Филип Зимбардо
Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев
В четыре часа в «хорошую» третью камеру возвращают кровати, и охранники переключают свое внимание на обитателей мятежной первой камеры. Охранников ночной смены просят прийти пораньше. Вместе с дневной сменой они штурмуют камеру, «стреляя» огнетушителем в приоткрытую дверь, чтобы напугать заключенных. Они раздевают трех бунтарей донага, забирают у них кровати и угрожают лишить ужина, если они и дальше откажутся повиноваться. Голодные, потому что пропустили обед, заключенные ведут себя угрюмо и безучастно.
Комитет по рассмотрению жалоб заключенных Стэнфордской окружной тюрьмы
Я понимаю, что ситуация заходит в тупик, и прошу начальника тюрьмы объявить по громкоговорителю, что заключенные должны избрать трех представителей в недавно созданный комитет по рассмотрению жалоб заключенных Стэнфордской окружной тюрьмы, который встретится с суперинтендантом Зимбардо, как только определит, с какими жалобами заключенные хотят к нему обратиться. Позже, из письма, которое Пол-5704 отправил своей девушке, мы узнали, что он гордится тем, что товарищи избрали его главой комитета. Это весьма показательные слова, они демонстрируют, как сужаются горизонты заключенных, как они теряют перспективу и начинают жить «в текущем моменте».
Комитет по рассмотрению жалоб, состоящий из трех избранных участников, Пола-5704, Джима-4325 и Рича-1037, сообщает мне, что договор с заключенными нарушается во множестве пунктов. Они подготовили целый список: охранники проявляют физическую и словесную агрессию; прибегают к ненужным оскорблениям; питание не соответствует оговоренным условиям; они требуют, чтобы им вернули книги, очки и таблетки; им недостаточно одного запланированного свидания с друзьями и родственниками; некоторым нужна религиозная служба. Они утверждают, что все эти пункты оправдывают необходимость открытого неповиновения, чем они и занимались целый день.
В очках с зеркальными стеклами я легко вхожу в роль суперинтенданта. «Я уверен, – начинаю я, – что нам удастся уладить любые разногласия мирным путем, к взаимному удовлетворению». Я отмечаю, что комитет по рассмотрению жалоб – прекрасный первый шаг в этом направлении. Я готов сотрудничать с ним до тех пор, пока он представляет интересы всех остальных заключенных.
«Но вы должны понять, что грубость и физические действия охранников спровоцированы вашим плохим поведением. Вы сами создали эту ситуацию, нарушив график и посеяв панику среди охранников, которые еще мало знакомы со своей работой. Они лишили вас привилегий, но ведь не стали применять физическую силу к непослушным заключенным».
Члены комитета понимающе кивают.
«Я обещаю, что этот список жалоб сегодня вечером будет рассмотрен персоналом тюрьмы, мы устраним негативные факторы, насколько это возможно, и учтем некоторые ваши предложения. Для начала завтра я приглашу тюремного священника и устрою еще один день посещений на этой неделе».
«Очень хорошо, спасибо» – говорит глава комитета, Пол-5704.
Другие кивают, соглашаясь с тем, что мы сделали важный шаг по направлению к более цивилизованным условиям тюремного заключения.
Мы встаем, пожимаем друг другу руки, и они уходят, умиротворенные. Я надеюсь, что они попросят товарищей успокоиться, и в будущем нам удастся избежать подобных конфликтов.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ № 8612 НАЧИНАЕТ СДАВАТЬ
Дуг-8612 не настроен сотрудничать. Он не верит, что жалобы комитета будут услышаны. Он не слушается охранников и снова оказывается в карцере, где непрерывно стучит ладонью в дверь. Он заявляет, что заболел и требует позвать начальника тюрьмы. Скоро начальник тюрьмы Джафф приглашает его в свой кабинет и выслушивает жалобы на произвол и «садизм» охранников. Джаффе говорит заключенному, что его поведение провоцирует охранников. Если он будет сотрудничать, Джаффе проследит за тем, чтобы охранники были с ним помягче. № 8612 говорит, что если этого не случится тотчас же, он выйдет из эксперимента. Обеспокоенный его жалобами на здоровье, Джаффе спрашивает, нужен ли ему врач. № 8612 пока отказывается. Его отводят обратно в камеру, и здесь он снова начинает кричать, обращаясь к заключенному Ричу-1037, который все еще сидит в одиночке, громко жалуется на невыносимые условия и опять требует врача.
Кажется, заключенный № 8612 доволен разговором с начальником тюрьмы, но продолжает сердито кричать, настаивая на встрече с «суперинтендантом, с этим гребаным доктором Зимбардо». Я соглашаюсь немедленно с ним встретиться.
Тюремный консультант осаживает дерзкого заключенного
Днем я решил устроить первый визит в тюрьму нашего консультанта, Карло Прескотта, который помог мне разработать множество аспектов эксперимента, позволяющих достоверно воспроизвести заключение в настоящей тюрьме. Карло недавно условно-досрочно освободился из тюрьмы Сан-Квентин после семнадцати лет заключения. До этого он сидел в тюрьмах Фолсом и Вакавилль, главным образом за вооруженные ограбления. Я встретил его несколько месяцев назад, во время одного семинара, организованного студентами-социопсихологами и посвященного поведению человека в институциональной среде[69]. Карло пригласил один мой студент, чтобы тот поделился с участниками проекта личными впечатлениями о тюремной жизни.
Карло вышел из тюрьмы всего четыре месяца назад и был полон гнева на несправедливость тюремной системы. Он поносил американский капитализм, расизм, подстрекателей войны и так далее. Но он оказался удивительно мудрым и проницательным человеком, прекрасно понимающим суть социального взаимодействия, к тому же исключительно красноречивым обладателем глубокого баритона, способным часами говорить без запинки. Мне были интересны взгляды этого человека, тем более что мы были почти одногодками – мне было тридцать восемь, ему сорок – и оба выросли в гетто, Восточного и Западного побережья. Но пока я учился в колледже, Карло сидел в тюрьме. Мы быстро подружились. Я стал его доверенным лицом, терпеливым слушателем его длинных монологов, психологом-консультантом и «антрепренером» для работы и лекций. Его первой работой стала должность второго преподавателя нового курса летней школы в Стэнфордском университете, посвященного психологии тюремного заключения. Карло не только в мельчайших подробностях рассказал студентам о собственном тюремном опыте, но и убедил других бывших заключенных поделиться опытом. Во время этого курса мы приглашали тюремных охранников, тюремных юристов и других людей, хорошо знакомых с американской тюремной системой. Этот опыт и активное участие Карло помогли придать нашему небольшому эксперименту своеобразную достоверность, не имеющую аналогов ни в одном другом подобном социальном исследовании.
Около семи вечера. Мы с Карло смотрим видеозапись одной из сегодняшних перекличек. Потом мы уходим в мой кабинет, чтобы обсудить, как идут дела и как лучше всего организовать завтрашний день посещений. Внезапно в кабинет врывается начальник тюрьмы Джаффе, докладывающий, что № 8612 совершенно неуправляем, хочет выйти из эксперимента и настаивает на встрече со мной. Джаффе не может сказать наверняка, то ли № 8612 просто хочет обманом выйти из тюрьмы, а потом наделать нам каких-нибудь неприятностей, то ли он действительно заболел. Он настаивает, что в ситуации должен разбираться я, а не он.
«Конечно, приведите его, я с ним поговорю», – говорю я.
В мой кабинет входит угрюмый, непокорный, разгневанный и смущенный молодой человек.
«В чем проблема, юноша?»
«Я больше не могу этого выносить, охранники меня изводят, они выбрали меня жертвой, меня все время сажают в карцер, и…»
«Ну, из того, что я видел, а я видел все, следует, что вы сами их провоцируете; вы самый непослушный и непокорный заключенный во всей тюрьме».
«Мне все равно, вы все нарушили договор, я не ожидал, что со мной будут так обращаться, вы…»[70]
«Закрой рот, придурок! – яростно набрасывается на № 8612 Карло. – Чего ты не можешь выносить, а? Отжиманий от пола, прыжков, что охранники тебя обзывают и кричат на тебя? Это ты называешь “изводят”? Не перебивай меня! И ты орешь, что тебя на пару часов закрыли в этой кладовке? Я тебе кое-что объясню, милый мальчик. В Сан-Квентине ты не продержался бы и дня. Все почувствовали бы, как от тебя разит страхом и слабостью. Охранники били бы тебя по голове, а прежде чем запихнуть тебя в настоящий карцер, в холодную бетонную яму, в которой я сидел неделями без перерыва, они бросили бы тебя нам. Снаффи или какой-нибудь другой главарь банды купил бы тебя за две-три пачки сигарет, и твоя задница кровоточила бы целыми днями. Причем это было бы только начало на твоем пути вниз».
№ 8612 шокирован яростью Карло. Мне нужно как-то спасать положение: я чувствую, что Карло по-настоящему взбешен. Я вижу, что наша «тюрьма» оживила в его памяти годы мучений, от которых его отделяют всего несколько месяцев.
«Карло, спасибо за объяснения, что такое настоящая тюрьма. Но прежде чем мы пойдем дальше, я должен кое-что узнать у этого заключенного. № 8612, вы понимаете, что в моей власти заставить охранников оставить вас в покое, если вы примете решение остаться и сотрудничать? Вам деньги нужны? Уйдете раньше – получите меньше».
«Да, конечно, но…»
«Хорошо, тогда договорились: охранники отстанут от вас, вы остаетесь, получаете свои деньги, и все, что от вас требуется взамен, – время от времени сотрудничать, т. е. делиться со мной некоторой информацией, которая могла бы быть мне полезной, чтобы управлять этой тюрьмой».
«Ну, я не знаю…»
«Обдумайте мое предложение, и если позже, после хорошего ужина, вы все-таки решите уйти – пожалуйста, вам заплатят за то время, что вы отработали. Но если вы решите продолжать, получить все деньги, если вы хотите, чтобы от вас отстали охранники, и если вы согласны со мной сотрудничать, то мы можем забыть о проблемах первого дня и начать сначала. Идет?»
«Возможно, но…»
«Не нужно решать прямо сейчас, подумайте о моем предложении и примите решение сегодня вечером, ладно?»
№ 8612 спокойно говорит: «Ну, ладно».
Я отвожу его в соседний кабинет начальника тюрьмы, который должен отконвоировать его во двор. Я говорю Джаффе, что № 8612 пока не решил, что он будет делать, и примет решение позже.
Я придумал эту сделку в духе Фауста прямо на ходу. Я действовал как коварный тюремный администратор, а не как добродушный профессор, которым привык себя считать. Как суперинтендант, я не хочу, чтобы № 8612 уходил, – это может негативно повлиять на других заключенных. Я думаю, что от него можно добиться сотрудничества, если охранники умерят свою прыть и прекратят его оскорблять. Но я предложил № 8612, лидеру мятежников, стать «стукачом», информатором, делиться со мной информацией в обмен на особые привилегии. Согласно «кодексу заключенного» стукач имеет самый низкий статус, часто его держат в одиночной камере, потому что если другие узнают, что он стукач, его просто убьют. Затем мы с Карло отправляемся ужинать в ресторан Ricky’s, где я пытаюсь на время забыть об этой безобразной ситуации, наслаждаясь новыми историями Карло и порцией лазаньи.
Заключенный объявляет товарищам, что отсюда никто не может уйти
Во дворе охранники Aрнетт и Дж. Лендри выстроили заключенных вдоль стены и проводят очередную перекличку перед окончанием этой долгой дневной смены. Охранники снова подшучивают над слишком вялым и медлительным Стью-819, а его товарищи хором поют:
«Спасибо, господин надзиратель, за прекрасный день!»
Входная дверь со скрипом открывается. Заключенные, как по команде, поворачивают головы и смотрят, как № 8612 возвращается со встречи с тюремными властями. Перед тем как отправиться ко мне в кабинет, он объявил всем, что это будет его прощальная встреча. Он уходит из эксперимента. Никто и ничто не заставит его остаться. Теперь Дуг-8612 идет мимо своих товарищей во вторую камеру и ложится на койку.
«№ 8612, выйти и встать к стене», – приказывает Арнетт.
«Пошел ты», – отвечает тот вызывающе.
«К стене, № 8612».
«Да пошел ты!» – отвечает № 8612.
Арнетт: «Кто-нибудь, помогите ему!»
Дж. Лендри спрашивает Арнетта: «У вас есть ключ от наручников, сэр?»
Все еще в камере, № 8612 кричит: «Если уж мне придется здесь остаться, я не собираюсь терпеть это дерьмо!»
Дуг-8612 не спеша выходит во двор, где половина заключенных стоит в строю по обе стороны второй камеры и открывает всем ужасную новость: «Я имею в виду именно это. Я имею в виду, что не могу уйти! Я только что говорил с врачами и юристами, и…»
Он замолкает. Непонятно, что он хочет сказать. Другие заключенные начинают хихикать. № 8612 стоит перед строем, игнорируя требования встать у стены; своим поведением он, кажется, ошарашил товарищей. Он продолжает декламировать высоким плаксивым голосом: «Я не могу уйти! Они не разрешили мне уйти! Отсюда никто не может уйти!»
Хихиканье сменяется нервным смехом. Охранники игнорируют № 8612, продолжая искать ключи от наручников. Они хотят надеть наручники на № 8612 и снова отправить его в карцер, если он не прекратит паясничать.
Один из заключенных спрашивает № 8612: «Ты хочешь сказать, что ты не можешь расторгнуть контракт?»
Другой в отчаянии спрашивает, не обращаясь ни к кому конкретно: «Я могу расторгнуть свой контракт?»
Арнетт жестко обрывает его: «Разговорчики в строю! Позже у вас будет время поговорить с № 8612».
Заявление одного из уважаемых лидеров бунта – сокрушительный удар по решимости и уверенности заключенных. Позже Глен-3401 говорил об эффекте, который произвели слова № 8612: «Он сказал, что мы не можем уйти. Мы почувствовали себя настоящими заключенными. Может быть, ты был заключенным в эксперименте Зимбардо, может быть, тебе за это платят, но, черт побери, я был заключенным. Настоящим заключенным»[71].
Глен-3401 начинает выдумывать самые худшие сценарии: «Ужасно пугала мысль о том, что мы отдали на две недели свою жизнь, свою душу и тело. Вдруг оказалось, что мы – настоящие заключенные, и побег невозможен, по крайней мере без каких-то решительных мер со множеством неизвестных последствий. Может быть, нас снова арестует полиция Пало-Альто? Заплатят ли нам? Как мне вернуть свой бумажник?»[72]
Рич-1037, весь день конфликтовавший с охранниками, тоже был ошеломлен этой новостью. Позже он говорил: «Мне сказали, что я не могу уйти. Тут я почувствовал, что это настоящая тюрьма. Я не могу передать, что я испытывал в этот момент. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Таким беспомощным, как никогда раньше»[73].
Для меня было очевидно, что № 8612 оказался сразу в нескольких затруднительных положениях. Он разрывался между желанием остаться крутым лидером повстанцев и нежеланием быть жертвой охранников, желанием остаться и получить деньги, в которых он очень нуждался, и нежеланием становиться моим информатором. Вероятно, он думал, что сможет стать двойным агентом, лгать или вводить меня в заблуждение по поводу действий заключенных, но не был уверен, что выдержит этот обман. Ему нужно было немедленно отклонить мое предложение – привилегии в обмен на статус официального «стукача», – но он этого не сделал. Если бы он сразу настоял на том, чтобы уйти, мне пришлось бы его отпустить. Возможно, ему стало стыдно, что он так быстро спасовал перед Карло, издевавшимся над ним. Все это были игры ума, и он пытался разрешить собственный внутренний конфликт, сказав другим, что я не позволил ему уйти, и возлагая тем самым вину на Систему.
Вероятно, ничто не могло сильнее подействовать на заключенных, чем неожиданная новость, будто в этом эксперименте они лишились свободы и не могут уйти по первому требованию, у них нет права уйти по своему желанию. Именно в этот момент Стэнфордский тюремный эксперимент превратился в Стэнфордскую тюрьму. Не из-за спущенных сверху решений или действий персонала, а вследствие шедшего снизу заявления одного из заключенных. Точно так же, как бунт заключенных заставил охранников считать их опасными, заявление заключенного о том, что никто не сможет уйти, кардинально изменило отношение наших «мнимых заключенных» к своему новому статусу. Они действительно почувствовали себя беспомощными.
МЫ СНОВА С ВАМИ: ПРИШЛА ОЧЕРЕДЬ НОЧНОЙ СМЕНЫ
Положение заключенных нельзя назвать таким уж скверным; однако приближается время ночной смены. По двору расхаживают Хеллман и Барден, которые ждут, когда уйдет дневная смена. Они поигрывают дубинками, кричат что-то обитателям второй камеры и угрожают заключенному № 8612. Они приказывают ему отойти от двери, показывают на огнетушитель и громко спрашивают, не хотят ли заключенные прохладного углекислого душа.
Кто-то из заключенных спрашивает охранника Джеффа Лендри:
«Господин надзиратель, у меня есть вопрос. Сегодня у одного из нас день рождения. Можно нам его поздравить?»
Прежде чем Лендри успевает ответить, Хеллман кричит из коридора: «Мы споем Happy Birthday во время переклички. Теперь пора ужинать, по три человека».
Заключенные сидят за столом, накрытым в центре двора, и жуют свой скудный ужин. Разговаривать запрещено.
Просматривая видеозаписи этой смены, я вижу, как Барден вводит через главные двери одного заключенного. Он только что попытался бежать; теперь он стоит по стойке «смирно» в центре коридора, рядом с обеденным столом. У него завязаны глаза. Лендри спрашивает его, как он открыл замок двери. Тот отказывается выдать тайну. С его глаз снимают повязку, Джефф угрожающе предупреждает: «Если мы увидим тебя рядом с этим замком, № 8612, то у нас найдется для тебя нечто действительно горяченькое».
Неудачливый беглец – не кто иной, как Дуг-8612! Лендри заталкивает его обратно в камеру, где № 8612 снова начинает выкрикивать ругательства, еще громче, чем раньше, и поток нецензурной брани затопляет двор. Хеллман устало говорит, обернувшись ко второй камере: «№ 8612, твоя игра уже всем надоела. Очень надоела. Это уже даже не смешно».
Охранники спешат к обеденному столу, чтобы остановить разговор № 5486 с сокамерниками, которым запретили общаться. Джефф Лендри кричит на № 5486: «Эй, ты! Мы не можем совсем оставить тебя без ужина, но можем забрать то, что осталось. Ты уже поел. Начальник говорит, что мы не можем лишить тебя еды, но что-то ты уже съел! Мы можем забрать остальное».
Потом он обращается ко всем: «Ребята, кажется, вы забыли о тех привилегиях, которые мы можем вам дать».
Он напоминает им о завтрашних свиданиях с друзьями и родственниками – если заключенный окажется в одиночке, он может быть их лишен. Те заключенные, которые продолжают есть, говорят, что помнят о свиданиях во вторник в семь и с нетерпением их ждут.
Джефф Лендри настаивает, чтобы № 8612 снова надел шапочку, которую снял во время ужина. «Мы же не хотим, чтобы твои волосы попали тебе в еду и ты из-за этого заболел».
№ 8612 отвечает странно, кажется, он начинает терять ощущение реальности: «Я не могу надеть ее на голову, она слишком тесная. У меня заболит голова. Что? Я знаю, что это странно. Именно поэтому я пытаюсь отсюда выбраться… они продолжают говорить “нет, у тебя не заболит голова”, но я знаю, что она заболит».
Рич-1037 тоже выглядит подавленным и отрешенным. У него неподвижный взгляд, он говорит медленно и монотонно. Он лежит на полу своей камеры, непрерывно кашляет и настойчиво требует встречи с суперинтендантом. (Я встречаюсь с ним, вернувшись с ужина, даю ему таблетки от кашля и говорю, что он может уйти, если чувствует, что больше не может терпеть, но лучше все-таки не тратить столько времени и сил на попытки бунтовать. Он говорит, что чувствует себя лучше и обещает постараться.)
Потом охранники переключаются на Пола-5704, который начинает вести себя самоувереннее, как будто хочет занять место бывшего лидера повстанцев Дуга-8612.
«Что ты такой мрачный, № 5704?» – спрашивает Лендри, а Хеллман начинает постукивать дубинкой по прутьям двери камеры, издавая громкие лязгающие звуки. Барден добавляет: «Как ты думаешь, понравятся им эти звуки после отбоя, например, сегодня ночью?»
№ 5704 пытается отшутиться, но охранники не смеются, хотя некоторые заключенные начинают хихикать. Лендри говорит: «О, хорошо, очень хорошо. Продолжай в том же духе. Нам уже становится смешно. Я не слышал таких смешных шуток уже лет десять».
Охранники стоят в уверенных позах, в один ряд и смотрят на № 8612, который медленно ест в одиночестве. Одну руку охранники держат на поясе, а второй угрожающе покачивают дубинками. Они демонстрируют, что выступают единым фронтом.
«У нас тут кучка бунтарей и революционеров!» – восклицает Джефф Лендри.
Вдруг № 8612 вскакивает из-за стола, бежит к задней стене и разрывает сверху донизу черную ткань, закрывающую видеокамеру. Охранники хватают его, оттаскивают назад и снова сажают в карцер. Он саркастически говорит: «Сожалею, парни!»
Один из них отвечает: «Ты сожалеешь, да? Скоро мы тебе кое-что покажем, вот тогда ты будешь сожалеть по-настоящему».
Хеллман и Барден начинают стучать в дверь карцера дубинками, а № 8612 кричит, что от такого оглушительного шума у него еще больше болит голова.
Дуг-8612 вопит: «Черт, прекрати, придурок, у меня уши болят!»
Барден: «Может, в следующий раз ты подумаешь об этом, прежде чем паясничать и снова оказаться в карцере, а, № 8612?»
№ 8612 отвечает: «Да пошел ты, отвяжись, чувак! В следующий раз я выбью дверь, я тебе обещаю!» (Он угрожает выбить дверь в свою камеру, входную дверь, а может быть, имеет в виду стену, за которой находится камера наблюдения.)
Кто-то из заключенных спрашивает, покажут ли сегодня вечером кино. Когда заключенным описывали условия содержания в тюрьме, им обещали киносеансы. Кто-то из охранников отвечает: «Я не знаю, будет ли у вас вообще когда-нибудь кино!»
Охранники громко обсуждают, что будет, если пострадает тюремное имущество. Хеллман берет копию тюремных правил и читает правило о нанесении ущерба тюремному имуществу. Прислонившись к косяку двери первой камеры и поигрывая дубинкой, он, кажется, с каждым мгновением становится все увереннее и упивается своей властью. Вместо кино заключенным придется поработать, говорит Хеллман, обращаясь к другим охранникам.
Хеллман: «Ладно, минуточку внимания. Сегодня у нас есть для вас новое развлечение. Третья камера, вы отдыхаете и расслабляетесь, можете делать, что хотите, потому что помыли свои тарелки и хорошо поработали. Вторая камера, вам еще придется поработать. Первая камера, у нас есть большое одеяло, и вам придется вытащить из него все колючки. Офицер, дайте им его, пусть первая камера как следует поработает, если они хотят спать под одеялами без колючек».
Лендри вручает Хеллману несколько одеял, покрытых колючками.
«Смотрите, какая красота! – он продолжает свой монолог: – Только посмотрите на это одеяло, леди и джентльмены! Посмотрите на это одеяло! Разве это не шедевр? Я хочу, чтобы вы вытащили из этого одеяла все колючки до одной, потому что под ним вам придется спать».
Кто-то из заключенных говорит: «Мы лучше будем спать на полу».
Лендри отвечает просто: «Спите как хотите».
Интересно наблюдать, как Джефф Лендри колеблется между ролями «крутого» и «хорошего» охранника. Он все еще полностью не уступил контроль Хеллману. Стремясь добиться, хотя бы отчасти, такого же господства, Лендри все-таки испытывает больше сочувствия к заключенным, чем Хеллман. (В интервью после эксперимента наблюдательный заключенный Джим-4325 сказал, что Хеллман был «плохим» охранником и прозвал его Джоном Уэйном[74]. Братьев Лендри он считает «хорошими» охранниками; большинство других заключенных тоже согласны, что Джефф Лендри скорее «хороший», чем «плохой».)
Заключенный из третьей камеры спрашивает, можно ли получить какие-нибудь книги. Хеллман предлагает выдать всем «несколько экземпляров правил», чтобы было что почитать перед сном. Приходит время очередной переклички.
«Итак, никто не валяет дурака сегодня вечером, помните? Начнем перекличку с № 2093, чтобы как следует потренироваться», – говорит он.
Барден набрасывается на строй заключенных и приблизившись вплотную к их лицам, говорит: «Мы не учили вас так рассчитываться. Громко, четко и быстро! № 5704, ты говоришь слишком медленно! Для начала попрыгай немного».
Охранники начинают наказывать всех без разбора; теперь для наказания не нужна причина.
№ 5704 не собирается подчиняться: «Не буду я этого делать!»
Барден пытается нагнуть его, заключенный нагибается, но недостаточно низко.
«Ниже, чувак, ниже!» – Барден толкает его дубинкой в спину.
«Ты, не толкай меня».
«Ты сказал “не толкай”?» – насмешливо переспрашивает Барден.
«Да, я сказал, не толкай меня!»
«Ложись и отжимайся, – приказывает Барден. – А теперь возвращайся в строй».
Барден действует намного решительнее и энергичнее, чем раньше, но «альфа-самцом», очевидно, все еще остается Хеллман. Но когда Барден и Хеллман составляют динамичную пару, Джефф Лендри неожиданно отступает на задний план или вообще исчезает со двора.
Даже лучшего заключенного, № 2093-Сержанта, без всяких причин заставляют отжиматься и прыгать.
«Очень хорошо! Смотрите, как он хорошо это делает! У него куча энергии сегодня вечером, – говорит Хеллман. Потом он переключается на № 3401: – Ты улыбаешься? С чего бы это?»
Вмешивается его коллега, Барден: «Ты улыбаешься, № 3401? Ты думаешь, это забавно? Ты что, не хочешь спать сегодня ночью?»
«Прекратите улыбаться! Это не цирк. Если я увижу, что кто-то улыбается, все будут прыгать очень долго!» – заявляет Хеллман.
Понимая, что заключенным нужно немного развеять мрачную атмосферу, Хеллман говорит Бардену, надеясь развлечь угрюмых заключенных: «Офицер, знаете тот анекдот о безногой собаке? Каждую ночь ее хозяин выносит ее побегать».
Они с Барденом смеются, но замечают, что заключенные даже не улыбаются. Барден шутливо упрекает Хеллмана: «Им не нравится ваш анекдот, офицер».
«Тебе понравился мой анекдот, № 5486?»
Джерри-5486 честно отвечает: «Нет».
«Раз тебе не понравился мой анекдот, иди сюда и сделай десять отжиманий. И еще пять за то, что не улыбаешься, всего пятнадцать».
Хеллман в ударе. Он заставляет заключенных встать лицом к стене; когда они поворачиваются обратно, он стоит в забавной позе, показывая «однорукого продавца карандашей»: одна рука в штанах, палец торчит в районе промежности, как будто у него эрекция. Заключенным велят не смеяться. Но некоторые все-таки смеются, и их заставляют отжиматься или приседать. № 3401 говорит, что ему не смешно, но ему тоже приходится отжиматься – за честность. Потом всем приказывают петь свои номера. Хеллман спрашивает Сержанта-2093, похоже ли это на пение.
«По-моему, это похоже на пение, господин надзиратель».
Хеллман заставляет его отжиматься, потому что не согласен.
Неожиданно Сержант спрашивает: «Я могу сделать больше отжиманий, сэр?»
«Можешь сделать еще десять, если хочешь».
Тогда Сержант бросает ему еще более демонстративный вызов: «Я должен отжиматься, пока не упаду?»
«Конечно!» – Хеллман и Барден не знают, как реагировать на эту колкость, но заключенные смотрят друг на друга в тревоге, понимая, что Сержант может спровоцировать новые наказания, которым потом подвергнут всех остальных. Его поведение начинает всех по-настоящему пугать.
Потом заключенных просят рассчитаться в сложном порядке, и Барден насмешливо добавляет: «Это должно быть нетрудно для ребят с таким хорошим образованием!»
В сущности, он по традиции подшучивает над образованными людьми, над этими «интеллектуалами-снобами», хотя он и сам студент.
Заключенных спрашивают, нужны ли им одеяла и кровати. Все говорят, что нужны.
«И что же вы сделали, мальчики, – спрашивает Хеллман, – чтобы заслужить кровати и одеяла?»
«Мы вынули из одеял все шипы», – отвечает кто-то.
Хелманн запрещает говорить «шипы», нужно говорить «колючки». Это простой пример использования языка как инструмента власти, а язык, в свою очередь, создает реальность. Как только заключенный называет шипы «колючками», Барден разрешает ему взять подушку и одеяло. Хеллман возвращается с одеялами и подушками и раздает их всем, кроме заключенного № 5704. Он спрашивает его, почему он так долго не мог взяться за работу. «Тебе нужна подушка? Почему я должен давать тебе подушку, если ты не хочешь работать?»
«Потому что у меня хорошая карма», – пытается пошутить № 5704.
«Я спрашиваю тебя еще раз: почему я должен дать тебе подушку?»
«Потому что я прошу вас об этом, господин надзиратель».
«Но ты взялся за работу только через десять минут после всех остальных, – говорит Хеллман. – Смотри, в будущем начинай работать, когда тебе говорят».
Несмотря на плохое поведение № 5704, Хеллман, наконец, смягчается и дает ему подушку.
Чтобы Хеллман окончательно не затмил его авторитет, Барден говорит № 5704: «Поблагодари его как следует».
«Спасибо».
«Еще раз. Скажи: “Благословляю вас, господин надзиратель”».
Сарказм льет через край.
Хеллман успешно отдаляет № 5704 от его друзей-революционеров, заставляя просить подушку. Примитивные личные интересы начинают побеждать солидарность заключенных.
С днем рождения, заключенный № 5704
Заключенный Джерри-5486 напоминает охранникам, что они обещали поздравить с днем рождения № 5704. Это довольно любопытно, ведь заключенные очень устали, и охранники собираются отпустить их по камерам спать. Возможно, это попытка восстановить что-то из нормальных ритуалов внешнего мира или же маленький шаг к исправлению ситуации, которая быстро становится совершенно ненормальной.
Барден говорит Хеллману: «Нам поступила просьба от заключенного № 5486, офицер. Он хочет спеть Happy Birthday».
Хеллману не нравится, что песня предназначена для № 5704. «Это твой день рождения, а ты так плохо работал!»
№ 5704 отвечает, что не должен работать в свой день рождения. Охранники прохаживаются вдоль строя и просят каждого громко сказать, хочет ли он спеть Happy Birthday для № 5704. Все соглашаются, что нужно спеть. Тогда заключенному Хабби-7258 велят запевать, и это первые приятные звуки за весь день и всю ночь. Но заключенные называют адресата поздравления по-разному. Одни поют «с днем рождения, товарищ», другие – «с днем рождения, № 5704». Услышав это, Хеллман и Барден начинают вопить вдвоем.
Барден напоминает им: «Этого джентльмена зовут № 5704. Поем сначала!»
Хеллман хвалит № 7258 за его исполнение: «Ты задал темп свинга и не фальшивил». Он со знанием дела говорит о музыкальном размере, демонстрируя свое музыкальное образование. Но потом просит, чтобы они спели снова в более традиционном стиле, и заключенные подчиняются. Но исполнение не устраивает охранников, и им снова приказывают: «Еще раз! Больше энтузиазма! День рождения – только раз в году!»
Этот перерыв в обычной рутине, инициированный заключенными, чтобы всем вместе пережить хоть какие-то положительные чувства, превращается в очередной повод продемонстрировать расстановку сил: кто здесь командует, а кто подчиняется.
