Катя открыла глаза и огляделась. Она лежала на кровати в помещении, очень похожем на больничную палату, рассчитанную на двух человек. Вторая кровать пустовала. Катя приподнялась и откинула одеяло. Она была одета в белую пижаму. У кровати стояли белые тапочки. Она сунула босые ноги в тапки, встала и осмотрелась.
В палату вошла медсестра.
– Ой, вы уже проснулись. Я сейчас позову вашего отца.
– А где я? – спросила Катя.
– Вы в больнице. Только не волнуйтесь, с вами все хорошо. Сейчас я позову вашего отца и врача. Пожалуйста, никуда не уходите.
– Мне нужно в туалет, – сказала Катя.
– Туалет есть в палате, вон та дверь, – медсестра указала на дверь за ширмой.
Катя обнаружила, что в туалете не было зеркала, как-то это совсем странно. А уже через минуту Катя выскочила из туалета как ошпаренная и бросилась к двери.
В этот момент вошел отец со словами:
– Ты проснулась, моя звездочка? А то я смотрю, что…
Катя упала в его объятия, не дав ему договорить.
– Папа! Папа! Что происходит?
– Доча, я сейчас все объясню, давай присядем.
– Почему я в больнице, папа? И что со мной? Я как будто…
Она отшатнулась и уставилась на него.
– Ты выглядишь… постаревшим и каким-то… маленьким. И у тебя седые волосы, – Катя потянулась к его волосам. – И уставшие глаза.
Он нежно приобнял ее.
– Давай присядем, милая, – сказал он. – Я сейчас все расскажу.
За его спиной появился врач в белом халате.
– Доброе утро, Екатерина, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?
– Не очень, – ответила она, совершенно растерянная.
Они подошли к ее постели, папа сел на стул, доктор взял стул у соседней койки и тоже присел, но не так близко, как отец.
– Что случилось? Почему я тут? – спросила Катя.
– Дело в том, – сказал папа, – что… что…
Он почесывал затылок и покусывал губы.
– В общем, ты попала в автокатастрофу, и у тебя… у тебя нарушение…
– Я попала куда?
– Происшествие на дороге.
– Прои… Почему я не помню? И почему, почему мои руки и ноги целы? – она посмотрела на руки, которые казались ей чужими – они были слишком взрослыми для нее. Будто ей пришили руки ее собственной мамы. Не могут у девочки быть такие руки…
Отец посмотрел на врача.
– У вас амнезия, – сказал врач. – Вы не помните автокатастрофы и последствий и не помните, как вас лечили. Поэтому вы в больнице под нашим наблюдением. Мы проводим тесты, анализы, пытаемся вернуть вам память.
– И сколько я уже тут? – Катя посмотрела сначала на врача, потом на отца.
Папа набрал воздуха в легкие и сказал:
– Около года.
У Кати брови подскочили вверх. Ей как будто залепили пощечину. Она открыла рот, но смогла только выдавить шипящий звук.
Отец взял ее за руку.
– Мне очень жаль, милая.
– Что? – медленно выговорила Катя. – Целый год? – она говорила очень тихо, ее глаза бегали по полу, будто пытались найти там какие-то ответы. – Боже мой! Господи! Так что я… я… пропустила целый год в школе? А как же мне теперь догонять? А как же мои друзья?
– Милая моя, я с тобой. Я тебя не брошу, вместе мы справимся, – сказал отец.
Он сел к ней на кровать и обнял ее.
– Я что… Просто лежала тут целый год? И… И теперь мне надо учиться с младшими? Как будто двоечница какая-то?
– Ну… – протянул отец. – Все не совсем так.
Катя посмотрела отцу в глаза.
Тот отвел взгляд.
– Мне жаль тебе такое сообщать, но тебе было 27 лет, когда ты попала в автокатастрофу…
У нее открылся рот, и она буквально не могла закрыть его обратно, ей не хватало воздуха.
– Не может быть, – прошептала она.
Папа кивнул и поджал губы.
– А… А….
Катя сама не знала, что хотела сказать. Она посмотрела сначала на свои руки, потом на ноги.
– Тут есть зеркало? – спросила она.
Папа достал из кармана маленькое зеркало, будто заранее знал, что она его попросит.
Катя посмотрела на себя, и невыразимый ужас ошпарил ее изнутри. В следующую секунду она разрыдалась и упала на кровать, лицом в подушку.
Отец погладил ее по спине.
Врач посмотрел на часы и сказал, что вернется через десять минут.
Когда Катя немного успокоилась, вернулся врач. Он будто знал, сколько нужно ей времени, чтобы проплакаться. Врач сел на стул и кивнул отцу Кати.
– Доча, звездочка моя, – сказал папа. – Мне нужно тебе еще рассказать кое-что очень неприятное.
– Что уж может быть хуже, – сказала Катя, вытирая слезы белым рукавом.
– Я бы предпочел такое не говорить, но иначе нельзя. Мы очень долго думали с Алексеем Вадимовичем и…
– А кто такой Алексей Вадимович? – спросила Катя.
– Ой, простите, пожалуйста, – сказал врач, – каждый раз забываю. Алексей Вадимович Рыбкин – это я, ваш лечащий врач.
– Катя, – сказала Катя.
– Очень приятно, – улыбнулся он.
– Так вот, – продолжил папа, – мы думали, стоит ли тебе такое рассказывать, все как есть, или лучше делать вид, что ничего серьезного не произошло. Но за год, что ты здесь, мы поняли, что так дальше продолжаться не может.
– Что не может продолжаться? – спросила Катя осторожно.
Папа сжал Катину руку и почувствовал, как она дрожит.
– Мы не можем притворяться, что все нормально. Потому что ничего не нормально, – сказал папа, и по его щеке покатилась слеза.
– Да что ненормально? – спросила Катя. – Папочка, скажи.
– Дело в том, что…
– Мама умерла? – внезапно спросила Катя и сама вздрогнула от этих слов.
Отец отрицательно помотал головой.
– Нет, с мамой все в порядке, – соврал он, помня о разговоре с врачом, когда они решили, что начинать надо с самого малого. – Мама сейчас на работе, у нее не получилось отпроситься, но она обязательно к тебе приедет, чуть позже. Тут другое дело… Просто… Пожалуйста, Алексей Вадимович, расскажите вы. Я не могу…
Губы отца дрожали. Он едва успевал глотать слезы.
– Вы попали в автокатастрофу, – сказал врач ровным голосом. – Вас привезли в больницу в коме. Когда вы очнулись, вы забыли последние несколько лет жизни. После тестов и анализов у вас диагностировали ретроградную амнезию. О похожих случаях писал Оливер Сакс. Память возвращает вас назад в одно и то же время, сколько бы лет ни прошло. Все, что было после, вы забываете.
Катя слушала все это с нарастающим ужасом. Колючий и острый холод побежал от пяток и кончиков пальцев до самого сердца.
– Последние события хранятся двадцать четыре часа, а потом стираются, и вы возвращаетесь в тот далекий день, когда вам было пятнадцать лет, вы учились в школе в десятом классе.
– И что, разве ничего нельзя сделать? – спросила Катя.
– Мы проводим тесты, энцефалограммы, сканирования. Хорошая новость в том, что у вас нет обширных повреждений мозга. Плохая в том, что мы пока не знаем, как это лечить. Описанные случаи ретроградной амнезии не дают ответов. Люди либо живут так до конца жизни, либо у них память восстанавливается сама собой. И это дает нам некоторую надежду.
Алексей Вадимович замолчал.
Катя плакала. Отец обнимал ее.
– Я оставлю вас на некоторое время, – сказал Алексей Вадимович. – Мне нужно посетить еще нескольких пациентов. Потом я вернусь.
Он вышел из палаты.
– Вот почему ты такой старенький, – сказала Катя. – А я уж испугалась, вдруг ты чем-нибудь заболел.
– Со мной все хорошо, – сказал папа. – Я не болею, просто очень за тебя переживаю.
– А мама? Как мама?
– С ней все хорошо. Она придет, и ты все у нее сама спросишь.
– Как так получилось? Как я попала в аварию?
– Ты с мужем поехала на рок-концерт. Вечером мы с тобой пообщались по телефону, а через несколько часов мне позвонили из больницы. Как мне рассказали в дорожной службе, водитель такси, на котором вы ехали, не справился с управлением и вылетел на встречку. Это было уже после концерта, судя по времени, около десяти часов вечера. Вы попали под колеса грузовика. Тебя выбросило на обочину, где тебя нашли прохожие. Ты чудом выжила. Мы с мамой сразу приехали в больницу и просидели в коридоре около реанимации всю ночь. Мне было так страшно, я очень боялся, что ты не выживешь. И мама боялась за тебя очень. Но все обошлось. По крайней мере, ты жива.
Когда отец говорил о матери, он становился подозрительно тихим и запинался.
– Папа, а я что, была замужем?
– Да, милая, – сказал он и горько улыбнулся.
– А как его звали? Мужа моего? Я его знаю? Ну, в смысле, я его знаю – да, но… я знала его раньше?
– Он вроде бы учился в параллели с тобой, Саша Бортников.
У нее дрогнуло сердце.
– Господи, – простонала Катя. – Мое сердце не выдержит.
Она снова заплакала.
– Прости, милая, я не хотел тебе это рассказывать. Но ты каждый раз меня уговариваешь… И каждый раз ты плачешь.
– И сколько раз ты уже все это мне рассказывал?
Отец пожал плечами.
– Много. Я уже сбился со счета.
– Бедненький, – сказала Катя. – И как ты все это выдерживаешь?
– Ты ведь моя доча. Моя любимая звездочка.
Она обняла его крепко-крепко, так, чтобы передать всю свою горечь, и любовь, и тоску, и нежность.
Тут вошел Алексей Вадимович.
– Ну как вы? – спросил он. – Готовы?
– К чему? – спросила Катя.
– Необходимо заполнить кое-какие тесты на эмоциональную реакцию, – сказал врач. – Это поможет нам в следующий раз более мягко преподнести вам неприятные новости. А еще… Михаил Витальевич?
– Мы кое-что придумали, – сказал папа. – Мы будем делать видеозаписи, где ты будешь рассказывать о том, что с тобой произошло.
– Нам кажется, – сказал Алексей Вадимович, – что если ты будешь слышать историю про амнезию от себя, то тебе будет проще переживать эту трагедию снова. Мы надеемся, что если ты увидишь себя говорящей об этом, то это даст тебе некий сигнал о том, что ты это уже пережила. Это не исключает сильных эмоций, которые ты будешь испытывать, но нам кажется, что это лучший выход, чем если тебе то же самое будет говорить отец.
Отец кивнул. Катя сжала его руку.
– Плюс ко всему, – сказал папа, – жизнь не заканчивается, и у тебя еще впереди много событий, которые стоит сохранить. Ты будешь хозяйка своего прошлого, ты будешь уверена, что оно действительно было, потому что услышишь это от себя. Ведь доверять словам других людей порой так сложно, даже если это твои самые близкие люди. Пусть это будет твой видеодневник, и ключик от него будет только у тебя. Ну что, попробуем?
Двадцатисемилетняя Катя сидела на стуле. Позади нее была белая стена и незашторенное окно. За окном от ветра слегка покачивалась ветка, усыпанная листьями. Девушка зажала между коленей кулаки и трясла одной ступней, будто в такт неслышной ритмичной музыке. Она волновалась. Сначала она смотрела прямо в камеру, но взгляд ее был рассеянным, потом куда-то за пределы экрана, а затем потупилась в пол. Она набрала полную грудь воздуха, подняла голову и сказала:
– Привет.
Она одной рукой помахала в экран. На лице промелькнула грустная улыбка. Под глазами она заметила мешки. Нос слегка покраснел и припух. Видно было, что Катя плакала перед съемками.
– Я – это ты, – сказала Катя с экрана. – Точнее, ты – это я. А это видеодневник, где я буду рассказывать, что со мной происходит… А происходит со мной…
Она закрыла лицо руками.
– Господи, что? Что? – шептала Катя в настоящем. – Я ничего не понимаю… Кто эта женщина в телевизоре? Неужели это… нет-нет-нет-нет, не может быть....
Катя на экране опустила руки. По щекам размазались слезы, лицо пошло красными пятнами.
– Сегодня я проснулась в палате, и я очень перепугалась, потому что…
Экран внезапно потух. И свет под потолком тоже.
Катя с шумом втянула воздух. Последние несколько секунд она смотрела в экран совершенно загипнотизированная, позабыв, что надо дышать. Но когда экран снова превратился в черный прямоугольник, ее отпустило. Она чуть не попалась на какую-то уловку, как муха, угодившая в паутину. Говорят, пауки умеют гипнотизировать жертв перед тем, как сожрать. Возможно, то же самое хотели сделать и с ней. Просто Кате повезло, что внезапно потух свет во всем доме.
Мужчина оглядывался, будто причина отключения света таилась где-то в комнате. Он подошел к выключателю, пощелкал, потом посмотрел на Катю. Она наблюдала за ним из укрытия за кроватью.
– Электричество вырубили, – сказал он и пожал плечами. – Очень не вовремя.
Катя попыталась выпрямить спину – плечи и шея затекли. Сидеть, держа в руках ракетку, которая лежала под кроватью, было жутко неудобно. Ей очень хотелось пересесть как-то поудобнее, но больше всего ей хотелось лечь на мягкую кровать и уснуть, чтобы в следующий раз проснуться в своей комнате, обклеенной плакатами любимых групп и с домиком для Барби в углу.
В прошлом году на ее одноклассницу Алену Петрову напали двое мужчин в лесопарке. Она не смогла от них отбиться. После этой истории в школу приходила работница из соцзащиты и вела лекцию о нападениях на детей. Она рассказывала, как себя вести в экстренных случаях, что можно говорить, что нельзя. Катя с подругой Викой записалась на месячные курсы боевой подготовки, где их научили давать отпор мерзавцам, а также выдали перцовые баллончики. Вот только баллончик остался в сумке дома, а она, судя по всему, от дома очень далеко. Но навыки защиты от насильников никуда не делись, ведь это было всего год назад, Катя отлично помнила, чем и куда надо бить: коленом между ног и локтем в челюсть. Потом желательно нападавшего скрутить ремнем или рубашкой так, чтобы руки были за спиной, а ноги привязаны к рукам.
– Так, – сказал мужчина. – Кажется, у нас форс-мажор. Я не знаю, как показать тебе видео. Может, на телефоне?
«Господи, что он несет, какое еще видео на телефоне?» – думала Катя.
– Нет, не получится, – сказал он со вздохом разочарования. – У меня нет доступа к твоему облаку.
– Это какой-то бред, я схожу с ума, – шептала Катя, качая головой.
– Ах, точно! – воскликнул мужчина. – Есть ведь еще твой дневник! Сейчас, я только схожу в студию и принесу его. Ты, пожалуйста, не переживай, я сейчас быстро. Я клянусь, что не причиню тебе вреда. Я уже очень давно тебя знаю и могу доказать это. Вот например, твой любимый цвет – желтый.
Ей никогда не нравился желтый, а весь шкаф был завален голубыми футболками и сарафанами.
– Твои любимые цветы – герберы.
Катя впервые о таких слышала.
– Твой любимый фильм – это «Счастливое число Слевина»… Ой, нет, это из новых, а из старых это… «Интервью с вампиром» с Брэдом Питтом, тогда он был очень популярным.
Интересно, а есть девочки, которым не понравился «Интервью с вампиром» и тем более Брэд Питт?
– А в пятом классе ты нарисовала комикс про говорящее облако.
Это было не облако, а овца, подумала Катя.
– Видишь, я тебя очень давно знаю, – сказал мужчина, явно довольный собой. – Ты только дай мне шанс помочь. Я сейчас принесу дневник, в который ты записывала все события. Ты его почитаешь и по крайней мере будешь знать, что происходит, – сказал он и вышел.
Из коридора донесся шум шагов, потом что-то упало, что-то загремело. Внезапно до Кати дошло, что сейчас мужчина вернется не с дневником, которого наверняка не существовало, а с оружием или наручниками.
Она осторожно вытянула пыльную ракетку из-под кровати и поднялась с пола. Колени хрустнули. Голова закружилась. Она добралась до кресла, которое стояло в двух шагах, выглянув в окно. Прежде всего ее поразило само окно. Оно было из странного материала, похожего на пластмассу. Такое белое-белое, идеально чистое, напоминало иллюминатор на космическом корабле. У Кати дома окна были другие, деревянные, их приходилось каждую осень затыкать ватой и оклеивать бумагой, а каждую весну распаковывать, мыть и красить. Сплошная морока. Эти же окна выглядели просто мечтой домохозяйки. За двойными стеклами Катя увидела зеленый двор, маленький аккуратный сарай, обшитый пластиком, около сарая стояла странная машина, похожая на мотороллер, только какой-то очень футуристичный и навороченный. На боку машины была надпись, но Катя не могла разобрать буквы. Двор был огорожен высоким забором.
Решеток на окнах не было. Катя потянула ручку на себя, но окно не открылось.
В соседней комнате что-то грохнуло, и мужчина восторженно крикнул:
– Нашел!
А затем в коридоре раздались шаги.
Катя опустилась в кресло, сунула теннисную ракетку за спину.
Мужчина вошел в комнату. В руках он держал толстую книгу в кожаном переплете.
– Это твой дневник, – сказал он и приподнял книгу, чтобы Катя могла рассмотреть.
Но Катя плохо видела в темноте.
– Это только первый дневник, у тебя их еще несколько. Но этот просто рассказывает о том, как это все началось. Я бы тебе все сам рассказал, но… Мы это уже проходили. Ты никому не доверяешь, только себе. Вот, возьми, но, если ты не захочешь читать, я могу сам все рассказать.
Он сделал несколько шагов вперед и протянул Кате дневник. Она не поднималась, а просто кивнула на кровать. Одна ее рука была за спиной.
– Положите здесь и отойдите. Не приближайтесь.
– Хорошо.
Он положил тетрадь на уголок кровати и отошел, потом потер руки, прямо как паук.
– Хочешь кофе? Думаю, мы все равно уже не будем спать.
– Я не пью кофе, – сказала Катя, а мысленно добавила: ты наверняка бы знал это, если бы мы были давно знакомы.
– Может, чаю? – спросил он. – С зефиром, ванильным, твоим любимым.
Ненавижу зефир, подумала Катя и помотала головой.
Она хорошо помнила слова девушки из соцзащиты: нельзя ничего брать у посторонних и незнакомых мужчин, нельзя садиться к ним в машину и лучше вообще с ними не разговаривать.
– Тут очень темно, – сказал мужчина. – Я сейчас тебе организую свет. Генератор еще не отремонтировали, поэтому будем обходиться без него. Подожди секунду.
Он вышел из комнаты. Снова послышались шуршание и грохот. Катя боялась вставать с места. Лучше она дождется, когда он вернется со светом, может, тогда он наконец оставит ее в покое.
Через минуту он вернулся со свечой в стакане. Он поставил свечу на тумбочку со своей стороны кровати и сказал:
– Не буду тебя смущать, пойду на кухню. Она прямо по коридору, после туалета и ванной. Приходи, как будешь готова, я приготовлю чай, хорошо, что у нас есть газовая плита, можно готовить без света. Может, что-нибудь захочешь поесть. И кстати, если ты плохо видишь, то возьми очки, они в тумбочке с твоей стороны кровати, – он указал рукой. – Иногда твой чип по утрам дает сбой, и зрение не сразу настраивается. Надо будет с этим обязательно сходить в клинику, где мы ставили эту штуку, но это уже потом, когда тебе будет получше.
С этими словами он вышел, притворив за собой дверь, оставив Катю наедине с дневником и миллиардом вопросов.
Катя вдруг поняла, как сильно была напряжена. Живот скрутило, да так сильно, что дышать было тяжело. Плечи и шея окаменели.
Катя встала, с трудом держа в руке теннисную ракетку, подошла к тумбочке, взяла свечу, вернулась к креслу и поставила свечу на окно. Она взяла дневник и открыла. Буквы были нечеткими. Все расплывалось, как в воде. Будто какая-то пленка была натянута на глаза.
Катя подошла к тумбочке, потянула ящик и обнаружила футляр с очками.
Катя вернулась к окну, надела очки и заглянула в дневник. Теперь она видела хорошо и даже могла прочитать буквы на форзаце.
Дневник Екатерины Королевой.
И внизу год – 2007.
По рукам пробежала дрожь. До этого года было еще целых 12 лет! Но похоже, для дневника этот год был уже в прошлом, судя по цвету бумаги и затертым уголкам.
У Кати закружилась голова. Она упала в кресло.
– Господи, да что это за херня такая, – сказала Катя. – Какого хрена я старая, а мужик говорит, что давно знает меня? Какого хрена он сует мне дневник из две тыщи седьмого года, который еще не наступил!
Она перелистнула страницу. Далее начинались записи синей гелевой ручкой, все буквы были аккуратно выведены, практически без наклона. Похоже на ее почерк. Катя нашла букву «т», единственную, которую она писала не по прописям, и обнаружила, что буква была точно такая же, как у нее. Ну и что, это ничего не значит, маньяку ее не обмануть!
Катя не стала читать записи. Сначала она хотела выбраться из этого дома.
Она положила дневник на кресло, подошла к двери и прислушалась. На кухне что-то шумело и шипело, иногда раздавался звон посуды.
Катя поискала на двери задвижку или шпингалет, но ничего не нашла.
Она открыла дверцы шкафа, присмотрелась к одежде, боковым зрением уловила какое-то движение и повернула голову направо.
На нее пялилась женщина из фильма «Зловещие мертвецы», который они с одноклассницей Надей Марковой однажды посмотрели на видеомагнитофоне, пока Надины родители были на работе. Катя после этого несколько дней не могла спать, ей снилась мертвая женщина. А теперь эта женщина смотрела на нее из двери шкафа: под глазами темные пятна, кожа сморщенная, будто она пролежала в могиле несколько лет, ночная рубашка на два размера больше висела как на вешалке, волосы всклокочены и торчат в разные стороны.
Катя отшатнулась и открыла рот, чтобы закричать. Но вовремя сообразила, что это ее отражение в зеркале.
Катя сняла очки, потерла глаза ладонью, снова надела очки. В зеркале была все та же страшная ведьма.
Катя оттянула щеки, повернула голову направо, налево, оскалилась, сморщила лоб, потом схватила свечу и подошла вплотную к зеркалу.
Я старая, я умираю, думала она. Он высосал меня досуха. О боже! Он высосал меня досуха!
Хотелось ударить зеркало, чтобы оно рассыпалось и это лицо рассыпалось вместе с ним.
Внезапно накатило желание спалить весь этот дом. Бросить свечу в одежду, и пусть все сгорит к чертям собачьим. Она представила, как одежда в шкафу полыхнет и пламя перекинется из шкафа на ковер и обои. Ей понравилась эта картина.
Хотя порыв был очень сильным, она сдержалась. В глубине сознания билась надежда, что вся эта ситуация объяснима, что не нужно торопиться. Да, она не понимала, что происходит, почему она старая, почему спит с этим мужчиной в одной постели, где ее родители и что это за девочка, очень на нее похожая, была в телевизоре, а еще почему старый дневник датирован будущим 2007 годом, но она надеялась, что все прояснится, когда она прочитает записи.
Она села на кровать и уставилась в одну точку, держа стакан со свечой в руках.
Внутри будто что-то сломалось. Она не чувствовала ничего, ни страха, ни горя. Никогда раньше такого с ней не было.
Она протянула руку, взяла дневник и уставилась на обложку.
Ее дневник? Это же смешно. Ничего общего эта тетрадь с ней не имела. Даже если все записанное здесь и произошло когда-то, то все равно это было не с ней.
Не с ней!
Катя вчера легла спать, думая о свидании с Сашей в кино, представляла, как они будут сидеть в зале, от него будет приятно пахнуть туалетной водой, которую подарил ему отец на день рождения, она будет в синем платье, в середине фильма он накроет ее руку своей ладонью, а она прижмется к нему плечом, впитывая его тепло. Это был бы очень хороший день. Но вместо этого у нее кошмар со стариками. И если даже в дневнике было описано, как она сходила на свидание с Сашей, то это всего лишь описание жизни какой-то другой девочки. Это не ее жизнь.
Она продолжала смотреть на обложку дневника, когда услышала голос. Мужчина на кухне разговаривал.
Катя встала, подошла к двери, приоткрыла ее и прислушалась.
– Она проснулась раньше… Сегодня не получилось… Да… Занимаюсь этим… Кто-то может приехать?
Катя медленно закрыла дверь. Она не знала, с кем он говорил, с кем-то в доме или по телефону, но у нее было очень неприятное предчувствие. Кого он спрашивает о «приехать», их там что, целая банда?
Нужно срочно бежать отсюда.