О Эрот! О Эрот!
На кого ополчился ты,
Тем глаза желанье туманит,
В сердце сладкая нега льется…
Но ко мне не иди, молю тебя,
Ни с бедой, Эрот, ни в ярости.
Нет такого огня, и лучи светил
Со стрелой не сравняются горние,
Что из рук своих мечет в нас
Дия сын, и стрелой Кипридиной…
Слепота! Слепота!
Гекатомбы кровавые
Мечем мы на бреге Алфея[21]
Аполлону – в Пифийских храмах…
А Эрота, царя над смертными,
Ублажить, дитя Кипридино,
Не хотим. Пусть ее теремов любви
Он ключарь, но для нас он жестокий бог:
Сеет смерть и проклятия,
Куда ступит Эрот, Зевесов сын…
Ярма не познавшая дева
И брачного чуждая ложа
В садах расцвела эхалийских…
Но, крови и пламени полны,
Дымятся палаты Еврита,
И терем пылает царевны,
И нимфу дрожащую сыну
Алкмены под адские гимны
Проклятий и смерти Киприда
Вручает для горького брака…
Ограда священная Фивы,
Диркеи кипящая пена,
Вы ужасы миру о силе
Могли бы Киприды поведать.
Она, средь блистаний и громов
Склонивши на брачное ложе
Грядущую Вакхову матерь[22],
В объятия кинула смерти,
О, страшная сила и сладость!
Пчела с ее медом и жалом!
Оставьте песни, жены… Я погибла.
Что ж страшного в чертоге слышишь ты?
Там голоса. Постойте, дайте слушать…
Начало страшное… Молчу… Молчу.
Ах… ах…
Несчастная! Чего же ждать еще мне?
Что ты слышишь? Чей же голос,
О любимая царица?
Что тебя, скажи, смутило?
Иль ты страшное узнала?
Я говорю вам – я погибла… Шум
Там, за стеной… вы слышите ль, как шумно?
Но ведь ты у самой двери.
Иль сама узнать не хочешь?
О, прислушайся ж, царица,
Отчего кричат в чертоге?
Я слышу сына амазонки: мечет
Он громы на прислужницу мою.
Да, я слышу – только смутно;
Разбери ж и мне скажи;
До тебя из двери близкой
Речи их ясней доходят.
Я слышу ясно, как зовет ее
Он своднею, предавшей господина.
Горе! Горе… дорогая.
Предана ты – нет спасенья,
Больше нет и тайны, Федра,
И от друга ты погибла.
Она меня сгубила… Мой недуг
Ему она пересказала. Мне ж
Она дала в лекарстве выпить яду.
Но дальше что ж? Где выход ты найдешь?
Или сама я знаю?.. Двери дома
Аидова я вижу пред собою.
Входит Ипполит, за ним кормилица.
Вы, светлые лучи!.. И ты, земля!..
И это было сказано?.. О, ужас!..
Ах, тише, тише… Могут услыхать.
Я не могу молчать… Ведь это ж ужас…
Десницею могучей заклинаю…
Прочь, руки прочь… И выпусти мой плащ…
У ног твоих, у ног молю пощады.
Какой? Ведь ты ж, по-твоему, права.
Огласки я боюсь. Пойми, огласки.
Прекрасного молва не оскорбит.
Дитя мое, ты ж клялся, вспомни только…
Устами, да, – но сердце ни при чем.
Ужель друзей, дитя мое, погубишь?
Чур, чур меня! Неправый – мне не друг.
Кому ж прощать, дитя, коли не людям?
О Зевс! Зачем ты создавал жену?
И это зло с его фальшивым блеском
Лучам небес позволил обливать?
Иль для того, чтоб род людской продолжить,
Ты обойтись без женщины не мог?
Иль из своих за медь и злато храмов
Иль серебро не мог бы сыновей
Ты продавать, чего который стоит,
Освободив жилища нам от жен?
Что жены зло, мне доказать не трудно.
Родной отец за дочерью, ее
Взлелеявши, чужому человеку
Приданое дает – освободи
Его от дочки только. Муж, конечно,
Отравленной украсив розой сад,
Ей восхищен бывает. Точно куклу
Иль алмаз фальшивый, он жену
Старается оправить подороже.
Но и мужей жена нищит, и только.
А раз женился – не стряхнуть ему
Ярма. Один, свойством польщенный знатным,
Выносит ложе пресное; другой,
Шурьев постыдных за своей красоткой
В родня вступив, полынью приправляет
Медвяную сыту. И хорошо
Еще тому, кому попалось в дом
Ничтожное творенье, чтоб ни злого,
Ни доброго придумать не могла.
Но умницы!.. Избави боже, если
В ней на вершок побольше, чем в других,
Ума, излишек этот Афродите
На пользу лишь – коварством станет он.
Напротив, та, которая природой
Обижена жена, по крайней мере,
На хитрости Киприды не пойдет
Приспешниц – вот от жен подальше надо.
Вы сторожить поставьте терема
Зверей, когда хотите, да не этих
Пособниц, зверь укусит, да не скажет,
А то хозяйка козни мастерит,
А нянюшка их по свету разносит…
Не такова ль и эта тварь? Отца
Священное она дерзнула ложе
Мне, сыну, предлагать. Да после слов
Таких – иди к источнику и уши
Омой священной влагой. Если я
В себе заразу чувствую от звука,
От шума слов, так каково же сердцу
От грязи их? Но я благочестив,
И это вас теперь спасает, жены,
Поверьте, все бы ваши я открыл
Дела отцу, когда бы, как ребенок,
Сковать уста себе я клятвой не дал.
Простор теперь предоставляю вам,
Пока Тесея нет, и для признаний
Я не открою губ. Но вместе с ним
И я сюда вернусь – мне любопытно
Вас с госпожой увидеть, как царя
Вы будете встречать. Хотя образчик
Твоей, раба, я наглости видал.
Так будьте же вы прокляты! Не будет
Мне пресыщенья в ненависти к вам,
Хотя б корили все меня, что вечно
Одно и то же я твержу – и вы ведь
Все те же – в зле. О смертные, иль жен
Исправьте нам, иль языку дозвольте
Их укорять, а сердцу проклинать.
Уходит.
О, жребий жены!
О, как над тобою не плакать?
Где сила искусства?
Где выход?
О, как этим цепким объятьем
Опутана я безнадежно!
Уж мой приговор
Написан. О солнце! О солнце!
О матерь-земля!
Куда я уйду от несчастья?
Чем горе покрою?
О жены! О жены!
Иль бог мне поможет? Но кто же?..
Иль вступится смертный в такое
Позорное дело?.. На плечи
Напала несносная тяжесть.
И смерть, только смерть ее снимет…
Меж женских, увы,
Несчастнее нет моей доли!
Увы! Увы! Посланницы искусство
Не удалось. Ты в тяжком положенье…
О худшая из жен… Друзей своих
Не пощадить… Пускай отец небесный
Тебя, огнем изранив, в порошок
Потом сотрет. Иль я тебя просила
Беду мою по свету разглашать?
Иль я тебе конца не предрекала
Позорного? Да, да. Для Федры больше
Почетной нет кончины. Но довольно.
Теперь важнее дело. Гнев его
Не пощадит, конечно, пред Тесеем
Болтливости твоей неосторожной,
И речи, точно реки, потекут
По всей земле постыдные. Проклятье ж
Тебе и всем проклятие, кто рад
С непрошеной готовностью и дерзко
Служить своим измученным друзьям!
Ты не меня бранишь, а неудачу:
Обида ум озлобленный мутит.
О, у меня нашлись бы оправданья,
Когда бы их ты слушала. Тебя
Кто выкормил и вырастил, царица?
Кто преданней служил тебе? Недуг
Я исцелить хотела твой и гибну
За то, что не сумела. А сумей,
Из мудрых бы слыла теперь я мудрой.
Ведь ум людей не то же ль, что успех?
Изранила и диким пререканьем
Мне рану бередишь. Иль это все?
Вся правда? Все, что Федра заслужила?
Постой. Пускай была я неправа.
Но и теперь не все еще погибло.
Нет, более ни слова! До сих пор
Ты только зло нашептывала. Только
Дурное начинала. Уходи
К своим делам. Нам помощи не надо.
Кормилица уходит.
Вы ж, жены благородные Трезена,
Не откажите мне в одном – уста
Безмолвием окутать перед тайной.
Я чистою богинею клянусь,
Что твоего несчастия не выдам.
О, будьте же вы счастливы! А я
Еще имею выход, как сберечь
Потомству имя доброе. Да он
И для меня в моем несчастье лучше.
О нет, я славной родины моей
Не посрамлю и на показ Тесею
Позорного не вынесу клейма,
Чтоб сохранить остаток жалкой жизни.
Кого ж спасешь неисцелимым злом?
Себя спасу. А как – увидишь после.
Стыдись же слов таких.
А ты стыдись
Нас упрекать. Иль не Киприде я,
Не Афродите на алтарь сегодня
Усладою паду? Мне горек был
Любовный жребий, жены, но, страданьем
Венчанная, я и другую смерть
В своей таю. Есть муж. Из муки этой
Смирения он вынесет урок:
Один недуг, одна и кара будет.