Фобос Глюк
Пленники Цирцеи
– А помнишь, у него же есть и другая песня, которая заканчивается великолепной формулой «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать».
– Умеете вы всё-таки интриговать! – Халфлинг снова повернулся в нашу сторону и подмигнул. – Один в один Гриша. Бывало, сходилась наша классная команда с бойцами из школы по соседству на футбольном поле. Отъявленный хулиган и мошенник Гриша по прозвищу Пассатижи, ребята сокращали Паса, часто демонстрировал спортивное благородство. А иногда, когда считал нашу команду заметно слабее своей, и вовсе переходил на нашу сторону. В любой драке он защищал хилую сторону. А прозвищем обязан борцовскому захвату, из которого на моей памяти не вырывался даже Гришин учитель по физкультуре. Его родители переехали из Абхазии задолго до появления единственного сына. Пассатижи был своим парнем, хоть и непохожим на нас. Сейчас бы он точно получил кличку «Халфлинг».
– У тебя много записей Виктора Цоя? Биография, интервью, письма?
– Я богатенькая на всякую всячинку. Фильмы, концерты в голографической записи, книги, озвученные и бумажные. Более сотни редких рукописей. Картины, принадлежащие кисти многих поэтов и композиторов. Жизни не хватит изучить мою коллекцию. Работы выше крыши! – Ребром ладони резко скользнула по горлу. – Тогда на ностальгию тратиться не придётся. Ой, нас приглашают занять места в шлюпках. Мы приехали. Жаль, ты не с нами. Бог даст, свидимся.
Мои добрые попутчики не спеша потянулись к шлюпочной палубе, оставляя меня один на один с новой книгой и новыми переживаниями. Кто я? Куда еду? Почему один, вечно один? Мог бы вынашивать чужих личинок, стать пиратом, поучаствовать в научной конференции, жениться на принцессе. Но вместо этого я стремлюсь на родину сифилиса, которую не видно ни в один телескоп, которой нет ни на одной звёздной карте. Что меня туда тянет, какая пропасть? Зачем? Вернусь ли обратно? Но делать нечего. Открываю сочинение самой очаровательной девушки во Вселенной, погружаюсь в её переживания, грёзы, иллюзии, надуманные заблуждения и потерявшие голову пороки. Я во что бы то ни стало научусь магии ароматов. Я смогу ответить ей нечеловеческой взаимностью. Язык танцев, сверяемый с солнцем, освоить сложнее. Почему бы не рискнуть? Но прежде надо понять, вникнуть, из чего сложен её внутренний мир. Найдётся ли в нём и для меня место.
В глаза бросается скромное предисловие, чуть меньше странички.
«Сейчас передо мной открываются двери в земли Скопища Дзыгу. Что меня тянет туда? Зачем? Вернусь ли обратно?» – минуту назад я вопрошал о том же. Вымышленной товарке, напротив, суждено было остаться среди монстров, зачастую пьяных и злых.
И заканчивалось вступительное откровение совсем уж мрачно.
«Дорогие мои люди, я успела вас полюбить со всеми достоинствами и недостатками. Я с радостью бы осталась с вами. Но остаться с тем, чего больше нет, значит признать себя мёртвой». И подпись: «принцесса Дзыгу Дзей-Со, представительница земной цивилизации».
Под датой несколько бугорочков. Нажал и почувствовал, как зелёно-белый дракон небесных кувшинок всколыхнулся над головой. Облака пылью сползают с его оживших крыльев. Буквы первой главы воплотились в речь движения. Включился эффект присутствия.
Повествование началось со второго визита Алекса Романова к Сей-Со. После предыдущей встречи миновал месяц. Бывший капитан звездолёта и сам был вынужден серьёзно заняться здоровьем в условиях стационара. И, как назло, доктор Ватсон не посетила его ни разу. Вот и сейчас она холодно и сдержано поприветствовала Алекса в госпитальном холле.
– Пациентка практически восстановилась, и я надеюсь, к концу недели можно будет серьёзно поговорить о её выписке. Сей-Со официально отказалась от моих услуг. Дорогу к её палате помните? Если забыли, вспоминайте не спеша. У неё посетители.
«Новость и «неожиданность» для Алекса синонимы, несущественные факты. Он соскучился по кораблю, по экипажу. У пчёлки гости, вот это интересно.
– Кто? – Только и успел спросить Романов. Дженни уже развернулась, чтоб уйти. И продолжать диалог демонстративно не собиралась. Он ухмыльнулся равнодушно.
Ватсон небрежно бросила через плечо, подмешивая в нейтральный голос тошнотную брезгливость.
– Девочка с вашего корабля, боец-мастер, Ким, кажется и этот, – она, не договорив, стремительно удалилась. Но на встречу двигался другой человек.
Алекс знал его дважды. Телесная оболочка Поля Лурье изменила походку. Движения то ли утратили, то ли ещё не обрели уверенность и согласованность. К новенькому футляру непросто привыкнуть. Мечта сбылась и отдавалась нескончаемым потоком ощущений, по большей части неприятных. Эдуард Горлицкий получил тело, сильное, сложно организованное. И теперь учился им управлять. Это оказалось изнурительнее, чем думал. В кристалле разум обделён, но свободен. На главного героя сумрачно надвигался замученный раб чужой, выпотрошенной, вывернутой наизнанку физиологии. Поравнялись. Горячо пожали друг другу протянутые руки.
– Две шпионки встретились, и им не терпится нащебетаться. Нам тоже предстоит непростой разговор. Предлагаю разбить его на две части. Сначала, не откладывая, введу тебя в курс дела. Только давай отойдём в сторону. Боюсь, за дверью нас услышат. Я Борис Кросс. Прошу старое имя забыть. Пока я был не я, немного гостей посещали мой мир. – Он выдержал хитрую паузу и, оглянувшись, продолжил. – Тебе и Ким я могу доверять. Вы оба рисковали, чтобы помочь мне. Вы не предали. И я в долгу не останусь. Про доктора Ватсон забудь. Она по-прежнему увлечена клоном. К тому же, и он уже ни тот. Зачем ты отдал ему моё снадобье? Бедняга поверил, что может любить по-настоящему. Скрипичные концерты в её честь даёт. Ведь неспроста они так долго вместе работали. Что-то их притягивало. – Борис Примерил лукавую улыбку. Не подошла.
– А ты немного порисовался, раскрыл сложное преступление и заработал вспышку симпатии, всего лишь минутное увлечение. И минута взаимности давно истекла. Шерлок Холмс опасен для тебя как соперник, продолжающий вести следствие. Доктор Ватсон – его агент и помощник. Её равнодушие прими как благо.
Я на досуге пораскинул мозгами. И пришёл к выводу, что мы ничем не хуже знаменитого сыщика. Приобрёл пару курительных трубок из вишнёвого дерева, набил заранее табачок. Так что давай, присядем, закурим. Тем более, следующая новость лишит тебя устойчивого положения.
Госпиталь окружали реликтовые растения. Целый парк, сообщество причудливых деревьев, кустов, трав и ещё неведомо чего. Вьюнки, собранные в густые сети, перемещались, слабо потрескивая и перемигиваясь голубовато светящимися листочками. Один такой коврик расположился на ветвях двух белоствольных дубов и трёх местных собратьев чёрной смородины, укрывая от посторонних глаз изящно кованую скамейку. Там они и расположились.
– Звукоизоляция нам обеспечена. Продолжим. Спецслужбы на Зодиаке неустанно укрепляют боевую готовность. Они цепкие, мобильные и ловкие. Нам не удалось далеко убежать. – Печальная гримаса не удержалась, сползла с лица говорящего. – Разоблачили и взяли с поличным на самом интересном месте, когда сознание одного негодяя влилось в плоть другого мерзавца. Ким билась за меня до последнего, как медведица за своего медвежонка. Её скрутили. И кто знает, чем бы дело кончилось. Но выпросил я последнее слово, в котором недвусмысленно дал понять, дескать, знаю, как полностью восстановить чужую особь. Сам понимаешь, не так уж сложно. Помнишь, как тебя собирали? Дали поработать, не дожидаясь, пока в себя приду, пообвыкнусь в реальной жизни. Выяснили и спецификацию Ким. Поделились подозрениями относительно якобы светской прогулки двух дзыгу по нашей территории. Спросили мнение Ким. А та, недолго думая, заявила: «Готова к внедрению». Зей-Со оказалась не на шутку живучей и своенравной госпожой. Принцесса разочарована в компаньонке. Не уберегла, не защитила. И в качестве новой товарки выбрала, как думаешь, кого? – Он выпустил ажурное колечко дыма.
– Неужели Ким? – Я схватил ртом парящий сизый бублик и чуть не поперхнулся крепким дымом. – Их скоро обменяют? Известно, кому это выгодно? Разведка ликует.
– Совершенно верно. Таким образом, мы получили право на жизнь и новые инструкции. Девочка больше нами не интересуются. Появилась новая цель и новые интересы. Но нас тоже есть с чем поздравить. И у тебя, и у меня правительственные контракты. Такого крутого жалования и на Геральдике быть не может. – Ещё несколько минут мы молча курили. Пока Борис Кросс не подытожил. – Сей-Со нас нанимает. Обсудим вечером, а сейчас пойдём, хозяйка ждёт.
Чёртик на моём плече плакал. Внезапно без осознаваемых переходов меня пленил сон, глубокий и сладкий, с силой настоящих детских снов. Я выключался из яви одновременно и Алексом Романовым, и Фобосом Глюком. Только в отличие от маленьких тобо не поймал персонального продолжения сюжета. Долгое, головокружительное падение в истошно вопящую бездну. Сплошной душераздирающий шум постепенно распадался на голоса. Давно позабытые люди, собаки, кошки, голуби и вороны прощались со мной, просили прощения. Странное дело, но их всех я когда-то любил, искренне. Одни удостаивались робкого уважения, другие иронии и сарказма. Но сейчас они всплывали из подсознания, с внутренней стороны априорной памяти.
Старые, запылённые эмоциональные следы выталкивали милые сердцу образы, чтобы навсегда уйти вместе с ними. Речи разных персонажей заканчивались одинаково: «Меня в тебе больше нет». А вот старца в рясе я точно никогда прежде и позже не встречал. Сценарист морока.
– Их и правда, больше нет. А те, кто станут представляться ими, хотят одного – твоей крови. Что смотришь так проницательно? Не веришь? Почему? Разве я лгун?
– Да как же в такое поверить, отче? Бред какой-то, и только! – Я попятился прочь.
– А ты войди в светлый храм и уверуй. – Указывает сучковатым посохом на резную дверь.
Вхожу. Стены и потолок расписаны, точно тонкой паутиной, собраниями небесных светил, больших и малых, ярких и почти незаметных. Поверх них – замысловатые знаки, причудливые формулы. Предательски врывается в душу скользкое сходство с православным храмом. Распятия. Иконы. Огоньки на свечках трепещут, юными листочками, не успевшие налиться зеленью. Только живые светильца не тают и воском не слезятся. А на иконах вместо Бога и Святых Угодников пауки с моими лицами. И распят я, но не на кресте, как Иисус, а на колесе тележном. Ось со стороны спины в позвоночник глубоко всажена. Крутятся колёса, скрипят и стонут. Проливаюсь взглядом по святотатственному безобразию.
– Зачем я здесь? Дай мне уйти с миром. – Кошусь беспомощно на грозного старца.
– Уйдёшь, коли не передумаешь. Но сперва поделись правдой, ползущей по жилам с образами. Видишь, как без тебя обескровили.
Хватаю с алтаря кривой, грязный тесак. Собираюсь с размаху царапнуть по руке. Красные густые брызги разлетаются по храму. Но не марают, не оскверняют его. Напротив, ярко алым сеянием насыщается сам присутственный воздух. Всеобщее победное ликование. Распахиваю глаза и с радостью осознаю: слава Богу, проснулся. Разбудил меня пожилой сухенький интеллигент брауни, положил верхнюю конечность мне на плечо и мимоходом поправил яркость на сигнальном табло. А оно оповещало о скорой выброске в Ожерелье Цирцеи – устаревшее, яркое прозвище системы Троя.
– Как шутил один мой знакомый землянин: ваш ангел хранитель летит зайцем. Чуть не проспали. Крайне редко рейсовые лайнеры делают здесь остановку. А пассажиров из Ожерелья подбирает ещё реже. Лет пять назад ваш Одиссей с друзьями отсюда возвращался. А больше и не припомню. – Старичок сморщился в потёртую гармошку, саркастически подчёркивая умственное напряжение. – Точно.
– Лет пять назад? Новый миф! – Я удивлённо вытаращил глаза. – Это розыгрыш?
– Вы успеете умыться и слегка перекусить перед высадкой. Среди звёзд есть добрая сотня аналогов чаю и бутербродам. Познания хорошо утоляются вместе с обыкновенной жаждой и голодом. Возвращайтесь, а я пока стол накрою.
Через несколько минут он продолжал.
– Видите ли, время не для всех и не везде течёт одинаково. Оно избирательно. Для вас и ваших соплеменников в данной части Вселенной минуты замедляются, а в системе Троя и вовсе способны остановиться.
– Античный герой что-то успел рассказать об изобилующем приключениями славном походе? – Я очень надеялся на исчерпывающую и внятную информацию.
– Он очень многое поведал. У пролетающих тем рейсом братьев по разуму сложилось впечатление, что ребятам не терпелось основательно присесть кому-нибудь на уши. Жаль, я не самый понятливый. Разобрать получилось следующее: три звезды поочерёдно восходят, и каждая приносит свои неприятности. Цирцея олицетворялась у них как очаровательная девица, хладнокровная, способная превращать юношей в ослов, то есть одурачивать. Импуса – коварная растлительница, ведущая к погибели. И Геката – самая тусклая серая звезда – безумная бабка, пугающая страшными сказками и пьющая кровь. Больше половины соратников Одиссея не справились с искушениями, позорно сгинули. Давай на чистоту. Ты ведь ни об этом хотел спросить, да почему-то не решаешься?
– Как этим практически диким воякам удалось преодолеть заслоны, запреты и прочие тернистые преграды, чтобы вернуться, а продвинутые мудрецы остаются там навсегда? В чём фишка? Сумею ли я воспользоваться его счастливым опытом?
– Земная метафизика распалась на ряд наук. А у нас представление о природе вещей разделилось на всестороннее изучение каждого явления. Я люблю время, интересуюсь им. Благодаря этому продлил свою жизнь как минимум втрое. И спас множество чужих жизней. Если в этом месте твоё время останавливается, то через пятьдесят шесть суток, когда корабль пойдёт обратно, ты должен очутиться в этом же кресле. Моя же задача проследить, чтоб кресло было свободным и вовремя прогнать сон, устроить блаженное пробуждение здесь, а не там. Вознесение возможно, пока корабль не покинет систему трёх звёзд. А багаж и одежда останутся аборигенам. Вещи плывут независимо в другом временном потоке. Желаешь дочитать книгу? – Я кивнул. – Оставляй, на обратном пути верну.
Глава 3. Почти как дома
Капсула как бы невзначай, между прочим, сообщила, что космических портов на планете моей высадки нет и в ближайшие сто лет не предвидится. Над поверхностью идёт грязный дождь, опасный для моего здоровья. По такому восхитительному случаю «арктурианская маршрутка», так межзвёздные странники за глаза дразнили данный вид транспорта, дарит мне надёжный защитный костюм и желает благополучного начала новой жизни. Аппарат завис, слегка покачиваясь, примерно в метре над пышным злаковым полем. Хладнокровно дождался, пока я переоденусь. Мягко уронил меня. И не спеша провалился в пёстрое небо. Я приземлился удачно. Немного подвёл тяжёлый рюкзак. Из-за него меня хорошенько встряхнуло так, что я едва не сел. Грязный дождь обваливался распушёнными хлопьями, разбухшими и дурно пахнущими, походящими на ошмётки разлагающейся некогда живой плоти. Они растворились на защитном костюме, бесследно стекая вязкой омерзительной слизью. А на первый взгляд безобидные растения со змеиным проворством хватали на лету извращённую манну небесную и с жадным хрустом колосками, стеблями и листьями поглощали.
– Доброе утро! Документы с собой? Предъявите, пожалуйста. – Невероятно, только приземлился, но узнал голос. А потому ответил дружелюбно, не успев обернуться.
– Здравствуйте, капитан Соловьёв! Конечно, секундочку. – И, забыв о предосторожность, стал расстёгивать костюм. Паспорт покоился во внутреннем кармане пиджака. Добраться до него было ох как непросто, да и не получилось.
– Только не здесь. Пройдёмте в машину. – Он культурно распахнул передо мной заднюю дверцу жёлтого советского «Москвича». – А мы разве знакомы? Конечно, за капитана спасибо, но я пока старший лейтенант. Странное явление природы эти наши дожди. Как мучилось человечество, пока специальную краску не изобрели. Слышали про то, что милицейские машины стерильные? Чистая правда!
– Не поверите, ни про грязные дожди, ни про дезинфицирующую краску никогда раньше не читал и даже не подозревал. А вот вас хорошо знаю. – Протянул ему паспорт. По привычке застыл в немом ожидании. Сейчас с наилучшими напутствиями вернут документ, попрощаются и, вероятно, предложат подвести. Вот только куда? Но не тут-то было.
Лейтенант пролистал документ. Пристально взглянул мне в глаза. Взгляд у него добрый, сочувствующий, калибрующий, просеивающий тайны, отделяющий их от баек.
– Угощайтесь. – Протянул пачку сигарет. Знакомое слово «Космос» изображалось латинскими буквами с тремя «s» на конце. – Дядя из Прибалтики прислал. Держу в бардачке на особый случай. Я сейчас. Окошко откройте. Дождик кончился. Наслаждайтесь. Табачок что надо!
Соловьёв выскочил из машины. Вплотную приблизился к группе товарищей, что-то бурно обсуждающих. И я внятно услышал:
– Полюбуйтесь, какого инопланетянина мы поймали.
Удостоверение личности Фобоса Глюка пошло по рукам. Блюстители порядка по-деловому высказываются.
– Фобос Глюк. Из Латвии или Литвы, скорее всего. Там точно есть похожие имена.
– Да, на грека он совсем не похож. Нет. Сумасшедшая пометка – «Гражданство галактики приостановлено на время пребывания на планете СССР». Пряхин, что скажешь? – Подоспел персонаж плотного телосложения в тройке песочного цвета.
– Паспорт фальшивый. Страницы из тонкого полимера с вшитой микросхемой. Как бы не смежники подтрунили. Они ординарно бравируют новомодными капризами.
– Ладно, Соловьёв, вези его в отделение. А там посмотрим, кто кого разыграл.
Лейтенант вернулся. Прочитал в выражении моего лица: «Начальник, я суть уловил. Объяснять не надо». Решил подержать интригу. Ворчливо по-стариковски заурчал мотор. Сухое поле ползло назад, точно выпихивая нас прочь.
– Месяц назад положили асфальт. Укатали. Как зеркало стал. Автомобилисты нарадоваться не могли, их подружки – налюбоваться своими отражениями. И вот тебе на – кочки, ухабы. Дождик кушает и людей, и дороги, по которым они ползут. А у вас, в галактике, с дорогами лады? – Вскользь глянул на меня, не спугнул ли.
– Я на Земле матушке прыть продышал. Там у людей те же дороги и те же ходоки.
– А это разве не Земля? Приедем, покажу атлас. На всей Земле социализм победил. Одна страна на пять континентов. Нет врагов. Некого бояться. Здорово, а!? – Проверяет. И уверено мнит себя хитрецом и тонким психологом, дипломатом.
– Не сомневаюсь, люди у вас добрые, потому что счастливые, – твёрдо ответил я.
– Так-то оно так, но и нам татей девать некуда. – Он указал на тротуар с моей стороны от дороги. – На остановке народ толпится. Автобус пропустили. Следующей двойки не меньше получаса ждать. Воровку задержали. Рецидив у девушки. И на поруки её брали, и из института отчислили, продолжает кошельки у старушек выуживать. Думаю, её, бедную, лечить надо. Общество не перевоспитает.
Прошли через шумный милицейский двор, мимо дежурного у входа, по мрачному коридору с моргающими длинными лампами дневного света. Облупленные стены. Синий крашеный низ, белый белёный верх. Стёршийся до бесцветности пол. Ряд облезлых кресел, возможно, изгнанных из актового зала. Попросят час-другой повременить. Вполне себе земная идиллия. Может, и не улетал никуда? Тоскливо.
– Немного подождите. Вас позовут.
Сбылось. И когда зевота вошла во вкус, веки сладостно налились сонной тяжестью, меня окликнули. Ещё раз спросили, кто я и откуда. Показали настоящий документ с фотографией и пропиской. Сказали, что мой советский паспорт должен выглядеть примерно так. Я, естественно, без утайки изложил в сжатой форме историю предыдущей жизни. После чего вся компания милиционеров дружно перешла на «ты». Чутьё подзадоривало, могут запросто поколотить. Безукоризненное домашнее зачисление чуть загулявшего космонавта.
– Ну почему же вы мне не верите? Кто, как не советская милиция, помогает людям!
– Лично я тебе верю, – вступил в разговор Дубченко. Он, как и в кино, самый добрый в коллективе. – Вот, скажем, профессор Преображенский жизни спасает, органы пересаживает. Не удивлюсь, если сознается, что он гражданин Вселенной.
– Филипп Филиппович, что ли? – Булгаковский образ зашевелился в моём мозгу. Пришлось назвать его по имени, лишь бы отстал. Устал с перелёта, сказывалось.
– Да и я тебе поверю. Но предоставь доказательства, раз в милицию попал, – вмешался капитан Жолобов. – Прикид у тебя не наш, конечно. Но штаны, туфли и куртку ты мог на рынке добыть. Там и не такое добро всплывает. Но должно быть ещё что-то, способное нас убедить. Думай активнее, брат, пока шанс не упустил.
Точно есть. Порылся в рюкзаке и с самого дна откопал планшет.
– Таких совпадений природа не производит. И несмотря ни на что, откуда я тебя знаю? – Обернулся к Соловьёву. – И его, и его. А ты, кстати, Пряхину чирик когда отдашь?
– И не говори, твоя правда, больше года ждал, – подал голос Пряхин. – Ну, хорош интриговать, показывай, что там у тебя за компромат на нас. Доставай козырь.
Включаю. Слава Богу, работает, и зарядки ещё часа на четыре хватает.
– Сериал про вас, два сезона. Совпадают фамилии имена, лица, смотрите, мужики.
– Давай так. Ты сейчас сядешь и напишешь нам, как оно было. А мы твоё кино посмотрим. Вот тебе бумага, ручка. Показывай, как твой телевизор включается.
Первым отреагировал Соловьёв. Он не на шутку взволновался, нажал на «стопы», не досмотрев до конца первую серию. Лицо покраснело. На лбу испарина блестит.
– Мы этого маньяка поймали, ещё месяца не прошло. А вы уже кино про нас сняли. Лихо работаете, ребята! Уважаю. Можно мы ещё посмотрим? Интересно же.
Показал, что делать, когда сядет батарея. Объяснил алгоритм владения камерой и плеером.
– Не возражаешь, если я для расследования твою игрушку применю?
– Да на здоровье, не жалко подарить. Вам в работе нужнее. Жаль, личные файлы не удастся на другом носителе сохранить. Смотри, главное, там, ничего не удаляй.
– Хорошо, друг, сохраним. Захочешь освежить память, придёшь и всегда возьмёшь.
– А ну-ка, что ты тут налепил. – Котов пробежался глазами по моей объяснительной записке. – Вот это плюс, это, – бросил на стол мой паспорт, – на психушку тянет. Понимаешь, до конца твоих дней коммунизм в сочетании с лечебной дисциплиной. Паспорт спрячь подальше и никому не показывай. А сочинение на тему «С кем я провёл лето» новое напишем.
Смял лист с моими каракулями. Швырнул в урну.
– Пиши: «Заявление», двоеточие. С новой строки: «Не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах потерял сознание. Очнулся на овсяном поле в районе пивоваренного завода „Новая заря“. Документов при мне не оказалось. Имени и адреса своего не помню. Обратился за помощью к сотрудникам милиции. Прошу помочь восстановить мою личность и утерянные документы». Вот здесь сегодняшнее число, в правом нижнем углу подпись. Мы не слепые и не звери, заметили, человек ты хороший. И к правоохранительным органам относишься с уважением. Поможем. Дубченко, отвези человека в больницу и займись его делом основательно. Каждый из нас может запросто по голове получить. Сознание потерял. Очнулся. Ни денег, ни документов. И что ж прикажешь, помереть из-за какой-то сволочи? Нас ты, оказывается, хорошо знаешь, до мелочей. Про должок Соловьёва мне, его начальнику, неведомо было. Профессора Преображенского сразу назвал. А там, глядишь, ещё что-нибудь память подбросит. Жолобов утверждает, будто наблюдал за твоей посадкой. Забудем. Я так считаю. Стал нашим, живи по нашим законам. А нарушишь порядок, тогда и разъясним. Не поможет, накажем. А пока распогодится, отдохни.
В больнице мне сразу понравилось. Очень тихое отделение. Большая чистенькая палата. Одиннадцать соседей. Но кто в полусне, кто в забытьи. Двое, судя по телосложению, военные, в самом углу тихонько бредят. Из палаты во внешний мир два больших окна и балкончик. Через жиденький сквер проглядывается дорога. С виду обычные тополя и клёны удивительно смягчают и приглушают звуки. Проносятся мотоциклы, катятся автобусы и легковушки. Проползают тяжёлые грузовики и трактора. Как им и положено, с устаревшим советским акцентом грохочут, трещат, скрежещут и ухают. А уж как механические бестии коптят. Но сглаживается копоть. Фильтруется шум. Ничего больше не раздражает. Полный покой и умиротворение.
Прохожу через три осмотра. Задумчивые доктора щупают голову, просматривают через оптику глаза, проверяют рефлексы. Задают вопросы с подвохами и ловушками. Отпускают в палату. Благочинного вида дедушка на соседней койке спрашивает, нет ли у меня табачку. Нащупываю в кармане пачку так и не возвращённого Соловьёву прибалтийского «Космоса».
Выходим на балкон. Воздух сырой и тяжёлый, без признаков упоительной свежести. Решётка снизу до верху. Ощущение такое, словно происходящие события придуманы и разыгрываются детьми, переодетыми и загримированными под их родителей. Стоит выбраться из клетки, и за поворотом встретишь будущего режиссёра. А он, расплакавшись, признается: суета, всё валится из рук. Неполадки одна за другой. Кондиционер безобразничает, не те потоки, ветром не назовёшь. Фонограмма запаздывает, да и звучит нечисто. Но нет, не так проста реальность. Напряжение и ложь пронизывают её. Безмолвие, и то какое-то нечестное получается. Молча дымим. Не о чем и не зачем растрачивать слова. Души устают, нуждаются в покое. Царство настоящего покоя приняло меня и разрешило остаться. Надолго ли? Зачем? Какая опасность притаилась за чёрной дверью предстоящей ночи? Поживём – увидим.
Заходит медсестра, чужая и притихшая, сравнимая с тенью давно минувшего столетия. Дежурно заверяет: инструменты проходят тщательную санитарную обработку, заражение через них исключено. Необходимо, на всякий пожарный случай, уколоть прививку от грязного дождя в комплексе с витаминами и минералами. Колет. Анонсирует капельницу, безумно полезную для мозга. Процедура и её исполнительница гарантируют восстановление клеток головного процессора и мягкую стимуляцию их активной деятельности. Согласно киваю. Высвобождаю верхнюю конечность из-под плотного одеяла. И потекла по венам сила мысли. Забил фонтан гениальности на отчаянье и безысходность. Даже плохо развешенная и сложенная на стуле одежда медленно расползается, разглаживаясь и обновляясь. Бред наяву, да и только!
Призрак в белом халате отсоединяет капельницу. Шепчет почти в самое ухо, что мне пора отдохнуть, а к ужину она обязательно меня разбудит. Не терпится приколоться и заработать пощёчину. Морок надо как-то разгонять. Осторожно, тяжело раненным бойцом привстаю на локтях. Мой ответный стон чуть ли не целует мочку её уха. Помеха тонкий локон.
– Девушка, милая, а вас не затруднит рассказывать мне сказки? Без сказок не усну.
– Ну, слушай. Далеко отсюда, на забытой богом планете, жил был…
Мой нездоровый каприз не привёл к желаемой адекватной реакции. Напротив, медсестра наклонилась и слишком по-матерински чмокнула меня в щёку. Бог сновидений Морфей, а возможно его здешний коллега, нешуточным рывком перетянул меня в виртуальное пространство алогичных грёз. Державший за руку эфемерный супермен изловчился было закрепить меня в специальных тисочках, ремешках и зажимах, дабы скрупулёзно разобрать на мелкие частицы и после незначительной корректировки сложить заново. Но лишь коснулся меня кончиками незащищённых перчатками пальцев, резко отпрянул. Пошёл волнами, будто представляли его по старому неисправному телевизору со слабой антенной.
– Простите, повелитель. Откуда вы здесь? Готов реализовать любое ваше веление.
– Сознайся, мне ничего не угрожает? – Я доверчиво полагался на его искренность.
– Нет, кроме вас самого, ничего. Призовите, и я не заставлю повторять дважды. Можете называть меня реконструктор. Нам вас очень не хватало.
Пробудился, недослушав, Нас часто отвлекают пустяки. Бывает, одновременно приходят долгожданная муза, и назойливая соседка за солью. В подобных неравных поединках всегда побеждает вторая по тому простому вечному принципу – ей ведь нужнее. Так вот от упоения новой властью отвлёк меня глупейший вопрос.
– Как вы себя чувствуете? – Улыбалась медсестра синхронно глуповато и виновато. При данных обстоятельствах я не анализировал интонацию и мимику почти эфемерного, ирреального ветерка. Явление позиционировалось отвлеченно.
– Вполне сносно. Но будь у меня в запасе хотя бы минут десять, мои чувства к вам носили бы характер беспредельной страсти. – Отражение её эмоций окрасилось в краски восторженного недоумения. Вряд ли моя липкая чушь – предел её мечтаний.
– Пора ужинать. Сейчас вам принесут перловую кашу и чай. А вот это милиционер передал, ну, тот, который вас привёз сюда. Говорит: «Человек не должен чувствовать себя одиноким. Потеря памяти не смеет обернуться утратой интереса к жизни». Вот, держите гостинец. – Она протянула красную авоську, в которую попалось три крупных яблока, апельсин, пачка печенья и литровая банка томатного сока. – И атлас. Вроде как он вам его обещал. Да, тут ещё сигареты. Я сперва решила выдавать по одной. Потом до меня дошла бессмысленность затеи, получите блок целиком. Их другой ваш знакомый передал. Но перед тем возьмём кровь на анализ. Из вены. Расслабьтесь.
– Но вы же говорили утром? – запротестовал я, понимая, что поспешность неспроста.
– Доктор потребовал не откладывать. Наш гражданский долг – немедленно вернуть вас в строй. Всё стерильно, опасаться нечего. Утром баночку с мочой оставите на тумбочке. И никаких забот. Вечером кушайте, что захотите, хоть мясо с салом.
Действовала она грамотно и натренировано. В другом месте и при иных обстоятельствах на одну порцию моей красной жидкой соединительной ткани извели бы куда больше времени, чем этот специалист на целый штатив. Когда последняя пробирка наполнилась, комочек ваты приклеился к пробоине. Лёгким движением согнула мне руку в локте, пожелав приятного аппетита, и выскользнула в коридор. Вместе с обещанной кашей и чаем принесли жирную сардельку и два больших бутерброда со сливочным маслом и сыром. В тот самый момент я ощутил, как зверски голоден. После сытного и сказочно вкусного ужина не последнюю роль сыграл тот самый приятно нахлынувший аппетит, я придался неторопливому аналитическому перекуру. Получалось, Мир, в котором я так внезапно очутился, – запоздалая искажённая копия потерянной навсегда колыбели человечества. Сей нехитрый вывод с лихвой подтверждался своевременно подвернувшимся атласом планеты СССР. Очертания материков и гор скопированы в точности. Названия географических объектов повторяются процентов на восемьдесят. Разница в этническом составе населения куда разительнее. Кто-то откровенно выбирал, кому жить на этом подобии Земли. Социально-политический строй один на всех. Удобно, если управление сосредоточенно в одних руках, в одной голове.
