bannerbannerbanner
Вольштейн

Лион Фейхтвангер
Вольштейн

Полная версия

Ситуация становилась все более напряженной. Париж пал, фашисты продвигались в глубь страны, они стояли уже под Лионом. И нам, заключенным, грозила смертельная опасность. Наконец, в последнюю минуту, французы решили перевезти нас в самую крайнюю юго-западную точку страны и оттуда отправить морем. Но они опоздали. Перемирие было объявлено, и фашисты потребовали выдачи многих из нас. Очень может быть, что господин Вольштейн и я тоже стояли в их списках. Во время всего нашего жуткого переезда господин Вольштейн не расставался со своими квитанциями. Он по-прежнему ничего не знал ни о своей падчерице, ни о судьбе Польского легиона, ни о художнике К.

Дни тянулись за днями. Ночи, как бы коротки они ни были, казались нам бесконечными. Опасность быть выданными фашистам все надвигалась. Наконец американским друзьям удалось самым фантастическим образом вырвать меня из лагеря. Спрятанный друзьями, я скрывался в Марселе, дожидаясь возможности перейти границу.

И вот такая возможность представилась. Друзья мои поработали на славу. В указанную ночь по указанной тропинке я должен был последовать за проводником, хорошо знавшим здешние места, и попытаться перейти границу. Я спросил, можно ли мне захватить с собой еще кого-нибудь. Друзья поколебались и – разрешили.

По моей просьбе они связались с господином Вольштейном и добились для него увольнительной из лагеря на десять часов, якобы для визита к врачу в Марселе. И покуда конвойный караулил у дверей врача, друзья привели господина Вольштейна ко мне.

Я изложил ему суть дела. Господин Вольштейн покачал своей тяжелой, массивной, хитрой, многодумной головой…

– Благодарю вас сердечно, – сказал он, – но я не могу уехать. – Нет, не трудности и опасности, ждавшие нас, испугали этого уже немолодого и неповоротливого человека. – Вы понимаете, багажные квитанции…

Нет, я не понимал, я не мог понять, как такой человек может настолько любить собственность, чтобы рисковать жизнью, лишь бы спасти свое достояние. Я принялся втолковывать господину Вольштейну, что вряд ли ему представится вторая возможность бежать, что, если он останется, его ждет гибель. Он ответил:

– Дело не в Матиссе, и не в Тьеполо, и не в Пикассо. Дело в картинах Михаила К.

– Да ведь вы даже не знаете, жив ли он, – сказал я.

– А если он погиб, – упрямо возразил господин Вольштейн, – значит, тем более важно спасти его произведения. Вашим друзьям, – продолжал он, – удалось получить четыре моих чемодана. Окажись в них хоть одна картина Михаила К., я, может быть, из трусости дал бы себя уговорить. А так я должен остаться.

Рейтинг@Mail.ru