Иван попытался пониже натянуть холодную осеннюю куртку, поежился, достал из кармана последнюю пригоршню семечек. Вечер закончился, не успев начаться. Очередной тоскливый и одинокий вечер… Ладно друзья – так и девчонки не любят. Зачем он им нужен без денег, без работы, без машины и без квартиры? Нет, в самом деле, их можно понять. До армии Иван обижался на девушек, которые его игнорировали, а сейчас только сетовал на жизнь. Ну вот была бы у него сейчас девчонка – сидела бы рядом, смотрела на грязный двор, облетевшие деревья, выщербленную стену котельной? Даже домой он повести ее не мог бы – дома мама, отец и брат, да мешок картошки в прихожей на зиму. Только, сдается, одного мешка им и на месяц не хватит.
Идти домой и слушать нотации, а то и ругань, не хотелось. Но выбора не было. Иван поднялся, оттолкнул ногой пустую бутылку и увидел направлявшегося к нему крепкого мужчину. Не то чтобы он испугался, однако стало немного не по себе. Кому и зачем он мог понадобиться? А шел мужик в кожанке явно к нему – больше не к кому. Судя по уверенной походке, бандит или милиционер. Последнее вероятнее. Сейчас поймает его, повесит какое-то дело – и привет.
Иван прикинул, успеет ли перемахнуть через низенький заборчик, скрыться в темном дворе. Но тогда, если милиционер догонит, вообще не оправдаться. Убегаешь – значит, виноват.
– Эй, парень, подожди!
Похоже, мужчина издалека уловил настороженность и неуверенность Ивана – вот и позвал. В голосе угрозы не было, скорее заинтересованность и доброжелательность, даже какая-то мягкость.
– Чего? – не слишком вежливо ответил Иван.
– Дело есть.
– Какое?
– Работа нужна?
Иван насторожился. Тема известная – предложит огород вскопать или там забор покрасить, а потом по голове, и закопает на этом огороде – если псих. Или паспорт отберет, усыпит и на органы продаст. Глупо взрослому парню в такие ужасы верить? Может быть, и глупо, только у кого еще органы донорские брать, как не у здоровых парней? Прикинуться добрым не так сложно, а спрос на здоровые почки, как говорят, немаленький…
Но, скорее всего, мужик – самый настоящий бандит. Сейчас предложит постоять на стреме, пока сам ограбит магазин. А если что, сдаст ментам. Или воткнет перо в бок, чтобы не делиться и не оставлять свидетеля.
Иван сам удивился, сколько разных страшилок промелькнуло перед глазами за доли секунды. Одно ясно – ждать добра от незнакомца, встреченного на заднем дворе детского сада ночью, не стоит.
– Что за работа? – словно нехотя протянул Иван. Голос предательски дрогнул.
– Хорошая. Точнее, не то чтобы очень хорошая, но высокооплачиваемая. Не работа – просто сказка.
– Ага. Ясно. А желающих нет?
– Есть желающие. Но ты, Иван, нам подходишь.
Шпион, что ли? Откуда он знает имя? Иван вздрогнул и судорожно попытался припомнить известные ему военные секреты. По всему выходило, что разведкам вражеских государств он полезным быть не может. Но этот тип специально его искал, теперь точно ясно. И нашел!
– Чем же я вам подхожу?
– У тебя есть необходимый уровень знаний и обязательность.
– А вы откуда знаете?
– Наводили справки.
– Ясно.
На самом деле, ясно ничего не было. В добрых волшебников Иван уже не верил. И в то, что он кому-то сильно нужен, тоже. А такой вот дядя, который посреди улицы предлагает работу, выглядел очень подозрительно. Но верить всегда так хочется…
– Да что мы здесь важные дела обсуждаем? Давай в кафе зайдем, – предложил мужчина.
– Может, лучше здесь?
– Ты знаешь, холодно. Да и в нашей компании есть правило вести переговоры в помещении.
– Ну, если в правилах… Только у меня денег нет.
– Не беспокойся.
– Ладно. А как вас зовут?
– Павел Алексеевич.
– И какую фирму вы представляете?
– Я всё расскажу за чашкой кофе. Тебе нужно согреться, да и в ногах правды нет – так ведь говорят?
Иван послушно пошел за Павлом Алексеевичем, давая себе зарок не пить спиртного и внимательно следить за руками потенциального работодателя – чтобы не подсыпал чего-нибудь в кофе. Только зачем ему такие кружные пути? Мог бы и здесь бутылку пива со снотворным предложить. Подальше от посторонних глаз. Неужели и правда серьезный человек?
Кафе сияло загадочными зелеными огнями. Друзья говорили, что тут всё дорого, а внутрь Иван никогда и не заходил. Мажорское заведение, нечего деньги тратить – даже если они и есть.
Павел Алексеевич по-хозяйски оглядел полупустой зал, прошел к столику у окна, присел. Иван робко устроился напротив, еще раз взглянул на лицо нового знакомого. На бандита совсем не похож. Шрамов нет, нос не сломан, выбрит гладко. И загорелый. Это в конце ноября… Наверное, был где-то за границей, на юге. Или в солярий ходит? Странно, странно…
Неслышно подошедший официант положил перед посетителями большие кожаные папки с меню.
– Ты хочешь чего-нибудь съесть? – спросил Павел Алексеевич, когда официант отошел и не мог их услышать.
– Нет, спасибо, – гордо ответил Иван, хотя в животе бурчало. Пачка семечек да бутылка пива – не слишком богатый ужин, особенно когда обед тоже был условным. Но одно дело – кофе, а другое – наедаться за чужой счет.
– Отлично, отлично, – непонятно зачем пробормотал мужчина, вновь подзывая официанта. – Два кофе, два апельсиновых сока и пирожных.
– Каких?
– Да разных, на ваш выбор, десяток.
У Ивана округлились глаза. Десяток? Зачем же столько? Цены на пирожные он краем глаза заметил, когда проходил мимо стеклянной витрины. Каждое пирожное стоило как три бутылки приличного пива. Пирожных по такой цене Иван еще не пробовал.
Сок официант принес практически сразу. Спустя минуту – блюдо с пирожными. Было их не десять, а двенадцать, но Павла Алексеевича это ничуть не смутило, он одобрительно улыбнулся официанту и попросил:
– Еще два бутерброда с ветчиной. Горячих.
– Через пять минут будут готовы. Пить что закажете?
– А вот пить мы не станем, – спокойно и веско заявил Павел Алексеевич. – У нас деловая встреча.
После этого Иван и правда как-то поверил, что его новый знакомый – человек серьезный. Хотел бы он обмануть, непременно предложил бы водки или хотя бы по пятьдесят граммов коньяку.
– Итак, как ты уже понял, я представляю рекрутинговую компанию, или, говоря по-русски, агентство по найму, – заявил Павел Алексеевич, пододвигая Ивану стакан сока и пригубив свой. – Старший вербовщик, уполномочен вести переговоры непосредственно от лица заказчика. Критерии отбора у нас очень жесткие, работа – простая и в чем-то даже примитивная. Но она дает массу преимуществ. Трудиться придется далеко от дома, в отпуск домой уехать не удастся. Ты заработаешь весьма приличную сумму, которую сможешь забрать из банка по возвращении. Никаких вещей, которые ты получишь на месте работы, тебе привезти сюда не разрешат.
– Работа с заразными больными? – спросил Иван. – Или там, где высокая радиация?
– Нет, почему ты так решил?
– Ну, если все вещи придется там оставить…
– У тебя не будет личных вещей. Это одно из условий контракта. Ты будешь пользоваться служебной униформой, служебной техникой, служебной посудой. И недостатка ни в чем не ощутишь, гарантирую.
– Всё казенное? Как в армии…
– Гораздо лучше. Я еще не перечислил основных преимуществ контракта. Попробуй бутерброд. Выглядит аппетитно, не правда ли?
Иван вгрызся в горячий бутерброд. Ничего вкуснее он, наверное, в жизни не ел. И хлеб, и ветчина просто таяли во рту.
– А вы что же? – спросил Иван, расправившись с угощением.
– Я вегетарианец, ветчину не ем. Бутерброды для тебя. А вот слойку с джемом непременно попробую. Кстати, и кофе принесли.
Кофе пах чрезвычайно аппетитно. Обстановка вокруг казалась Ивану всё более притягательной и даже посетители выглядели не зажравшимися буржуа, а вполне приличными людьми. Может быть, художниками или поэтами, а может, популярными музыкантами. Тихая музыка завораживала.
– Так что мне придется делать? – спросил Иван.
– Убирать мусор, – ответил Павел Алексеевич. – Выполнять несложные ремонтно-строительные работы. Если у тебя обнаружатся склонности и способности, тебе могут доверить ухаживать за садом или даже работать на рыбоводческом комплексе – там зарплата выше. Но этого я не обещаю – пока что мы предлагаем тебе должность рабочего по благоустройству территории. Работы много, трудиться придется десять часов в день шесть дней в неделю. График выходных скользящий.
– Ясно. А платят сколько?
– Десять тысяч в месяц, – объявил Павел Алексеевич.
– Рублей?
– Не долларов же?
– Ну да. Тогда я не понимаю, в чем соль. Дворником в жилищное управление на шесть тысяч я и сейчас устроиться могу – меня мать заставляет хотя бы туда пойти, зиму переждать.
– И почему не идешь?
– Да там только таджики работают. Не престижно совсем. И платят мало. Зато в жилконторе работа с восьми до пяти и два выходных. Тот же мусор за те же деньги, не уезжая из дома.
– Вот именно! – почему-то обрадовался вербовщик. – Не уезжая! А разве тебе не хочется посмотреть мир?
– А вы меня в Америку приглашаете? – спросил Иван. – Так загранпаспорта нет, и английского языка я не знаю.
– Проблема с языком решаема, распоряжения начальства ты без труда поймешь даже с базовым уровнем подготовки. Что касается документов – это наша проблема. Доставка – тоже наша проблема, за билеты платить не придется. Также мы даем аванс. Всё абсолютно законно. Не переживай, в рабство тебя не заберут. Всё чисто и честно.
– Так что, правда – Америка? – У Ивана перехватило дух.
– Бразилия или Аргентина. Может быть – Австралия.
– Ничего себе…
– Ты самого главного не слышал. Питание оплачивается работодателем. Шведский стол в любом кафе, имеющем договор с нашей организацией, а таких кафе едва ли не половина в мире. По вечерам разрешен алкоголь по специальным талонам, в субботу вечером – неограниченно. А пиво там гораздо вкуснее, чем здесь. И совершенно бесплатно.
– Ну, если с питанием – можно согласиться и на десять тысяч, – кивнул Иван, прикидывая, сколько он заработает «чистыми» за год. Получалось не меньше ста тысяч, даже если какие-то деньги тратить. А на сто тысяч можно машину купить, пусть и старенькую. А если поработать два года, то можно взять тачку получше, почти новую.
– Каждый год положены премиальные – в размере двух окладов, – продолжал обольщать парня Павел Алексеевич. – Если должностные обязанности выполняются безукоризненно – премия может быть удвоена.
– Хорошо.
– За прогулы, ненадлежащее выполнение обязанностей – немедленный расчет и внесение в «черный список» нашего агентства.
– Ясно.
– Ты ешь пирожные, не стесняйся.
Иван попробовал какую-то причудливую корзиночку – крем был великолепным, а засахаренные фрукты – настоящими, очень вкусными.
– Место в общежитии дадут? – жуя, спросил парень.
– Тебе будет бесплатно предоставлена отдельная комната с удобствами в жилом комплексе, расположенном не далее километра от океана. Если повезет – даже с видом на океан. А если не повезет – тебя могут перевести в лучшее помещение за хорошие успехи или когда ты наработаешь какой-то стаж и зарекомендуешь себя.
– Вот буржуи дают, – хмыкнул Иван. – Отдельная комната! С видом на море! Да это же просто сказка!
– Именно. Мы делаем очень хорошее предложение. Отличным питанием и жильем льготы не ограничиваются. Каждый заключивший контракт получает в пользование полный комплект бытовой техники: телевизор во всю стену со стереозвуком и двумястами спутниковыми каналами, в том числе и на русском языке; компьютер, подключенный к сети, с безлимитным трафиком; мобильный телефон; единый проездной билет – по нему можно путешествовать в выходные дни, причем на расстояние до тысячи километров. Вещи вы сможете стирать в общей прачечной, по бесплатным талонам.
