Евгений Юрьевич Енин
Дао разговорной программы
За деньги обязательно интересно
Вот очень важно: «за деньги» зрители получают гарантированно интересную и полезную программу.
Если я потом смотрю отчет TNS «Gallup Media» и вижу, что рейтинг ниже среднего, значит, я ошибся, не надо было брать эту тему.
Это «забесплатно» может быть и не интересно и не полезно. Ну, не нашли мы сегодня интересной темы, а эфир чем-то надо закрывать. Плохо конечно, но что делать, иногда бывает.
Если просятся в эфир за деньги, но я понимаю, что это неинтересно, в эфир не возьму. Зачем, если никто не будет смотреть? У нас же нет задачи взять деньги и сбежать, «Четвертому каналу» уже пятнадцать лет, «Стенду» десять лет, дай бог нам всем здоровья. Если тема неинтересна, потенциальному рекламодателю объясняют, что он выбросит деньги на ветер, ему лучше сделать рекламные ролики, дать объявление в
«бегущую строку», еще что-то. А не «выступить» перед аудиторией, состоящей из жены и подчиненных. Это элементарная честность по отношению к клиенту. Ну и азы маркетинга: один недовольный клиент отпугнет десятки других: я тут выступил по «Четвертому каналу» – и никакой реакции.
Самый дорогой эфир
Перед последними выборами мэра. Шестнадцать тысяч, если пересчитать на доллары, за двенадцать минут.
В «Новостях „Четвертого канала”» заказных сюжетов не бывает
Как и в «Итогах недели»
И не бывает исключений из этого правила.
Но судя по тому, как удивляются, когда звонят и спрашивают: «Сколько стоит у вас сделать сюжет?» и слышат в ответ: «У нас не бывает заказных сюжетов», – на других каналах другие правила.
«Джинса» в «Новостях Четвертого канала»
«Джинса» – это такая скрытая реклама, замаскированная, в случае новостей – под обычный сюжет, обычную информацию.
Понятно, что ни один нормальный канал не будет пихать в новости «джинсу», что называется, официально. Хотя и такое в Екатеринбурге бывало. Так что у нас в городе этот термин употребляется, если репортер берет деньги втайне от начальства. За что-то. За то, что этого показал в сюжете, а того не показал. За то, что снял сюжет про конфликт, когда огласка выгодна одной стороне и невыгодна другой.
На «Четверке» были, давно уже, попытки протащить в выпуск новостей «джинсу», в том числе успешные. Но их жестоко пресекали и виновных увольняли.
Как оценить, подходит тема для разговорной программы или нет?
Кажется ли она вам интересной, это первое. Как говорит Леонид Парфенов, «по ощущениям».
Второй пункт: многолетние наблюдения за рейтингом. TNS «Gallup Media» показывает рейтинг каждой отдельной программы, поэтому мы представляем себе, что интересно зрителям.
Еще, конечно, здравый смысл. Понятно же, что если в эфир просится Путин Владимир Владимирович, отказывать не стоит не только потому, что могут быть неприятности.
У меня есть такой способ оценки: если называется тема и у меня возникает сразу десяток вопросов, тема годится.
Цикличность тем
Знаете, это как у крестьян: сезонная цикличность жизни. Весной – посевная, летом – полевые работы, осенью – сбор урожая, зимой – отхожий промысел.
У нас весной – клещевой энцефалит, зимой – отопление, летом – дизентерия какая-нибудь, осенью – первое сентября.
Это темы. Которые каждый год.
Про особенности поведения самок энцефалитных клещей я могу рассказывать часами. От гриппа меня прививали в прямом эфире. А есть еще хоровод лиц.
Одни и те же гости
Общая проблема разговорных программ. Вернее, проблема их ведущих. Одни и те же лица. Посмотрите разговорные программы федеральных каналов – там, главным образом, Жириновский.
Есть сферы – образование, здравоохранение, политика, социальная защита и так далее. В каждой сфере есть специалисты, отвечающие за определенные направления. Есть обойма говорящих голов, спикеров. В результате кто-то бывал на «Стенде» пять раз, кто- то десять раз, кто-то – даже страшно подумать сколько. Сколько раз у меня был Николай Воронин, председатель областной думы? Дай бог, придет еще, потому что он ни разу не отказался, заранее зная, что на вопросы ему будет отвечать, скажем так, непросто. И ладно, если это политик и каждый раз про новый закон. Человек один, но темы разные. А если и человек тот же самый и тема та же самая, как и год назад, и два, и три?
Нет, понятно, что в прошлый раз про клещей смотрели одни люди, в этот раз смотрят другие, радуешься тому, что делаешь что-то полезное. Но если бы вместо энцефалитных клещей на нас напали гигантские сколопендры, говорить о них было бы чуть-чуть интереснее.
С этим можно только смириться. Появление незнакомого интересного собеседника для ведущего разговорной программы – именины сердца.
Кстати, Виктор Романенко, заместитель главного санитарного врача Свердловской области, великолепно изображает самку энцефалитного клеща. Полное перевоплощение.
Склероз
Необходимое условие для успешной работы ведущего разговорной программы – наличие у него легкого склероза. Чтобы каждый раз – с неподдельным интересом.
Подружиться с гостем
Можно ли дружить с гостями? Потенциальными? С теми, кто у тебя в эфире был, и ты знаешь, что, скорее всего или наверняка, снова будет позван?
Понятно, что, когда не первый год с человеком общаешься, может возникнуть, ну, дружба не дружба, но человеческие отношения, выходящие за рамки строго официальных «задающий вопросы» – «отвечающий на вопросы».
И вот вы с ним приятели, а потом этот приятель приходит в эфир и ему нужно задать вопрос чрезвычайно неприятный. Не задавать? Пожалеть? Рассориться? Насколько журналист должен быть «отстранен» от персонажей?
Ну не виноват я в том, что с Константином Карякиным, депутатом областной думы, лидером областной организации СПС, мы подружились в начале девяностых. И ходим друг к другу на день рождения. В баню. Кто виноват в том, что он пошел в депутаты, а я на телевидение? И что теперь, раздружиться – на время исполнения депутатских полномочий?
Но еще это ладно, так исторически сложилось, а если в процессе работы возникают отношения?
Например, мы не друзья с Вениамином Голубицким, который был министром госимущества, руководителем администрации губернатора, в баню вместе не ходили. Но у меня хорошее, не журналистское, просто человеческое к нему отношение. Хобби у нас одинаковые к тому же. Голубицкий сейчас в Москве, у Вексельберга, поэтому его берем для примера. У него ко мне, кажется, тоже хорошее отношение. Надеюсь. Может быть, играл. Политики, они такие. И ему это помогло? Нет. Мы ничего не оговаривали специально, но он понимал, и в этом я уверен, что в эфире каких-либо скидок «на отношения» ждать бесполезно.
То есть человеческие, дружеские, приятельские отношения с людьми, которые регулярно ходят в эфир, становятся персонажами сюжетов, у журналиста могут быть, как мне кажется, только при таких условиях. Когда есть понимание, что пощады не будет.
Предварительное интервью
Разминка такая.
Термин услышал от Владимира Владимировича Познера, президента Российской академии телевидения. Придумывать какой-то свой термин для обозначения прединтервью, технического приема, к которому приходят все ведущие разговорных программ, право же, незачем.
Прединтервью проходит в два этапа
Первый этап – это когда звонишь потенциальному гостю и приглашаешь его в эфир. Определяется, того ли ты человека зовешь. Вдруг тема разговора совершенно не его тема? Просто звонишь: «Иван Иваныч, тут у нас такое событие, можете ли вы прийти сегодня вечером на „Стенд” поговорить об этом?» Иван Иванович или согласится, или скажет: «Ну что вы, я этим не занимаюсь, а вот Иван Петрович как раз курирует это направление». – «Иван Петрович, тут у нас такое событие, можете ли вы прийти сегодня вечером на „Стенд” поговорить об этом?» – «Да, конечно». Гость найден. Начинается второй этап.
Второй этап прединтервью
Бывает двух типов.
Первый.
Иногда я встречаюсь с будущим гостем заранее. Когда я не разбираюсь в теме, когда гость не очень представляет себе, что такое участие в разговорной программе. Мы подробно обсуждаем будущий разговор – то, о чем мы будем говорить, он рассказывает мне о своем заводе, о своей проблеме, беседа может занять и час и полтора, притом что на выходе должно получиться двенадцать минут.
Второй.
Если же мне предмет разговора понятен, если я представляю, какие вопросы нужно задать, если я знаком с этим человеком, прединтервью происходит, когда гость уже приходит к нам на «Четвертый канал».
Я прошу гостей прийти за сорок минут до того, как мы должны войти в студию. Тут и люфт: вдруг пробки на дороге, и время, чтоб попить чай-кофе, поговорить. Провести прединтервью.
Что нужно узнать из прединтервью?
Правильно ли я представляю себе ситуацию.
Ну, допустим, какая-то политическая коллизия: «Так все было на самом деле сегодня?» – «Да, так». – «Вы на самом деле против этого закона?» – «Ну что вы, это же я его внес!»
Я перепроверяю, потому что, если что-то было передано информационными агентствами и даже показано в «Новостях „Четвертого канала”», это не значит, что все так и было в первом случае или все было точно так – во втором. Людям свойственно ошибаться. Опять же, «врет как очевидец».
Если у меня есть сомнение в каком-то своем вопросе, содержащем ссылку на чье-то заявление или какое-то событие, я спрашиваю: «Правда ли, это было? Он действительно так сказал?»
Ну и наконец, я спрашиваю: нет ли еще чего-то важного, связанного с темой разговора, о чем я могу просто не знать – я же не специалист, но о чем стоит рассказать.
Прединтервью не спасло
Иногда бывает так, что и прединтервью не помогает.
Был у меня на «Стенде» москвич, бывший журналист, потом телевизионный начальник. Обговариваем тему. Он что-то говорит. Начинается эфир, он говорит совершенно другое. Я потом уже догадался почему. Видимо, до эфира он говорил правду, ну вроде как коллеге-журналисту: «Ты же понимаешь…», а в эфире начал «работать».
Прединтервью спасло
А однажды прединтервью спасло. Гость – директор Горводоканала Олег Богомазов. У меня все вопросы о горячей воде. Ну не знал я тогда, что Горводоканал занимается только холодной водой. Как я радовался, что узнал об этом не в прямом эфире!
Узнают ли гости о вопросах заранее?
Дело в том, что вопросов в том виде, в каком они звучат в эфире, до эфира, заранее просто не существует. Невозможно написать вопросы, а потом выучить их наизусть до буковки. Я пишу на листочке темы: спросить об этом, об этом, об этом. Если нужно – какой-то фактический материал: подглядеть, если что.
Поставить гостя в тупик
Да, но, как правило, я все эти темы обговариваю с гостем. Не в виде конкретных формулировок вопросов, а именно в виде тем. «Хочу спросить об этом, об этом, об этом». Это тоже часть прединтервью. Гость может сказать: «Нет, это не мой вопрос» или: «Я не знаю», – тогда вопрос снимается.
Самое главное, нет задачи поставить гостя в тупик, заставить покраснеть, потерять сознание и свалиться под стол в конвульсиях. Есть задача сделать интересный разговор. Если гость «зависнет», как старый компьютер, это никому не нужно. Если гость не отвечает, что он будет делать? Это же разговорная программа, он должен говорить, а не мычать.
Я, как правило, всегда говорю: «Вот и вот тут я с вами не согласен, вот тут я считаю, что вы категорически не правы, а вот по поводу этого у меня совсем другая информация». Если назревает спор, то я заранее предъявляю мои аргументы. Пусть гость придумает красивые контраргументы.
Нет, «засадные» вопросы тоже бывают. Главным образом, для политиков. Я точно знаю, что политики выкрутятся.
Можно ли перебивать гостя?
Приходится.
Время ограничено. Есть определенное количество вопросов, которое необходимо задать в это ограниченное время. Людям свойственно, высказав главную мысль, добавить развивающие тезисы, объяснить, убедить. Вот это иногда приходится пресекать.
А как быть с тем, что перебивать собеседника невежливо? Ну это же не светская беседа, это разговор в особых условиях, процесс создания телевизионного продукта. Мы не просто разговариваем, мы делаем телепрограмму. Перед врачом раздеваемся, хотя раздеваться в публичных местах не принято? Так и здесь. И это случается не с каждым собеседником. Если человек говорит короткими фразами, его просто невозможно перебить, наоборот, приходится задавать дополнительные вопросы.
«А сколько мне отвечать?»
Часто задаваемый вопрос.
Имеется в виду – сколько времени должны занимать ответы. Человек пытается помочь, поучаствовать в процессе создания телевизионного продукта.
Я отвечаю так: говорите, как говорится. Если будет нужно, я вас перебью, если будет нужно – задам дополнительный вопрос.
Но все-таки лучше прерывать, чем каждый раз переспрашивать.
Показать список вопросов
Бывают тяжелые случаи.
Когда просят заранее прислать список вопросов.
Список высылается с предупреждением: в эфире вопросы будут звучать иначе, наверняка возникнут вопросы не из списка, да и сам разговор может пойти совсем в другую сторону.
Крайне редко организаторы визита настаивают на том, чтобы в разговоре мы шли по списку. Заранее утвержденному. Строго. Мне кажется, на это стоит соглашаться, только если этот гость вам очень важен. Очень-очень. Очень-очень-очень.
Прислать список заранее просят или пугливые чиновники – они бояться получить от начальства, если не то скажут, – или бизнесмены, не имеющие опыта телевизионных выступлений. Еще дипломаты – им положено.
А чаще всего заботливые пресс-службы.
В Екатеринбург приезжает Владислав Бородулин, шеф-редактор объединенной редакции издательского дома «КоммерсантЪ», до этого главный редактор сетевой
«Газеты.ру».
«Вы бы не могли прислать список вопросов для Владислава Геннадиевича?» Это за две недели. Могли бы, почему нет.
Приехал.
«Владислав Геннадьевич, я, честно говоря, удивлен». – «Чем?» – «Журналист, редактор, да еще таких газет – и список вопросов за две недели». – «Какой список? Каких вопросов?»
Не дать выговориться
Предварительный разговор перед эфиром или записью нужен еще и для того, чтобы установить психологический контакт, настроиться на собеседника. Если это незнакомый человек, то нужно понять, какой у него темп речи. Если основная мысль у него в начале периода, тогда его можно будет перебить, задать следующий вопрос, если основная мысль в конце периода, то его не перебьешь, придется ждать, пока закончит говорить.
Но при этом не следует позволять гостю отвечать на вопросы, когда вы их обсуждаете до эфира, когда говоришь: хочу вас спросить об этом, об этом и об этом. Он выговорится. А ведущему будет неинтересно второй раз то же самое спрашивать, но он-то интерес сыграет, работа такая. И гостю не интересно будет рассказывать. Человек понимает, что он сейчас «выступает», он в эфире, а не на кухне, но все равно перед ним собеседник, которому он только что все уже подробно объяснял. А теперь опять все сначала. Неинтересно.
Вчера: Александр Дворкин, профессор, заведующий кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, главный сектовед страны. «Александр Леонидович, так что там у вас с неопятидесятниками?» – «Ну зачем же я буду до эфира об этом говорить, потом неинтересно будет!» Гость попался опытный.
Может ли интервьюер попросить придумать для него вопросы?
Да легко.
В большинстве, наверное, разговорных программ, которые мы видим на центральных каналах, вопросы ведущим придумывают специально обученные люди. И это совершенно нормальная практика, когда выпускающая бригада пишет сценарий, ищет гостей, придумывает вопросы, а ведущий ведет программу. Разделение труда.
Вопросы придумывают для ведущего, если он, так скажем, «приходящий». Первый год работы на «Стенде» я был таким приходящим ведущим. Три раза в неделю часа за полтора до эфира я приходил на «Четверку», и Валерия Горонкова, руководитель программы, рассказывала мне, какая у нас тема, кто гость, о чем его можно спросить. Не готовый список вопросов, а темы. Но можно было и список попросить, право такое было.
На региональном телевидении ведущие, как правило, все делают сами. И вопросы придумывают сами. Референтов бюджет не предусматривает.
Но бывает не так уж редко, когда я прошу прислать мне список тем.
На выборах, когда в эфир ходят кандидаты. Если человек приходит пятый раз за месяц, у меня фантазия иссякает. К тому же разговор в эфире должен соотноситься с агитационной кампанией кандидата, а я откуда знаю, какие у него планы?
Или кто-то просится в эфир, я понимаю, что тема интересная, вернее чувствую, но не знаю всех подробностей. Ну, например, предлагают: вот главный кардиолог России. Хорошо, берем, его будут смотреть. Но я не знаю, о чем можно поговорить с главным кардиологом так, чтобы это было интересно зрителям-сердечникам. Пришлите темы, пожалуйста.
Бывает очень трогательно, когда вместо списка тем присылают полный сценарий программы. Пьесу. Прописанные вопросы ведущего, прописанные ответы гостя. Даже реплики ведущего: «Е. Енин: Неужели?» Иногда – вообще супер! – ремарки: «Е. Енин удивленно поднимает брови». Надо послать Николаю Коляде.
Сколько нужно вопросов на одну программу?
Может быть всего один.
Перед последними выборами мэра Екатеринбурга в эфир, вернее на запись, пришел ныне покойный Александр Хабаров, бывший лидер бывшего ОПС «Уралмаш». Общественно-политического союза. Программа агитационная. Его помощница заранее очень просит не перебивать Хабарова. Приходит сам Александр Алексеевич, очень просит его не перебивать. Ладно, не перебивать, но тут на бумажке всего четыре вопроса, тех самых, не мной придуманных, нам на двенадцать минут не хватит. Нет, хватит? Ну ладно.
Я задал только один вопрос. Что-то вроде: «Сегодня на „Стенде” кандидат в мэры Екатеринбурга Александр Хабаров. Добрый вечер! Как идет ваша кампания?»
Все. Дальше говорил только Хабаров, без остановок, без пауз, без заминок. Кроме него, мне не попадалось человека, способного непрерывно говорить двенадцать минут в телевизионном эфире.
«Вы слушали выступление Александра Хабарова, кандидата в мэры Екатеринбурга».
Кстати, спустя полгода, даже год, если встречались знакомые, которые этот разговор смотрели, говорили что-то вроде: «Это было потрясающе! Очень интересная передача!» Ни один «Стенд» не вспоминали так хотя бы через неделю.
Другой пример.
Евгений Чичваркин, совладелец крупнейшей сети магазинов по продаже сотовых телефонов «Евросеть». По Интернету ходят настоящие и поддельные дадзыбао, его письма сотрудникам. Например: «На время больших продаж никто не отменял правил обслуживания клиентов. Если товар продает себя сам, вас заменят кнопкой (или мартышкой)», «Не работайте с дебилами!!! Плюс на минус дает минус!». И самое жуткое: «С первого сентября ни у одного сотрудника компании не остается телефона Самсунг в личном пользовании. Все можно продать через розничную сеть как б/у, и все деньги забрать себе. Это тест на лояльность. Не нравиться – уё…». Чичваркин в мире менеджеров личность легендарная. Плюс косичка и дурацкая футболка и джинсы вместо костюма. Плюс так пишет. Разговор должен получиться – супер!
Оказалось, что Чичваркин говорит очень короткими фразами. Отвечает даже не предложениями, отдельными словами. «Да», «Нет», «Не думаю». На этот «Стенд» у меня вопросов ушло как на четыре, наверное.
От одного до пятидесяти
Можно попробовать прикинуть.
Двенадцать минут. Если темп разговора очень высокий, то пусть будет три секунды – вопрос, десять секунд – ответ. Минута – четыре с половиной вопроса. Всего пятьдесят пять. Мы говорим о содержательных вопросах, а не о каждом случае, когда ведущий раскрывает рот, не о междометиях.
Темп разговора невысокий – вопросов двенадцать, может быть, десять, и может быть, даже меньше десяти.
Понятно, что можно попросить Александра Ширвиндта рассказать что-то смешное, это один вопрос, и двенадцать минут слушать.
Нужно только заранее прикинуть, сколько вопросов понадобится исходя из темпа разговора, и придумать с полуторным запасом на тот случай, если темп окажется выше.
В приложении номер три, там, где расшифровки «Стендов», вопросы подсчитаны. Получается в среднем около тридцати.
Важность первого вопроса
Кто как его называет. Кто «крючок», кто «гарпун», кто «гвоздь». Считается, что первый вопрос принципиально важен. Он должен «зацепить», «пригвоздить» зрителей, чтобы они не отрываясь, как прибитые, посмотрели всю программу.
Я бы не преувеличивал. Все-таки у ведущего есть больше времени, минуты три, когда внимание аудитории держится: зрители оценивают, интересно это им или нет, смотреть или не смотреть дальше. И если первый вопрос хороший, а второй плохой, поможет первый вопрос удержать аудиторию?
Но «Стенд» в прямом эфире – это особый случай. Между первым и вторым вопросом стоят две-три минуты рекламы. Тут уж действительно приходится цеплять.
Универсального рецепта нет, но более или менее понятно, какие должны быть характеристики первого цепляющего вопроса. По форме он должен быть яркий, может быть, парадоксальный. Это желательно. В то же время из вопроса и короткого ответа – я специально прошу гостей на первый вопрос, что до рекламы, отвечать коротко – зритель должен понять, о чем пойдет разговор.
Пример.
Ведущий: Добрый вечер! Сегодня на «Стенде» главный по птичьему гриппу. Добрый вечер, Иван Иванович!
Гость: Добрый вечер!
Ведущий: Если не использовать зенитную артиллерию и не сбивать перелетных птиц на подлете к границе области, когда у нас начнется эпизоотия птичьего гриппа?
Гость: Ну, не обязательно это будет эпизоотия, но если птиц не сбивать, то они, конечно же, могут занести вирус на территорию Свердловской области.
Ведущий: О том, где правительство области собирается закупить столько зенитных пушек, и том, что случится, если этого сделать не удастся, мы поговорим сразу после рекламы. Задавайте вопросы по телефону 002, абонент Стенд.
Еще пример.
Эдуард Россель выиграл третьи выборы. Приходит в «Итоги недели», очень благостное настроение, собираемся подводить итоги года, год у него вполне удался.
Тут нужно заметить, что поставить Росселя в тупик каким-то вопросом практически невозможно. У него, как у каждого талантливого политика, в голове масса готовых ответов, шаблонов. У него огромный опыт публичных выступлений и публичного общения. Я первый раз видел, чтобы Россель сделал заметную паузу, придумывая ответ.
Первый вопрос: «Вы уже нашли себе преемника?» Это сразу после выборов. Россель после паузы ответил, что нет, он еще не искал. Второй вопрос: «А если бы искали, кто это был бы? Воробьев?» Россель снова после паузы: ну да, Воробьев. Так впервые он публично назвал Воробьева своим преемником. Долго ему, кстати, еще ждать, Воробьеву.
Бутылка коньяка за первый вопрос
Мне проспорили бутылку. Не поверили, что я на такое способен. На «Стенд» впервые пришел Лев Ковпак, сын Игоря Ковпака, хозяина сети супермаркетов «Кировский». Ковпак-старший начал передавать Ковпаку-младшему оперативное управление сетью, имел планы, потом удачно реализованные, провести сына в городскую думу, начал делать из сына публичную фигуру. Первый его эфир у меня, придумываю первый вопрос.
«Почему папа не пришел?»
Лев, кстати, совершенно нормально ответил, что-то вроде «теперь ходить буду я», и для первого прямого эфира держался прекрасно.
Важность последнего вопроса
«Запоминается последний вопрос» © штандартенфюрер Штирлиц.
Вариант первый.
Резюмирующий вопрос. «Итак, вы утверждаете, что все у нас будет хорошо?»
Вариант второй.
Вопрос, не имеющий отношения к теме разговора. Раскрывающий гостя с неожиданной стороны. Маленький такой взрыв, финальный фейерверк. Нет, это не переход на новую тему, это «одиночный» вопрос, предполагающий возможность короткого ответа. «Это правда, что вы стали дедушкой?»
Вариант третий.
Без финального вопроса. «Сбить» на лету. Гость что-то эмоционально говорит, ведущий: «Вот на этой высокой ноте…»
Может ли гость настаивать на том, чтобы ему какие-то вопросы задавали, а какие-то нет?
Может.
Все на свете – результат договоренностей. Когда мы зовем кого-то в эфир, мы заключаем с человеком договор: мы задаем ему вопросы, он на них отвечает. Дальше – мелким шрифтом – какие вопросы задаем. Это может никак не оговариваться, а могут идти долгие переговоры по каждому пункту. Если гость нам очень нужен, идем на уступки. Да, этот вопрос мы не зададим, а вот этот, о котором вы просите, зададим. Как далеко мы зайдем в уступках, зависит от того, насколько нужен гость. Может быть так, что ради одного «своего» вопроса я соглашусь огласить весь список вопросов, принесенный гостем. Может быть, даже не начну торговаться, если гостя легко заменить.
Вот пример. Задаем вопрос о том, почему в городе грязно, и задаем вопрос о том, за что город получил премию «Золотой рубль». Угадайте, где чей вопрос.
Вот кстати. Еще на радио, на «Студии Город», я вел еженедельную программу с мэром Екатеринбурга Аркадием Чернецким. Когда предложили этим заняться, сомневался – все-таки «придворная» программа. С определенными задачами. С другой стороны, мэр – безусловный ньюсмейкер, об интервью с которым приходится долго договариваться, и не факт, что договоришься, а тут – каждую неделю. Решили так: половина вопросов мои, половина – пресс-службы, но в моих формулировках.
Не задать неприятный вопрос
Была, говорят, на американском телевидении интервьюер, которая
спрашивала гостя: «О чем бы вы не хотели говорить?» – «Ну, вот, о том, что у меня проблема с наркотиками». И она начинала именно с этого вопроса. Долго так не проработать.
Я тоже иногда спрашиваю: «О чем бы вы не хотели говорить?»
Например, вопросы зрителей, которые приходят на пейджер, могут не относиться к компетенции этого человека. Я должен понимать, какого размера эта сфера, какие темы она накрывает. Горводоканал горячей водой не занимается!
Это может быть частью джентльменского соглашения. Например, разговор и так неприятен гостю, что-то случилось у него в ведомстве, приходится отдуваться, а тут еще что-то. Баня упала. Он с трудом согласился прийти. И просит: «Давайте вот это не трогать, про баню». Если то, что можно «трогать», достаточно важно и интересно, «баню » можно «не трогать». Оставить до следующего раза.
Но если я считаю, что об этом обязательно нужно спросить, я буду уговаривать, объяснять, настаивать. Или гость согласится об этом поговорить, или откажется пойти в эфир. Будем искать другого гостя.
Но мне кажется, нельзя пообещать не трогать какую-то тему, а в эфире, в прямом, спросить. Хотя бы потому, что этот человек никогда больше в эфир не придет, и еще пятьдесят его знакомых не придут, когда он им про такой фокус расскажет. А говорящих голов у нас мало, беречь надо.
Задать неприятный вопрос
Хотя нет правил без исключений.
Если то, о чем просят не говорить, не спрашивать, суперважно, сенсационно, если это что-то потрясающее, – конечно надо спрашивать.
Пришел бы ко мне губернатор Эдуард Россель и перед эфиром сказал: «Ты знаешь, я тут написал заявление об отставке, только об этом пока не надо говорить».
Тут уж извините! Ни один живой журналист не сможет удержаться.
Как задавать неприятные вопросы?
Неприятные для собеседника. Неудобные.
А не бывает неудобных вопросов. Бывают неуместные вопросы.
Если у вас есть информация из источника, которому вы доверяете, что политик Иванов начал спиваться, что он алкоголик, смело спрашивайте: «Перестали ли вы пить коньяк по утрам?»
Мало ли какое решение он примет спьяну, а нам потом расхлебывать. Или он уже никаких решений принять не в состоянии, а мы ему зарплату платим. Для него этот вопрос неприятен, но он общественно важен, так что это его личная трагедия – что там ему приятно или неприятно.
Вот это, кстати, надо понимать в общении с политиками и чиновниками.
Они не наши начальники. Они наши наемные работники. Мы им зарплату платим. Поэтому чуть что – сразу ему: «Я, как налогоплательщик, хочу знать». И все. Хозяин вы. Он обязан выполнять команды.
Если же у политика Иванова недавно умерла жена, а тема разговора новый законопроект, то спрашивать, как он пережил потерю, бестактно. Это неуместный вопрос.
Сколько раз можно повторять один и тот же вопрос?
Например.
Мой гость – председатель ассоциации родительских комитетов очень православного толка, им не понравилась одна из учебных программ по профилактике ВИЧ, они решили, что это развращает школьников, старшеклассников, и потребовали ее запретить.
Один из первых вопросов к нему: «Должны ли родители говорить с детьми о сексе?» Тут и без контекста понятно, наверное, что рано или поздно кто-то поговорит; варианты: родители, учитель, друг (подруга), венеролог, гинеколог, неонатолог. Он начинает мяться, уточнять. «Что такое секс?» – «Это когда занимаются любовью».– «А что такое любовь?» – «Хорошо, пусть будет половой акт».– «А что такое половой акт?» – «Коитус, [блин]». Я думал, придется ему на пальцах показывать.
Пришлось выдвинуть ультиматум: или он отвечает на вопрос, должны ли родители говорить с детьми о сексе, или все время до конца программы мы посвятим выяснению того, что такое секс. Он предпочел ответить.
Но это разговорный экстрим, конечно. В мирной жизни часто случается, что собеседник не отвечает на вопрос – не отказывается, а отвечает что-то свое, что ответом на заданный ему вопрос никак не является.
К сожалению, предмет разговора, как правило, бывает менее захватывающим, чем выяснение того, что такое секс. К тому же если политик, – а упираются, как правило, именно они, – не хочет говорить, кто финансирует его избирательную компанию, его можно пытать в подвалах НКВД, все равно не скажет. Поэтому повторять один и тот же вопрос до конца эфира – потерять зрителей.
Я обычно делаю три попытки. Задаю прямой вопрос. Не отвечает. Сразу задаю этот же вопрос в другой формулировке. Не отвечает. Возвращаюсь через некоторое время к этому же вопросу, опять его переформулировав. Если это уже конец разговора, на маневры нет времени, а ответ получить нужно – хоть всю последнюю минуту спрашиваю одно и то же.