Гаджимурад Гасанов
Тайна Дюрка. Том 1
Переполох у священного дуба
По паутинам земли, идущим с долины реки Рубас, к священным пещерам Дюрк непрерывными потоками шли паломники. У всех паломников, даже детей, на спинах были кожаные мешки, где хранили еду, нехитрые пожитки, необходимые в пути. Паломники на веревках, накинутых на рога, пригоняли жертвенных животных. С пыльных троп из-под множества ног над головами паломников поднимались клубы пыли. Знойная пыль рыжей пленкой оседала на лица, ресницы, одежду паломников, назойливо попадала в рот, ноздри.
Когда на майдан жертвоприношений доберется очередная группа паломников, другая группа, находящаяся там третьи стуки, пустится в обратный путь, на свои стойбища. Этому потоку паломников из года в год, из века в век нет конца.
Главный жрец Ашур, принимая паломников, недели проводит в небольшом домике на майдане, в непогожие дни – в одной из пещер Дюрк.
Паломники, прибывающие на зиярат, три дня подряд принимают участие в обряде жертвоприношения своим верховным богам, пророкам. На третий день к утру по тем же извилистым тропам, по которым пришли, цепочкой отправятся обратно. Так проходят годы, столетия, века.
Последнее время паломники на паломничество чаще стали приходить с Гудилом, ряженым, днем и ночью у верховных божеств вымаливая дождя. Паломники с Гудилом мольбами обращаются к Ряаду, повелителю ветров, погонщику облаков. Делая богатые дары, у верховного бога вымаливают дождя. Паломники с Гудилом, обвешанным костьми животных, будут кружиться вокруг главного костра на майдане до тех пор, пока верховный бог не одарит их дождем.
* * *
Перед входом в пещеру Дюрк, локтями упираясь о колени, ладонями обхватив лицо, застыла главная жрица Шахри-Зада. Рядом, возвышаясь до небес, обрубками огромных ветвей-культей, откуда сочится кровавая жидкость, кряхтит стариной искалеченный дуб. Под дубом, у огромных валунов, оцепенели в ожидании влаги ростки боярышника. Чуть в сторонке кудрявыми рыжими головами размахивают молодые ростки кизила. Пожухлые кусты ежевики свои головки, прибитые зноем, укрывают в тени валунов, огромного ствола дуба. На ветках дуба, в редколесье, разбросанном над обрывом, как в середине лета, трещат цикады. Они вносят в сердце главной жрицы разлад, сумятицу, нагоняя на нее дикую тоску, страх за будущее племени. Взгляд ее скользит над пиками священной горы, оттуда переносился на Малый Кавказский хребет. Она с мольбой обращалась к горизонту в ожидании появления грозовых облаков. Но, сколько она ни вымаливала, верховные боги были глухи к ней.
Ее взгляд перешел на холмы, караванами верблюдов уходящие с юга на север. Они терялись за полями, лугами, фруктовыми садами, виноградными плантациями. Там, глубоко, они одним краем тонули в мареве, другим краем терялись за прозрачным настилом, нависшим над Каспийским морем.
Главная жрица со вчерашней ночи находится в плену священного дуба. Она находится в ожидании какого-то чуда, которое могло произойти с ней под воздействием этого гиганта. Вот отчего ее сердце в груди рвалось и металось, голова как-то странно кружилась. Шахри-Заде казалось, что священный дуб с высоты своего гигантского роста, размаха огромных гноящихся ветвей оказывает какое-то магическое воздействие на ее психику.
Из идеально круглого, выточенного до блеска темного дупла дуба веяло странным, пугающим холодом, невыносимой вихревой энергией, парализующей ее волю. Магнитные вихри из дупла, наматывая на свои лопасти ее сознание, туманя его, искрясь, дуновением ветра, неслись по ее щекам. Они, словно пронзая панцирь ее тела, сердце, энергетическими сгустками, просачивались в кровеносные сосуды. Они неслись по капиллярам, достукиваясь до каждого узла, клетки центральной нервной системы, заражая ее мозг, обволакивая его ядовитой паутиной.
Шахри-Зада поежилась, словно кожей спины ощутила прикосновение чешуи скользящей твари, прячущейся в дупле. Она передернулась, вскочила с места, отряхиваясь от скользящей, как показалось, по спине твари. Пыталась скрюченными пальцами руки судорожно стащить эту мерзкую тварь, сползающую со спины на грудь. Внутри живота тоже что-то неприятно задвигалось, вызывая спазмы. Самые чувствительные части живота, его стенки, эта тварь колола каким-то острым раздвоенным предметом, скреблась об них чешуей.
Губы Шахри-Зада сомкнулись, между трясущимися кроваво-алыми губами осталась невидимая прорезь. Зрачки ее потрясенных глаз, как у кошки, то расширялись, то сужались.
Шахри-Зада не могла понять, что у нее внутри происходит. Она тревожно прислушивалась к своему внутреннему голосу. Ее сознание, мысли хаотично менялись, уносились за реалии действительности. Она неосознанно вскидывала руки к голове, трясущимися пальцами проводила по копне золотисто-персиковых волос, выглядывавших из-под покрывала. Главная жрица похолодела от ощущения мерзкого скольжения тугой длинной твари под туникой по своему телу. Она цепенела от необъяснимых ощущений, вызываемых внутри, холода, распространяющегося по телу. Ей казалось, что эта гибкая холодная тварь через пупок или пониже хочет залезть ей в живот. Она, проскользнув ей на живот, приостановилась, собираясь лечь там, согреваясь. Но нет. Проползла ниже живота, в пах, между ног, заползая в матку, протискиваясь в желудок, проползая к сердцу, обвивая его своими тугими кольцами. Ей показалось, что через сосок одной из грудей она выползла на грудь, давая щелчки языком, зажала тугими холодными губами грудь, начавшие наливаться соски, проползая опять на живот, заползая между ног…
* * *
Шахри-Зада сидела, как в трансе, прислушиваясь ко всему, что происходит с ней, вокруг нее. Под впечатлением неописуемого страха, перемешанного со смутным чувством восторга, ей казалось, что она каплями крови мысленно прощупывает каждый кровеносный сосуд, каждый капилляр, каждую клетку.
Она напряженно прислушивалась к зову могучего сердца дуба, голосам леса, сада, виноградников, погибающих кругом от засухи, писку, издаваемому кустами, растениями, травами, издыхающими от зноя. Она слышала зовы помощи высыхающих родников, ручьев. К ней передавалась боль корней священного дуба, уходящих в земную твердь, но больше не достающих до глубин высыхающей подземной реки. Ее ноздри улавливали запах гнили его ветвей, искореженных ударами молний, нападками других стихий.
Шахри-Зада, холодея, прислушивалась к шорохам в дупле, треску раздраженно скребущихся друг о друга чешуй, шипению раздвоенного языка. Зрачки ее глаз пораженно расширялись, белки наливались кровью. Она задышала трепещущими ноздрями, не чувствуя кислорода, хватаясь за грудь. Трясясь всем телом, немигающими глазами заглянула в дупло, зияющее в стволе дуба на уровне ее лица. Она с замирающим сердцем ожидала появления чуда из дупла, послания подземного мира в образе каких-то знаков небес. Она не ощущала своих рук, ног, вся трясясь, неосознанно всем существом потянулись к дуплу. Стала почти вплотную перед ним. Страх, пугающий запах, исходящий из его глубины, коснулся ее трепещущих ноздрей, полураскрытых в удивлении губ, щек, зашевелившихся волос на голове. Жрица затряслась телом так, будто внутри у нее просыпалась еще какая-то тварь. Эта тварь зубами вгрызалась в ее плоть, сбивая ритм сердца, дыхание в легких. Смертельный страх веретеном проникал в живот, вращаясь буравчиком, острыми шипами ковырялся в печени.
У Шахри-Зады вдруг остановилось дыхание. Она перестала понимать, что с ней происходит. Она впала в ступор, сознание упорно искало, где она находится, что с ней происходит. Она забыла, спит ли она, или все это с ней происходит наяву. Она своими глазами видела, что по ней ползает какая-то упругая, скользкая, холодная тварь. Вот ее слизистая голова легла у нее на груди. Она страшно открывает пасть, издавая шипение. Шахри-Зада ладонью прикрывает лицо, чтобы она не проникла внутрь через нос или рот. Тогда она проскальзывает на ее живот, трепещет скользкой, шипящей клыкастой головой на груди. За ней из дупла на плечо ползает ее напарница. Вторая мерзкая тварь очень раздражена. Она тугими кольцами обвивается вокруг ее шеи, душа ее, сжимая своими кольцами, вгрызаясь клыками в ее нежную шею.
* * *
У жрицы так были обострены нервы, она так тонко ощущала мельчайшие изменения вокруг себя, что с закрытыми глазами могла видеть, ощущать все, что находится рядом с ней, под землей, над ней, в небесах. А то, что затаилось в дупле священного дуба, энергетические вихри, образовывающиеся там, взлетали ввысь и вниз. Это было выше ее сил, ее способностей, ее понимания.
Жрице было известно, что в дупле дуба живут огромные ядовитые храмовые змеи: самец с самкой. Змеи веками жили, размножались там, оберегая покой священной пещеры Дюрк, его Родового огня, главной жрицы. Змеиная пара завораживала главную жрицу, выползая упругими телами из дупла, заползая обратно. Они пленяли ее, туманили ее сознание, шипя, скользя, проникая под тунику, мерзкими телами прилипая к ее телу.
Самец, шипя, скрежеща чешуей, выполз из дупла, пробуя воздух раздвоенным языком. Растягиваясь, свою мерзкую голову положил ей на плечо. Скользя струей темной воды, радугой переливающейся на солнце, проползал, обвиваясь вокруг плеч, шеи. Голову положил на выпуклости груди, припадая губами к ее соску.
За самцом из дупла, нервно шипя, упругой темной лентой выскользнула самка. Она, пробуя воздух раздвоенным языком, нависла над головой главной жрицы, угрожая ей, готовая напасть, ужалить.
Шахри-Зада потеряла ориентир, место нахождения, временные границы. Ей казалось, что все, что происходит с ней, она видит во сне, в то же время ядовитых тварей реально ощущает на себе, внутри себя, внутри своего сознания. Ей показалось, что в животе у нее что-то треснуло. Она видела, как свирепая самка грозно нависает над ее головой, готовая ядоносными клыками ужалить в грудь. Она видела, как змея заползла в нее. Ощущала, как змея прокусывает диафрагму, отделяющую грудную полость от брюшной.
За самкой к ней на грудь заполз и самец. Шахри-Зада одной рукой ухватилась за гибкое тело самца, стаскивая с груди. А другой рукой самку, держа за хвост, вытаскивала из своего живота. Но самец, чувствуя тепло живого тела, пытался еще сильнее обвиться вокруг ее груди. А самка все дальше заползала в нее, проникая в легкие.
Шахри-Зада, не осознавая себя, кричала, звала на помощь. Ей становилось больно, но боль заглушало ощущением возбужденности. В ней просыпалась недюжинная энергия.
Ловким движением руки ухватилась за шею самца, сдернула с себя, отбросила в сторону. Так же ловко ухватилась за голову самки, выдернула из себя, бросила под ствол дуба.
Змеи, шипя, петляя, уползли обратно в дупло.
* * *
Страх, парализующий ее волю, стал ослабевать. Внутри лед треснул, подтаивая ручьями. Шахри-Зада, начиная с низа живота, стала разогреваться. Внутри согрелась кровь, она закипела в сердце, бурно протекая по кровеносным сосудам. Ощутила жар в руках, ногах. В животе все кипело, клокотало. Она засомневалась, не вспыхнет ли он пожаром.
Жрица с плеч стряхнула покрывало, на груди распутала тесемки бешмета. Взгляд глаз, наливающихся кровью, стал страстным, они засияли. Бело-бархатная кожа лица разгладилась, порозовела, щеки горели. На лбу заискрились жемчужины пота. Ноздри красивого носа затрепетали. На лебединой шее, под гладкой матовой кожей, запульсировали кровеносные сосуды. Шахри-Зада, разогреваясь, сгорая от внутреннего жара, легла на землю, прикрывая веки. Она через нос шумно, глубоко дышала, высоко приподнимая грудь. Руками вцепилась в бешмет, стаскивая с себя, сдирая с груди льняную тунику, словно они вдруг ей стали меньше и в них стала задыхаться. Шахри-Зада стала меняться. Ее глаза, сияющие огнем, стали округляться.
На месте белков стали образовываться темные немигающие зрачки, щелочки которых встали вертикально. Кожа на теле стала с треском лопаться. Тело невообразимо видоизменялось. Изо рта высунулся окровавленный язык, который стал чернеть, раздваиваться, удлиняться. Рот судорожно открывался и закрывался, зубы заострялись. Она зашипела, растягиваясь, становясь гибкой, упругой, как змея. Чешуей покрывались руки, ноги, притороченные к гибкому телу. Шахри-Зада наполовину обернулась змеей. Она, призывно шипя, стала подползать к дуплу. В дупле дуба отозвались храмовые змеи, шипя, скрежеща гибкими телами, покрытыми чешуей, о стенки дупла. За стенкой дупла самка, чувствуя в лице оборачивающейся жрицы, угрозу крепости своей семье, стала готовиться к нападению.
Шахри-Зада, оборачиваясь змеей, чувствуя настроение самки в дупле, не думала отступать. Главная жрица, собираясь кольцами в огромный клубок, прошептала магическое заклинание. Неожиданно ее окутал белесый туман. Когда туман растворился, на том месте опять стояла Шахри-Зада.
А самка в дупле не успокаивалась. Она, раздраженная присутствием человека-змеи, шипя, высовывая голову из дупла, делала угрожающие выпады.
Шахри-Зада, заряженная энергией священного дуба, ощущая свою защищенность, становилась выше опасности, исходящей из дупла, выше ярости самки, находящейся за его стенкой.
Жрица из сумки, перекинутой через плечо, вынула дудку, подула в нее. Змея перестала шипеть. Неожиданно из логова показалась голова змея с зигзагообразной спиралью на спине. Он, плавно раскачиваясь, завис на уровне ее лица. За ним показалась голова раздраженной напарницы.
Змеиная пара на мгновение, плавно раскачиваясь под музыку, петляя кольцами, зависла перед ее лицом. Самка злобно шипела, треща раздвоенными языками. Ее напарник, извиваясь, пробуя воздух языком, проскользнул на ее плечо. Змей губами, с клыков которого стекали капли яда, коснулся ее волос на голове, лба, губ, трепещущих ноздрей носа, словно вдыхая в себя ее аромат. Он, скрежеща чешуей, обвился вокруг ее плеч, завис на груди, отталкивая своим телом напарницу.
За самцом, грозно шипя, из логова высунулась и напарница. Она, раздраженная, извиваясь кольцами, собиралась напасть на соперницу, ужалить. Судя по тому, как сильно самка раздражена, она жаждала крови.
Смерть глядела в глаза жрицы. Если бы не самец, который, шипя, угрожая клыками, обвиваясь петлями, хватая за шею, оттаскивал напарницу, жрица бы, корчась в страшных муках, лежала под дубом. Мудрый змей не давал напарнице жалить хранительницу священного огня, у которой по ночам грелись, из миски, стоящей у очага, лакали молоко. Самка все не успокаивалась, извиваясь кольцами, ускользала от напарника, делая агрессивные выпады на главную жрицу. С ее ядоносных клыков стекал яд.
Судя по агрессивному поведению самки, смертельный исход для главной жрицы был неизбежен. В любое мгновение она, ужаленная свирепой гадюкой, может лежать, корчась от болей, под дуплом.
Перед угрозой смерти главная жрица, находящаяся в трансе, каким-то образом не теряла хладнокровия. Ее не пугали ни грозное шипение, ни смертельные атаки самки, ревниво защищающей своего партнера от искусительницы.
Самец, чувствуя, что напарница может напасть на их кормилицу, что ему не утихомирить ее, зубами резко ухватился за шею, затаскивая ее в дупло. Свирепая гадюка сдалась, перестала шипеть, ускользая в дупло.
Через какое-то время змеи, успокоенные, приползли обратно. Самец, обвиваясь кольцами, лег на одно плечо жрицы. Самка, извиваясь, струясь водой, проползла на другое ее плечо. Она успокоено зависла на ее груди.
Главная жрица, чувствуя защитника в лице самца, заряжаемая энергией священного дуба, становилась уверенней.
* * *
Теперь не змеи главной жрицей, а главная жрица манипулировала змеями, заговаривая их, играя на дудке. Трели дудки сочетались с магическим пением, мягкими ударами пальцев о бубен, висящий на ее боку. Змеи, заколдованные жрицей, гибко извивались, сияли всеми красками радуги в лучах солнца. Они плавно скользили по ней, шипя, заглядывая в ее искрящиеся фосфорическим светом глаза.
Жрица, заговаривая змей, перенеслась в другое измерение. Плыла по миру других энергий, вихрей света, гармонии музыки с природой. Ее взгляд, мысли были устремлены за пределы священной пещеры. Она сама, ее руки вместе с парой змей извивались тугими узлами. Она через нос издавала шипение, успокаивающее змей. Самозабвенно играя на бубне, чередуя его звуки с еле слышным песнопением, вводила себя в состояние транса.
Она рукой мягко прошлась по бубну. От этого мелко затряслись головы змей, в ритме биения бубна колыхались их гибкие тела. Шахри-Зада сама в такт биения бубна приподнималась, задвигалась, тряслась всем телом.
Так красиво смотрелись змеи, извивающиеся в ритме музыки! Так они в трансе танца грациозно раскачивали изящными головами! Так ярко сверкали их глаза! Так магически трещали они раздвоенными языками! Так прекрасна была в это мгновение главная жрица Шахри-Зада!
Царица Семирамида
Семирамида – величественная царица империи Ассирии. Ассирия, особенно в годы правления супруга Семирамиды, в годы ее правления приобрела всемирную известность. Она стала величайшей империей мира, встав на передовые позиции своими завоеваниями, богатствами, величественными городами, крепостями. Города империи утопают в висячих садах. На весь мир стали известны города империи. Через реки, протекающие в них, перекинуты сотни и тысячи мостов, поражая купцов всего Востока своей красотой, своим величием, своей архитектурой.
Слава правительницы Семирамиды распространилась далеко за пределы Востока. Она прославилась не только как умная правительница, умелый главнокомандующий, но и как самая красивая, властолюбивая, жестокая, мстительная женщина.
От мести царицы Семирамиды в первые же дни ее правления из страны сбежали самые именитые генералы, государственные служащие, купцы. В Дагестан еле унес ноги и начальник царской стражи Адад с семьей.
Ассирийское царство, до расширения своих границ до имперских, располагалось в верхнем течении реки Тигр. Оно протянулось от нижнего течения Малого Заба на юге до гор Заграс на северо-западе. Эпохи существования Ассирии, ассирийской империи условно делят на три периода:
– староассирийский период – XX–XVI в. до н. э.;
– среднеассирийский период – XV–XI в. до н. э.;
– новоассирийский период – X–VII в. до н. э.
В разные эпохи своего существования под протекторатом империи находились такие современные государства, как Иран, Ирак, Иордания, Израиль, Палестина, Турция, Сирия, Кипр, Египет…
Ассирия в своем становлении, процветании уходит в глубокую древность. Она имеет глубочайшие корни, величественную культуру, историческое наследие, к которым бережно относилась на протяжении долгих веков. Несмотря на то что империя Ассирия пала в 612 году до нашей эры, народ продолжал существовать, развиваться. Каждый ассирийский царь в период своего правления прилагал руку к ее возрождению. Кто из царей строил свою столицу с самого основания со своими дворцами, храмами, висящими садами. Кто перенимал столицу от другого царя, потом ее обустраивал по своей воле и хотению. Главной столицей, сердцем Ассирии в период ее расцвета считался город Ашшур, построенный в честь верховного бога. Почти все города-столицы Ассирии расположены между величественными реками Тигр и Евфрат. Власть империи распространялась и на территории Месопотамии.
Культура Ассирии родилась, функционировала тогда, когда цивилизация многих других стран Европы и Азии в своем развитии находилась еще у истоков. В Ассирии с глубокой древности воздвигали, благоустраивали города. Наблюдался подъем древневосточного государства, вызванный внедрением в производство бронзы, железа, интенсивным развитием сухопутной, морской торговли. Купцы с соседями торговали золотом, драгоценными камнями, пряностями, «живым товаром».
Ассирия во имя верховного бога Ашшур вела бесконечные войны с соседними странами. Ни одна страна в Западной Азии, на всем Востоке не вела столько кровопролитных войн, не уделяла столько внимания развитию военного дела, как Ассирия, история которой состоит из непрерывных военных столкновений.
Естественно, такой выбор развития страны создал в ассирийцах большую воинственность, безразличие к жизни и смерти. Цари, воины, закалившиеся в бесконечных военных сражениях, охоте на львов, диких быков, обладали всеми моральными и физическими данными для войны.
Ни один народ на Востоке не мог сравниться с воинами-ассирийцами в мужестве, смелости, принятии молниеносных решений. Одно упоминание воинов древней Ассирии в соседних государствах вызывало ужас и трепет. Ни один народ мира не возводил до такой степени в культ грубую силу и страстное стремление к военным занятиям, любовь к грабежам, к разрушениям, опустошениям, как это делали ассирийцы.
На их языке имя божества Ашшур означало нечто, наводящее ужас, трепет на окружающих. Ассирия была первой в истории универсальной монархией, покоившейся на военном начале и претендующей на мировое господство.
В конце девятого века до нашей эры на престол царя Ассирии села Семирамида (Семирамис, Шамирам, Шаммурамат).
Семирамида обладала богатейшими знаниями истории, военного искусства. О ее успехах в воинском деле, градостроительстве, политике, создании прекрасных висячих садов, одного из чудес Древнего Мира, по всему Востоку ходили легенды.
На пике ее правления царицу Семирамиду стали почитать как богиню.
О царице Семирамиде интересные истории рассказывают в отдаленных друг от друга странах – в мусульманском Ираке и православной Армении. Это говорит о том, что ее почитали и за пределами империи. Во многих городах, покоренных странах царицу Семирамиду называют дочерью богини. Царица Семирамида напрямую связана с великой богиней Ашторет-Астартой.
В Ираке Семирамиду почитают как Мать Бога. Она со дня рождения до восхождения на престол и в годы правления прошла величественный путь. В чем-то ее история похожа на древней миф о рождении солнечного Бога, на историю Исиды, богини магии, плодородия, ветра, воды Египта.
Во время царствования Семирамида – царица Шаммурамат, жена Шамшиадада V – занимала необычайное для ассирийской царицы место.
Семирамида – единственная царица в многовековой истории Ассирии, правившая самостоятельно. В период ее правления происходили частые войны с мидянами и народами севера.
Семирамида была дочерью богини-рыбы Деркето из Аскалона и смертного мужчины. Богиня Деркето покинула девочку сразу после ее рождения. Она ушла в прошлое, как древние боги. Богиня Деркето сквозь воды ушла в обитель древних хтонических божеств, уступив место новым божествам, светлым, солярным…
Новорожденную Семирамиду кормили голуби, пока она не была найдена и воспитана в семье Симмаса, царского пастуха.
Царица Семирамида, как и ее супруг Нин, в годы правления за собой оставила яркий след. Ассирией с древних времен правили цари. Не многие из них после себя для потомства оставляли яркое наследие. Так было до тех пор, пока на небосклоне не зажглась звезда славного воина, царя Ассирии Нина. Царь Нин покорил Вавилон, Армению, Мидию. Он также захватил все земли вокруг Черного и Каспийского морей, включая Скифию, Персию, Аравию. За семнадцать лет победоносных походов царь Нин стал владыкой всех стран, расположенных между Средиземным морем и Индией. На пике своей славы построил великолепную столицу и назвал ее Ниневией.
Царю Нину служил воинственный князь Сирии Оанис. Он женился на дочери сирийской богини Деркото – красавице Семирамиде, которая выросла в каменистой пустыне недалеко от Асколона. Когда супруг собрался в военный поход, Семирамида последовала за ним. Переодевшись в одежду простого воина, Семирамида помогла мужу штурмом взять крепость. Со стен крепости Бактра Семирамида известила о своей победе царя Нина.
Нин, покоренный умом, красотой, отвагой Семирамиды при штурме Бактры, не тратя времени, тут же решил жениться на ней, сделать ее царицей. А Оанису в качестве новой жены предложил свою дочь Сузану. Оанис наотрез отказался. Тогда Нин пригрозил Оанису выколоть глаза. Генерал в отчаянии согласился отдать свою жену царю Нину. Но, не выдержав горя, через несколько дней наложил на себя руки.
У царя Нина был сын Ниниас, рожденный до Семирамиды, от первой жены.
Нин, находясь в преклонном возрасте, свою супругу ревновал каждый раз, когда на Семирамиду падал взор чужого мужчины. Он в ревности дошел до того, что приказал ей постоянно носить вуаль, разрешив открывать лицо только перед евнухами. «В Ассирии все женщины прекрасны, – говорил царь Нин, – но рядом с царицей Семирамидой даже самая прекрасная из них – все равно, что жемчуг перед бриллиантом. Увидеть ее открытое лицо – значит навсегда стать ее рабом». Нин приказал замуровать заживо любого, кто осмелится взглянуть на царицу, когда она находилась без вуали.
Вскоре царице Семирамиде надоела тирания мужа. И она решила, что лучше избавиться от деспотичного царя и самой править Ассирией. С помощью многочисленных сторонников при дворе ей удалось воплотить в жизнь задуманный план.
Она упросила супруга всего на пять дней дать ей полную власть над страной, якобы для того, чтобы продемонстрировать свои способности к управлению империей. Царица из рук царя получила жезл и меч. Она надела на себя царское одеяние – длинную, украшенную драгоценными камнями, тунику, обернулась в мантию, вышитую золотыми нитями.
Стала править империей.
Сначала ее приказы сановникам царя казались безобидными, не вызывающими подозрений. Коварная обольстительница решила до конца проверять стойкость, преданность чиновников, слуг, евнухов царя. Царица удостоверилась, что они служат ей верно, беспрекословно выполняют все ее указы. Тогда, вынашивая в сердце коварный план, устроила большое пиршество, на котором на свою сторону склонила военачальников, всех сановников. На второй день правления она повелела народу, благородным сановникам воздать ей царские почести. А своего супруга бросила в темницу.
* * *
Приближался праздник Нового года, традиционно отмечаемый в Ассирии употреблением спиртных напитков, всевозможных наркотических средств. Во время празднования в жертву приносился старый баран, которого под воздействием наркотических средств плохо соображающая толпа терзала на куски. Взамен убитого старого барана публике представлялся молодой ягненок, символизирующий начало Нового года. Этого ягненка тоже усиленно кормили весь следующий год, чтобы, в свою очередь, принести в жертву.
Новый год встречали и с приходом царицы Семирамиды. Новый год отмечали ярко, за одним исключением – в жертву толпе вместо барана принесли пожилого царя Нина.
А его сына Ниниаса, как потребовала Семирамида, объявили новым царем. Нин погиб ужасной смертью, а Семирамида стала править регентшей при малолетнем пасынке, не допустив его к реальному правлению империей.
Единоличное правление женщины в то время в Ассирии не поощрялось. «Ни одна женщина не сможет править сыновьями Ассирии!» – народ огромной империи стал роптать. У Семирамиды появились противники и среди военачальников, и среди всемогущих жрецов. Народные волнения вынудили Семирамиду приступить к строительству хорошо укрепленного города, Вавилона, защищенного от нападений множеством башен, стен, рвов.
Семирамида в процессе строительства города задействовала свой предприимчивый ум, незаурядные организаторские способности. Она на строительство города созвала более двух миллионов рабочих со всей империи. Периметр стен составлял 66 километров, а ширина их была такова, что по ним могли проехать в ряд шесть повозок, запряженных лошадьми. Город защищали 250 башен, а реку Евфрат, протекавшую по городу, пересекали 900 мостов. Прекрасные набережные города растянулись на 30 километров. На обоих концах каждого моста также были построены небольшие крепости, связанные подземными ходами с дворцом царицы.
Так царица воздвигала город Вавилон, окруженный гигантскими крепостными стенами, башнями, храмами, великолепными мостами через Евфрат, висячими садами.
По приказу царицы Семирамиды в горе Оронт был прорыт туннель, чтобы проложить дорогу в Мидию. Там она построила столицу Экбатану с роскошными царскими дворцами, куда воду подавали по туннелю из горных озер.
Недалеко от древнего города Бегистан находилась большая скала. Семирамида приказала обтесать ее лицевую сторону, чтобы покрыть своим изображением и изображениями ста своих телохранителей.
С именем Семирамиды связаны прекрасные зеленые висячие сады Вавилона, которые причисляют к семи чудесам света. Царица возвеличила свое имя созданием искусственных плотин, которые удерживали Евфрат. Царицу Семирамиду упоминают как строителя величайших ворот Вавилона. Практически каждое выдающееся сооружение или памятник античности на реке Евфрат или в Иране, включая даже Бехистунскую надпись Дария, принадлежат ей.
Названия многих городов в Ассирии, Месопотамии и Медее происходят от ее имени, слегка изменившись лишь в Средние Века. Ассирийцы именем Семирамиды называли своих детей.
* * *
Военные успехи Семирамиды затмили походы ее талантливого супруга Нина. Она покорила Египет, Эфиопию, Ливию. Воевала долго, кровопролитно. Устав от войны, Семирамида на некоторое время решила поселиться в Бактре. Там методично вела приготовления к новому походу – в Индию. Приготовления к войне с Индией заняли несколько лет. Семирамида собрала невиданную по тем временам армию, снабдив ее самым современным вооружением.
Но поход в Индию закончился неудачно. Легкие колесницы, запряженные лошадьми, оказались бессильны против огромных свирепых слонов индийского царя. Слоны, раненные стрелами, оглушенные шумом битвы, растоптали слабых по сравнению с ними лошадей и колесницы. Сама Семирамида чуть не рассталась с жизнью. Она была ранена стрелами в руку и спину. Чуть не попала в плен. Ей удалось сбежать, переплыв широчайшую реку Инд с мечом за поясом. Этим мечом она разрубила канаты подвесного моста, по которому враги собирались ее преследовать. Индийцы не осмелились, подобно царице Семирамиде, переплыть великую реку.
Царица Семирамида проиграла поход в Индию. Но она своими другими военными успехами затмила походы всех своих предшественников. За годы своего правления она пронеслась по соседним странам, покоряя их огнем и мечом, оставляя за собой захваченные города, казненных людей, пожарища.
Обладая ярким умом, блестящими организаторскими способностями, царица Семирамида в военном деле часто применяла стратегию, которую переняла от бога Ашшурнасирапала.
Стратегия Ашшурнасирапала заключалась во внезапности нападения, нанесении молниеносного удара, создании опорных пунктов на присоединенных территориях. В покоренных странах царица Семирамида в качестве правителей ставила своих сторонников. Любая попытка мятежа или сопротивления подавлялась беспощадно. Население города или любого населенного пункта истребляли, а территорию подвергали полному опустошению. Побежденных в сражении врагов царица, как правило, в плен не брала. Но добровольно сдавшимся в плен жителям покоренных стран, воинам, покорно сложившим оружие, особенно ремесленникам, строителям, кузнецам сохраняли жизнь. Их переселяли в Ассирию, тысячами расселяли по империи. Воинов, сдавшихся без боя, царица облагала данью. Мирных жителей оставляли под властью прежних правителей, если царица им доверяла. Либо они передавались под власть ассирийских чиновников.
