Федор Березин
Война 2011. Против НАТО
12. Истребители, танки и рациональный ум
– Николай Владимирович, а ты ведь мне нужен в момент налета, – заявляет полковник Добровольский, когда они с Мордвинцевым стоят возле проходящего наземное тестирование «Мига».
– Каким же образом? – искренне удивляется Мордвинцев. – Думаешь мои «Т – восемьдесят четыре» полетят за вашими птичками клином?
– В том-то и дело, что не полетят. Но ты ж понимаешь, что я, как командир бригады обязан быть со своими? А кто останется тут?
– Ну так, у тебя же есть зам, Олег Дмитриевич. Нормальный, вроде, мужик. Мне понравился. Или ты знаешь про него что-то такое…
– Сашка-то нормальный! – отмахивается Добровольский. – Но ведь у меня опытные летчики просто наперечет. Потому он тоже, однозначно полетит. Вот и…
– А…
– Вот и «А», полковник танковых войск. Я же не камикадзе, все-таки. Хочу, понимаешь, возвратиться сюда и нормально сесть, а не увидеть свою полосу – перегороженную каким-нибудь «майданом», а то и «америкосовскими» джипами из посольства. А чего тебе, правда? Полет-то на истребителе, это не танковый поход в Европу. Тут, туда-сюда – час делов. Потом я прибуду, и все опять под контролем. Даже если спать упаду на часик, все тайно сомневающиеся товарищи, из персонала базы, все равно не решаться выступить против командира.
– Красиво ты песни поешь, – машет головой танкист Мордвинцев. – Час – и все дела. Но ведь не мы же инициаторы действа, так? Мы ж привязаны к агрессору, туркам там, или кому еще. Откуда знаем, когда тебе вылетать? А если ты меня с позиции Бубякина дернешь, так я оттуда буду тот самый час добираться. В аккурат к твоему возврату выстрою почетную линейку из «восемьдесят-четверок».
– Ну, значит, переселяйся покуда ко мне на аэродром. Оставь с Бубой кого-то из надежных ротных.
– А Бубякин как без меня?
– Во-первых, его ракеты все ж без экипажа летают, так что он на месте однозначно. А во-вторых – из чисто рационалистических соображений, так сказать, отрешившись от чувств – сколько у Бубы ракет-то осталось?
– В смысле, от твоих «соколов» на «МиГах» больший прок?
– Такова уж «селяви» на сегодняшний момент. Хотим чего-то добиться, придется действовать рационально.
– Злое правило, полковник ВВС.
– Тебе, танкисту, следовать ему сам бог велел.
* * *
А впрочем о сипенье… Ведь правда есть.
И где же воздух? Но –
Смыкается петля, и рыщут руки –
Манипуляторы с разбитой
Луноходной головой,
Без камеры переднего обзора,
И связи с базой,
Брошенные в Море
Дождей, и глупые,
Как стражники, проспавшие набег…
А целлофан прилип к губам,
Глаза уж не закрыть
И слез не выдавить —
Развалины сухие не потеют.
Ресницами упершись в горизонт,
Придвинутый,
Я корчусь. Сквозь зрачки
Протискивают новые оравы.
И снова порошок…
13. Детерминизм воздушных трасс
Тот, кто представляет современный воздушный бой как свалку в воздухе, пусть и не бестолковую по результату, – сильно ошибается. Обычно все расписано посекундно. Уж для бомбардировщиков-то и вообще подавно. Четкий алгоритм действий для всего этапа. Двигать на такой-то высоте, в эдаком коридоре столько-то минут, секунд. Снижение высоты до такой-то, полет с эдаким-то азимутом. Выход на кабрирование, или «горка» или что-то там еще. Пуски по цели изделиями такими-то и такими-то. Это в случае если передовой нападающий уже сделал работу. Если нет, тогда отставить «горку» или поворот «все вдруг», или еще чего-то там, и пуск изделием эдаким с дистанции такой-то, азимут эдакий. Затем уход на сверхмалые такие-то, разгон на форсаже. Пара «два» подход к цели на высоте, коридоре, скорости (схема, как и ранее, прилагается), пуски с дистанции… Цель «два». Работает группа «четыре». Подход, поворот, еще поворот. Заход с ракурса… Группа «три». Трудится только в случае выполнения задачи предыдущими отрядами. Подход на средней высоте такой-то. Визуальное определение результатов (вот тут уже инициатива). Работа по дымам изделиями такими-то и такими-то. Поворот «все вдруг», азимут, высота, подход к цели «восемь». Оценка результатов предыдущего удара, работа по дымам…
Примерно в таком плане. Само собой, истребителям-перехватчикам дают больше инициативы. Понятно, об автономности БД[42] тяжелого Миг-31 можно только мечтать. Они одинокие киты с большими амбициями. Перехватчики меньшего пошиба наводятся с наземного КП. Цель номер эдакая, подход высота, скорость, азимут такие-то. Пуск изделием эдакий, на дистанции такой-то. Оценка результата. В случае ожидаемого, разворот, возвращение, в коридоре таком-то. Если вдруг… Вот тут снова некоторая автономия решений.
Разумеется, случайному прохожему, задравшему в верхотуру голову, все представится несколько другим образом. Возможно, он даже не будет вполне уверен, что наблюдал бой. В самом деле, разброс фигур по небу такой, что требуется поворачиваться. Иногда вроде бы – на уровне чувствительности сетчатки – что-то от боевых машин отделяется – можно идентифицировать как ракету, особенно если на начальной стадии сверкает дюзой, либо пускает инверсионный дымок. Но где уследить, когда она шандарахнула у цели? Конечно, если после облачка белой мороси на голубизне, что-то самолетообразное пойдет совсем кувырком, да с подвыванием впилит в шоссе поблизости, тогда «да», точно война, хотя может и боевые ученья, приближенные к реальности. Бог знает, как в этих НАТ-ах тренируются, может свалить чего-нибудь с хрустальной лазури, это в порядке вещей? Да ведь и беспилотное наверняка. Не, случатся пилотируемое. Кто-то на парашюте, вероятно без сознания, идет возвратным ходом к маме-земле. Благо, она за ним не очень соскучилась. Тогда уж, да, явное ЧП в стратосфере, а может все же и война. Черт его знает? Но в газетах напишут. Однако речь не о буратинках все еще верящих в какую-то независимость СМИ, а о происходящем в небе атаках и перехватах.
Если первичный выход на скоростную цель у перехватчика не получился, или не принес желаемого результата, то, да не покажется это странным все тем же деревянным дядям, преследование цели он не предпринимает. В большинстве случаев такое попросту бессмысленно. У истребителя не хватит ни времени, ни ресурса нагнать утерянный истребитель-бомбардировщик.
Посему вся надежда у командира авиаторов Добровольского была на первый заход.
14. Родины близкие и не очень
Штирлицы бывают разные. К тому же имеются господа, работающие в гораздо более сложных условиях, чем товарищ Исаев. Понятно, что штандартенфюреру было трудно – он был один в окружении врагов, и в ситуации провала рассчитывать в плане личностного спасения ему было просто-напросто не на кого. Однако у давно, почти в эмбриональные времена покинувшего семью и страну разведчика имелся все же один немаловажный фактор психического преимущества. Он доподлинно знал, что где-то, за семью нашпигованными немецкими Крисмарине морями и тридесятью сметенными фашистскими ордами царствами, его любимая Родина все же однозначно существует. В этом плане ему могли позавидовать все верующие мира скопом и в розницу. Райские кущи и дежурящий у их порога Бог-Отец все же посылал из заоблачных далей весьма расплывчатые подтверждения своей истой реальности, вовсе неоднозначно трактуемые, большая же и непоколебимо стоящая на планетарном севере Россия-Мама бомбардировала Штирлица не только криптографическими головоломками поступающими через вполне осязаемую и даже пахнущую дефицитными духами радистку Кэт, но и неумолимо, назло специальным техническим отделам глушения СС, изливающимися из радио-эфира обращениями Верховного Главнокомандующего к дающему сверхплановые снаряды и танки, но покуда частично, хотя и явно временно, попавшему в оккупацию народу. Случись с полковником Исаевым хоть самая большая неприятность – поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся в средневековье камеры пыток гитлеровской контрразведки – он все едино ведал, что его любезное Отечество вскоре еще более поднатужится, освободит плачущие народы мира и поставит по ранжиру у стеночки всех фашистских палачей. Что не говори, а со столь подкрепленными истиной убеждениями, жить на свете куда веселей и работа спорится.
А вот генералу-майору Редьке было куда несподручнее. У него не существовало ни далекой, ни близкой Родины, которая бы пусть и перспективно, не в текущей пятилетке, но завершила бы за него правое дело и поставила на истории большую круглую печать с надписью «Наше дело правое! Победа будет за нами!» Нет, вообще-то истовое Отечество находилось от него не за семью, заставленными там и тут фишками авианосных соединений морями – оно расстилалось прямо здесь, разбегалось по округе, охватывая города и веси. И вроде бы, по крайней мере, до сегодняшнего момента, над ней не покачивали хищностью клювов бомбардировщики карателей, а в райцентрах покуда не открылись рейх-канцелярии колонизаторов. И тем не менее, его Родина уже была надежнейше оккупирована, причем не первый год кряду. Там, в стольном граде Киеве, привольно расположились марионетки-гомункулусы, запросто, двадцать четыре часа кряду вещающие с TV-носителя, что бог на душу положит; ясное дело, их собственный, тот самый, прикрывшийся нашпигованными ударными носителями морями и тридцатью загнанными в стойло блоковой стратегии царствами. Ныне как раз успешно наращивалась оградка, и поскрипывали приглашающе ворота – плелась новая привязь для очередной кобылки – Неньки-України. Что в таких условиях должен был делать Штирлиц – генерал-майор Редька?
«Извиняюсь, господа рейхо-службисты, но я так не играю, получите назад свои штандартенфюрерские игрушки-побрякушки, петлички и прочее, освобождаю вашу описаную песочницу, уйду гордо, даже без пенсии. Уж кто-кто, а Штирлиц бы так не поступил. Простите, мол, друг-товарищ по НСДАП Мюллер, но по случаю альтернативного варианта, со вступлением Манштейна в Москву и переправы Паулюса через Волгу, я потерял великий смысл своей службистики Рейху, ибо оно было подкреплено лишь служением морозостойкому СССР. Ухожу в монастырь. Где тут ближайший православный, или хотя бы католический?». А то и того хуже. «Уважаемый обергруппенфюрер, нижайше докладываю, что все эти годы тайно сотрудничал с врагами Рейха. Ныне же, убедившись, как он воистину велик, глобусо-наступателен, и как ничтожны, а так же географически ретроградны его супротивники, приношу клятву трудить спину, оседлавший ее спинной мозг, и до сей поры неверно мыслящий, и не по праву возвышающийся над оным, заблудший мозг головной, только во славу и в пользу Великой Германии, моей воистину второй, однако ныне заглотнувшей первую, Родины».
Дилемма.
15. Самолетный ресурс и оранжевые подарки
Целью взлета «МиГов» из Василькова никак не могла явиться простейшая показуха: «Ой смотрите, как нас до фига!», ибо следующей фразой значилась бы: «Так что если мы еще и стрелять научимся, да еще будет чем, то ничего-то вам турки не обломится». Простая демонстрация активности дала б нулевой эффект. Разве что агрессор внес бы в готовящиеся планы коррекцию, о присовокуплении к обороняющимся дополнительных сил, против коих тоже надо принять контрмеры. Значит, команду «Взлет разрешаю!» следовало отдавать только после того, как армада янычар, либо их тайных союзников, обозначится хотя бы на каком-то из радаров обнаружения. Благо, танково-ракетный десант, под руководством подполковника Корташова удачно присовокупил к арсеналу мятежников две разнотипных станции дальнего радиолокационного обзора, а так же высотомеры и прочее. Плохо оказалось то, что такие мощности выявились несколько избыточными, ибо все многокилометровые кабельные связки замыкались на командный пункт группировки «Центр», который в мятеже не участвовал и войну с турками вести не собирался. Счастье, что с помощью местного персонала «Объекта-4» удалец Корташов умудрился перенацелить на аэродром и группу дивизионов радиорелейную вышку. То, что все эти захваты новых объектов вели к экспоненциальному расширению охраняемых территорий, было отдельной песней, страшно нервирующей танкового полковника Мордвинцева – это своя отдельная история. Сейчас речь не о ней, а о войне самолетной.
Итак, удар истребителей должен был оказаться внезапным, и при определенной удаче, сокрушительным. Тем не менее, уничтожение максимального числа летательных средств агрессора не могло считаться целью приоритетной. Ибо оказалось бы прекрасно, если бы все бомбовозы врага шли по одной траектории, большой плотной когортой. Тогда и встречный удар стало бы возможно сделать таким же прямолинейно тупым, и дело бы решило качество и количество выпущенных друг по другу ракет и пушечных снарядов. Принимая во внимание, что враг все же, и почти наверняка, готовился к войне исключительно с наземным противником, то еще неизвестно, кто бы из участников победил по очкам, даже при первичном соотношении самолетов не в пользу украинцев. А с учетом же того, что на грубый удар, еще удалось бы использовать некоторую ответную тактику, то получилось бы оказаться совсем добрыми молодцами. Однако командир летной бригады №40 Олег Дмитриевич Добровольский вовсе не надеялся на игру в поддавки. Куда более реалистичным выглядело нападение янычар несколькими группами, которые бы выходили на цели с разных ракурсов, разных высот, и по некоему загодя продуманному связному графику.
Потому, не имея ни стратегической радиолокационной, ни, тем более, спутниковой, а тем паче, экзотической агентурной разведки (которая, кстати, учитывая базирование турчаков в украинском Крыму, могла бы экзотикой и не быть), операторы обороняющихся никоим образом не могли бы определить какая из групп для чего предназначена. Вполне получалось спутать разведывательный, или даже отвлекающий удар с основным бомбардировочным. Исходя из этого, перед истребителями ставилась задача по возможности перехватить все обнаруженные группы самолетов, дабы пусть и не уничтожить, но хотя бы сорвать максимальное количество заданий врага. Единственная помощь, на которую они могли рассчитывать, был последний на Украине С-200. В этом плане Добровольский с Бубякиным обсудили вариации взаимодействия. Сил у полковника ЗРВ осталось в обрез. Однако и у Добровольского их наличествовало не слишком избыточно.
Тут сказались все годы славной борьбы за демократию, как оранжевого, так и прочих оттенков. Допустим – не первостепенно, но важно – что на оперативных, то есть доступных вот сейчас сходу (без захвата неизвестно где размещенных стратегических запасов) складах бригады не хватало ракет, дабы вооружить все наличные самолеты по полной оснастке. Помогло то, что беды, как и самолеты агрессора, ходят группами. Ибо, опять же, не все из МиГ-29 Сороковой бригады тактической авиации могли взлететь. Причин для чего, в свою, не радужную очередь, имелось несколько. Многие боевые машины были давненько раскурочены, так как превратились в залежи бесценных запчастей для своих братцев, случайно оказавшихся более везучими, или попросту более новыми. Затем, в бригаде, не хватало летчиков. Точнее, опытных летчиков. Постоянная недостача керосина, а так же не афишируемая компания по сбережению ресурса истребителей, привела к тому, что налет часов основного количества личного состава оказался ниже всякой планки. И потому, и тут тоже, как и в случае с самолетами, приходилось забирать у некоторых все (в плане часов реальных тренировок), дабы выдать другим в достаточной мере. Ныне, все это сказалось одновременно. Война – есть жестокая проверка государства на живучесть.
Теперь из всей бригады, выставить для реального боя, у Добровольского получилось только двенадцать машин. Самых лучших летчиков на самых лучших самолетах. Да, можно было бы набрать еще – и того и другого. Не много, но можно. Но первый вылет на перехват настоящего противника, никак не следовало сочетать с обучением азам. План вероятного удара по турчакам и так держался на волосинке; стало бы полной глупостью утяжелять ее искусственно.
16. Использованье селекции в военных целях
Так что Штирлиц Редька служил. Хотя бы из принципа, дабы до срока, который у любого военного, кроме маршала, неминуем в пору расцвета (по крайней мере, так всегда почему-то думается), не сдавать должность полковникам, тем, что более всего на свете жаждут «у Амэрыцю». Правда, он почти решил для себя – будет нести караул до официального вступления «країни»[43] в «атлантисты». Потом: «Извините, господа хорошие, англо-мовные, но тут уж как-нибудь без меня. Устал; тяжек воздух нам земли». А пока, не имея распоряжений из канувшего в лету социалистического Отечества, и даже из какого-нибудь другого, не своего, типа заморско-тропической чавесовской Венесуэлы, он нес службу как водится. В конце-то-концов, не хотелось слиться в строю с повально прущими в армию лентяями, до уровня коих даже разгильдяйской офицерской братии восьмидесятых, молча, без тика и рыпанья к кобуру, пронаблюдавших растаскивание на части Союза, было ой как далеко. Естественно, попадались службисты, но те больше заботились о карьере, чем о боевой готовности. Если для движения к цели, ее получалось окончательно послать на фик, то делали они это с превеликим удовольствием. Однако у генерала-майора Редьки никак не шло из головы, что служит он все же в противовоздушной обороне, то есть в совершенно не наступательном виде вооруженных сил. Тем паче ныне, когда войсковые ЗРК поставлены на прикрытие мегаполисов. Черт возьми, конечно же, жители этой страны продолжали оставаться не блеющими, терпеливо ждущими манны небесной, овечками, но неужели это считалось достаточным поводом для оправдания предательства их безопасности от бомбардировки с воздуха? Понятно, для кого-то считалось, но уж никак не для генерала Редьки.
Николай Николаевич относится к своим истинным обязанностям со всей возможной старательностью. Кстати и к бюрократической стороне дела тоже, ибо бумажная волокита, несмотря на все уверения мечтателей-технократов двадцатого века, наглой контрабандой перетянула увесистые тюки сюда, в двадцать первый. Все компьютерные причиндалы оказались просто довеском, маскировочной сетью. Поскольку бесхозный Штирлиц – Редька – работает командиром полка, то бумагомарательной волокиты у него выше крыши. Благо имеется кое-кто в штате занятый исключительно такими делами. Это очень и очень кстати, ибо с некоторых пор в бумагомарательство вплелся новый вредоносный фактор – вся бюрократия творится на мове. Фактор вопиюще важен для всех приезжих инспекций, он даже затмевает важнейшую в былом тоталитаризме строевую подготовку. Не исключено: это связано с отсутствием бетоно-, а так же асфальто-производственных мощностей равных союзным. Где прикажете маршировать, печатая шаг? На расчищенном лужку? Мово-лопотание настолько величественно, что настоящая боевая подготовка на ее фоне, что уборка сортиров: делать кто-то должен, но особенных специалистов-сантехников военные училища не выпускают. В армии Самостийности отменен даже стройбат – исключительно криминогенная, но и весьма рентабельная армейская структура в плане увековечивания человеческих усилий в камне. Видимо строить для Вооруженных Сил Украина ничего и не собирается. А зачем, в самом деле? Плакаты в «ленинских комнатах», конечно, запрещено переводить слово в слово – надо изгаляться мыслью, менять «змист»[44] и стиль коренным образом. И портреты тоже лучше бы заменить на крепостного Шевченко (будет повод рассказать солдатушкам о том, как счастливо жили их праотцы под поляками), или лучше Махно, но без ордена «Красного знамени» на фото (маловероятно в теперешнее время, но могут выискаться неуместно вопрошающие умники). Короче, бумаготворчества пруд пруди. Мальчики жаждущие отслужить положенный годик в армии легко, должны с подростковых портков овладевать искусством рисования и каллиграфического письма.
Николай Редька в этом не очень, но благо он проскочил период юности давно и теперь имеет в подчинении штат. Есть время заняться сортирами, то бишь невостребованной свыше боевой работой. Тут уже приходится быть истинным Штирлицем. Да, кстати о штатной структуре. В условиях резкого сокращения количества наземно расставленного ПВО, число командных должностей убавилось. Потому генерал стоит в полковничье-подполковничьей ячейке – в уровне командира полка. Конкретно, 156-го зенитно-ракетного. Но с другой стороны, если судить по охвату, а главное значимости прикрытой этим полком территории, тут должна быть как минимум бригада, но лучше дивизия. Это конечно на штатном поле былой мощи СССР, когда ПВО значилось отдельным видом ВС. Теперь оно, как у американских старших братьев, входит в ВВС. Правда, толку от данного вхождения нуль целых, нуль в периоде, ибо на самом деле в подчиненной Редьке группировке обороняющей две области и более семи миллионов граждан Самостийности «боевые летающие ударные комплексы», то есть, попросту, истребители – отсутствуют начисто. В таких условиях, выполнение задачи прикрытия неизбежно ветвиться в непролазное дерево из возможностей. Точнее, из невозможностей.
Защитить более ста городов тремя дивизионами «Буков», при всей их продвинутости, попросту нельзя. Мало того, что пусковых и локаторов, да и готовых к взлету ракет просто не хватит ни для чего, так еще и сам «Бук» создавался вовсе не для таких глобальных функций. Его зона поражения и даже зона обнаружения целей не охватывает всей территории, а при теперешнем разбросе позиций, еще и не обеспечивает взаимное перекрытие этих зон: что в тоталитарные времена управления страны хмурыми, но практичными дядьками, конечно же предусматривалось. Может стоит, действительно, переключить энергию военного творчества на контроль тщательности перевода табличек на кабинетах? Однако Николай Николаевич учился не на писаря. Творческую жилку приходится затачивать на садоводство. Дерево возможностей надо со всей серьезностью прививать и обхаживать.
Итак, у нас три дивизиона – в общем двадцать семь пусковых. Попробуем… К сожалению Редька не един в трех лицах. Потому неплохо бы иметь на должностях командиров – активных мальчиков-майоров думающих не только о мовоязычии, но и о боевой… Где распоряжения сверху, ставящие одно выше другого? Где разрешение похе…ть мовоблудие и заняться боевой работой? Нет такового распоряжения, а потому мальчики-майоры, а уж тем более седые дяди подполковники, озабоченные карьерным ростом, могут в тиху́ю отписать в верхние эшелоны престольного града Киева бумаженцию на той самой мове. Мол, так и так, оный генерал «Рэдька», то бишь «Редька», не уделяет должного внимания подготовке к слиянию с атлантическим сообществом старших братьев, а вместо этого изнуряет подчиненных не востребованной ныне инженерной подготовкой, а так же тренировкой в неактуальной ныне защите от оружия массового и прочего поражения, из-за чего солдаты и офицеры не успевают осваивать англо-, и даже украиноязычные команды, а оставаясь неучами по-прежнему пользуют примитивную, варварски вычурную российскомовную терминологию. От имени офицеров-патриотов, стоящих под «жовто-блакитным прапором»[45] героев прошлого Роман Шухевича и Ярослава Стецько[46], просим разрешить невозможную ситуацию. Дата, подписи: доблестные налогоплательщики такие-то и такие.
Нормальный Штирлиц обязан учитывать человеческий фактор. Генерал Редько – есть Штирлиц работающий не по найму, а по особым образом составленному пучку нейронных соединений, то есть, по убеждению. К тому же, армия есть в большом смысле окостеневшая, ячеистая структура. Диктатура там возможно в пределах своего сотового участка, не более. Генерал с шестью звездами – это, конечно, если считать оба рубашечных погона, плюс китель и шинель, а так, разумеется, с одинарной звездой – не имеет права составлять свой отдельный, сугубо личный штат. Офицеров могут назначить откуда угодно, перевести сверху, снизу, из параллельных структур – армия продолжает сокращаться, идет великая тасовка людей в зеленом (ах да, в ВВС – в голубоватом). Однако в некоторых пределах генерал все же генерал. Можно посылать запросы на утверждения, прикладывать характеристики с поощрениями или взысканиями. А уж их-то ты волен навешивать гроздьями, и кстати, иногда, пошушукавшись с начштаба, вписывать или не вписывать в бумажный, а так же компьютеро-дублирующий учет.
Если набраться терпения, а у Штирлицев оно обязуется быть по определению, то через некое количество месяцев – в худшем варианте – лет – получаешь нужные, собственноручно выращенные тобой кадры в требуемых структурой клеточках. Конечно, желательно успеть ранее очередной пертурбации всей структуры: если судить по закону Паркинсона – система украинской армии еще не стабилизирована. Возможно, удастся расставить все на места до полной кристаллизации. А тогда…
Как известно, правильность кристаллизация системы проверяется жизнью. В плане армейское структуры – войной. Если повезет, то…
