Федор Раззаков
Алла Пугачева: Рожденная в СССР
Часть первая
Прелюдия
Эта история началась в Москве сразу после войны. На одной из шумных вечеринок судьба свела вместе двух молодых людей: 28-летнего Бориса Пугачева и 24-летнюю Зинаиду Одегову. Симпатия друг к другу у молодых людей возникла сразу, тем более что оба были бывшими фронтовиками: он служил в разведке, она – в зенитной батарее. Как признается позже сама Зинаида, Борис практически сразу завоевал ее сердце, поскольку был человеком жизнерадостным и активным.
В 1947 году молодые поженились и стали жить в тесной комнатке жениха на Качановке (был такой район возле нынешнего метро «Аэропорт»). Там у них родился первенец Геннадий. Счастью супругов не было предела. Особенно сильно радовался новорожденному отец, который всегда мечтал о наследнике. Однако счастье было, увы, недолгим. Мальчик родился крайне болезненным и прожил всего лишь несколько месяцев. Только молодость помогла супругам пережить это горе. Да еще смена местожительства: из квартиры, где все напоминало о сыне, они переехали в двухэтажный деревянный дом № 14 в Зонточном переулке, что неподалеку от метро «Таганская», рядом с «сотым» универмагом (сейчас на месте этого дома стоит казино). Эти двухкомнатные хоромы на втором этаже им удалось заполучить благодаря стараниям Бориса, который работал начальником средней руки в обувной промышленности. Как пишет А. Беляков:
«Пугачевы представляли собой почти идеальную пару. Зинаида Архиповна была по тем временам большой модницей и хорошо шила – машинка «Зингер» часто стрекотала по вечерам. (Сейчас даже пожилым людям трудно вспомнить такие семейные вечера без телевизора.) А Борис Михайлович, как только выдавался свободный день, мчался на рыбалку. Он возвращался с лещами или плотвичкой и радостно провозглашал с порога: «Сейчас мы эту рыбешку уконтропупим!» (У него, надо заметить, было два любимых словца – вот это самое «уконтропупить» и еще одно, загадочное, – «аляфулюм». Борис Михайлович говорил: все будет «алафулюм», что означало – все будет хорошо, классно, отлично…)».
Поскольку глава семейства служил пусть небольшим, но начальником, его зарплаты вполне хватало, чтобы прокормить семью. Поэтому его супруге выпала роль домохозяйки. И еще матери. С момента смерти первенца не прошло и года, как она опять забеременела. Когда она сообщила об этом мужу, тот торжественно провозгласил: «Обязательно будет мальчик. Я это чувствую». Но чутье подвело будущего папашу – на свет родилась девочка. Это случилось в пятницу, 15 апреля 1949 года. Ребенка назвали Аллочкой в честь любимой актрисы Пугачевых: звезды МХАТа Аллы Тарасовой.
Узнав о рождении дочери, Борис Михайлович поначалу расстроился. Но потом прикинул, что жизнь впереди длинная, и повеселел: понял, что пацана они с женой еще успеют «отковать». И не ошибся. Спустя ровно год после рождения Аллы Зинаида родила еще одного ребенка – мальчика, которого нарекли Евгением. Парадокс: дочь унаследует характер отца, а сын – матери. И еще одно удивительное совпадение, связанное с тем, что отец, дочь и сын родились практически в одно время: Евгений – 7 апреля, Борис Михайлович – 12-го и Алла – 15-го. Потом и саму Пугачеву апрельские люди будут окружать всю жизнь: у нее и третий муж Евгений Болдин будет «апрельский», и лучший друг, автор большинства ее шлягеров Илья Резник тоже родился в том же месяце.
Здесь мы на некоторое время прервемся, чтобы развеять одно заблуждение. Спустя много лет, когда героиня этой книги станет суперзнаменитой, про нее начнут ходить самые разнообразные легенды. Одна из них – о ее незаконнорожденности. Скажем прямо, выглядит она похлеще иных бразильских сериалов. Судите сами.
Согласно этой версии, отцом Аллы Пугачевой был не Борис Пугачев, а совсем другой человек – Иосиф Бендецкий. Этот человек якобы познакомился с Зинаидой Одеговой в 1942 году на фронте, где они выступали с концертами в составе фронтовых бригад. Несмотря на то что у Иосифа были жена и маленький сын, Зинаида влюбилась в черноволосого, спортивного сложения мужчину и вскоре забеременела. Однако, чтобы не подставлять любимого, девушке пришлось срочно искать себе мужа. Им стал тяжелораненый летчик, который вскоре скончался. Причем умер он аккурат накануне рождения на свет девочки, которую назвали Аллой.
Между тем «добрые люди» успели донести жене Бендецкого о рожденном на стороне ребенке, и возмущенная женщина рассталась с мужем-гуленой. Бендецкий переехал к Зинаиде и прожил с ней в гражданском браке несколько лет. Затем между ними тоже пробежала черная кошка, и они расстались. Вот тогда на горизонте и возник Борис Пугачев. Что было дальше, понятно.
Прямо скажем, история душещипательная. Но явно не отвечающая действительности. Ведь если Алла Пугачева родилась в 1943 году, то тогда вся ее официальная биография – вымысел. Выходит, в школу она пошла в 1950 году, а не в 56-м, и «музыкалку» окончила не в 68-м, а на шесть лет раньше. Но, позвольте, чем же тогда она занималась в эти «пропущенные» годы? Ведь это не шутка – целых шесть лет! Можно предположить, что свидетельство о рождении родителями было каким-то образом подделано, но как быть со школьными аттестатами? Их подделать в те годы было просто нереально. Так что история про Иосифа Бендецкого выглядит явной выдумкой. Хотя и отрицать того, что Бендецкий и Одегова были знакомы, тоже нельзя – этому есть множество свидетелей. Но одно дело знакомство, и совсем другое – незаконнорожденный ребенок. Но вернемся в начало 50-х.
Поскольку муж целыми днями пропадал на работе, воспитанием детей занималась Зинаида Архиповна. Трудно сказать, кем она хотела видеть своего сына, но в отношении дочери мечта у нее была одна – чтобы та стала артисткой (сама Зинаида ею стать так и не смогла, хотя на фронте, в концертной бригаде считалась лучшей певицей). Поэтому с раннего возраста Аллу приучали к музыке. Девочке было всего пять лет, когда к ней пригласили учительницу музыки. А в шесть лет у Аллы состоялся дебют, причем не во Дворце пионеров или районном ДК, а в Колонном зале Дома Союзов. Как будет вспоминать сама Зинаида Архиповна: «Аллочка шла на концерт в Колонный зал спокойно, а как увидела заполненный зал, побледнела, спряталась за кулисы – она росла застенчивой, но я сказала: «Надо, Алла. Ты уже большая» – и она вышла. Она у нас сразу была большой, хотя брат ее появился, когда ей был всего годик. Так большой и осталась…»
В семь лет Аллу отдали в музыкальную школу № 31 при училище имени Ипполитова-Иванова, а ее брата Евгения (Жекуху, как она его называла) – в фигурное катание. Мать только и успевала – отвести-забрать одну, потом – другого. Но она ни о чем не жалела. Сын, конечно, больших успехов на поприще «фигурки» не показывал, но вот дочь была очень талантливой. Стоило ей только сесть за фортепиано и заиграть, как душа матери оттаивала и она понимала – не зря возится с ребенком. Хотя отец порой жалел дочь, видя, как «мучает» ее мать (Зинаида Архиповна раскладывала на полированной крышке фортепиано десять спичек, и дочь должна была сыграть одно и то же упражнение десять раз, перекладывая по одной спичке справа налево). В такие минуты Борис Михайлович взрывался: «Она не будет музыкантом! Она будет официанткой!» Но слыша эти крики, сама Алла страшно пугалась: она боялась стать официанткой – толстой теткой с подносом из столовой, что находилась неподалеку от их дома.
Между тем Алла росла застенчивой лет до семи. Потом она пошла в школу и характер у нее стал куда жестче и целеустремленнее. По ее же словам, отец воспитывал ее как мальчишку. Да это и понятно: в те тяжелые годы было не до сантиментов и гораздо легче было тем детям, кто умел за себя постоять в дворовых баталиях. Вот Борис Михайлович дочь и науськивал: спуску никому не давай, чуть что – бей первой. Она и била: когда первой, когда – второй, но спуску никому не давала. Как говорится, «в тыкву могла закатать» любому. Ей даже кличку во дворе дали соответствующую – «Фельдфебель». Был у них в округе жиган Джага, так даже с ним Алла умудрялась быть на равных. Из дворовых мальчишек она больше всего дружила с тремя: Гариком, Витьком и Санычем. Как-то кто-то из ребят позволил себе грубую шутку насчет отца Аллы (посмеялся над его искусственным глазом), так Пугачева подошла к шутнику и со словами «Сейчас ты узнаешь, как жить без глаза» врезала ему кулаком по лицу. И больше подобных шуток никто из дворовой ребятни уже не отпускал.
А в школе (№ 496, что в Лавровом переулке) у Пугачевой было другое прозвище – Шая. У них в классе учились четверо рыжих, и один из них был похож на нее. Его обзывали Шая. Его все, кому не лень, обижали, и только Алла защищала. Поэтому сначала ее прозвали «Шаева защитница», а потом сократили до Шаи.
Училась Пугачева на «отлично». Единственную четверку с минусом она получила в шестом классе за контурную карту. Так это ее так задело, что она просидела за этой картой целую ночь и уже на следующий день заработала за нее пятерку с плюсом. Правда, в 8-м классе ее успеваемость снизилась – приближались экзамены в главной школе, музыкальной.
Вспоминает А. Пугачева: «Я, конечно, не знала, что буду артисткой. И наверное, из-за того, что я даже об этом и не мечтала, – как-то воображала себя ею. Внешность была – да, уникальная… Рыжая, очки круглые, коса-селедка… Ужас, ужас. И все равно казалось… И это мне давало возможность быть лидером в классе. В кого-то могли влюбиться, они были красивее, все это знали. Были усидчивее. Но я была лидером. Была круглой отличницей. Мне сидеть за партой было не так интересно, как отвечать урок. Это был для меня зрительный зал. И если я не знала чего-то – это было для меня просто ужасно. Как забыть слова на сцене. И все равно, если бы я даже поскользнулась и упала перед всем классом, я сказала бы «Ап!». Потому что мне нельзя было иначе. Все знали, что я могу выкрутиться из любого положения. Я всегда все знала. И только иногда я специально не выучивала урок. Нельзя же всегда положительным героем выходить: я чувствовала, что это может наскучить классу…»
О том, какой Пугачева была в музыкальной школе № 31, вспоминает ее одноклассница Л. Титова: «В 13 лет Алла была худенькая, замкнутая, но довольно яркая внешне, симпатичная: с медно-рыжей блестящей косой, не красилась, носила очки. Мы часто выступали нашим ансамблем, играли увертюру из «Детей капитана Гранта». Алла была очень способная и могла бы стать хорошей пианисткой, но она не любила часами просиживать за инструментом – не хватало терпения. Потому, наверное, увлеклась эстрадой. К классу седьмому в ней пропала замкнутость, она прямо-таки переменилась, стала шумная, артистичная, у нее появился шарм. Уже тогда она сочиняла песни, постоянно пела, хотя голосок был слабенький…»
Несмотря на свою тогдашнюю некрасивость, Пугачева, как и все девчонки, мечтала о большой и светлой любви. Как вспоминают ее одноклассники, она чуть ли не первой в их классе начала встречаться с мальчишками. Поэтому, когда в их классе появилась новенькая – симпатичная Лена Бабкова, которая сразу завладела вниманием пацанов, Пугачева восприняла это болезненно. Правда, чуть позже отношения между ними наладились.
В 8-м классе Пугачева угодила в эпицентр громкого скандала. Она тогда не пришла ночевать домой, и про это узнали в школе. Собрали комсомольское собрание и хорошенько пропесочили гулену. В наше сегодняшнее безнравственное время подобное назвали бы вмешательством в личную жизнь, но в те годы за нравственность боролись очень даже яростно, иной раз и с перебором. Зато тогда девочки в 12 лет детей не рожали, чтобы потом выбросить их в мусоропровод, и не мечтали стать валютными проститутками.
Между тем чаще всего в отношениях с кавалерами юной Пугачевой не везло. Однажды она собралась пойти в кино с одним мальчиком и полдня готовилась к этому эпохальному событию. Но все испортила родная бабушка Александра Кондратьевна, которая жила в доме Пугачевых. Когда мальчик зашел за Аллой и они уже направлялись к двери, бабушка внезапно спросила внучку: «Аллочка, ты теплые штаны надела?» Внучка в слезах убежала прочь.
В другой раз вмешалась мама. Алла тогда встречалась с мальчиком по имени Сева, но когда Зинаида Архиповна узнала об этом, запретила дочери даже думать о свиданиях: «Рано тебе еще!» Пугачева обиделась на мать и даже убежала из дома. Ночь она провела на Курском вокзале. Видимо, впечатления от этой ночевки у нее остались не самые радужные, поэтому домой под утро она вернулась «шелковая». И наказ матери выполнила.
В 13 лет Алла Пугачева впервые взяла в руки сигарету: видимо, хотелось ни в чем не уступать мальчишкам. Тогда же ее стала преследовать жуткая аллергия. По ее же словам: «Я ничего не могла надеть, кроме черного. Это было ужасно. Школьная форма меня как-то спасала. Но не та, которая продавалась в магазинах. Приходилось подыскивать какой-то специальный материал и шить у портнихи. Каждый лоскуток проверяли – нет ли у меня на него аллергии. Как правило, от зеленого, красного, голубого меня начинало трясти. Надену платье, пять минут похожу – и впадаю в полуобморочное состояние, голова холодным потом покрывается.
Сколько врачей вызывали! Они заявляли, что это, конечно, аллергия, но какая – непонятно. Я все время говорила: «Мама, вот если б можно было стать знаменитой и поехать в другую страну, хоть на край света, чтобы вылечиться, как бы я была счастлива». Мама плакала и отвечала: «Ничего, девочка. Можно и из черного кофточку сделать!»
И стала я свои черные вещички носить так, чтобы все думали, будто у меня полно нарядов, но я их просто не хочу надевать. Учителя спрашивали: «Что ж ты на вечер в такой одежде пришла?» Знали, что у меня родители обеспеченные. Так я еще порву на себе что-нибудь нарочно. Пусть все думают: какая же неряха, ведь может прилично одеться, а вон что на себя нацепила. Это была первая и самая сложная роль в моей жизни – изображать взбалмошную, счастливую и богатую…»
Поздней весной 1952 года отец Аллы совершенно случайно оказался в поселке Новоалександровский близ Клязьминского водохранилища и настолько был потрясен тамошними местами, что решил тем же летом снять там какой-нибудь домик, чтобы жена и дети могли отдохнуть вдали от городской пыли и суеты. Правда, для Аллы этот отдых не был полноценным: мама заставляла привозить в деревню и пианино «Циммерман», на котором дочь усердно разучивала гаммы в перерывах между играми. Последние иной раз были весьма рискованные. Например, однажды брат Алла приехал в деревню чуть позже сестры и, к своему ужасу, увидел, что по деревне бегает… негр в саване и белой чалме. Приглядевшись, Женя увидел, что это не кто иная, как… его родная сестра.
На этом придумки Пугачевой не кончились. В другой раз она решила сделать из брата… сексапильную девчонку. Его переодели в платье, наложили макияж, на голову водрузили мочалку, должную заменить парик. И в таком виде Пугачева отправила братца к своему тогдашнему кавалеру – студенту МАИ Диме Страусову – под видом своей городской подруги Нельки. Самое интересное, что студент минут пять общался с гостьей, но так и не раскрыл мистификации: так искусно был загримирован Евгений (ему даже полотенце под платье запихнули, чтобы имитировать грудь). Потом уже сам мистификатор не выдержал и сказал, кто он на самом деле. Но история на этом не закончилась.
Пока брат Аллы общался со студентом, она успела сходить к деревенским ребятам и нажаловалась им на свою подругу: дескать, не успела приехать и уже отбивает у нее парня. Ребята приняли ее беду очень близко к сердцу. И отправились «учить» заезжую вертихвостку уму-разуму. Вот как об этом вспоминает сам Евгений:
«И вот мы идем – на повороте стоит человек двенадцать. Одни отозвали Диму якобы по делу, а другие схватили меня и куда-то потащили. Я отбрыкиваюсь, кричу:
– Ребята, да вы что? Я, может, еще удивить вас хочу.
– О, давай, удивляй! – заорали они.
Тут я косынку снимаю вместе с мочалкой.
Сначала была просто настоящая немая сцена. А потом мы все хохотали как сумасшедшие. Алла, конечно, радовалась больше всех…»
Не менее бурно протекала школьная жизнь нашей героини. Вот как об этом вспоминает один из ее одноклассников В. Штерн: «Алла легко могла надавать по шее мальчишке старше себя. В школе у нее были серьезные проблемы с поведением: кнопки на учительском стуле, мел в воде, доска в воске. А во время карибского кризиса (октябрь 1962 года. – Ф. Р.) она решила, что мы просто обязаны поехать к несчастным кубинцам. План был прост: под Аллиным предводительством мы на поезде добираемся до Ленинграда, а там тайно пролезаем в трюм корабля и плывем до Кубы. «Вот увидите, кубинцы нам будут очень рады!» – повторяла она. Но нас сняли с поезда. Алла очень переживала…»
Отметим, что в старших классах у Аллы появились четыре закадычные подруги: Нина Белова (самая закадычная), Вера Александрова, Лена Гордеева и Ира Миловидова. Отметим, что Алла тогда была председателем совета отряда, однако вела себя весьма раскованно – например, в 7-м классе уже тайком пробиралась на вечера старшеклассников, которые в ее возрасте посещать не разрешалось. Кроме того, она еще тайком и курила. Вот как об этом вспоминает Е. Гордеева:
«Алку мы уже тогда звали Пугачихой. Но никакого негативного смысла в это прозвище не вкладывалось. Несмотря на то что я пришла в 496-ю школу только в 7-м классе, мы с Аллой довольно быстро сблизились. Помню, вскоре после моего прихода мы пошли всем классом на ВДНХ. Алка тогда спросила у меня: «Ты куришь?» – «Конечно», – ответила я. А как я могла ответить иначе?! Мы купили пачку «БТ». И я тогда, по-моему, первый раз закурила. А ведь она была председателем совета отряда…»
О том, какой шутницей была в те годы Пугачева, вспоминает Н. Белова:
«Алла любила все время что-то представлять: смешно копировала Веру Александрову и нашу математичку Юлию Куприяновну. Как-то подначила меня изобразить, будто я ее девочка, а она мой мальчик. Надела брюки, спрятала волосы под кепку, взяла в зубы сигарету, и мы пошли в обнимку по Воронцовской улице. В итоге к нам подошел какой-то взрослый парень и обратился к Алле: «Парень, дай закурить!» Она же вместо сигареты протянула ему спички. Парень разозлился, обозвал ее «дураком» и дал ей пенделя. Мы очень испугались и сразу свернули наше представление…»
А вот еще одно похожее воспоминание – все той же Е. Гордеевой:
«По вечерам мы ходили впятером гулять по набережной. Бывало, какие-то мальчишки начинали к нам приставать. И мы выпускали вперед Алку. Она взъерошивала волосы, делала дебильное выражение лица, начинала хромать, подходила к ним и дурным голосом спрашивала, который час или как пройти в библиотеку. Мальчишки в ужасе шарахались от нее. Она доводила нас просто до истерики. Или, скажем, на уроке она разыгрывала сцену, будто ей стало плохо. Мало того, что ее саму отпускали с урока, так еще и посылали Нинку проводить ее до дома. И они вдвоем линяли…»
Тем временем в 1963 году в семью Пугачевых пришла беда: арестовали их отца. Он к тому времени дослужился до должности директора Талдомской обувной фабрики и оказался замешан в каких-то махинациях. А в те годы Хрущев объявил настоящую войну расхитителям социалистической собственности. О жесткости этого курса говорит хотя бы такой факт: с ноября 1962 года по июль 1963 года в СССР прошло более 80 «хозяйственных» процессов, на которых было вынесено 163 смертных приговора. Но Борису Пугачеву повезло: его прегрешения потянули всего лишь на три года, из которых суд ему потом скостил ровно половину. Срок он отбывал в колонии под городом Долгопрудным Московской области (кстати, всего в 5 км от дачи в Новоалександровском).
Пока отец сидел, Алла Пугачева в 1964 году окончила обе школы: музыкальную и неполную среднюю (8 классов). Свидетельство об окончании «музыкалки» ей было выдано 23 мая. В нем были следующие отметки: специальность – пять, хор – пять, ансамбль – пять, сольфеджио – пять, музыкальная литература – пять.
12 июня у Пугачевой на руках появился и аттестат об окончании средней школы. В нем значились шесть пятерок: по пению, русской литературе, арифметике, рисованию и труду. Четверок было тоже шесть: по рускому языку, истории, алгебре, геометрии, естествознанию и физике. «Трояки» у Пугачевой стояли по географии, черчению, иностранному языку, химии и физкультуре.
Без особых проблем Пугачева поступила в Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова, которое находилось… аккурат по соседству с ее неказистым домиком в Зонточном переулке. Причем повела себя более чем странно: несмотря на то что все, кто слышал ее игру на фортепьяно, сулили ей блестящее будущее пианистки, она выбрала дирижерско-хоровое отделение (руководитель – Владимир Андреевич Веденский).
Вспоминает Р. Рюмина (руководительница фортепианного отделения в музыкальной школе № 31): «В 7-м классе Алла подошла ко мне: «Роза Иосифовна, можно я спою вам свою песню?» У нее тогда папа, кажется, серьезно болел. И Аллочка спела очень печальную песню. Стихи, музыку написала сама. Слов я, конечно, уже не помню. Но я так была потрясена, что расплакалась. «Аллочка, почему же ты не играешь с таким чувством, с каким поешь?» Поняла, что призвание ее в другом. Посоветовала маме, чтоб отправляла дочку на дирижерско-хоровое отделение. «Ей надо петь, ставить голос!» Мама очень обиделась на меня. Она же мечтала видеть дочь пианисткой. Но я смогла ее убедить…»
На курсе Пугачевой учились практически одни девушки, что ее страшно раздражало: она любила общаться с мальчишками. Поэтому и в училище старалась дружить в основном с представителями сильного пола. Среди них был и Владимир Кричевский, который вспоминает следующее:
«Мы с Аллой стали приятелями. В училище вообще духовики – в основном ребята – много общались с дружественным девчачьим дирижерским отделением. Алла славилась своей коммуникабельностью и была завсегдатаем нашего знаменитого духового подвала. Там собирались студенты покурить, выпить вина. Чудный тогда продавался портвейн по рубль ноль две и «Родничок» по 97 копеек. Алла тоже не отказывалась выпить. Мужики поигрывали в карты, иногда на деньги. Правда, кто-то попался, их отчислили, и карточные игры прекратились. А те, кто репетировал, стояли заодно на стреме. Как идет кто-нибудь из преподавателей, подавали сигнал трубой – фрагмент из какой-нибудь симфонии. Иногда нарочно переполошат всех и радуются. Там, в подвале, помнится, стоял большой бюст Мравинского. У него был очень большой нос. Об этот нос мы тушили окурки…
Алла не была хорошенькой, хотя копна волос, которые она всегда высоко начесывала, конечно, привлекала. И еще Алла любила очень короткие юбки, хотя они ей не особенно шли. Вообще, она обожала выглядеть вызывающе. Романы у нее случались очень часто – то с одним студентом, то с другим. А поскольку мы с ней были просто друзьями, она о всех своих многочисленных увлечениях мне рассказывала, стихи читала, которые ей посвящали мужчины…»
Еще одним другом Пугачевой в училище был Михаил Шуфутинский, который учился на курс младше Пугачевой. По его словам: «У Аллы была хорошая стройная фигура, ножки такие девчачьи, лицо в веснушках и копна рыжих волос, чуть ли не до пояса. Одевалась она очень эффекто, и мальчишки вовсю за ней ухлестывали.
Алла часто бывала у нас дома, и бабушка каждый раз укоряла ее за длину юбки: «Как можно ходить в таком виде?! Нельзя же так коротко!» – на что я с видом знатока отвечал: «Бабуля, ну если есть что показать – почему не показать».
Наша директриса Гедеванова слыла отпетой ретроградкой не только в музыке, но и в том, что касалось одежды учащихся: у кого из девчонок юбка чуть выше колена – могла не пустить на занятия или выгнать с урока, о джинсах вообще разговоров быть не могло. Пугачевой доставалось больше всех.
Иногда мы с Аллой прогуливали занятия. Особенно не хотелось идти на академический хор. Занятия начинались в девять утра, а нас клонило ко сну. Поэтому после первого часа мы обычно сбегали. Шли или ко мне или к ней, она жила на Крестьянке, за «сотым» универмагом, почти у самого училища. Частенько, прогуливая занятия, спускались в подвал училища, там располагались классы для индивидуальных уроков. Просили кого-нибудь из отличников взять ключ на свою фамилию – отказать никто не мог, потому что я был авторитетом, – и начинали там джазовать. Я садился за рояль, кто-то приносил контрабас, Алла пела. Причем пела так хорошо, как поет сейчас. Но тогда она исполняла песни на каком-то немыслимом полуболгарском, полуюгославском языке и по ходу придумывала такие словосочетания и приемы, которых никто из нас, включая ее саму, не знал. Однако получалось очень лихо, в такой ультрасовременной манере, к которой в Европе певицы пришли лет через десять. Мне страшно нравилось ее пение…»
К слову, именно за это ультрасовременное пение Пугачева едва не погорела. Однажды она исполняла песню на стихи Леонида Дербенева про фабричную трубу, которая рухнула, и свидетелем этого выступления стал кто-то из руководства училища. За неслыханный упадок нравов Пугачеву собрались уже отчислить из училища. И только заступничество мамы, которая пообещала, что ничего подобного впредь ее дочь себе не позволит, отвело дамоклов меч от будущей примадонны.
Несмотря на то что песенное творчество едва не привело Пугачеву к краху карьеры, она твердо решила быть не дирижером, а певицей. И хотя голос у нее тогда был неважнецкий, однако сценического шарма было хоть отбавляй. Именно это в итоге и сыграло свою роль, когда 16-летнюю Аллу Пугачеву пригласили на первые в ее жизни гастроли. Произошло это осенью 1965 года. Вот как она сама об этом вспоминает:
«День был пасмурным. Шел дождь. На первом же уроке получила двойку. И вместе со своей подругой убежала с занятий. Невезение продолжалось: в кино попасть не смогли. Дождь лил по-прежнему. Забрели в какой-то клуб. Шли на звуки музыки и попали в зрительный зал. Тихонечко заняли места и стали следить за тем, что происходит на сцене. Играл ансамбль. Из-за кулис вышла артистка в красных лакированных сапогах. Спела незнакомую песенку. Потом о чем-то долго говорила с руководителем. Ушла. Ансамбль снова начал играть. Вышла другая певица в таких же красных сапогах. И песню пела ту же самую.
Когда на сцене появилась пятая исполнительница в таких же красных сапогах и запела ту же самую песню, стало невыносимо смешно и я рассмеялась. Руководитель ансамбля закричал, почему в зале сидят посторонние. От этого стало еще смешнее, и вдруг неожиданно для самой себя я громко напела припев песни. И услышала:
– Если ты такая смелая, то давай выходи на сцену и пой!
– Я бы вышла, да вот сапог красных у меня нет!
В Москве тогда были очень модны такие сапоги. Я, как и все девчонки, тоже мечтала о них.
– А мы тебе дадим напрокат…
Появился азарт. Поднялась на сцену. Действительно дали красные сапоги. И вот я на сцене. Вдруг стало как-то страшно. В зале темно. Огонь прожектора слепит глаза. Но отступать – не в моих правилах. Взяла дыхание и спела песню.
– Откуда ты знаешь эту песню?
– Выучила, пока слушала других.
– Ну, иди!
Ушла. А через несколько дней получила почтовую открытку: «Нужно прийти на радио, на запись песни «Робот». Той самой, которую пели тогда в клубе. Оказывается, руководитель ансамбля, он же автор песни (Левон Мерабов написал музыку, а стихи – Михаил Танич. – Ф. Р.) приглашал на следующий день исполнительницу для записи на радио. Получилось, что это был мой первый конкурс, и я на нем победила…»
Мерабов руководил ансамблем при известном в эстрадном мире дуэте Александр Лившиц – Александр Левенбук. Этот дуэт в те осенние дни подготовил новую программу под названием «Пиф-Паф» и искал в нее вокалистку. Наверняка читатель догадался, на ком они остановили свой выбор? Правильно, на Пугачевой, с которой их познакомил Мерабов. Однако было сразу два «но»: чтобы отправиться с юной исполнительницей на гастроли, надо было выбить разрешение, во-первых, у ее мамы, во-вторых – у руководства музыкального училища. Первой под усиленную обработку попала мама будущей гастролерши.
Поначалу Зинаида Архиповна категорически отказывалась отпускать дочь к черту на кулички (гастроли должны были проходить в Перми и Свердловске), и никакие слезные мольбы Аллы на нее не действовали. Не повлиял на мать и приход в их дом Левенбука, который клятвенно обещал, что лично будет присматривать за Аллой на гастролях. И тогда Пугачева использовала последний шанс: помчалась к дальним родственникам мамы – супружеской чете, которые некогда были артистами оперетты. Те немедленно позвонили Зинаиде Архиповне. И случилось чудо. Переговорив с ними, мать Пугачевой положила трубку на рычаг и после короткой паузы произнесла: «Ну, что ж, подумаем». Но по ее лицу всем стало ясно, что неприступная крепость пала.
Что касается руководителей училища, то в их отношении был избран еще более хитрый ход. Было решено придумать Пугачевой какую-нибудь болезнь, под которую можно было взять в учебном заведении академический отпуск. Ну, например, со зрением. В итоге 16 ноября 1965 года из-под руки мамы Пугачевой на свет родилось заявление на имя директора училища Е. К. Гедевановой следующего содержания: «Прошу Вас дать академический отпуск моей дочери Пугачевой А. Б. ученице 2-го курса дирижерско-хорового факультета по состоянию здоровья – на 1965/66 уч. год».
Спустя несколько дней после этого Пугачева отправилась на гастроли. Вот как она сама описывает их: «Мне выдали платье. Ядовито-зеленое. С огромным вырезом на спине. Мама, как смогла, уменьшила этот вырез. И все-таки на сцене я старалась не очень демонстрировать свою спину зрителям. Радость от того, что я – артистка – невероятная! Да еще за это платят деньги! Пела «Робот». И еще песню из репертуара Эдиты Пьехи – перед этой певицей я преклонялась, любила ее и ее песни. Наверное, смешно было смотреть на шестнадцатилетнюю тонюсенькую девчонку, которая выговаривает со значением: «На тебе сошелся клином белый свет…»
Я сама себе аккомпанировала на рояле, и публика принимала меня очень хорошо. Каково же было мое удивление, когда перед последним концертом директор вдруг сказал мне: «Деточка! Мы возвращаемся в Москву. Советую тебе забыть о сцене – артистка из тебя не получилась. А что касается денег, то ты должна будешь внести в кассу…» И называет мне сумму. Оказалось, что концертное платье, которое так старательно ушивала мне мама, и туфли, которые я приобрела во время гастролей, значительно превышали сумму моего заработка.
