Евгений Владимирович Сивков
Чувства
Глава 2
Алиса не спеша шла по бульвару. Наверное, это были последние погожие деньки перед наступлением хмурой и промозглой осени. У природы, конечно, плохой погоды нет, но как же здорово насладиться такими приятными моментами, когда кажется, что вся природа улыбается тебе, даря солнечный свет, яркие краски и необыкновенную прозрачность воздуха. Когда синее небо не кажется осенним, облака легки, а мысли уносятся куда-то в будущее, непринуждённо и даже немного бессвязно.
Внутренне состояние девушки диссонировало с внешним радостным блеском дня, в её душе вовсе не было той прозрачности бытия, которая сквозила в прохладном воздухе бульвара, но, поддаваясь общему настрою, она тоже не хотела грустить. Она напитывалась окружающей её красотой, почти с облегчением вдыхала прохладу осени, играла с опавшими листьями и улыбалась, несмотря на печаль, преследовавшую её по пятам.
В какой-то момент она остановилась и, оглянувшись, нет ли кого рядом, расправила руки и протянула их к солнцу. Тут она заметила мужчину. Вернее, убедилась в том, что человек, которого она давно приметила на некотором расстоянии от себя, никуда не исчез и продолжает следовать за ней.
Алиса решила продолжить игру. Несмотря на скверное настроение, её забавляло это импровизированное преследование симпатичного, элегантно одетого мужчины на вид лет сорока. И простите ей её грех – она устала от всей той жизненно-любовной передряги, в которую попала несколько лет назад.
Сперва она сомневалась – мало ли что может показаться. Она даже вспомнила одну историю, рассказанную ей недавно подругой. Речь там шла про девушку в метро, которая полчаса строила глазки парню, сидевшему напротив, но, когда он подошёл к ней в надежде познакомиться, оказалось, что у неё просто косит глаз, а парня она даже не приметила. Естественно, Алиса не хотела попасть впросак.
Но шаг за шагом преследование становилось всё более явным. И тогда она решила прервать игру, а вернее, перевести её на новый уровень.
Алиса выбрала лавочку на солнышке, благо желающих посидеть было немного, и присела на неё, краем глаза наблюдая за происходящим. Помог ей в этом телефон – было легко сделать вид полностью увлечённой этим устройством девицы.
Видимо, она несколько перестаралась, потому что через некоторое время поняла – незнакомец сидит рядом с ней. Но она не смутилась.
Подняв голову и смело посмотрев на него, глазами она задала вопрос: «Вам что-то от меня нужно?»
– День добрый! – Незнакомец почему-то смутился под её взглядом, можно даже сказать, потерялся.
– Привет!
Алиса сделала паузу, чем привела мужчину в ещё большее замешательство.
– Гуляете?
– А может, сразу и по существу?
Резкий тон, уверенность в себе. Она не боялась разговора со случайным прохожим. Она действительно играла с ним.
– А вы смелая! В жизни…
– Приходится.
Удивительно, но в какой-то мере Алиса с ним флиртовала, используя по полной безобидную возможность расслабиться и отвлечься.
Незнакомец попытался сказать ещё какие-то незначащие фразы, но тут Алиса его оборвала.
– Вы давно идёте за мной, но вы не маньяк и вы явно «не за тем». Так что вам нужно?
– Изумительно! – мужчина похлопал в ладоши. – Ах, так!
Он повернулся к ней в пол-оборота, так что она смогла увидеть его пронзительные голубые глаза.
– Вы тут гуляете, засоряя воздух своей несчастной любовью! Вы в ней застряли и ни туда, ни сюда. Вы почему с этим не покончите? Вы же сильная!
Он заставил Алису посмотреть на него с интересом, при этом она, конечно, постаралась скрыть свои эмоции: удивление, смущение, испуг.
– И не пытайтесь их скрыть – я всё про вас знаю, а эмоции ваши читаю, как хороший пианист нотную грамоту – прямо с листа. Справедливости ради заметим, что тут наш герой немного лукавил. Его интерес к Алисе и был вызван тем, что многое в её натуре представляло для него тайну.
Что должно произойти дальше? Нормальная девушка давно бы вскочила со скамейки и отправилась прочь. Это нормальная, но только не Алиса, вы просто плохо её пока знаете. Эта женщина приняла вызов. Небольшую паузу она использовала, чтобы что-то найти в телефоне.
Тем временем её собеседник решил, что она совсем сражена, уж собрался как-то смягчить сказанное, чтобы ненароком не свести с ума обычного человека, но тут услышал:
– Ах, так… Ну держитесь!
«Обычный человек» протянула ему телефон, где был открыт раздел «Заметки». Там он обнаружил текст с названием «Ресторан эмоций».
Оказывается, всё это время она всего лишь его искала.
– Читайте! – кивнула девушка, указывая на мобильник.
Игорь Александрович стал читать.
«Вам никогда не приходила в голову мысль, что нашими чувствами кто-то управляет? Что кто-то по своей прихоти может вызывать в нас любовь и ненависть, страх и голод, стыд и радость. Мне приходила, и не раз. Причём отрицательные чувства для них гораздо интереснее, или, как я говорю, “калорийнее”. Я даже нарисовала для себя такую картинку – вот только представьте…
Ресторан в далёкой галактике. За столиком двое: он и она. Моргая длиннющими зелёными ресницами, она (допустим, её зовут Селия) разглядывает меню.
– Ты определилась, дорогая? – спрашивает её кавалер (пусть он будет зваться Календер).
– Да, милый! – отвечает Селия и нежно гладит его морщинистую клешню своей тоненькой трёхпалой лапкой. – Я возьму безответную любовь. Мне подружка нашептала, что её классно готовят в этом заведении.
Селия улыбается лягушачьим ротиком и поправляет салфетку. Она просто смущена, ведь это их первое свидание.
– А ты, дорогой, уже решил, что заказать?
Календер с сомнением смотрит в меню, перелистывает страницы.
– А я вот никак не могу выбрать. Сначала хотел холодную месть, потом инцест, а теперь остановился на безумном страхе.
Может быть, ты мне поможешь, моя прелесть?
Селия оживлённо машет лапками.
– Ой, только не инцест! Будешь ждать кучу времени, а что принесут, неизвестно. Месть я тоже никогда не брала. Закажи страх. Он у них всегда свежий. Не прогадаешь!
– Ты – моё чудо! И у тебя безупречный вкус! – улыбается парень.
Подплывает официантка, и они делают заказ, выясняя важные детали по поводу свежести блюд и времени ожидания.
– А здесь уютно! – начинает разговор девушка.
– Да, приятное местечко. И выбор прекрасный. А ты не слышал, где-то открыли заведение и там…
Селия нагибается над столом и продолжает разговор шёпотом.
– Там подают такие блюда…
Календер улыбнулся.
– Конечно, слышал. Один мой знакомый как раз владеет таким кафе, но только… Оно подпольное!
Парень рассмеялся, заметив реакцию Селии.
– Не бойся. Это вовсе не опасно. Хотя, говорят, вставляет ещё как. Одно меню почитаешь, и кровь стынет в жилах. Как тебе “изнасилование младенца”, например, или “гильотина”?
– Фу, замолчи! Ты испортишь нам аппетит! – поморщившись, залепетала Селия.
– Молчу, молчу, хотя мне показалось, что ты не прочь побывать! – рассмеялся парень.
– Нет уж. Я против наркотиков. К тому же это не гуманно!
– Конечно, а несчастная любовь – это ничего страшного.
Она не успела ответить, потому что возле столика возникла официантка, покачивая в своих восьми руках всего лишь два огромных блюда. Через миг на столе перед Селией стояло блюдо с розовато-сиреневым шаром. Эфир над ним переливался всеми цветами радуги. Девушка приблизила лицо (вернее, то, что было у неё лицом) к этому шару и прошептала:
– Какая вкуснота! Это чудесно!
Шар перед Календером вспыхивал оранжевыми молниями. Он будто вибрировал и передавал эфиру свои колебания.
– Приятного аппетита, красавица!
– И тебе, милый!
Они нагнулись над шарами и погрузили головы в эфир, то есть приступили к трапезе.
А в это время на Земле…
Снаряды рвались над Славянском, и маленькая девочка в измятом хлопковом платьице жалась поближе к обгоравшей кирпичной стене. Её огромные голубые глаза не отрываясь смотрели на небо. Единственным чувством, которое они отражали, был дикий детский ужас…
Вот такая картина! И она вряд ли кому-то понравится. Мне уж точно, тем более что я тоже стала одним из блюд в том меню. И я хочу вам сказать: я устрою бунт! Революцию чувств! Потому что каждый человек должен быть свободен в своих эмоциях, ведь мы их хозяева! Мы имеем право на позитив: любить, радоваться, наслаждаться жизнью. Мы научимся верить в хорошее. Нам пора перестать кормить их своими страхами, ревностью, ненормальностью! Мы отстоим правильные эмоции!»
Телефон он отдал, ни слова не говоря. Алисе только показалось, что руки у него чуть дрожали.
– Откуда ты могла знать? – единственное, что он смог произнести.
– Не знаю, но, выходит, я вас ждала…
Более странного и одновременно исчерпывающего ответа он и не мог ожидать. Но положение обязывало. Нельзя с первых минут знакомства дать этой странной особе одержать над собой верх, причём одним ударом. Надо восстановить порядок вещей: кто я и кто она? И он решил действовать. Пусть не очень корректно, зато эффективно.
– А чем занимается ваш молодой человек? – задал он спасительный для себя вопрос.
– Он писатель. Причём достаточно успешный.
– Похвально. И что у нас сейчас под пером?
– Новый роман, но об этом я не стану с вами говорить.
Алиса встала, поправила пальто и попыталась уйти.
– Стойте, вы не можете так просто…
– Очень даже могу. Или мне остаться и стать вашим подопытным кроликом? Нет уж, увольте! Прощайте!
Она быстро удалялась. Ещё миг… Он хотел броситься за ней, но предательский телефон нарушил его планы, хотя, быть может, всему своё время.
– Маргарита Терентьевна, вы… если у вас незначительный повод… да я вас уволю…
В трубке послышалось натужное посапывание секретарши.
– Повод, очень повод… – слова застревали у неё на языке, – важный… Скорее сюда, у нас кажется ЧП с заказом 34/90.
Игорь Александрович махнул рукой. Через несколько секунд он уже влетел в офис.
Глава 3
Проблема, которая так взволновала Марго, была и правда серьёзная. И чтобы разобраться в ней, пришлось восстанавливать весь генезис с самой первой точки. Заказ, поступивший пару дней назад, не обещал никаких сюрпризов и неожиданностей, несмотря на то что готовить предстояло довольно сложный эмоциональный коктейль, с элементами ревности, злобы, отчаяния и сумасшествия как точки высшей эмоциональной свободы человеческой особи. Жертва – почему-то как обычно женщина. А вот исполнитель главной партии – именно здесь, видимо, и крылся главный подвох…
Делать нечего, кулинары кухни эмоций взялись детально изучать материалы дела.
В детстве Кеша Батуев был типичным маленьким жирным мальчиком. Это адское племя было наслано Богом на погибель страждущему человечеству, скорее всего, когда творец всего сущего размышлял над тем, какой казни в очередной раз предать неукротимый род людской. Потоп уже был, обрушение горящей серы вроде тоже… Нашествия саранчи, глад и мор – всё проходили. Ладно, в арсенале остались только маленькие жирные мальчики. Каждый в своей жизни хоть раз наблюдал, как эти монстры, которых становится всё больше с распространением системы фаст-фуда, ведут нескончаемую войну с мирным человечеством.
Кеше Батуеву шесть лет. Он отдыхает с мамой на черноморском пляже. Купаться Кеша любит не очень: вода мокрая и норовит в рот попасть, где и выясняется, что она на вкус горькая, точно лекарство, которое мама давала ему, когда он болел ангиной. Но Кеша мальчик энергичный (несмотря на круглое брюшко, за которое всякие гады в детсаду дразнят его жиртрестом). Он придумал себе отличное развлечение – решил топить вражеских шпионов. Кеша недавно кино видел: вражеские аквалангисты вылезают на таком же пляже (акваланги они на дне спрятали) и идут в глубь нашей территории. Что-то взрывать будут. А наши пионеры вражеских агентов выслеживают, а потом их пограничники суровые ловят.
Во-о-он тот дядька, наверное, шпион. Вынырнул неизвестно откуда. Кеша берёт крупную гальку и ловко бросает в «шпиона». Получив неожиданный удар по затылку, тот от испуга приседает и прячется под водой. Потом выскакивает на поверхность и крутится на месте, высматривая обидчика. Кеша смотрит прямо на него. Заподозрить в чём-то нехорошем невинного бутуза с пронзительно голубыми глазками-пуговками на румяной мордочке никому и в голову не придёт. Никому, кроме мамы. Мама у Кеши очень умная. Несмотря на то что на работе постоянно общается с самыми глупыми людьми на свете. Она – психиатр, главный врач областной психиатрической клиники. И она на своём веку повидала столько маньяков с невинными детскими глазками на пухлых мордах, что Кеше её не провести. Доблестный борец со шпионами уличён под возмущённые вопли своей третьей жертвы. Кеша тут же отшлёпан и лишён права на мороженое. Отшлёпала его мама. Папы у Кеши нет. Просто нет – без комментариев со стороны мамы.
Но унывает мальчик недолго. Этот активный пацан постоянно ищет всё новые развлечения. Он, в общем-то, не злой. Просто ему абсолютно наплевать на окружающих. Он не воспринимает человечество как совокупность равных себе индивидов. О том, что другому человеку может быть так же больно или обидно, как ему, Кеше в голову не приходит. Не получается утопить шпионов в море – будем их встречать на суше. Предприимчивый жиртрест находит эффективное орудие борьбы с врагами. Если бутылку из-под пива (по соседству расположилась шумная компания приблатнённой татуированной молодёжи, так что бутылок у Кеши в избытке) разбить крупной галькой, а потом осколки зарыть недалеко от кромки прибоя в песок, то шпионы порежут себе ноги и не смогут потом скрыться от преследования наших подводных пограничников. Ласты на окровавленные пятки натягивать больно.
Громкий визг прыгающей на одной ноге гражданки средних лет заставил Кешину маму оторваться от очень интересной статьи в научном журнале, в этот день она так и не узнала, чем эпилептоиды отличаются от истероидов. Схватив ревущего и упирающегося сынишку за руку, она решительным шагом устремилась прочь с пляжа. Страждущее человечество может чувствовать себя в безопасности. До завтрашнего дня.
С возрастом некоторые жирные мальчики превращаются в подтянутых суровых мужчин. Нелёгкие годы пребывания в шкуре жирдяя, жиртреста, скотобазы оставляют неизбывные душевные травмы, а потому бывшие жертвы преследований со стороны тощего большинства превращаются, как правило, в людей подозрительных и мстительных. С Кешей не произошло ни того, ни другого. Он так и не стал подтянутым и стройным. А, наоборот, с каждым годом, до самого окончания института, прибавлял в весе. При этом он каким-то чудесным образом не превратился в изгоя жестокого мальчишеского сообщества. Если его иногда и награждали неполиткорректными кличками, то звучали они как-то необидно, даже ласково. Видимо, от мамы юному Батуеву передалось умение интуитивно разбираться в психологии окружающих, и знания эти он использовал с большой пользой для себя. Помогало ему и неслабое обаяние: он умел так искренне улыбаться, глядя прямо в глаза собеседнику, что большинство его знакомых почти мгновенно проникались к нему симпатией. А с возрастом Кеша вообще стал интересным мужчиной. Голубые глазки-пуговички не потеряли своей пронзительной яркости. Плюс длиннющие ресницы, которым завидовали все девчонки его класса. Взгляд из-под подвижных бархатных бровей искрился весёлым лукавством, парень умел состроить такую ангельски умильную физиономию, что сразу хотелось его наградить каким-нибудь шутливым прозвищем: котик, зайка, пупсик. Так что даже объёмистое пузо не помешало Кеше стать со временем удачливым сердцеедом.
– Понимаешь, Ириш, ему просто невозможно отказать, – делилась впечатлениями от близкого знакомства с Батуевым Динка из параллельного десятого класса. – Пока он тебе в глаза смотрит, пока бормочет что-то на ушко… бац! – а его лапа уже у тебя в трусах. Другому бы по морде навесила, а у этого всё как-то по-дружески.
– Ага, по-пионерски, ещё скажи. Ты смотри, Динка, так по-дружески и залететь недолго.
Но насчёт залететь от Кеши ни у кого из его школьных подружек не вышло. Мама очень внимательно следила за тем, чтобы у сына не иссякал запас презервативов. Дорогих, надёжных, безопасных, с латексом.
Глава 4
Ганя Хохлачёва в девять лет решила, что она не такая, как все. Она прямо так и сказала об этом своей злобной старшей сестрице Сашке, которая в пароксизме семейного конфликта загнала Ганю под кровать и пыталась извлечь негодницу из её убежища при помощи швабры.
– Ты, Сашка-какашка, а я пани Ганя! Я принцесса, а ты шалашовка.
– Что? Как ты меня назвала? – опешила Сашка, которая в свои двенадцать лет уже неплохо освоила дворовый лексикон, регулярно пополняемый откинувшимися с зоны родителями её одноклассников. – Я вот папе скажу, он тебе покажет шалашовку, тоже мне, принцесса из собеса!
Ганя примолкла. Отца она слегка побаивалась и очень уважала. Отец у девочек был настоящий герой. Он потерял правый глаз во время Курской битвы. Левую ногу ему ампутировали позже, в военно-полевом госпитале, куда он поступил в безнадёжном состоянии: когда командира танкового взвода лейтенанта Хохлачёва извлекли из его боевой машины, его положили рядом с мёртвыми товарищами. Всё как в знаменитой песне, четыре трупа возле танка. Но лейтенант оказался на редкость живучим, его удалось спасти, несмотря на сорокапроцентный ожог тела и осколок в голове. После демобилизации молодой инвалид устроился мастером на завод в большом уральском городе. Несмотря на послевоенный мужской дефицит, он почти десять лет проходил в холостяках, женился только в середине пятидесятых. Жили они с женой тихо, спокойно. Хохлачёв был интеллигентным человеком, не пил, не матерился. Только во время регулярных мигреней на пару суток ложился в постель и, накрывшись с головой одеялом, пережидал приступ.
С перерывом в три года родились в семье Хохлачёвых две дочки. Старшую назвали Александрой в честь Пушкина (жена отставного лейтенанта была словесницей в местной школе). А младшую в метрике записали Анной, но отец почему-то упорно называл её на украинский манер Ганей (первый слог он произносил на южнорусский манер, среднее между «г» и «х»). Для близких этот каприз танкиста остался нераскрытой тайной: никаких украинских корней в роду Хохлачёвых не наблюдалось, пристрастия к малороссийскому фольклору Ганин отец тоже не питал. Уже много лет спустя, когда Ганя начала всерьёз сходить с ума, ходила в вышиванке и призывала прыгать всех, кто не относится к племени клятых москалей, она придумала себе польско-литовско-украинскую родословную. На ветвях генеалогического древа, корни которого Ганя заботливо доводила до князя Гедиминаса, были отмечены имена Марины Мнишек, Марии Валевской и почему-то Софьи Перовской. Но это было потом. А в детстве Ганя немножко стеснялась своего имени и требовала, чтобы все (кроме любимого папочки, разумеется) звали её официально: Анной. Но после смерти отца Анна снова стала Ганей.
Мать девочки почти не помнили. Тихая спокойная учительница русского языка и литературы скончалась от пневмонии, когда Гане исполнилось два года. Отец так больше и не женился, хотя через несколько лет после смерти хозяйки дома в гости к Хохлачёвым стала регулярно захаживать тётя Люда. Она приносила девочкам скромные гостинцы, оставалась на ужин, а после того, как со стола была убрана (а затем вымыта) посуда, отец с гостьей уединялись в спальне.
Но через какое-то время визиты тёти Люды прекратились. Почему у Хохлачёва не сложились отношения с этой, в общем-то, приятной и доброй женщиной? Кто его знает. Может быть, к пятидесяти с лишним годам измученный ранами и болезнями организм окончательно отказался от выполнения репродуктивной функции. А может быть, свою роль сыграли укоризненные взгляды Гани и кривые усмешки Саши, которыми они награждали отца после ухода соседки.
Через несколько лет Хохлачёв ушёл на пенсию, и всё свободное время Ганя проводила с отцом. Сашка, выполнив свою долю домашних обязанностей, убегала на улицу, где и проводила досуг в своё удовольствие в компании с самыми отпетыми хулиганами и их шальными подругами. А Ганя устраивалась на диван рядом с любимым папочкой. Они вели долгие задушевные беседы, слушали радиопередачи. Но чаще всего просто читали. Точнее, читала Ганя. Вслух, поскольку врачи категорически запретили отцу напрягать единственный глаз. Книги Ганя брала в школьной библиотеке или в шкафу, оставшемся от матери. Вкусы у отца и дочери Хохлачёвых были самые консервативные: русская классика, Бальзак, Гюго, Диккенс, Вальтер Скотт и Марк Твен. А ещё Ганя любила читать отцу стихи. И это был не вошедший тогда в моду Есенин. «Фи, дурной вкус, папа!» – наморщила носик девочка, когда отец попросил прочитать ему что-нибудь из народного поэта. Не разделяла она и любовь многих своих одноклассников к Евтушенко и Рождественскому. Её кумирами были Тихонов, Багрицкий и полуподпольные в то время Ахматова и Мандельштам. Литературные пристрастия пани Гани должны были подчеркнуть её неординарность.
Отношения с противоположным полом у дочери героя-танкиста складывались неоднозначно. Красавицей она точно не была. Дурнушка? Несмотря на жиденькие волосы мышиного цвета, которым она придавала золотистый оттенок с помощью копеечных пакетиков индийской хны, и крупные неровные зубы, уродиной её не называли даже самые заклятые враги. Выразительные карие глаза с поволокой, великолепная осанка и, самое главное, абсолютная уверенность в собственной неотразимости создавали вокруг Гани ореол настоящей роковой женщины (la femme fatale, как любила именовать себя эта нахалка в штопаных колготках). Конечно, интеллектуальные пристрастия отпугивали от неё многих парней. Её острого язычка откровенно побаивались. Но зато её жизнь была наполнена встречами с множеством интересных мужчин, которых очаровывало терпкое сочетание природного аристократизма, изысканного интеллекта и редкостной стервозности.
Невинность она потеряла в девятом классе. Её соблазнителем стал командировочный из Москвы, красавец полковник, приехавший в провинцию на штабные учения. Как они познакомились? Просто поймали друг друга взглядами. Голенастая нескладная девочка-подросток неторопливо прогуливалась по одной из центральных улиц города, ожидая подружку, с которой они собирались пойти в театр на премьеру «Ревизора». Высокий стройный офицер нервно поглядывал на часы: казённая машина, которая должна была отвезти его из гостиницы в штаб округа, почему-то запаздывала. Они одновременно подняли глаза – и это случилось. Мужчина на минуту вернулся в фойе гостиницы, попросил у дежурной листок бумаги и ручку, быстро написал несколько чисел и выбежал на улицу. Молча подошёл к девчонке и сунул ей в ладошку листок. Там был написан адрес квартиры его местного приятеля, который пока не знал, что нынешнюю ночь ему придётся провести в гостиничном номере москвича.
Ганя меняла любовников с царственным спокойствием: одноклассники (позже – однокурсники), преподаватели, актёры и художники, завхозы и товароведы. Евреи, татары, пара грузин и даже эстонец, с которым она познакомилась в Москве, куда её отправили делегаткой на съезд ВЛКСМ. Но на подсознательном уровне она искала того самого полковника: высокий, подтянутый, ни на минуту не сомневающийся в том, что его командирский статус хоть кто-то может подвергнуть сомнению. Поэтому уже после первой встречи с Пашей Кручининым не сомневалась: она выйдет за него замуж. К тому времени Ганя окончила институт и трудилась в заводской бухгалтерии. Паша, который демобилизовался из рядов вооружённых сил по ранению в Афганистане, открыл кооператив и занимался поставками компьютерной техники. Было это в разгар перестройки, времена самые лихие. Но Паша, настоящий богатырь из древнерусских былин, трудностей не боялся. Гвардейский рост, косая сажень в плечах, устрашающая репутация десантника, прошедшего кандагарский ад, – такие под мелкотравчатых бандосов не прогибаются. Плюс надёжная крыша – местный совет ветеранов Афганистана. Паша подумывал об организации собственного производства, но для реализации таких планов требовался серьёзный стартовый капитал. Бывший десантник обратил внимание на предприятие, где служила Ганя. Руководство шустро разваливало крупный завод, который располагал мощным инструментальным производством. Паша узнал через знакомых о том, что в ближайшем будущем огромный склад подшипников будет приватизирован дочерней фирмой завода, которой руководит племянник директора. Пытаясь разведать обстановку, предприимчивый отставник наведался в бухгалтерию. Так начался роман Паши и Гани, который через полгода завершился свадьбой.
Отец не дожил до этого момента два месяца. Сказались старые раны, а добила его разваливающаяся советская медицина. Влюблённая Ганя умудрилась не заметить, что отец на ногах перенёс два инсульта, а участковая врачиха уже давно не баловала ветерана своим вниманием. Сестрица к тому времени уехала на ПМЖ за границу, так что старик оказался совсем без присмотра. Однажды утром Ганя, забежавшая домой после очередной бурной ночи с нетерпеливым женихом, застала отца мёртвым. Он сидел в кресле, рядом на полу лежал упавший с колен томик Есенина.
