Евгений Иванов
Кудыкины горы
Слышу голос
Слышу голос из прекрасного далёка:
он бормочет, причитает и скулит.
Голос явно чем-то сильно не доволен
и проклятий гневных мне сулит.
Я растерян и в недоумении,
и ни как я толком не пойму:
что же я такого сделал
или, может, сделаю ему?
Ночь, улица, фонарь, в стёкле витрины
В тяжёлом забытье сомкнулись веки,
я за прилавком в глубине пустой аптеки.
Ночь, улица, фонарь: в стекле витрины
застыл сюжет предсказанной картины.
Вот ийдет на мольбен
Вот ийдет на мольбен Отец святой,
вот он колышет бородой,
вот дверь открыл и в храм вступает
широкой поступью прямой.
Святит предметы и паству,
потупя взор, все расступаясь,
освобождают путь ему.
Тихонько с краю я стою.
Дух затая, на лик взираю
и с кисти влагу принимаю,
благую весть в себе таю,
тихонько сам себе шепчу:
«Дай бог, чтоб всё было, как надо,
чтоб стихла бедствий канонада,
чтобы любви не стало меньше,
дай бог мне быть, как Валдис Пельше –
красивым, стройным, знаменитым»…
Ответил голос: «Да иди ты!
Лентяям я не подаю,
а будешь клянчить – прокляну!».
Я в изумлении застыл:
со мною кто заговорил?
В бреду ль послышался мне глас?
Перекрестившись тот же час,
я потихоньку храм покинул,
на паперть встал и душу вынул.
Вечером как-то собрался в кино
Вечером как-то
собрался в кино.
Ехать не близко –
спустился в метро.
«No Pasaran!» –
прохрипел турникет.
Выплюнул злобно
мой мятый билет.
Старушка очнулась вдруг
в будке своей.
Погоны мелькнули
возле дверей.
Сгустилась вдруг тьма,
поползла из щелей,
замерли люди
у кассы и в ней.
Я осторожно
сквозь страх обернулся:
– Граждане, братцы…
я всем улыбнулся.
Били не долго,
успел я в кино.
Нынче гуманные
люди в метро.
