Недугом ты страдаешь, эти жены
Тебе помогут опытом, стараньем;
А если он таков, чтоб и мужам
Его открыть, – тебя врачи излечат.
Что ж ты молчишь, дитя? Хоть что-нибудь
Скажи, меня, коли не так сказала,
Оспорь, а не оспоришь, так признай,
Что я права, и поступи согласно
Моим словам. Открой же губы… Дай
Хоть посмотреть в глаза тебе… О, горе!
Вот, женщины… Вы видите? Опять.
Уж я ли не старалась?.. Все напрасно:
Как было, так и есть, и как тогда
Была глуха, так и теперь не внемлет.
Пойми ж ты хоть одно. К другому можешь
Ты равнодушней моря быть, но если
Себя убьешь, – ведь собственных детей
Отцовской ты лишаешь части этим.
Я царственной наездницей клянусь,
Что детям родила твоим владыку,
Пусть незаконного, но с честолюбьем,
Законного достойным. Ты его
Отлично знаешь, Федра… Ипполита.
Увы!
Коснулась я живого места разве?
Ты сделала мне больно… Я молю:
Не повторяй мне больше это имя.
Вот видишь ты – сама ведь поняла;
Так как же, рассудив, не хочешь жизни
Своей сберечь для собственных детей?
Я их люблю, детей. Но в сердце буря
Мне жребием ниспослана иным.
Нет на руках твоих, надеюсь, крови?
Душа во мне… душа заражена.
Иль это враг тебе какой подстроил?
О нет, мы зла друг другу не хотим;
Но он убьет, и я убита буду.
Перед тобой Тесей не согрешил?
Мне перед ним не согрешить бы только.
Но что ж тебя в Аидов дом влечет?
Мой грех – тебя касаться он не может.
Конечно нет. Но ты покинешь нас…
Оставь, оставь! Зачем к руке припала?
В мольбе твоих не выпущу колен.
Тебе же мука, коль узнаешь, мука…
Нет большей мне, как Федру потерять.
Она умрет, но не бесславной смертью.
А слава в чем? Хоть это мне скажи.
Ее добуду на стезе греха.
Откройся ж нам – и слава возрастет.
Уйди, молю… Освободи мне руку…
Нет, ни за что… Молящий дара ждет.
И ты получишь этот дар молящих.
Тогда молчу… но за тобою речь…
Какой любви ты сердце отдавала[11],
О мать, о мать несчастная моя!
Ты вспомнила быка иль что другое?
О, бедная, и той же рождена
Для ложа Диониса Ариадна[12]…
Опомнись, дочь… ты свой порочишь род.
Мне третьей быть добычей смерти, третьей.
О, ужас… О, куда ж ты клонишь речь?
Туда, где злой давно таится жребий.
Но в чем же он?.. Когда бы знать могла я!
О, горе мне… Когда б мои слова
Ты, женщина, сама сказать могла бы.
Я ж не пророк, чтоб чудом их узнать.
Ты знаешь ли, что это значит – “любит”?
Да, слаще нет, дитя, и нет больней…
Последнее – вот мой удел, родная.
Что слышу я? Ты любишь? Но кого ж?
Не знаю кто, но сын он амазонки.
Как… Ипполит?..
Он назван, но не мной.
Не может быть, дитя. Ты убиваешь
Признанием меня. Для старых плеч
Такое иго, жены, слишком тяжко.
Проклятый день, проклятый свет очей…
Нет, в омут мне… Но только эту ношу
Берите прочь… На что ж и жизнь, когда
Порок возьмет насильем добродетель
Влюбленную? Киприда – ты не бог,
Ты больше бога. Кто б ты ни была,
Но Федру и меня, и дом сгубила.
Вы слышали, подруги?
Из царских губ внимали ль вы
Неслыханным речам, речам ужасным?
О, лучше бы, о, лучше б умереть,
Покуда в грудь мою
Твои слова проникнуть не успели.
Всем горе, всем нам горе, всем нам горе!
Несчастная! Какой ужасный рок
Тобой владел?.. О, смертные!.. О, род,
На муки обреченный! Ты погибла,
Отдав лучам позор… Как этот день тебе
Короткий пережить еще?..
К концу идет с тобою царский дом,
И больше тайны нет, куда Киприды,
Тебя склоняя, воля губит,
О Пасифаи дочь несчастная, о Федра!
Вы, дочери Трезена, вы краса
Преддверия Пелоповой державы[13],
Уже давно в безмолвии ночей
Я думою томилась: в жизни смертных
Откуда ж эта язва, что нас губит?
Природа ль разума виновна в том,
Что мы грешим? Не может быть: ведь многим
Благоразумье свойственно. Я так
Сужу: что хорошо, что нет – все это
Мы знаем твердо: лишь на деле знанье
Осуществить мы медлим. Почему?
Одним мешает леность, а другой
Не знает даже вкуса в наслажденье
Исполненного долга. Мир – увы! —
Соблазнов полн, и, если волны речи
Людской нас не закружат, – праздность нас,
За радостью гоняя, обессилит…
Ты скажешь, стыд?.. Какой? Есть два стыда:
Священный стыд и ложный, но тяжелый.
А будь меж них светла для света грань,
Они одним бы словом не писались…
И вот с тех пор, как тяжким размышленьем
Я различать их научилась, нет
Мне более к неведенью возврата,
И не могу не видеть я греха.
Но я хочу с тобою проследить
Решенья ход… Когда Эрота жало
Я в сердце ощутила, как его
Переносить, я стала думать честно…
И начала с того, чтоб затаить
Его как можно глубже. Проку мало
Для нас в речах. Пусть иногда язык
Поможет нам другого образумить,
Но раны нет больней, чем от него.
Я думала потом, что пыл безумный
Осилю добродетелью… И вот,
Когда ни тайна, ни борьба к победе
Не привели меня – осталась смерть.
И это лучший выход. Нет, не надо
Мне возражать. Для славы мы хотим
Свидетелей – для горя только тайны.
Я знала все – недуг, его позор,
И женскому я сердцу цену знала…
Пускай для той проклятий будет мало
Со всей земли, которая с другим
Впервые обманула мужа. О,
Пойти с верхов должна была зараза.
Ведь если зло – игрушка знатных, разве
В толпе оно не станет божеством?
Проклятие и вам, чьи скромны речи,
Но чьи под кровом ночи черной дерзки
Преступные объятья… Как они
Решаются, о, пеною богиня
Рожденная[14], потом смотреть в глаза
Обманутым мужьям? Как им не страшно,
Что самый мрак их выдаст, что стена
Заговорит[15], внимавшая лобзаньям?
Я от одной бы мысли умерла,
Что мужа бы могла я обесчестить
Или детей. Нет, никогда! Они,
Свободные и гордые, на землю
Священную прославленных Афин
Вступая, нас не постыдятся вспомнить.
Ведь самый дерзкий клонит, точно раб,
К земле чело, когда при нем напомнят
Клеймо отца иль матери позор.
И если что-нибудь поспорить может
С желаньем жить, так совесть, у кого
Она еще осталась… Слабодушным,
Как красной девице, когда-нибудь
Подносит время зеркало[16], но я,
Нет, я его не буду дожидаться…
Увы! Увы! Нет в мире ничего
Прекраснее, чем добродетель: смертных
Она дарит заслуженной хвалой…
О госпожа, когда завесу с бед
Ты сдернула так быстро, то, конечно,
В испуге я не выбирала слов
И лишнее сказать могла. Но дело
Совсем не так уж страшно… И всегда
Надежнее второе рассужденье.
Чего-нибудь неслыханного я
Покуда не узнала. Афродиты
Здесь чары несомненны. Любишь ты?
Но не одна ж. Другие тоже любят.
И убивать себя!.. Да разве ж всех,
Кто любит иль любви готов отдаться,
За это и казнить? Да польза ж в чем?
Или поток Киприды остановишь?
Ты уступи ему – тебя волной
Он ласково обнимет, а попробуй
Надменно или нагло спорить с ним, —
И что ж? Тебя не искалечит, скажешь?
И в высоте эфирной, и в морской
Пучине – власть Киприды, и повсюду
Творения ее. Она в сердцах
Рождает страсть, и все в ее кошнице[17]
Мы зернами когда-то были. Кто
Истории читал[18] седые свитки
Иль песни разучил поэтов, знает,
Как некогда Семелы царь богов
Безумно ложа жаждал, как Кефала
В чертог свой Эос увлекла для ласк,
Румяная. Среди богов и в небе
Они живут, однако ж, и теперь,
И страсти той несут покорно иго…
А ты, ты будешь спорить? Если так
Тебе одной тяжел закон богов,
То жаль тогда, что не по уговору
Особому отец тебя родил.
Что не другие над тобою боги
Влачат. Или мало здесь найдется
Таких мужей, что на грехи жены
Глаза благоразумно закрывают…
Я более скажу… Таких отцов,
Что сыновьям не прочь в делах любовных
Способствовать. Да умный человек
И всякий так рассудит, что дурное
Не напоказ. А жизни все равно
Не вымерять, как дома. И карниз
Ведь не всегда положишь по заказу…
Ужели же судьбы – да и какой
Еще судьбы! – теченье ты осилишь…
Ты – женщина[19], и если ты могла
Быть честною не реже, чем нечестной,
Считай себя счастливой. Черных дум
Останови ж теченье! Это людям
Доступнее… А рваться одолеть
Богов, дитя, – поверь мне, только гордость.
Любить тебе велела Афродита…
А русло мы недугу твоему
Дожна найти счастливое… Есть чары,
Соблазны слов… Подумаем – найдем
И от твоей болезни мы лекарство:
Мужчина бы не скоро отыскал,
А мы куда на выдумки горазды…
Ее слова страдальческой судьбе
Отрадное сулят успокоенье,
Но я несу, царица, восхищенье,
Пусть горькое, но все-таки тебе…
О, злая лесть – на сладостной облаве
Твоих сетей всегда обилен лов.
Я не хочу отрадной неги слов,
Пускай они мне говорят о славе…
Да, музыка!.. Но эти ризы слов
Узорные… зачем они? Ведь сердцу ж
Лишь Ипполита речь была б отрадна.
Зачем же прямо так и не сказать?
Тянуть зачем, когда вопрос поставлен
Решительный – о жизни? Будь сама
Женою ты разумной и спокойной,
Иль думаешь: тебе бы этот шаг
Я предлагать решилась… для утехи?
Но речь идет о жизни… И никто
Меня, надеюсь, жены, не осудит.
О, ужас, ужас!.. Замолчишь ли ты?
Иль ток речей позорных не иссякнул?..
Позорных! Пусть… Позорные слова
Теперь тебе полезней благородных…
Не лучше ль жизнь усилием спасти,
Чем славою венчать твою могилу?
О нет! О нет, ради богов. Права
Ты, да, я знаю… Но позор не меньше
От этого. Я цепь Эрота с честью
Еще носить хочу… Но ты ведь в бездну
Меня зовешь… О нет, о нет, о нет!..
Ну, рассуди ж… Кто спорит… было б лучше
Не полюбить. А полюбила ты,
Так не беда: найдем мы исцеленье.
Есть у меня и средство от недуга
Любовного – ни чести не вредит,
Ни разума оно не потемняет…[20]
Питье иль мазь твое лекарство, няня?
В том пользы нет, что много будешь знать.
Но хитрости твои мне страшны… Нет ли
Дурного в них… Опасного чего?
Чего же ты боишься, не пойму я…
Речей твоих, чтоб о беде моей
Тесеев сын по ним не догадался…
И, полно… Все улажу я, дитя.
Ты только будь за нас теперь, Киприда,
Владычица морская… Остальное
Не перейдет за тесный круг друзей…
Уходит во дворец.