Евгений Лукин
Эпидемия
Антон не ужаснулся лишь потому, что давно уже был в ужасе. Не дожидаясь трагического исхода, кинулся он к своему другу Голокосту (не столько за помощью, сколько за советом), и Ефим предложил рискнуть. Вообще-то добровольцев ему хватало, но все они хотели в прошлое, а устройство, сконструированное самородком, предназначалось исключительно для проникновения в будущее. Твори Голокост в предыдущую эпоху, отбоя бы не было от желающих, ибо кто из советских граждан отказался бы жить при коммунизме! Но в наши дни, когда существование с каждым днем становится все проблематичнее, надо быть последним дураком, чтобы не сообразить, в какое мы будущее катимся.
Возможно, именно поэтому фамилия великого изобретателя так и не попала на скрижали истории: на фиг кому нужна подобная машина времени? Разве что какой-нибудь дамочке, готовой на все, лишь бы оказаться моложе злейших своих подруг. Или, скажем, Антону Треплеву, которому уже было без разницы, куда бежать.
Глава 2
Три Тихона
Вскоре вернулся дозаправившийся вертолет, но беглецы затаились, и пилот принялся мотаться над округой, глуша наудачу то одну рощу, то другую. Каждый раз, когда он зависал над их дубравой, обоим приходилось повышать голос, почти кричать.
– Так что за бомбежка?.. Кто бомбит?..
– Можно подумать, вы в самом деле из прошлого!..
– В самом деле!..
Наконец вертолет свалил достаточно далеко. Между стволами гуляли заплутавшие отголоски, гул оседал, как пыль. Глаза Громовицы стали еще тревожнее. Казалось, внезапного своего спутника девушка боится чуть ли не больше, чем атаки с воздуха. Явно же невменяемый…
Может, оно и к лучшему – всю правду с перепугу выложит.
– Треплев-то тут при чем?.. – допытывался Антон.
– До Треплева… – словно бы оправдываясь, объяснила она, – никто ничего не замечал… а после его теракта… все стало ясно…
Спиной девушка старалась к нему не поворачиваться, поэтому две даты на ее груди по-прежнему лезли в глаза. И почему между ними тире? Двадцатилетний юбилей собрались отмечать?
– Ясно?.. Что ясно?
– Что отшибленных уже большинство!
– Отшибленных?.. – беспомощно повторил он.
– Ну, понимаете, они могут жить лишь при определенном количестве децибелов… А тут этот теракт! Ну они и врубили в знак протеста аппаратуру на полную громкость…
– И?!
– И с тех пор не вырубали. В городах жить стало невозможно…
– Кому?
– Нам! Тихушникам!
– Тихушникам?.. А! Понимаю… Позвольте!.. А где же вы тогда живете?
– В резервации.
– Это резервация?!
Не спуская друг с друга глаз, кое-как выбрались на опушку. В отдалении что-то по-прежнему погромыхивало, но еле слышно.
– Нет, – сказала Громовица. – Если бы он влетел так в резервацию, мы бы на него в суд подали.
– Так это частный был вертолет?
– Конечно!
– Ну, положим, подали… И что было бы?
– Конфисковали бы… штрафанули…
– А! Значит, государство все-таки защищает?
– Да уж как оно там защищает…
* * *
На вечереющем западе взгромоздились лилово-розовые облака, ночь, готовясь к наступлению, накапливала в рощицах тьму. Вроде бы Громовица малость поуспокоилась. Пожалуй, непосредственной опасности дядечка все-таки не представлял, хотя эти его странные вопросы…
– А как же сами власти? Им же законы обсуждать, решения принимать… Для этого же тишина нужна!
– Может, вам учебник дать? – прямо спросила Громовица.
– Дайте!
Она полезла в задний карман шорт, где можно было хранить ну разве что кредитную карточку, но уж никак не книгу, однако извлечь ничего не успела, потому что в этот самый миг на них напали.
Треплева атаковали двое, Громовице хватило одного. Возникший ниоткуда парень в пятнистых бермудах и такой же майке поймал и зафиксировал уже заведенную за спину руку девушки, после чего сорвал с пояса Громовицы плеер. Собственных противников Антон не видел, поскольку был застигнут врасплох с тыла. Его крепко взяли за локти, выхватили гаджет, пригнули к земле. Чей-то бесцеремонный палец сунулся в одно ухо, в другое… Треплев попытался оказать сопротивление, и следует признать, что это ему удалось: все трое, не устояв на ногах, покатились по выгоревшему августовскому былью.
– Придурок!.. – визжала Громовица. – Пусти!..
Их отпустили. Похоже, нападавшие сами были несколько ошарашены.
– Да это ж Громка… – растерянно сказал один. – Из нашей резервации…
– А у этого вообще ничего… – не менее растерянно сообщил другой.
Антон Треплев сидел на земле и ошалело разглядывал троицу юных (как выяснилось) супостатов. Все примерно одного возраста, все примерно одинаково одеты, на пузе у каждого красуется один и тот же портрет. Присмотревшись, Антон узнал в изображенном себя.
– Ну круто!.. – не спуская глаз с Треплева, вымолвил тот, что отобрал плеер у Громовицы. – Слышь, мужик… Дорого стоило?
– Что именно? – сердито спросил Антон, поднимаясь с земли и отряхивая задницу.
– Ну… пластическая операция… Класс! Глянь, Тиш: ни шрамика!
– Швов не видать, – ревниво посопев, согласился коренастый Тиш. – А нос не похож…
Сверились с портретом на пузе соседа и снова уставились на незнакомца.
– Ну а чего ты хочешь? Чтобы вообще один в один?..
– Может, представимся для начала? – прервал их тот, кого разглядывали. – Меня, например, зовут Антон.
– Во дает! – поразился один из троицы. – Слышь, дяденька! Может, ты еще и Треплев, например?
– Например! – с вызовом отвечал ему Антон. – А вот вас, молодые люди, как величать прикажете? Тиш, насколько я понимаю, Тихон… А ты?
Спрошенный помялся, вздохнул.
– Тоже Тихон, – раскололся он.
– Тихон, – не дожидаясь вопроса, буркнул третий.
– Три Тихона?!
– Ну а что? Самое частое имя в резервациях…
– Потому что тихое?
– Ага…
– Как же вы между собой-то? Первый, второй, третий?
– А погремухи на что? – с достоинством возразили Антону. – Я – Тихуша, он – Тихоня, а вот он – Тишина… Можно просто Тиш.
Треплев еще раз оглядел представившихся. Погремухи им, следует признать, прицеплены были весьма удачно: хитроватый Тихуша, простоватый Тихоня… Озадачивал лишь Тишина.
– Почему Тишина?
– А даст в лоб разок, – охотно пояснили в ответ, – и тишина…
Ну вот теперь все понятно.
– Погодите! – спохватился Антон. – А Громовица? Что-то не слишком тихое имя…
– Родители так назвали, – нехотя призналась та. – Отшибленные они у меня. Я от них в резервацию сбежала…
Ишь ты! Вон у них тут, оказывается, какие страсти кипят! Чистый Шекспир.
– Ты, дяденька, от разговора-то не уходи… – хмуро посоветовал коренастый Тиш. – Фамилия твоя как?
– Говорит, Треплев, – негромко сообщила Громовица.
– Ничего себе! – восхитился Тихуша. – Вообще-то за такое отвечают… – Оглянулся на сообщников, ища у них поддержки, и, найдя, возмущенно продолжал: – Да я, чтоб эту майку заслужить (звучный удар кулаком по матерчатой физиономии Антона Треплева), в городе четыре динамика разбил, еле ушел… А Тихоня?! Да для него за периметр выйти – подвиг! Он – клинический! Он сознание под бомбежкой теряет!.. А ты что сделал? Чем ты знаменит вообще, чтобы с такой мордой шастать?..
– Чем знаменит?.. – Голос стал жестяным, даже задребезжал малость. Страха перед тремя подростками Антон не испытывал, а накопившееся нервное напряжение требовало разрядки. – Знаменит я, Тихуша, тем, что имя мое – Антон, фамилия – Треплев! Чем еще? Тем, что это моя собственная морда и никакой пластической операции я не делал! Может, тебе паспорт показать? На, гляди!..
Он и сам понимал, что ведет себя предельно глупо, но справиться с собой не мог. Притихнуть бы, осмотреться, а не документы предъявлять! Кстати, выхваченная из кармана книжица в пластиковой гербленой обложке произвела впечатление еще до того, как была раскрыта.
– Ой… – сказал Тихоня. – Правда, паспорт…
Видимо, личность теперь удостоверяли каким-то другим способом, и надо думать, с недавних пор, поскольку о паспортах забыть не успели.
– Покажь… – выдохнул Тихуша.
Антон раскрыл паспорт на главной страничке.
Три юные физии подсунулись поближе, затем отшатнулись и стали жестоки. Если раньше таинственного незнакомца можно было уподобить уголовнику, не способному отчитаться по всем своим наколкам, то теперь он открыто напрашивался на обвинение в кощунстве. Паспорт… Подумаешь, паспорт! Если рыло себе новое смог заказать, то уж паспорт-то…
– Дядя, ты кто?
В голосе Тиша звучала угроза, и Антон поспешил спрятать документ, освободив таким образом руки – глядишь, понадобятся вот-вот.
– Антон Треплев, – произнес он как можно более спокойно.
– Может, псих? – жалобно молвил Тихоня и снова повернулся к испытуемому. – Ну ты хоть бы головой своей, дядя, подумал! Сколько лет Антону Треплеву?
– Мне? Сорок один!
– Да? А как же мы на той неделе твое шестидесятилетие отметили? Всю могилу цветами забросали…
– Могилу?! Какую могилу?..
Тихуша почему-то растерялся.
– Н-ну… не ту с обелиском… а в третьей резервации…
– Ни хрена себе! – вырвалось у Антона. – А сколько вообще могил?
– Девять, – сказал Тиш – и вдруг заржал.
Глядя на него, захихикали и остальные.
– Восемь, – ухмыляясь, поправил Тихоня. – Девятую признали поддельной…
* * *
И тут шандарахнуло. Да как!.. Пульсирующий грохот не просто ударил по перепонкам – он обжал голову, плечи, бедра, отдался дрожью в паху, стал почти осязаем.
– Облава!.. – отчаянно выкрикнула Громовица. Антон скорее прочел это по губам, нежели расслышал.
Подлесок зашевелился, из листвы проступили многочисленные камуфляжные прикиды, сноровисто рассыпались цепью и пошли на захваченных врасплох тихушников. В руках наступающих имелись динамики, а у некоторых – толстые короткие трубы. Акустические пушки, надо полагать.
Странно. Если отшибленные, по словам Громовицы, с трудом переносят тишину и жизнеспособны лишь при определенном количестве децибелов, то каким же образом они смогли столько времени усидеть в рощице, не подавая признаков жизни?
Впрочем, удивляться было некогда. Побледневший Тихоня закатил глаза и начал оседать наземь. К нему кинулись, подхватили под руки, но тот, кажется, был без сознания. Треплев отнял у подростков обмякшее тело, вскинул на плечо (благо вес, по боксерским меркам, наилегчайший) – и тихушники пустились наутек.
Преследователи шага не ускорили, продолжая неспешно оттеснять беглецов в сторону города. Отсекают от резервации, сообразил Антон.
– К оврагу!.. – еле слышно вопил Тихуша. – Быстрей!..
Но в овраге, как выяснилось, их ждала еще одна засада, правда малочисленная. Трое камуфлированных сопляков в черных балаклавах выскочили навстречу и навели в упор раструбы акустических пушек. Звук был такой мощи, что чуть с ног не сшибло.
И Треплевым овладело бешенство. Сбросив Тихоню на руки Тихуше, кинулся он к наглецам, кстати, мгновенно сообразившим, как себя в данном случае вести: выронили трубы и метнулись кто куда. Больно уж грозен был злобно ощеренный дядечка.
Обернулся. Тихоня по-прежнему пребывал в обмороке, да и остальные выглядели неважно. Одна Громовица смотрелась получше других.
– Куда теперь? – крикнул он ей.
Та махнула гаджетом в сторону оврага. Хватаясь за кусты, сверзились на дно ложбины и очутились в дебрях. Вдобавок с каждой минутой делалось все темнее, единственная тропинка петляла, норовя раствориться в сумерках. Вой и улюлюканье динамиков если и притихли, то самую малость. Впрочем, Тихоне этого оказалось достаточно – слава богу, начал приходить в себя. Его уже вели, а не тащили.
Затем стежка раздвоилась, и преследуемые устремились вправо по тесному овражному ответвлению. Вот теперь действительно стало тише. Сквозь долбеж проступили голоса.
– Ты мне лучше вот что, Тихоня, скажи… Ты почему такой тяжелый, когда отрубишься?..
– Да нарочно прикидывается… чтоб несли его…
Тихоня жалобно улыбался в ответ.
– Может, нам лучше спрятаться где-нибудь? – предложил Антон.
Спутники решительно замотали головами.
– Найдут, – сказала Громовица.
– В темноте-то?
– У них наверняка очки с собой инфракрасные… Да нам тут немного осталось – метров двести…
Метров двести – до чего? Насколько мог судить Антон Треплев, от ближайшей резервации они были отрезаны и двигались прямиком в направлении города. К черту в пасть. Тем не менее от дальнейших вопросов он решил воздержаться – просто последовал за коренастым Тишем, возглавившим их маленький отряд.
Добравшись до конца бокового овражка, вылезли наверх. Стало светлее и громче. Преследователи, надо полагать, остановились на том краю ложбины и прикидывали теперь, как поступить дальше.
– А хорошо ты их, дядечка, пуганул! – уважительно заметил Тиш.
– Можешь звать меня просто Антоном, – буркнул Треплев. – Племянничек…
Тиш фыркнул – не то с сомнением, не то с досадой.
Глава 3
Теракт
Через некоторое время померещилось, будто навстречу им движется другая цепь загонщиков – пока еще невидимая, но столь же громкая. Взяли в кольцо? Однако юные лица спутников, если не обманывал вечерний полусвет, испуга не выразили. Ладно, будем считать, что ничего страшного.
Стена выросла из сумерек внезапно – возникла ниоткуда и затмила полнеба. Судя по всему, она-то и отражала звуки, создавая иллюзию встречной толпы. Двадцать лет назад подобными жестяными экранами отгораживались от особо шумных шоссе.
Треплев тронул металлическую облицовку. Прогибается. И как прикажете одолевать такое препятствие? Обогнуть? Стена была высока, и такое впечатление, что бесконечна в обе стороны. Перелезть? Проломить?..
Пока он так размышлял, Тихуша припал к темной жестяной поверхности, с чем-то там поколдовал и вскоре отомкнул узкую, в рост человека дверцу, через которую они и проникли один за другим на ту сторону, после чего калитка тут же была заперта.
Пульсирующий грохот остался за стеной. Сверху, правда, что-то еще раздавалось. Слух восстановился не сразу, и какое-то время они продолжали говорить на повышенных тонах.
– Где мы? – крикнул Антон.
– На даче, – ответили ему.
Ничего себе дача! Впереди тонула в полумраке обширная равнина, способная вместить целый дачный поселок, и лишь вдалеке гнездились прозрачные желтоватые огоньки – вероятно, окошки.
– Между прочим, незаконное проникновение на частную территорию, – холодно произнесла Громовица. – Ключ откуда?
– На принтере скопировал, – беспечно отозвался Тихуша. – Так и так проникать…
– Но, я надеюсь, вы же не собираетесь прямо сейчас…
– Почему бы и нет, если случай представился?
– Ненормальные! – выпалила она и замолчала.
Они отдалились от стены шагов на двадцать, не больше, когда долбеж начал и впрямь утихать. Загонщики глушили динамики.
– Все… – выдохнул вконец измочаленный Тихоня. – Ушли в режим погружения…
Он был счастлив.
– Кто ушел? – не понял Антон.
– Ну не мы же! Они…
– А… режим погружения – куда?
– Ты, дяденька, в лесу, что ли, рос?
– В лесу! – яростно подтвердил дяденька.
– Н-ну… – смешался Тихоня. – Под стеной динамики врубать нельзя… перешли на плееры. Уши заткнул, громкость на полную – и вперед…
Вот и объяснилось, каким способом отшибленным удалось подобраться к ним беззвучно. Мог бы, кстати, и сам догадаться.
– То есть плееры у них – вроде аквалангов?
– Ну да…
Треплев посмотрел на Громовицу. Сумрак еще не загустел – и затычки в ушах девушки были вполне различимы. В правой руке – гаджет.
– А вам-то, Громовица, вся эта механика зачем? Вы что, отшибленной хотели прикинуться?
– Хотела! – с упреком бросила она. – И если б не вы, была бы уже сейчас в резервации…
– Извините… – пробормотал пристыженный Антон, и какое-то время они молча шли сквозь ласковую вечернюю тишь. Огоньки впереди утратили прозрачность, налились желтизной.
– Так чего им от вас было надо? Просто оглушить?
– Кому просто… – огрызнулся полностью пришедший в себя Тихоня. – А кому не очень…
– К властям они какое-нибудь отношение имеют?
– Никакого… Ушлепки.
Из мрака помаленьку пролеплялся особняк. Весьма примечательное строение: бревенчатое, трехэтажное, явно стилизованное под Древнюю Русь. Крыша набрана из дубовых скругленных с внешнего конца дощечек. Или даже не крыша, а крыши, выбегающие одна из-под другой подобно шляпкам опят.
– Это кто ж здесь живет?
– Враг человечества номер один, – проскрипел Тиш.
– Номер два, – с невидимой в полутьме ухмылкой поправил его Тихуша. – Номер один – губернатор…
– А Президент?
– Ну… Президент… Президент далеко. Президент в столице…
Происходящее все меньше и меньше нравилось Антону Треплеву. Да уж не террористический ли акт замышляют его юные спутники? Враг человечества номер один… Кто бы это мог быть? Глава отшибленных? Тогда почему в его владениях так тихо?
* * *
Стена растворилась во тьме, особняк был шагах в тридцати.
– Громк… – позвал Тихуша, – а у тебя динамик твой настоящий? Или так, корпус один?
– Даже не вздумай! – предостерегла она. – За периметр потом не выпустят!
– Фигня! Первый раз, что ли?
– Это вам, малолеткам, фигня! А я работы в городе лишусь!
– Если мне кто-нибудь объяснит, что происходит, – процедил Антон, оглядывая бревенчатые хоромы, – буду весьма признателен…
Подсвеченный со всех сторон шедевр деревянного зодчества на первый взгляд был необитаем. В одном лишь оконце второго этажа бились и трепетали радужные блики, словно кто-то там внутри смотрел телевизор. И нигде ни единой видеокамеры слежения. Хотя за двадцать лет охранная аппаратура могла съежиться до микроскопических размеров.
– Неприятностей ищут… на свою задницу! – с отвращением ответила Громовица. – И на мою тоже…
– Так кто здесь все-таки живет? – не отставал Антон.
– Композитор… – Чувствовалось, что, произнося это слово, Тиш презрительно скривил рот. – Думаешь, чьими нас сейчас хитами глушили?
Хитами? Треплев припомнил недавнее уханье-громыханье. Честно сказать, музыки он там не услышал. Ритм, может, и присутствовал, а вот мелодия как-то не улавливалась…
– И какую же гадость вы собираетесь ему подстроить? Бомбу подложить?
– Ага! – бодро подтвердил Тихуша. – Акустическую.
И вновь указал на гаджет в руках Громовицы.
– Стоп! – скомандовал Треплев, хотя все и так давно стояли, словно бы не решаясь приблизиться к дому вплотную. – Правильно ли я вас понял? Отшибленные боятся шуметь под стеной, чтобы не потревожить покой этого вашего… композитора…
– Нашего! – всхохотнул Тихоня. – Ну ты сказанул…
– …а вы, тихушники, – продолжал Антон, пропустив реплику мимо ушей, – хотите, значит, этот его покой нарушить?
– Ну!
– Скажем, подложить под дверь врубленный динамик?
– Под дверь? – Тиш опасно усмехнулся. Скинул с плеч рюкзачок и достал моток широкого скотча. – Да нет, зачем под дверь? Под дверь – тихо… Прям в кабинет! На всю ночь!
– А выключит?
– Обездвижим.
– А сигнализация?
– А нет сигнализации!
Антон открыл было рот, однако сказать ничего не успел – услышал вскрик Громовицы. Обернулся. Оказалось, Тихуша улучил момент и выхватил из рук девушки злополучный гаджет. Та кинулась отнимать, но дорогу ей отважно заступил субтильный Тихоня. Похититель же, отбежав на десяток шагов, вскрывал устройство.
– Э! – сурово одернул Треплев. – Молодежь! Вы как с дамой обращаетесь?
Тихуша захлопнул крышку и вскинул сияющее мурло.
– Работает! – заверил он. – Порядок!
* * *
С композитором молодые люди, следует признать, справились вполне профессионально – не то что давеча с Антоном Треплевым. Враг человечества номер два даже не успел вскочить со стула. Оставалось лишь зафиксировать жертве конечности с помощью скотча и залепить рот.
Разумеется, старшие товарищи пытались помешать юным террористам, но те оказались куда проворнее. Когда Антон с Громовицей, взбежав на второй этаж, ворвались в кабинет, все уже было кончено.
А сигнализация, кстати, так и не включилась. Возможно, взаправду отсутствовала.
– Идиоты… – прошипела Громовица и в бессильном отчаянии оперлась плечом о косяк.
Озадаченно помаргивая, примотанный к стулу композитор крутил крупной лысеющей головой. Особо испуганным он не выглядел, чего, кстати, никак не скажешь о юных диверсантах. Похоже, ребята сами ошалели от собственной дерзости и удачливости.
Когда-то был у Антона Треплева котенок. Звали его Лап. Выпущенный однажды во двор, кинулся он в плотную стаю голубей и, к изумлению своему и восторгу, действительно поймал одного. Поймать-то поймал, а что с ним делать дальше? Но пока Лап соображал, голубь (солидная крупная птица) стукнул наглеца сгибом крыла по носу и, освободившись от слабеньких объятий, с достоинством улетел.
Так вот выражение, оттиснувшееся на лицах трех Тихонов, живо напомнило Треплеву тогдашнюю очумелость кошачьей мордашки.
Комната была погружена в полумрак, тлел один ночник да помигивал огоньками музыкальный центр, издававший тихое подобие той какофонии, с помощью которой отшибленные совсем еще недавно гоняли пятерых тихушников по всей окрестности. Приглушенный долбеж был беспомощен, как взятый в наручники бандит.
Видимо, не только избыток средств побудил композитора отхватить столь огромную территорию под дачный участок. Бытовала в старину такая мера длины – переклик. Иными словами, расстояние, одолеваемое человеческим воплем. Так вот, надо полагать, радиус владений составлял переклика полтора.
А с другой стороны, как иначе? Сочинять лучше в тишине – даже если сочиняешь что-либо оглушительное.
– На фиг ты ему рот залепил? – буркнул Тиш, пытаясь хотя бы командирским тоном вернуть себе уверенность.
– Чтоб молчал… – робко отозвался Тихоня.
– А кто услышит?
Клейкую ленту, коей были опечатаны уста композитора, оторвали, но возвращенным ему даром речи тот воспользовался не сразу. Еще раз оглядел с интересом незваных гостей, пожевал губами и внятно произнес:
– Ну-ну…
Помолчал и добавил:
– Может, лучше чаек поставим?
Зря он это добавил. Предложение принято было кое-кем за издевательство, каковым, возможно, и являлось.
– Чаек? – взвился Тихоня. – Будет тебе чаек!
Вопреки общепринятому мнению, чем трусливее человек, тем беспримернее его отвага, поскольку в критические моменты рассудок у подобных субъектов отключается, а стало быть, жди подвига. Тихоня наверняка был трусоват и, как следствие, чрезвычайно опасен. Выхватив у Тихуши динамик, он неистово предъявил его обездвиженному.
– И что? – с любопытством осведомился тот.
– А вот что… – страшным предсмертным шепотом ответил ему Тихоня – и нажал клавишу.
Это в замкнутом-то пространстве! Нет чтобы поставить устройство на таймер, а самим быстренько покинуть место преступления… Казалось, мир лопнул по швам. Содрогнулся огонек ночника, мигнули диодики на ящиках музыкального центра. Композитор – и тот поморщился. Террорист же выронил динамик и медленно в три приема опал на ковер. Как застреленный.
