Существа, отпавшие от высшей жизни и погрузившиеся в материю, начинают тяготиться своим положением и стремятся вознестись и воссоединиться с высшей божественной жизнью. Своими силами это осуществить невозможно, спасение должно прийти от более могущественного существа. С точки зрения высшего существа также недопустимо, чтобы частица высшей жизни, заключенная в материю, страдала. Для спасения, то есть освобождения божественной искры из темницы материи, души из лабиринта зла, снисходит в мир один из высших эонов – Христос. Он принимает видимость человеческого тела (в другой версии – соединяется с человеком Иисусом при крещении и оставляет его при его страданиях), чтобы сообщить «все тайны гносиса и сокровенные святого пути» небольшому кругу избранных, стремящихся к божественной жизни, к полноте разума («плероме»). Так устраняется зло и неустройство мира и всё приходит к первоначальной гармонии.
Человек в представлении Г. есть микрокосм, состоящий из души и тела. Как микрокосм, он отражает и несет в себе принципы макрокосма (Бога, Демиурга и Материи), но их соотношение у каждого различно. Поэтому Г. подразделяет людей на три разряда: «соматиков», или «гиликов» – людей, в которых господствовало материальное начало; «пневматиков», в которых имеется перевес духовности; «психиков», у которых имело место смешение духовного начала с материей. Пневматики встречаются только среди христиан, хотя далеко не все из них пневматики, большинство является психиками. Этико-практические нормы и правила Г. обращены только к психикам, поскольку только неопределенность их положения позволяет приблизиться к плероме. Если пневматики по своей природе предназначены к спасению, то соматиков ждет неизбежная смерть.
В связи с проблемой спасения центральным в этике Г. является вопрос об отношении к материи, плоти и ее влечениям. Противоположные решения исходят из дуалистического воззрения на мир и на материю, на тело как источник зла и греха. Представители сирийского Г. (Сатурнил, Василид, Маркион), презирая тело, запрещали для человека всякие наслаждения и удовольствия, чтобы избежать смешения с греховной материей. Александрийские гностики (Карпократ, Валентин), отстаивая превосходство духа над материей, считали, что чувственность должна быть побеждена через ее удовлетворение чувственными же наслаждениями; нет ничего такого, что могло бы связать дух или победить его.
Христианство в целом негативно относилось к гностической философии. Однако элементы Г., синтезировавшего мифологию Востока и пантеизм, монотеизм и платоновские идеи, мистику числа Пифагора и учение Христа, развивались в философии Возрождения, в мистике немецкого романтизма, в русской религиозной философии (Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Л. Шестов).
ГОББС Томас (1588–1679) – английский философ, представитель механистического материализма. Основные произведения: «Основы философии», «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», «О свободе, необходимости и случае».
Философия, по мнению Г., это «наука о телах», о том, что находится в пространстве и способно к движению. С естественными делами имеет дело философия природы, натурфилософия. Другой раздел философии должен быть посвящен изучению искусственных тел, прежде всего государства. Между учением о природе и учением о государстве располагается учение о человеке, который является и природным телом, и элементом государственного тела.
Материальный мир, по мнению Г., состоит из простых неделимых частиц – «корпускул». Только движение тел, состоящих из корпускул, подчиненное закону механической причинности, является предметом научного исследования. С точки зрения механической причинности Г. рассматривает и человека: человек – это совокупность частиц, двигающихся по законам механики. Сердце – это пружина, нервы – нити. Суставы – колеса. Г. – представитель натурализма, для него даже душевные явления – это движение тонких материальных тел.
В области гносеологии Г. выступает как сенсуалист и номиналист. Всё наше знание – это результат воздействия вещей на органы чувств. Вся остальная познавательная деятельность представляет собой комбинирование одних представлений с другими благодаря словесным знакам. С их помощью осуществляется не только запоминание и сохранение человеком восприятий, но и процесс коммуникации между людьми. Фактически мышление есть «сложение» и «вычитание» знаков, процесс манипулирования знаками. Г. сделал важный шаг в развитии формальной логики, он предвидел ее сближение с математикой. Сопоставить наши восприятия с соответствующими «телами» мы не можем. Мы можем только говорить о согласовании наших представлений по законам логики, считает Г.
Душевная жизнь человека – это взаимодействие разума и воли. Воля направляет, поддерживает человеческий эгоизм, стремление к самосохранению. Г. утверждает, что для индивида нет понятия добра и зла, свобода есть безудержная жажда самосохранения, направляемая волей. В своей «природности» все люди равны. Из равенства способностей вытекает равенство надежд на достижение целей. Если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать одновременно, они становятся врагами. Наступает такое состояние общества, которое можно назвать войной всех против всех. Над человечеством нависает угроза самоуничтожения.
Помимо неразумной воли, выражающей слепое стремление человека к самосохранению, в человеке присутствует и разум, который также стоит на страже интересов человека, но не непосредственно. Разум более дальнозорок, он думает не только о сегодняшнем дне, но и о будущем человека, поэтому разум выходит за рамки естественного человеческого эгоизма. Естественный закон разума. говорит Г., «есть предписание или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни».
Разум говорит о необходимости заключения общественного договора «каждого с каждым», по которому люди передают свою силу и естественное право искусственному человеку – государству. Г. назвал его по имени библейского чудовища Левиафаном. Взамен государство, основанное на естественных законах разума, способствует самосохранению человека. Естественное состояние общества переходит в гражданское. Государство обслуживает человека и порождается им. Нет ничего глупее, говорил Г., государства, основанного актом Высшей Воли. Но государство требует от человека многого. В нем должна господствовать единая воля; наиболее совершенной формой правления является абсолютная монархия, которая должна совмещать силу и право. У власти есть предел – вынуждение граждан к самоубийству. В самом крайнем случае допустимо восстание, если власть перестает выражать естественное право и каждый подданный вынужден защищать себя сам.
Г. считал, что власть государства распространяется и на духовную жизнь общества. Злейшими врагами государства являются «частные» мнения, инакомыслие крайне опасно. Не менее опасен для государства и религиозный фанатизм, поскольку фанатик не видит связи между религией и государственным интересом. Религия – чисто социальное, земное образование. Г. – деист. Догматы религии, говорил он, нужно принимать так же, как пилюли врача, и глотать их не разжевывая. Религией может стать любое суеверие, отвечающее государственным интересам.
По мнению Г., и нравственность, представления о добре и зле также целиком социальное явление. Государство с помощью разума как бы одевает человека в социальные одежды, одежды религии и нравственности.
ГОГОЛЬ Николай Васильевич (1809–1852) – русский писатель и мыслитель, предтеча русской религиозной философии конца XIX – начала XX вв. Его идеи повлияли на философско-художественные позиции Ф. М. Достоевского и взгляды Вл. Соловьева. Философско-эстетическая интерпретация творческого наследия Г. была осуществлена в работах В. Вересаева, В. Шкловского, В. Зеньковского, Дм. Мережковского, В. Набокова, А. Синявского, Дм. Овсянико-Куликовского.
В творчестве Г. выделяются два периода: романтический и религиозный, а также «время перелома», духовного кризиса – 1836–1840 гг. В ранний период его творчество испытало влияние немецкого романтизма, очаровавшего в то время университетскую молодежь. Г. по-своему развивает идеи немецкого романтика Гельдерлина о цельной и бесконечно творящей личности художника, своим искусством пересоздающего и придающего совершенную форму бытию. Все художественно-практические дела и помыслы писателя приобретают черты эстетического утопизма: искусство призвано исправлять нравы, поскольку весь мир становится грандиозным произведением универсальной личности художника – самого Г. Замыслом всей его жизни было написать такую книгу, прочтя которую мир преобразился бы не когда-то и где-то, а прямо здесь и сейчас, властью писателя, вызывающего из небытия красоту всемогущую и чудотворную, чтобы безгрешное человечество воцарилось на обновленной земле. Всю жизнь Г. сопровождала уверенность в своем предназначении и призвании преобразователя: «горе кому бы то ни было, не слушающему моего слова». Он постоянно стремился говорить «серьезно с людьми о самом существенном».
Романтические мотивы в творчестве Г. приобретают философско-антропологическую окраску, превращаются в своеобразную концепцию человека, в глубине души которого живут «действенные первичные силы», могущие превратить человека в огонь и пламя, силы, способные вызывать «восторг и ужас» одновременно. Причины угасания личности в «ничтожном и временном» Г. видит в рационализме XIX в., лишившем человека былой цельности, в раздробленности его внутреннего мира, в «утрате единой идеи», в ценностном хаосе обыденности. Стремление к «низкой роскоши XIX века» иллюстрирует бессодержательность душевных помыслов и утрату человечеством «величия и гениальности».
В статьях «Об архитектуре нашего времени», «О Пушкине», «Рим», в небольшом этюде «Скульптура, живопись, музыка» Г. набрасывает философско-эстетическую схему исторического развития и приходит к выводам, близким концепции А. Шопенгауэра. Выразительницей «юного и дряхлого века» – нового времени – является музыка. Она свидетельствует о катастрофе человеческого бытия: «человек здесь не наслаждается, не сострадает, он сам превращается в страдание», которое выбрасывает его из мира общепринятого в мир одинокого, неприкаянного «невидимого Я».
Цикл повестей «Миргород» – своеобразная модель деградирующего в своем движении мира: от «старосветских» Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, живущих в мифологическом времени «простоты их добрых и бесхитростных душ», в гармонии с природой, – к пустоте и абсурду бессодержательной вражды Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Человек в итоге настолько духовно нищает, что вещь становится источником безграничной радости и горя, символом трагической судьбы («Шинель»).
Скорбное чувство у Г. вызывает итог жизни человека. Главный его противник – не людская злоба, но «пошлость жизни… пошлость пошлого человека» («Выбранные места из переписки с друзьями»). В контексте его творчества «пошлость» – фундаментальная философско-религиозная категория, выражающая оскудение человеческой души. «Пошлость» – отказ от подвига быть человеком, ведущий к собственному ничтожеству и внутренней пустоте. Одновременно в этой категории воплощена претензия на признание значительности своего присутствия в мире как события, самим фактом своего существования требующего всеобщего внимания и удивления.
Во втором томе «Мертвых душ» Г. пишет: «Не то жаль, что виноваты вы стали перед другими, а то жаль, что перед собою стали виноваты – перед богатыми силами и дарами, которые достались в удел вам. Назначенье ваше – быть великим человеком, а вы себя запропастили и погубили». В современном писателю мире былой эстетический идеализм, влекущий к «надмирности» душевных стремлений, уступает место прозе жизни, в которой место былых властителей дум – романтиков Шиллера и Гофмана – занимают их антиподы. Один – «известный Шиллер, жестяных дел мастер в Мещанской улице. Возле Шиллера стоял Гофман, – не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы, большой приятель Шиллера» («Невский проспект»).
Известно, что постановка «Ревизора» вызвала художественный восторг, но не привела к сдвигу в моральном сознании российской общественности. Г. был потрясен и раздосадован таким успехом. Он был разочарован «необязательностью» искусства в деле преобразования нравственности и испытал изумление от того, что восприятие произведения в значительной мере есть процесс самораскрытия уже сложившихся душевных свойств человека – и не более. Но тогда какой смысл в художественном творчестве? Поэтому-то Г. до конца жизни возводил вокруг «Ревизора» целый лес теоретических подпорок («театральных разъездов», «развязок»), переводя художественные образы на язык нравственных истин. Ограниченность человеческого рассудка, сводящего высокую идею к праздному развлечению и пустым забавам, вынудила Г. прямо сказать, что «Ревизор» – это изображение духовного мира человека, это «душевный город», в котором герои-чиновники есть изображение наших страстей. Так появилось удивительное произведение – «Развязка «Ревизора», которое Г. хранил до своего смертного часа. Он писал: «Такого города нет… Ну, а что если это наш душевный город и сидит он у всякого из нас?… На место пустых разглагольствований о себе и похвальбы собой побывать теперь же в безобразном нашем городе, который в несколько раз хуже всякого другого города, – в котором бесчинствуют наши страсти, как безобразные чиновники, воруя казну нашей собственной души».
Глубина эстетического переживания, социальные устремления и религиозный опыт Г. выводили его и за рамки романтического мироощущения, и за пределы споров славянофилов с западниками. Если в первый период искусство для Г. есть «жизнь в апогее собственного развития», то во второй период оно лишь «намек, предвосхищение» будущего совершенства. В «Выбранных местах из переписки с друзьями» и письмах 1845 г. искусство становится для Г. функцией религиозного сознания, оно помогает постичь человеку «высокую тайну мироздания».
ГОЛЬБАХ Поль Анри (1723–1789) – один из основателей французского материализма XVIII в. Принимал участие в создании «Энциклопедии». Основное сочинение Г. «Система природы» («Библия материализма») было сожжено по решению парламента.
Материя в понимании Г. – это объективно существующие вещи, воздействующие на наши чувства. Все вещи, природа есть совокупность движущихся частиц, атомов. Ни на минуту не прекращающееся движение частиц вызывает постоянное действие и противодействие тел, происходящее по законам причинно-следственных связей. Дуализм души и тела – мнимый, поскольку душа есть движение атомов в нервах и мозгу. Мышление также является функцией мозга, человеческая свобода – иллюзия. В мире всё происходит по необходимости, случайность есть лишь результат нашего незнания; переплетения причин и следствий чаще всего от человека скрыты. Если бы существовал всемогущий демон, он мог бы, поднявшись над миром, одним взглядом охватить все мировые связи и проследить движение каждой пылинки, человеку же это недоступно. Поэтому малые, незаметные причины порой ведут к грандиозным следствиям: войнам, природным катаклизмам, жизненным катастрофам.
Причинность (всё имеет свою причину) отождествляется с необходимостью (то, что произошло, должно было обязательно произойти). Так материализм переходит в фатализм – представление о предопределенности всего, что происходит в мире. «В вихре пыли, поднятой буйным ветром, каким бы хаотичным он нам ни казался, в ужаснейшем шторме, вызванном противоположно направленными ветрами, вздымающими волны, нет ни одной молекулы пыли или воды, которая расположена случайно и не имеет достаточно причины, чтобы занимать то место, где она находится, и не действовать именно тем способом, каким она должна действовать». Человек должен покориться природе, которая, в свою очередь, снимает с него ответственность за дурные поступки. Человек – вещь среди других природных вещей; природа во всём оправдывает человека, но она же – залог бессмысленности его жизни.
Между человеком и природой нет принципиальной разницы, у человека лишь более тонкая нервная организация, больший объем памяти. Человеческая «природа» предполагает наличие определенного круга «телесных» потребностей, стремление к их удовлетворению. Люди «по природе» равны, имеют одинаковое право на счастье, в каждом заложена способность к развитию разума.
Г. – сенсуалист, он критиковал идеализм с позиций материалистически ориентированного здравого смысла, отрицал агностицизм Дж. Беркли. По мнению Г., религия – химера, порождение невежества, страха и обмана. Нравственность Г. рассматривал с позиций утилитаризма. Определяющим фактором социальной жизни, по мнению ученого, является мнение. Просвещение масс и деятельность законодателей открывают путь к царству разума. Наилучшим способом правления Г. считал конституционную монархию.
ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ (около 330–390) – великий Отец и учитель церкви, философ, самый популярный оратор христианской древности, поэт, писатель. Получил лучшее по тому времени образование в Афинах и Александрии. С юности полюбил словесность и остался верен этой любви на всю жизнь, примиряя церковность с поэзией и философией. Автор 45 бесед («слов») на философско-религиозные темы (в 27–31-м «словах», снискавших Григорию славу Богослова, изложена догматика христианства); 38 поэм нравственно-религиозного и исторического содержания, сборника из 243 писем.
Св. Григорий прославлен церковью как «троичный богослов»: он дал законченное толкование о Лицах Святой Троицы – соотношении Отца, Сына и Святого Духа. Г. Б. утверждал, что лицам Божества одинаково свойственно и тождество по бытию, и различие реальное, субстанциональное, ипостасное. На языке античной диалектики три Лица Бога представляют самотождественное различие, или саморазличное тождество. Бог по сущности один, но он имеет три ипостаси, из которых каждая есть Бог, но тем не менее существуют не три бога, а только один Бог. Тринитарная проблема, в немалой степени благодаря авторитету Г. Б., была завершена на втором Вселенском соборе в 381 г.
Центральный догмат христианства для Г. Б. был средоточием всей духовной жизни, но тема человека также постоянно занимала его. Антропологические построения Г. Б. исходили из его космологии. В слове «О мире» он говорит об источнике сущего – Боге, «Мирородном Уме, постижимом только напряжением ума». «Великий Ум измышляет образы мира» сперва умного и небесного (ангельского), затем – мира вещественного, телесного. Но это не конец. «Нужен был, – говорит Г. Б., – еще зритель Премудрости… благоговейный царь земной. И Бог сказал: угодно мне создать… род тварей средних между смертными и бессмертными, разумного человека, который был бы… великим владыкой земли». Сотворенный Богом человек – микрокосм («в мире малом мир большой»). Он поставлен на грани миров телесного и умопостигаемого, материального и духовного, существования и сущности.
Для Г. Б. как эллина вопрос о связи ума и плоти вызывает недоумение. Но интуиция мыслителя говорит то, чего не знали неоплатоники: природа человека двойственна, она есть единство противоположностей (души и тела, «божественного ума и праха», «светозарного и трупоносного»), создающее «поле» личной ответственности и труда души каждого, как некоей драмы, осуществляя которую человек способен встать на путь «уподобления» совершенству Бога.
В проблеме человека для Г. Б. много неясного, он больше вопрошает, нежели формулирует. Мыслитель интересен не столько ответами, сколько вопросами, стимулировавшими последующее развитие философско-богословской мысли. В слове «О природе человека» Г. Б. пишет: «Кто я был?… Кто я теперь? И чем я буду? Ни я не знаю этого, ни тот, кто обильнее меня мудростью… Я существую. Скажи: что это значит? Иная часть меня самого уже прошла, иное я теперь, а иным я буду, если только буду… Что наиболее, по-твоему, составляет мое «я»? Объясни мне это, но смотри, чтобы этот самый «я», который перед тобою, не ушел от тебя… И ты, душа моя, кто, откуда и что такое? Кто сделал тебя трупоносицею, кто твердыми узами привязал к жизни, кто заставил непрестанно тяготеть к земле?».
При всех своих сомнениях, Г. Б. убежден, что «в естестве человеческом всего важнее образ Божий и сила ума». Значит, путь совершенствования, «обожения» начинается с очищения и восхождения ума, отрешения от сиюминутности чувств. Ставший на путь подвига у Г. Б. есть «любомудр», философ, близкий идеалу стоиков или платоников. Видимо, поэтому мыслитель понимает философию как «упражнение в смерти» и неоднократно цитирует платоновского «Федона»: «Занятие философов состоит в том, чтобы отрешать душу от тела». Но подозревать его в спиритуализме в понимании человека не приходится. По мысли Г. Б., данность человека недостаточна и мозаична. То, что не дано человеку, но как сущность человеческого задано («образ Божий»), может быть осуществлено только в усилии его собственного подвига. Это основная проблема, встающая перед разумом каждого «любомудра».
«Обожение» как смысл и цель человеческой жизни означает полноту собственного совершенствования, помогающего нам выполнить свое предназначение. До Г. Б еще никто не говорил таких возвышенных слов о человеке: «Если будешь низко думать о себе, то напомню тебе, что ты – Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе и небесный, и земной, приснопамятное творение. Ты – созданный Бог, через Христовы страдания идущий в нетленную славу». При жизни Г. Б. называли христианским Демосфеном. Проповеди его переписывались, украшались миниатюрами, подобно евангелиям. В православной литургии используются его проповеди и стихи, ему отводится такое же место, как Августину в католичестве.
ГРИГОРИЙ НИССКИЙ (335 – ок. 394) – христианский богослов, писатель, мыслитель, которого церковь признает авторитетным толкователем Священного писания и Предания. Автор догматических, аскетических и экзегетических (посвященных толкованию Библии) сочинений, среди них – «О блаженстве», «Об устроении человека». Основная тема сочинений Г. Н. – учение о человеке и христианская космология.
В учении о сотворении мира Г. Н. обосновывает его как акт Божественной воли, содержащий и раскрывающий Истину, познание которой необходимо человеку для собственного спасения в условиях земной жизни. Библейская идея сотворенности мира не означает «ставшести», завершенности последнего. Мир как творение Бога есть завершенная незавершенность, оставляющая место для деятельности человека. В процессе «соработничества» человека с природой развивается ее динамический потенциал. Однако о контурах эволюционной концепции в учении Г. Н. говорить нельзя, поскольку у него переплетаются два плана – план сотворения, творчества и план падения сотворенного.
В учении о человеке Г. Н., как и другие Отцы церкви, исходит из идеи первоначальной согласованности, соустроенности действий человека и Бога, однако он идет дальше. Стремясь выявить связи, пути коммуникации человека с Богом, Г. Н. предлагает оригинальную интерпретацию специфики человеческого, исходя из понятия Первообраза. Бог, по «образу и подобию» которого сотворен человек, – непознаваемое совершенство. Если бы образ человека во всём был бы подобен своему Первообразу, то, слившись с ним, он также был бы непознаваем, поэтому речь может идти не о тождестве образа и Первообраза, но о сопричастности человека Богу. По убеждению Г. Н., и при сотворении мира (когда всё тварное было связано с Богом через человека) и после грехопадения человек не утрачивает связь с Богом. Связь эта выражается в дарованной человеку свободе и способности самоопределения собственной природы. Человек «обречен» быть свободным, «не подчиняясь никакой внешней необходимости, но сам по собственному усмотрению действует, как кажется ему лучше и произвольно избирая, что ему угодно». В этом человек является «образом и подобием силы, царствующей над всем существующим».
Однако человек в силу своей «падшести» забыл об этом, хотя свобода творческого самоопределения всегда является актуальной возможностью. Именно поэтому сообразность, соустроенность человека Богу относится не к отдельному индивиду, но к целостности лучших качеств человеческого рода, проявляющихся в личности. Первый человек, Адам, был такой «всечеловеческой» личностью. Его грехопадение дало эффект разбитого зеркала: человек стал носителем «осколочной» Божественной благодати, то есть «частичной личностью».
Возвращение человека к исходной целостности возможно в благодатной среде церковной жизни, где восстанавливается раздробленная полнота человеческой личности, все становятся членами единого Тела Христова и осуществляется Царство Божие. Второй путь восстановления утраченной целостности – это путь подвига очищения, путь аскезы, полного отказа от «самоволия», порабощающего человека и ведущего к утрате дарованной свободы. В своем стремлении восстановить связь с Богом человек «выходит из себя», из ограниченной человеческой природы, чтобы стать истинно собой – личностью. Этот путь не имеет конечного пункта как окончательного завершения процесса самотворчества. Путь подвига открывает перед человеком перспективы теозиса (обожения), на высоте которого, по словам Г. Н., всегда находится «ступень, которая выше достигнутой». Личность для Г. Н. – вечно длящийся акт преодоления и движение становления богочеловеческого.
Два пути восстановления личности сообразно образу Божию у Г. Н. не противоречат друг другу, а находятся в отношениях взаимодополнительности. Абсолютизация одной из сторон, граней формирования личности в истории христианской мысли имела далеко идущие философские, социальные, политико-идеологические последствия. В споре «реалистов» и «номиналистов» (X–XIV вв.) по сути дела столкнулись две интерпретации сущности личности, сообразности ее с Богом, путей формирования, взаимоотношений с миром. Реализм обосновывал объективное бытие идеи целого, воплощенной в церкви. В русской религиозной философии данная идея нашла выражение в концепции соборности, Всеединства А. Хомякова, В. Соловьева, в определенной степени – Н. Бердяева. Номинализм, отрицая реальность осуществляющегося в церкви Царства Божия, то есть первичность целого по отношению к человеку, разрушал гармонию жизни личности в церкви, утверждал идею индивидуальной активности человека в формировании себя. Эта идея привела в дальнейшем к закреплению в европейской культуре антиномии индивидуальной жизни и культурного целого.
ГРИГОРИЙ ПАЛАМА (1296–1359) – христианский мыслитель византийского периода, мистик, разработавший философские основания исихазма, блестящий полемист. Г. П. критически анализировал идеи Платона и Аристотеля, выступал против современных ему сторонников пантеизма и богословского рационализма в духе западноевропейской схоластики. Основные сочинения: «Слова аподиктические», «Триады в защиту священнобезмолвствующих».
Критикуя идеализм Платона, несовместимый с христианской концепцией Бога как абсолютного Творца, Г. П. считает, что идеи философа «более приличны людям, строящим дом и боящимся возможной неудачи из-за недостатка осторожности и предусмотрительности». Если же, согласно платонизму, всё сущее исходит из идей и к ним же возвращается, тогда материя в этом мире не представляет ничего ценного: над миром царит всеобъемлющая и всепроникающая духовность. Поэтому, считает Г. П., платонизм не интересуется ни существованием отдельных личностей, ни человеческой историей. Позиция христианского философа иная: телесное в этом мире так же ценно, как и идеальное, общее невозможно без индивидуального.
Г. П. скептически относится и к аристотелевской логике. Поскольку, пишет он, логика вырастает из опыта и является плодом человеческого разума, который «не в силах располагать всеми фактами в качестве собственных предпосылок», постольку она «не дает никаких доказательств ни относительно неба… ни относительно земли и моря, ни относительно воздуха». Тем более с ее помощью нельзя обнаружить доказательств бытия Бога. Поэтому с греческой философией надо обращаться, как фармацевты со змеями: сначала их нужно убить, затем препарировать, извлечь яд и приготовить из него противоядие. Вместе с тем учение Аристотеля об Уме-перводвигателе оказало влияние на концепцию Г. П. Сущность Бога недоступна для человеческого понимания; воздействуя на мир, Бог всё же остается за его пределами, не растворяется в мире. Бог воздействует на мир через свои самовыявления, «энергии», которые сообщаются человеку, Бог же остается неделим.
Антропология Г. П. христоцентрична. «Естественная философия, – говорит он, – изучает законы природы и движения, расположения и количества неделимо-делимых частей материи». Но человек больше природы, он «большое в малом». Живя в этом мире, познавая его, человек становится фокусом всех смыслов предметного мира. Но, чтобы это произошло, ему надо «собрать отданный грешным помыслам ум в сердце – внутреннем теле духа». То есть воссоздать себя как храм Божий, тем более что с момента Воплощения не следует искать Бога вовне: он находится «внутри нас», в своем ближнем мы можем видеть Христа. Гимном человеку звучат слова Г. П.: «Сын Божий стал человеком, чтобы показать, на какую высоту Он нас возводит… чтобы показать, что естество человеческое, в отличие от всех тварей, создано по образу Божию; что оно настолько сродно, что может с Ним соединиться в одной Ипостаси».
Библейская истина о том, что Бог создал человека «по образу и подобию Своему», означает, что «образ» дается раз и навсегда, а «подобие» постоянно развивается в человеке, движение человека к Богу не имеет границ. Бог призывает человека к истинному бытию, человеку же остается трудная работа над собою как «внутренним» человеком в деле богоуподобления. «Уподобиться», говорит Г. П., означает творить себя и свое окружение. Быть художником, сотворцом, призванным привести к совершенству всё мироздание. Человек нуждается в Боге, чтобы достичь подобия, но Бог дает человеку лишь то, что тот принимает. В этом заключено сотрудничество («синергия») человека с Богом, в процессе которого он становится участником «благобытия», которому доступна привилегия Божественной жизни.