Если вы думаете, что знаете, что такое роскошь, не побывав в резиденции Джонатана Ридса, вы глубоко ошибаетесь. Представьте себе роскошь дворцов королей позднего средневековья, добавьте к этому самые современные технологии, которые не пытаются нарочито демонстрировать себя, а только ненавязчиво помогают вам в те моменты, когда вам это действительно нужно, и уберите всю вычурную чепуху, которая как банты из ленты призвана только мозолить глаза своей аляповатой неуместностью. Это и есть усадьба Ридса, раскинувшаяся на площади в четыреста гектар. Несмотря на огромные средства, которые миллиардер выделял своему благотворительному фонду, на себе он тоже не экономил, пытаясь при этом сохранить образ человека близкого к народу. Площадь главного дома была колоссальной и составляла более двадцати тысяч квадратных метров. Внутри был собственный ресторан, кинотеатр, театр, рассчитанный на двести мест, и бесчисленное количество комнат. Но это было не самое удивительное. Настоящим архитектурным чудом был подземный комплекс, вход в который располагался непосредственно под самим дворцом. Настоящий парк с иллюзией неба, создаваемой сотней установок; спортивный комплекс с бассейном; оранжерея – все это принадлежало Джонатану Ридсу.
Об этом Томас узнал от Алекса, который из праздного любопытства, а также, чтобы лучше подготовить детектива ко встрече с миллиардером, лично раскопал в глубинах глобальной сети. Конечно, в основном это были не фото и видео записи, а лишь сухие цифры из статей бюджетных расходов, планировки, схемы, объемы привлекаемой строительной техники и прочая сухая информация. Однако этого Томасу было вполне достаточно, чтобы проникнуться финансовым величием господина Ридса.
Встреча детектива с Джонатаном Ридсом проходила в резиденции миллиардера, однако не в главном здании, а всего лишь в домике охраны, который тем не менее походил на небольшой дворец с собственной открытой верандой, и обслуживающим персоналом, облаченным в белоснежные одежды. Однако и этого детективу было достаточно, чтобы впасть в дурман от колоссального состояния магната.
Ридс сидел на веранде, за уютным круглым столиком, держа в руке небольшую чашечку кофе. Несмотря на внешнее дружелюбие и гостеприимство, взгляд миллиардера пронзал ледяным металлом. Вильсон, повидавший за свою жизнь немало, уже подходя к лестнице не вытерпел этого давления и, стараясь вести себя как можно более непринужденно, начал озираться по сторонам, невольно демонстрируя восхищение владениями хозяина.
– Добрый день, детектив! – Ридс встал и поприветствовал гостя. В этом приветствии чувствовалось снисхождение к простым смертным, вынужденным бесцельно топтать землю и радость от встречи с новым человеком – два плохо сочетающихся чувства, которые тем не менее соединились в одном человеке. – Я наслышан о вас. Приятно осознавать, что в нашем городе есть такие верные своему государству и народу люди как вы.
– Благодарю вас, сэр, – Томас сделал легкий поклон и всей своей природной мощью придавил резной деревянный стул. – Я недавно ознакомился с вашей программой и поистине восхищен вашей смелостью мыслить так глобально с заботой о людях, об их будущем. – Вильсон опять поразился собственным высокопарным речевым оборотам. Похоже он заразился каким-то вирусом благородного словоблудия, общаясь с важными шишками. – К сожалению, мой визит носит сугубо профессиональный характер и привело меня сюда убийство двоих людей, которые были связаны с деятельность вашей компании.
– Да, это очень прискорбно. Я знал их обоих – Уильям был прекрасным сотрудником, можно сказать светилом – и как врач, и как человек науки. Он неоднократно удостаивался звания лучшего сотрудника компании и, если говорить с деловой точки зрения, его потеря стала для нас очень болезненным ударом. Мы и сейчас не знаем, как закрыть образовавшиеся бреши после его кончины – мы просто не можем найти специалистов, которые обладали бы подобным уровнем знаний и профессионализма. И я уже не говорю о том, какой он был прекрасный человек, добрый, отзывчивый, очень компромиссный и неконфликтный. – Томаса подкупило, что Ридс не пытался изобразить горе. Он говорил прямо, но не пытался показать Муна своим другом – это читалось в его взгляде. Ридс продолжил. – Что касается Фореста, я не так хорошо его знал, мы виделись всего несколько раз. Но от этого не легче, ведь он чей-то отец, сын, муж, друг… В конце концов он был молодым человеком, которому предстояло жить, радоваться, любить и быть любимым, а вместо этого кто-то подло отобрал у него жизнь, оставив близким только страдание. Это не справедливо. – Джонатан как-то более пристально посмотрел в глаза Вильсона, будто стараясь сказать ему что-то, что нельзя выразить с помощью одних лишь слов. – Мы уже можем жить так, чтобы не убивать друг друга и не калечить судьбы. Но мы пока еще не научились до конца этому. Надо прилагать больше усилий.
– Да, мистер Ридс, я с вами полностью согласен. Война за ресурсы – это уже пережиток прошлого, человечество повзрослело и готово жить по-другому (да черт возьми, да откуда опять эти философские мысли, точно вирус богатеев). – Томас наконец перешел к делу от этого высокопарного лизоблюдства. – Позвольте задать вопрос в лоб – почему ваша программа реабилитации военных, проходившая десять лет назад, провалилась?
Этот вопрос был подобен удару, которым детектив в свое время посадил на зад не один десяток человек. И этот вопрос поставил самого Ридса в тупик.
– Детектив, вы очень прямолинейный человек. Пожалуйста, не сочтите за лесть, но я это уважаю. – признал он. – Но прежде, чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы кое-что прояснить, вернее даже напомнить вам об одном моменте. В ходе нашей беседы я поделюсь с вами секретной информацией, которая ни в коем случае не подлежит огласке. Она не должна выйти за пределы этого кабинета. Шеф Фишер, ваш непосредственный начальник, также проинформирован об этом. Для моей корпорации – конфиденциальность крайне важна, поскольку на кону репутация ведущей фармацевтической организации государства. Я надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? Вы ведете расследование – ради Бога, вы можете пользоваться, предоставленными мной сведениями, но только в рамках вашего расследования. Мы с вами поняли друг друга?
Вильсон утвердительно кивнул.
– Хорошо, вашего слова мне достаточно. Я перефразирую ваш вопрос: не почему программа провалилась, а почему мы не вернулись к ней, не стали жестко отстаивать свою позицию. Так будет правильнее. Дело в том, что у нас есть внутренняя процедура испытаний, по результатам которой принимается решение, насколько то или иное лекарственное средство готово к официальным испытаниям, тестированию и исследованию на живых людях. Наш препарат под названием «Хоуп», внутренние испытания не прошел, вернее, результаты испытаний были сфабрикованы таким образом, что заключение в нашей лаборатории вышло положительное Когда спустя время после проведения первичного курса лечения Хоупом к подопытным вернулась психическая нестабильность, мы провели внутреннее расследование и .приняли решение уйти в тень – сдать битву без боя, чтобы со временем вернуться уже более подготовленными.
– Вы можете рассказать подробнее, что именно произошло, как проходили эти внутренние испытания?
– Это называется человеческий фактор – самая досадная из возможных ошибок в наше время. Наши испытания проводятся в несколько этапов. И каждый из этапов весьма дорогостоящий, и требует достаточно много времени как на сами процедуры, так и на обработку данных. Ошибка закралась с самого начала, когда была нарушена технология производства образца. Исполнитель, который полностью отвечал за эти исследования от начала до конца и который в самом начале допустил эту ошибку, испугался, получив отрицательные результаты и финальный отчет откорректировал вручную, получив положительные значения по всем показателям. Когда мы стали разбираться в чем дело, этот дурачок, почувствовав, что пахнет жареным, сознался сразу, поэтому сразу пришлось сразу без шума, подписав ними соглашение о конфиденциальности на всю жизнь, уволить их из ГринФармы.
– Так почему же вы сейчас инициировали создание комиссии по расследованию того происшествия?
– Тогда эта ошибка вызвала бы сильнейший общественный резонанс, поэтому мы решили отложить проект в сторону и переключиться на другие продукты, чтобы люди потеряли интерес к «Хоуп». Это расследование и сейчас может нанести определенный ущерб, но теперь у нас достаточно сил, быстро укротить возникшую волну. Тогда же ставки были слишком высоки. Понимаете, детектив, наш новый препарат, и я вам сейчас открою огромную тайну, базируется на исследованиях, полученных при разработке «Хоуп». Поэтому наша официальная позиция такова: десять лет назад мы ошиблись, но затем продолжили исследования, устранили все недочеты и вот сейчас перед вами продукт, успешно прошедший все клинические испытания, который зарекомендовал себя, без ложной скромности скажу, превосходно и готов к внедрению в широкие массы. Детектив Вильсон, ошибки совершают все, но в какой-то момент общественность может их простить, а в какой-то – закидает камнями.
– Мистер Ридс, зачем в таком случае привлекать комиссию? Почему нельзя просто покаяться, дать интервью дружественным вам СМИ?
– Детектив Вильсон – это еще один прекрасный вопрос, вы мне нравитесь все больше и больше. Мы сейчас выходим на уровень национальной программы и просто покаяться в новостных источниках нельзя, есть определенная процедура. Это то же самое покаяние, но выполненное по определенному регламенту, обязательному к исполнению. В подобных случаях Сенат инициирует расследование, устанавливает причину провала. Затем следует доклад сенатора и голосование в Сенате, простить нас или нет. Если они нас прощают, то мы уже идем, как вы говорите, просить прощения перед народом. А как подсластить горькую пилюлю – это уже меня не волнует, у меня в штате более двадцати тысяч человек, среди которых уж точно есть те, кто знает, как это сделать правильно.
– Тогда в чем может быть причина смерти главы комиссии Фореста, на ваш взгляд?
– Детектив, я понятия не имею. Препятствовать этому расследованию глупо, поскольку оно носит формальный характер и если не Форест его завершит, то кто-то вместо него. Может быть у него были какие-то личные враги.
– Сэр, я вам тоже открою большую тайну следствия, чтобы мы с вами были в одинаковом положении. Убийство Муна не было случайным. Оно тщательно готовилось с тем, чтобы оно с одной стороны было резонансным, а с другой, возможно скрыло какие-то факты. Чем в последнее время занимался Мун?
Это откровение детектива уже второй раз за день поставило Ридса в тупик. Это сыграть было невозможно.
– Фуф, детектив. Это неожиданный поворот. Насколько мне известно, Мун был ответственным со стороны нашей компании в работе с комиссией. Нашей задачей было отработать эту процедуру максимально быстро. Он должен был собрать всю нужную информацию и передать ее Форесту в полном объеме.
– Он мог передать, скажем, больше, чем от него требовалось?
Ридсу потребовалось время, чтобы правильно подобрать слова.
– Он мог передать больше информации, чем от него требовалось, но только в рамках программы реабилитации военных.
Вильсон показал свои видом, что на этом их беседа завершена и он полностью удовлетворен ответами.
– Подождите, детектив. Я рекомендую вам пообщаться также с Брюсом Миллером, техническим руководителем Муна. Возможно, он сообщит вам больше деталей, связанных с Муном и Форестом.
– Благодарю вас, сэр с Миллером я уже общался сразу поле убийства Муна, но я с вами согласен, сейчас наша картина расследования полностью изменилась, и я уверен, что сейчас наш с ним диалог будет более конкретным.
С этими словами детектив поднялся и протянул свою здоровенную руку Ридсу.
– И детектив, прошу вас не забывать про наш с вами договор. Для меня и моей компании это действительно важно.
– Мистер Ридс, не в моих обычаях нарушать данное слово. Будьте спокойны.
К веранде подъехал гостевой лимузин Тодоскини, предназначенный специально для почетных гостей Ридса. Томас сел в него с мыслью о том, что сегодня как никогда, ему нужна трезвая голова для размышлений. Эти секунды, пока детектив шел к автомобилю, он чувствовал стальной взгляд на своем затылке.
«Нужно как можно скорее поговорить с Алексом». – Промелькнуло у него в голове.
Ридс поставил фарфоровую чашечку на блюдце и щелкнул пальцем по ее каемке, заставив ту запеть.
В один погожий день, он смотрел на образ Господа, написанный по канонам пятнадцатого века. Мальчик внимательно вглядывался в лик сына Божьего, пытаясь уловить в его взгляде, что-то большее, чем просто свое изображение. Это была утренняя молитва, когда он вставал на колени, скрещивал руки на груди и обычно на 10-15 минут погружался в заученный монолог. Но не сейчас. Сейчас первый раз он произнес про себя: «Господи, зачем нужна молитва?»
Если человека погрузить в камеру, замеряющую активность действия головного мозга, лишить его внешних раздражителей и дать ему тему для размышления, рано или поздно, средства замера работы мозга начнет показывать электрическую активность в определенных областях, свидетельствующую о том, что в голове происходит какая-то активность на заданную тему. При определенных обстоятельствах этот процесс может перерасти в нечто намного большее, что очень напоминает процесс автогенного реза металла, когда требуется в основном один лишь кислород с минимальным воздействием тепла, но металл плавится точно так же, как если бы на него воздействовали температуры в несколько тысяч градусов. При своего рода автогенной работе мозга, интенсивность тех самых электронных импульсов, которые можно было бы разглядеть в камере томографии кратно возрастает и случайные импульсы, возникающие при натужном старании заставить думать себя на заданную тему преображаются в трехмерную паутину, всецело захватывающую выделенные области человеческого мозга. Дойти до такого состояния непросто и оно, словно тлеющий уголек, может погаснуть в любое мгновение, стоит лишь отпустить хвост вдохновения. Если бы сейчас можно было взглянуть на активность работы мозга Дэвида, то любой врач, понимающий, как непросто поймать волну вдохновения, удивился бы лёгкости с которой паутина электрических импульсов охватила «неразогретый» детский мозг.
– Зачем нужна молитва? – вновь сам себе задал вопрос Дэвид. Голос, который ему ответил, с одной стороны был чужим, но с другой – до боли знакомым, его он слышал лежа в кровати, в те бесконечные дни, когда был в плену своей болезни.
– Люди придумали молитву, чтобы напоминать себе о Боге.
– Зачем?
– Люди быстро теряют ориентир, следуя по жизненному пути, выбирают тот, что проще. Они как средневековые мореплаватели – идут по звездам, но стоит тучам затянуть небосвод, – отклоняются от курса, пока вновь не прояснится. Молитва нужна человеку для того, чтобы не теряться и помнить о том, кто я. Скажи, ты сейчас чувствуешь, что идешь по тропе, которую тебе указывает Бог?
– Да, я уже не смогу свернуть с нее, что бы ни произошло в моей жизни. – это откровение для самого себя дало мальчику ощущение радости и прилив сил. – Мне кажется, что я стал другим. Проснувшись от своего многодневного сна, я как будто стал другим. Как будто Всевышний дал мне шанс родиться еще раз, но уже новым человеком. Я стал чувствовать то, что не чувствовал раньше, я вижу то, что не увидеть глазами. Я хочу быть чем-то большим, чем я был всегда, но не ради своей собственной гордыни. Я смотрю на иконы и мне кажется, как будто я говорю с Богом через себя самого, в твоем лице. – мальчик сам удивился, что обращается к своему новому внутреннему голосу как к какому-то другому человеку. – И при этом я хочу служить Богу ради того, что люди никогда не сбивались с того пути, который он им предначертал, чтобы они понимали его точно также, как и я сам начинаю понимать его замысел.
– Я рад. – коротко ответил ему голос, в котором Дэвид ощутил бескрайний океан спокойствия, любви и поддержки.
– Кто ты?
– Тебе не нужно спрашивать, потому что ты и так это знаешь.
С этого момента Дэвид перестал молиться так как это делало не одно поколение его предков, но вместо этого он неизменно проводил время в том же самом положении общаясь со своим внутренним голосом.
Чем муравей отличается от корпоративного сотрудника? И тот, и другой имеют четко определенный круг задач, и тот и другой имеют жесткий распорядок, и тот и другой тащат в дом все необходимое, и тот и другой служит своему королю или королеве. Тогда в чем разница? Муравей никогда не предаст свою королеву, он готов сложить голову ради выживания своей колонии. Человек же, избавившись от понятия «верность», способен погубить не только своих ближайших соратников, но и все королевство.
Вильсона коробило все, что было связано с корпорациями. Он считал их темными башнями, на вершине которых сидят бездушные злодеи, а сотрудники – копошатся где-то внизу как муравьи. Несмотря на то, что он поверил Ридсу, да и что кривить душой, Ридс понравился ему, его мнение в отношении корпораций не поменялось.
И вот он, славный служитель закона, чья прямота и честность всегда были горящим мечом в сильной руке, подходил к одной из таких темных башен, рассаднике всего того, что он так искренне ненавидел.
Его пригласили в просторную переговорную комнату с длинным столом из биоразлагаемого пластика, искусно имитирующего стекло и черненый металл, а за панорамным окном, раскинувшись почти до самого горизонта, лежал Нью-Питерсбург. Справа виднелось море, ловящее своей темно-серой гладью сверкающие вдали молнии. Словно водяные гусеницы, огромные контейнеровозы еле заметно глазу двигались в разные стороны.
– Кхм-кхм. – Вильсон не торопясь повернулся к источнику шума. – Детектив Вильсон, добрый день! Меня зовут Брюс Миллер, а это мой коллега и сотрудник моего отдела Теодор Смит. – Тот, кто назвался Миллером внешне был похож на помесь орла и волка, у него был крючковатый длинный нос и глубоко посаженные глаза. На вид ему было немного за сорок, но при этом кожа на лице походила на пергамент. На лице залегли глубокие носогубные складки, он выглядел как человек, который не умеет улыбаться. Второй же, наоборот, производил впечатление добрячка. Он был полноват, с короткой стрижкой, которой пытался замаскировать залысины. На нем были обычные очки, а не компьютеризированные, за которыми виднелись маленькие невыразительные глаза
Обменявшись приветствиями, все трое сели за стол переговоров. Томас – спиной к окну, напротив Миллера и Смита.
– Брюс, мы с вами не так давно общались, по поводу смерти вашего коллеги Уильяма Муна, но в свете новых обстоятельств, возникла необходимость повторной встречи. Надеюсь, что я не отниму у вас много времени и на этот раз. – Вильсон старался говорить вежливо, но внутри у него кипело отвращение даже не столько к этим джентльменам, а к окружающей его атмосфере.
– С удовольствием, детектив. Мы с Уильямом проработали вместе больше тринадцати лет, поэтому грань между рабочими и приятельскими, даже дружескими отношениями практически стерлась. Вместе мы проводили рабочее время, но и вне работы крепко дружили семьями, поэтому сучившееся с Уиллом было для нас сильнейшим потрясением.
У Томаса уже не хватало сил вести одну и ту же светскую беседу, предваряющую основной разговор.
– Вы не поверите, но для полицейского департамента, это жестокое убийство стало шоком. Ничего подобного не происходило в Нью-Петерсбурге уже больше семи лет. – На сегодня достаточно, пора переходить к делу. – Вы же, наверное, слышали, что спустя какое-то время произошло еще одно убийство, главы комиссии по расследованию событий связанных с Хэппи? Мы считаем, что эти два убийства связаны между собой, а также с деятельностью Муна и Фореста – так звали вторую жертву.
– Питер Форест неоднократно бывал у нас, это правда. Насколько мне известно, он взаимодействовал напрямую с Муном. – на этот раз заговорил Смит, забавно растягивая слова. Нелепая манера говорить в сочетании со своеобразной внешностью развеселили детектива.
– Какого рода информацию Мун передавал Форесту?
– Мун говорил, что Форест был очень дотошен, и требовал всю информацию, которой владел сам Мун. Это были и документы по назначенному лечению, дозировки, показатели больного, прогресс лечения, показатели его жизнедеятельности в динамике, а также полную его медицинскую карту.
– То есть, информацию из клиники, где проходило лечение он также передавал ему?
– В этом я сомневаюсь, поскольку у клиники есть собственный гриф секретности, и к их данным мы доступа не имеем.
Дальше общение со Смитом и Миллером пошло по стандартному сценарию. Из этого разговора стало ясно, что в своей работе Форест имел высокую степень свободы в работе и был на хорошем счету у Миллера.
Они говорили еще чуть более двадцати минут, не принеся Вильсону сколь-либо стоящих зацепок в расследовании.
Допрос окончился и Смит предложил проводить детектива к выходу.
Как только Томас и сотрудник технического отдела зашли в лифт, ни говоря ни слова, Смит незаметно вложил в руку Вильсона небольшой клочок бумаги, который тот, молча засунул в карман.
Выйдя на улицу детектив, наконец, прочитал послание забавного пухляка: «Мне есть, что вам рассказать. Грегори парк, около статуи, в субботу в 10.00».