Галина Голицына
Агентство «Ангелы»
Я сделала себе растворимого кофе, положила туда сгущёнку, намазала маслом кусочек хлеба. Нет, ну надо же быть такой дурой, чтобы всё выставить на стол, ничего не оставив на кухне! Сиди теперь, сухою корочкой питайся…
А что бы, интересно, я могла себе оставить? Крабового салата я сделала не очень много, весь сразу в салатник выложила. От галантина же кусок не отрежешь заранее! От шарлотки тоже… А пельмени ещё не готовы.
Кстати, о пельменях! Я так расстроилась, что даже забыла воду для них поставить.
Налив до половины широкую кастрюлю, я поставила её на огонь. Пусть греется. Пока ещё закипит…
Нет, душа не на месте! Пойду посмотрю, что они там, как без меня…
Приоткрыв дверь в гостиную, я спросила Игната:
– У вас здесь всё в порядке? Не надо ли чего?
– Нет, ничего пока не надо, – успокоил он меня.
А подвыпивший Серёга закричал:
– Анютка, иди к нам! У нас весело!
– Нет, благодарю, – сдержанно ответила я. – У меня там кипит на плите…
Девушка сидела, скромно опустив глазки, и терзала на тарелке один-единственный кружок кабачка. Эти охламоны даже не догадались предложить ей что-то посущественнее.
Я отважно подошла к ней и прошептала на ухо:
– Давайте тарелку, я положу вам курятинки. И салат тоже очень рекомендую!
– Нет, спасибо, – испуганно вскинула она на меня глаза. – Я уже всё это пробовала. Очень вкусно, правда! – И снова нырнула за плечо Кирюхи, который сидел, поставив локти на стол и отчаянно жестикулируя руками.
Девушку свою он попросту не замечал. Господи, и почему хамам и грубиянам всегда достаются такие сокровища – тихие и безответные?.. Они же, хамы, всё равно не понимают своего счастья! Так какой смысл?
Вернувшись на кухню, я обнаружила, что вода уже закипает. Посолив кипяток, я загрузила туда первую партию пельменей. Поставила в микроволновку масло, чтобы растаяло.
Когда пельмени сварились, я выложила их в расписную глиняную супницу, обильно полила маслом. Сама по себе супница была, на мой взгляд, верхом безвкусия, но для пельменей подходила идеально.
Народ в гостиной уже сидел, откинувшись на стулья. Настало время анекдотов. Холодных закусок больше не хотелось никому. Я тихо собрала грязные тарелки, поставила чистые, потом принесла пельмени. Раскладывать не стала, сами за собой пусть ухаживают!
Я вышла в холл, снова присела на лестницу, как Золушка в своём запечке.
– Слышь, Игнатушка, а чего это чувырла твоя пельменями нас кормит? Я что, сам не могу такое купить и сварить?
– Это домашние пельмени, Кирюша, – тихо объяснила девушка. – Попробуй, очень вкусно. В магазине таких не купишь…
В приоткрытую дверь мне было видно, как он бесцеремонно залез своей вилкой в её тарелку, подцепил один пельмень, прожевал и согласился:
– Правда, вкусно. Ну ладно, положи и мне десяточек.
Я снова молча поклонилась, вздохнула и пошла в кухню. Там меня тоже ждала тарелка пельменей. В этот раз я о себе не забыла.
Быстро съев свою порцию, я вымыла тарелку и задумалась: варить следующую партию или пока не надо?
В кухню неслышной тенью скользнула девушка:
– Может, вам помочь?
– Что вы, – растерялась я. – Не надо мне помощи. Мне и самой сейчас делать нечего. Кстати, как вы думаете, варить мне следующую партию пельменей или не надо? Может, они им не понравились?
– Очень понравились, уверяю вас! Но варить пока не надо. Мальчики ещё те не доели. Я слышала, вас Аней зовут, да? А я – Липа.
– А полное имя?
– Олимпиада.
– Надо же, как красиво! – восхитилась я. – Так только раньше, в девятнадцатом веке, девочек называли. Ваши родители, видимо, большие оригиналы? Старину любят? Или это в честь бабушки?
– Это в честь Олимпиады-80. Я как раз тогда родилась, вот родители меня Олимпиадой и назвали. На мой взгляд, ничего оригинального. Наоборот, даже слишком банально. А мальчики, – она махнула рукой в ту сторону, где слышались взрывы хохота «мальчиков», – меня то Калиной зовут, то Рябиной, то вообще Ёлкой… Дразнятся, в общем.
– И ваш Кирилл это терпит?
– Так он как раз больше всех и дразнится.
Ужас какой-то! Что делается на белом свете… Мне стало искренне жаль её.
– Послушай, Липочка, зачем он тебе сдался? Ты, кстати, знаешь, что он уже был женат, и жена от него сбежала?
– Знаю, конечно, – вздохнула девушка, – как не знать… Но там никто никуда не сбегал, они просто расстались, тихо-мирно…
– А ты и поверила…
– Что значит «поверила»? Это же всё на моих глазах было – и женитьба, и развод!
– Так ты что, давно его знаешь? И не разочаровалась в нём? Да уж, великая сила любви… Вот погоди, он и тебя бросит, наплачешься потом…
Липа непонимающе уставилась на меня, наморщила очаровательный лобик:
– Аня, ты что… Что ты сравниваешь… Это Ленке он был муж, может, и плохой. Но мне-то он – брат, и очень хороший брат!
– Так Кирилл – твой брат?! – охнула я.
– Брат. А ты что подумала?
Мы посмотрели друг другу в глаза и расхохотались.
Надо же, а я приготовилась было открыть глаза глупенькой заблудшей овечке, немедленно начать спасать её от Синей Бороды, который питается доверчивыми девушками! Но мне же никто ничего не объяснил, даже не познакомили нас! А Липочка всё льнёт к Кирюхе, всё прячется за него. И что я должна была подумать?
Мы моментально подружились и стали болтать на разные темы – от кулинарии до марок автомобилей. Потом Липа рассказала, что Серёгу с Игнатом она тоже знает с самого детства, так как все они учились в одной школе, только Липочка на семь лет моложе мальчишек.
Настало время снова заглянуть в гостиную.
– Ещё пельменей сварить или уже пирог нести?
– Пирог, пирог! – радостно захлопал в ладоши подгулявший Сергей.
– Пирог и чай, – кивнул Игнат.
А Кирилл только хмуро глянул на мои ноги. Нет уж, уважаемый, сегодня я обута, как полагается. Сегодня ты меня уже не обзовёшь «чудом в тапках». Сегодня я – «чудо в босоножках», так-то!
Мы с Липочкой заварили чай, выложили шарлотку на нарядное расписное блюдо, нарезали и торжественно отнесли в гостиную.
Серёга радовался, как ребёнок:
– Пирожок, пирожок, я тебя съем! А с чем пирог-то?
– С яблоками, – ответила я, расставляя чашки и десертные тарелочки.
Оставив Липу развлекать «мальчиков», я вернулась в кухню. Но она вскоре пришла ко мне со своей тарелкой, на которой лежало два куска пирога. Один, как оказалось, она взяла для себя, другой же прихватила для меня. Меня её забота растрогала чрезвычайно.
– Липочка, ты такая милая, такая хорошая! Что ж тебе с братом-то так не повезло?
– Не повезло? – искренне удивилась она. – Почему же не повезло? Он такой хороший, такой замечательный, что ты! Даже не рассказать… Ты просто его не знаешь!
– Это верно, – согласилась я. – Но знаешь же крылатую фразу: чтобы понять, что яйцо тухлое, не обязательно есть его до конца.
– Да что ты так взъелась на него? Он обидел тебя, да?
– Да, и не раз. Правда, сам этого не заметил. Так что извини, твоих восторгов я разделить не могу. Если честно, Серёга мне нравится куда больше.
– Ты знаешь, Игнат тоже Киру недолюбливает. А Кира его вообще терпеть не может.
– Так чего он сюда в гости таскается?
– Из-за меня, – горестно вздохнула Липочка и шепнула мне доверительно: – Я Игната люблю.
– Это в каком смысле «люблю»?
– В самом прямом. Как женщина любит мужчину.
– А он тебя?
– А он – вряд ли. Привык с детства, что я – Кирюшина тень. Не замечает меня…
– Так что ты всё за брата прячешься? Действовать же надо! – загорелась я.
– А ты не будешь против?
– Я? С какой стати?..
– Ну, Кира сказал – женщина в его доме появилась, молодая, интересная. Я так расстроилась…
– Так я же не невеста, я – прислуга!
– Ну, знаешь, многие начинают с этого… Няня, домработница, секретарша… А через год – жена босса и хозяйка в доме.
– Ну, эта история – не обо мне, – успокоила я пылко влюблённую. – Только должна тебя огорчить. В первые же два дня моей работы любимого твоего дважды пытались взорвать. Так что стать его женой и хозяйкой в этом доме тебе, кажется, светит слабо. Страшно вымолвить, но я не поручусь, что через год он всё ещё будет жив. Или даже через месяц…
Мы с ней одновременно поплевали через плечо и постучали по дереву.
Гости ушли, хозяин тут же завалился спать, а я убирала следы пиршества и страшно веселилась в душе. Так вот, оказывается, чем обусловлена открытая неприязнь Кирилла! Он решил, что я представляю собой прямую угрозу счастью его ненаглядной, но очень нерешительной сестрички, вот и взъелся на меня! Хотя, на мой взгляд, правильнее было бы разозлиться на Игната, который не замечает страданий несчастной Липочки, да ещё и привёл в дом какую-то Анну.
Правда, взъесться ещё больше на Игната было, видимо, невозможно. Между ними и так существует очень напряжённое поле, которое то и дело искрит. Вооружённое перемирие. Чтобы не нарушить его, избыток отрицательных эмоций Кириллу пришлось выплеснуть на меня.
По такой вот глупейшей причине, просто из-за недоразумения, Кирилл объявил мне войну. И я вынуждена была принять вызов. А что ещё мне оставалось? Правда, я не сторонник особо крутых мер и тяжёлой артиллерии. Ограничусь партизанскими вылазками, как это было на прошлом ужине.
Однако после разговора с Липой у меня появилась надежда на примирение. Может, ей удастся растолковать агрессивно настроенному братцу, что палит он даже не то чтобы из пушек по воробьям, а по фантомам воробьёв, которые существуют только в его больном воображении!
На следующий день я увлечённо занялась генеральной уборкой и из-за шума пылесоса не сразу расслышала телефонный звонок.
Схватила трубку:
– Алло, слушаю вас!
– Чего трубку не берёшь? – зарокотал в трубке недовольный голос Феди.
– Как это не беру? – удивилась я. – Вот же, в руках держу!
– А знаешь, сколько уже времени я звоню? – сварливо поинтересовался он.
Терпеть не могу, когда он начинает говорить тоном базарной бабы.
Я вздохнула:
– Как же я могу знать? Я подошла к телефону сразу же, как только услышала звонок. Вернее, подбежала, подлетела!
– Это я понял. Вон как запыхалась! А я три раза тебя набирал, хотел уже с собаками тебя разыскивать! Думал – случилось что…
– Ничего не случилось. У меня пылесос гудел, не слышала звонка. Но вполне могло оказаться, что я, к примеру, ушла в магазин. Это разве запрещено? Особенно если учесть, что походы по магазинам – это часть моей работы. Ты что, каждый раз будешь из-за этого в обморок падать?
– Захочу – и буду! Особенно в свете последних событий. Вы своими взрывами весь город напугали. Посторонние люди десятой дорогой ваш дом обходят. А сестра-то у меня одна, как тут не волноваться?
– Ладно, Федя, убедился, что я пока что живая, и отвали. Мне работать надо. Уборку заканчивать.
– Не отвалю. Давай увидимся. Посмотреть на тебя желаю. Самолично убедиться, что всё у тебя в порядке. И поговорим заодно.
– Говори.
– Нет, не люблю я телефонные разговоры. Давай встретимся в парке. Через полчасика. Идёт?
– Через час, ладно? Я всё-таки хочу уборку закончить. А где конкретно мы встретимся?
Он подумал две секунды:
– У старой эстрады давай. Вернее, за эстрадой.
– Угу. Договорились.
Я быстренько закончила пылесосить и понеслась в парк. Хорошо, что у меня теперь есть машина. На «своих двоих» мне пришлось бы добираться туда полдня.
Городской парк наш – заслуженный пенсионер. Когда-то, во времена моего золотого детства, парк являлся средоточием культурной жизни города. Нас с Федей по выходным и в праздники сюда водила бабушка.
Мне по этому случаю на голову повязывался капроновый бант огромного размера. Бабушка была большая мастерица по части завязывания нарядных бантов. Она умела их делать и «хризантемой», и «розочкой», и на четыре петельки, и на сколько угодно. Правда, мода на них постепенно отходила, и подружки мои уже вовсю щеголяли механическими заколками, а косички и хвостики свои украшали яркими трикотажными резинками. Мне же резиночки были позволены только в будни, а в торжественные моменты я была вынуждена терпеть громоздкое сооружение на своей голове и насмешливые взгляды сверстниц.
Федька, который был уже отроком и поэтому считал себя абсолютно взрослым и самостоятельным человеком, в такие дни получал свою непременную порцию унижений: в парк он должен был идти обязательно в «приличном костюме». Никаких джинсов бабушка не признавала. Считала, что они хороши разве что для работы в огороде.
С тех пор мы с братом и не любим народных гуляний.
Но – «годы промчались, седыми нас делая»… Бабушки давно уже нет на свете, да и парк наш захирел. «Комната смеха» с кривыми зеркалами перестала быть любимым развлечением, и зеркала предприимчивые дяди заменили игровыми автоматами. Потом и автоматы стали неинтересны подросткам, потому что появились компьютерные клубы. Цепочные карусели и вовсе смотрелись анахронизмом. Танцевальные площадки проиграли битву с дискотеками и оказались лишними в современной жизни. А летняя эстрада, на которой по выходным всегда кто-то выступал, опустела навсегда.
Сейчас в нашем городе появилось много культурно-развлекательных центров, где жизнь бурлит круглосуточно. А здесь, в парке, теперь только мамаши с колясками прогуливаются по периметру. Вглубь заходить боятся, поскольку, по преданиям, там – рассадник хулиганов и бандитов.
Это неправда. Никаких бандитов здесь нет и отродясь не было. Все бандиты, мошенники и карманники как раз и обретаются в крупных торговых и развлекательных центрах. А здесь, в парке, – тишь да гладь, да божья благодать. Поэтому я с удовольствием пришла к заброшенной эстраде.
Брата ещё не было. Я посидела на лавочке в «зрительном зале», потом поднялась на эстраду и заглянула в импровизированное закулисье. Там стояли грубые примитивные скамейки, предназначенные, видимо, для того, чтобы артисты смогли переодеться к номеру и подождать своего выхода.
Здесь Федя меня и нашёл.
Был он в какой-то замызганной ветровке и немыслимой кепочке суперблатного вида.
– Боже праведный, где ты только эти кепки находишь?!
– Что, нравится?
– Нет, конечно! Да и не идёт она тебе вовсе.
– Ну, это ты от зависти! Обидеть меня хочешь, да?
Я вздохнула:
– Звал-то зачем? Кепочкой похвастаться? Считай, что я обновку оценила и восхитилась. Что-то ещё?
– Господи, с родным братом поговорить не хочет, – закручинился Федька. – А я-то, бестолковый, ночей не сплю, всё об ей, сеструхе своей неблагодарной, беспокоюсь…
– Хватит причитать! – оборвала я его. – Говори – чего надо?
– Ну, посмотреть на тебя захотел. Убедиться, что ты и вправду жива-здорова. Как ты там вообще? Не надоело в прислугах обретаться?
– А что, у меня есть выбор? С таким-то братцем…
Он хмыкнул:
– Может, помочь чего надо? Ты говори, не стесняйся. Чего ты хочешь?
– С золотой рыбкой встретиться. Я бы заказала ей другого брата. Чтобы профессия у него в руках была достойная. Чтобы мне не приходилось из-за него обретаться в прислугах, да ещё в таких опасных для жизни местах, как нынче мне приходится…
– Ну, это мечта неисполнимая, сама же знаешь. А уйти оттуда можешь в любой момент, никто не держит.
– Да-а? И что же мы тогда делать будем? Зубы на полку положим?
– Ну, не так всё плохо в нашем королевстве. Проживём как-нибудь…
– Именно что «как-нибудь»…
– Расскажи, как тебе там живётся, – попросил братик.
Я рассказала ему о своей жизни в насквозь простреливаемом доме Игнатова Игната Михайловича. Рассказывала и сама в душе удивлялась: надо же, всего пятый день там живу, а событий – иному на целую жизнь хватит!
Изобразила в лицах людей, с которыми довелось познакомиться и пообщаться.
– Представляешь, там один из друзей Игната, Кирилл, объявил мне вендетту. Я всё не могла понять – почему? Ничего же плохого ему не сделала… А вчера выяснилось, что этот Кирилл посчитал меня охотницей за богатыми женихами. Думал, что я нацелилась занять место хозяйки дома. А на месте хозяйки дома и супруги Игната видит себя Олимпиада, сестричка его. Давно уже видит… Только беда в том, что сам Игнат эту Липочку в упор не видит. Липочка, я так поняла, влюблена безответно и молча страдает уже не первый год. Но теперь, когда рядом с Игнатом появилась я, Липа решила, что счастью её не бывать никогда. Раньше она мечтала, что Игнат когда-нибудь догадается о её нежных чувствах. Но вот в доме появилась я, и мечта стала рушиться на глазах… Слушай, Федюнь, как ты думаешь, а не мне ли предназначались эти взрывы? Вот мы с тобой уверены, что какой-то Мальчиш-плохиш вознамерился взорвать Игната, а вдруг этот камень – в мой огород?.. Ну, граната то есть… Чтобы я чьему-то счастью не помешала…
– Ох, и горазда ты выдумывать! – потрепал меня братец по кудрявой бестолковой голове. – Граната же прилетела, когда тебя ещё никто не видел, никто ничего о тебе не знал. Размечталась тоже: гранатами её персону кто-то забросал! Тебе, Нюрка, скромнее держаться надо. Больно много о себе возомнила!
Я обиделась, тут же вскочила и стала прощаться:
– Спасибо тебе, Феденька, за тёплые слова, за заботу братскую. Век не забуду! А теперь прощай, недосуг мне с тобой лясы точить. Меня ждут великие дела!
– Генеральная уборка, что ли? – лениво усмехнулся он.
– Нет, уборку я как раз уже сделала. А будешь так свысока говорить о моей работе – вообще водиться с тобой перестану. И рассказывать больше ничего не буду, вот!
Я показала ему язык и ринулась к выходу. Федька бросился за мной.
Мы бежали по аллее плечом к плечу и шумно дышали.
– Береги силы. Тебе ещё домой добираться, на другой конец города, – пыхтел Федя.
– Ничего, силы мне нужны только до ворот. А там меня ждёт карета, – пыхтела я в ответ.
– Такси, что ли? Тебе хозяин даёт на это деньги? – не унимался он. – Щедрый, однако…
– Ты даже не можешь себе представить, насколько щедрый…
Мы добежали до ворот парка и остановились, отдуваясь и сверля друг друга взглядами. Мне не терпелось показать Федьке машину, но сначала его надо было подготовить, чтобы он не скончался от разрыва сердца.
– Всё, Федя, ты отдышался? Тогда слушай сюда. Чтобы не тратиться на такси, мой хозяин решил проблему одним махом: он купил мне персональный автомобиль.
– Врёшь! – не поверил он.
– Пойдём, покажу тебе мой фаэтон.
Я подвела его к зелёной каракатице:
– Вот, любуйся. Настоящая карета для Золушки! Не находишь?
– Отпа-а-ад!..
Больше Федя ничего не сказал. Только смотрел – нет, пожирал глазами чудо техники.
Где-то через минуту он снова обрёл дар речи:
– Но в сказке, я вспомнил, прекрасная карета Золушки в полночь превращается в банальную тыкву. Во что же может обратиться эта красота? Ведь и так уже – хуже некуда…
– Ну, это ты от зависти, – подколола я его. – У тебя-то такой нет и никогда не будет!
– Это точно, – согласился он.
– Может, подвезти?
Но он от предложения отказался наотрез:
– Мы на таких каретах ездить непривыкши. Мы, барынька, всё больше пешком…
– Ну, как хочешь… – пожала я плечами.
И уехала.
По дороге домой снова заехала в супермаркет. Накупила полную тележку бытовой химии, потому что во время генеральной уборки выяснила, что арсенал чистящих и моющих средств в доме, мягко говоря, маловат. Собственно, из бытовой химии у Игната был стиральный порошок, жидкость для мытья посуды и освежитель воздуха. И всё. Нечем было даже зеркала надраить. Не говоря уже о полированной мебели…
На выходе из супермаркета я снова встретилась с няней Маней и снова помогла ей снести по ступенькам коляску.
Она так мне обрадовалась!
– Ой, Анечка, как хорошо, что я тебя увидела! Я же тебе не успела телефон свой оставить! Вот, держи!
Она нацарапала цифры на обратной стороне своего чека. Я оторвала от этого же чека кусок, написала там домашний телефон Игната, протянула ей:
– И ты возьми. Звони, как скучно станет. На своём чеке написать не могу, потому что должна приложить его к ежедневному финансовому отчёту.
– У тебя такой строгий хозяин? – удивилась Мария. – Совсем, что ли, тебе не доверяет?
– Доверяет абсолютно, даже никогда ничего не проверяет, не пересчитывает. Но нас на курсах так научили: хозяйские деньги расходовать надо прозрачно, отчитываться до копейки, и чтобы любую трату в любой момент можно было проверить. Думаю, что хозяин мне доверяет именно потому, что у меня дебет с кредитом всегда сходится тютелька в тютельку! А ты чего так помалу всегда берёшь? – обратила я внимание, что у неё, как и в прошлый раз, совсем мало покупок. – Совсем твои хозяева ничего не едят, что ли?
– А я не покупаю продукты для взрослых. Только для Санечки. Всеми прочими закупками ведает домоправительница. Её зовут Степанида Степановна, представляешь? – хихикнула Маша. – Я же только детское питание покупаю.
– А что, Степанида ваша переломилась бы, если бы принесла баночку яблочного пюре?
– Ну, во-первых, до пюре Сашурка ещё не доросла. Ей пока что только соки полагаются. Вот поэтому Степанида и отказывается. Чтобы правильно кормить ребёнка – ну, в соответствии с возрастом, – надо всегда в голове держать график: какой прикорм когда можно вводить. Так Степанида заявила: ты нянька, ты за этим и следи. Да я не обижаюсь! Нам с Санечкой такие прогулки – в удовольствие. Да, рыбка моя? – улыбнулась она кружевному конвертику.
Конвертик в ответ радостно загулил.
– Что-то тихо у вас в последнее время, – сказала Маня, поправив под головой девочки плоскую подушечку. – Отвязались от вас террористы?
– Да как я могу это знать, – вздохнула я. – Пока вроде тихо, а вот надолго ли…
– Слушай, Аня, а хозяин твой кто?
– Игнатов Игнат Михайлович, – честно ответила я, справедливо полагая, что это не является ни государственной, ни военной тайной.
– Да я не про то, – поморщилась Марья. – Кем он работает? Не бандитом ли?
– Почему же обязательно бандитом? – растерялась я.
– Уж больно часто его взрывают…
– Бизнесмен он! И вполне нормальный чувак.
– А-а, понятно. Бизнесменов взрывают чаще даже, чем бандитов. В «Новостях» только об этом и говорят! А что человек хороший – верю. Сашенькин папа тоже крупный бизнесмен, а вот человек нормальный. Занятой только очень…
– А мне мой хозяин машину купил! – расхвасталась я. – Во-он стоит, зелёная. Видишь?
– Вон та, ободранная? Ой, извини… – смутилась она. – Я не то хотела сказать… Я хотела сказать, что молодец он, конечно! Теперь не надо тебе надрываться с этими сумками…
– Это точно, – согласилась я. – Теперь, сама видишь, товаров набираю тонны. Теперь могу себе это позволить! Слушай, может, тебя домой подвезти?
– Что ты, зачем это? – удивилась она. – Здесь пешком минут двадцать всего! Да и коляску в машину нам с тобой никак не затолкать… К тому же девочке гулять надо ещё целый час, не меньше. Так что мы домой ещё не поедем. Спасибо.
– Ну, как знаешь.
Я ещё раз пригласила её звонить мне, если ей вдруг станет скучно, и уехала.
Припарковала свою ободранную красавицу я за кустами, чтобы её «красота» людей не пугала и не вносила дисгармонию в окружающий мир. Дом у нас приличный, красивый. Стёкла, почитай, каждый день вставляем новые. А машина одним своим видом убивает всю окружающую красоту.
Вынув из багажника пакеты, я поволокла их в дом. Расставила флаконы с чистящими средствами по местам: что-то в кухонные шкафчики, что-то в кладовую отнесла, что-то – в ванную Игнату, что-то – в свою.
Зазвонил телефон. Та как я находилась на втором этаже, я сняла трубку в спальне Игната. Думала, Маня решила проверить, тот ли номер я ей записала.
Оказалось – Федя.
– Ты что, уже успел соскучиться? – удивилась я. – Или ещё не все гадости мне сказал?
Он начал такое буровить, что можно было разрыв сердца получить прямо на месте. Хорошо, что недавно из телефона вынули «клопика». Не хотелось бы мне, чтобы речь моего братца слышали посторонние люди, кто бы они ни были…
Выслушав старшего брата молча, как и полагается воспитанной младшей сестрёнке, я вздохнула, положила трубку и отправилась вниз.
Прихватив в кладовке веник, я решила пройтись с инспекцией по дому. Чтобы сердце успокоить. В гостиной было чисто. Я придирчиво осмотрела потолок и все углы. Паутины не было нигде.
А вот в кабинете меня поджидал сюрприз. Правда, не в виде паутины, а в виде мужика в серенькой одёжке и в вязаной шапочке с прорезями для глаз.
По-моему, он оторопел ещё больше, чем я. Секунд десять мы молча смотрели в глаза друг другу. Точнее, он смотрел мне в глаза, а я – в его трикотажные прорези.
Мужик опомнился первым. Рявкнул:
– Тихо! К стене! Руки за голову!
Не могу сказать, что меня разозлило больше – его приказной тон или вообще его несанкционированное присутствие на вверенной мне территории, но психанула я не на шутку.
С веником наперевес я бросилась к нему, боднула головой в грудь, а потом, не дав ему опомниться, стала охаживать веником по голове. Причём в каждый удар вкладывала всю душу!
Конечно, если бы он был без шапочки, то гнев мой прочувствовал бы лучше. Шапочка в значительной мере защитила его от царапин и ссадин, но я целилась в основном в прорези, и цели своей достигла.
– Уйди, дура! – взвыл незнакомец, обеими руками хватаясь за глаза.
Но не тут-то было! Я стала веником гнать его к выходу из кабинета, приговаривая:
– Будешь знать, как в чужие дома без спросу лазить! А ну, вперёд! Шагай-шагай!
Выскочив в холл, он рванулся было к входной двери, но я погнала его в другую сторону, ближе к кухне.
Я очень хорошо знала, что делаю. Там, рядом с кухней, находилась кладовка, в которой я его и заперла. И тут же метнулась к «тревожной кнопке», нажала её раз, и другой, и третий. Пусть милиция поторопится, а то в доме скоро будет труп! Надеюсь, что не мой…
Бандюга в маске, видимо, уже пришёл в себя, потому что закричал из-за двери:
– Слышь, чувырла, дверь открой! Не то сейчас подорву дом к чёртовой матери!
– Вместе с собой? – спросила я, прижавшись к стенке недалеко от кладовки. – Взрывай. Я сейчас на улицу пойду, мне ничего не будет. А дом этот всё равно не мой, так что не жалко!
Он помолчал. Обдумывал план действий. Потом понял, что я дверь ни за что не открою. Просто из боязни, что он окажется на свободе. Тогда он применил другую тактику. Стал стрелять по кладовочной двери в том месте, где, по его мнению, должен был находиться замок.
– Бесполезно, – проинформировала я его. – Здесь же не хлипкая щеколда, а добротный засов. Он в шести местах к двери прикручен. У тебя патронов не хватит.
Конечно, засов был далеко не такой крепкий, как я его описала, но с той стороны, изнутри кладовки, этого же не видно. А выйти и проверить бандит не сможет!
Стрельба прекратилась. Он молчал. Я тоже.
– Слышь, чувиха, выпусти по-хорошему, – снова подал он голос.
Ну, «чувиха» – это не так обидно, как «чувырла».
– Выпущу, – согласилась я.
– Когда?
– А скоро. Как только милиция приедет.
Игнату бы надо позвонить, да я почему-то боялась отойти от двери кладовки. Неровен час, преступник вырвется на свободу…
Он взревел и стал дёргать дверь. Потом стал биться в неё, надеясь высадить.
– А чего ты так сюда рвёшься? – удивилась я. – Снова захотел веником по морде? Неужто так понравилось?
В ответ понеслась брань не просто нецензурная, а настолько витиеватая и затейливая, что я даже заслушалась.
А тут и милиция подъехала.
– Ну, что тут у вас случилось? – спросил вальяжно пожилой милиционер, ведя за собой ещё двоих молоденьких ребят в форме.
– Да вот, преступника поймала, – указала я на дверь кладовки. – Стерегу теперь, чтобы не сбежал. Мечтаю сдать его вам.
По виду милиционера было видно, что он не очень-то мне поверил. Однако, приглядевшись к двери и увидев, что она имеет вид мишени после соревнований по стрельбе, он пригнулся и одним жестом огромной ручищи сунул сразу обоих своих желторотиков себе за спину.
– Не бойтесь, у него патронов больше нет.
– Откуда ты знаешь? – шёпотом спросил мент.
– А вы дырки на двери сосчитайте.
– А может, у него есть запасная обойма? – предположил он.
– Может, конечно. Эй, преступник, у тебя ещё много патронов? – крикнула я.
– Достаточное количество. На всех вас хватит, – донеслось из-за двери.
Желторотики совсем примолкли и только смотрели квадратными глазами то на своего начальника, то на меня, то на изрешеченную выстрелами дверь. Ясно было, что до этого настоящих преступников им приходилось видеть разве что по телевизору.
– С боевым крещением вас, мальчики, – улыбнулась я.
Они только молча кивнули в унисон.
– Может, позвонить, подмогу вызвать, – стал рассуждать вполголоса их начальник.
Я только вздохнула и покачала головой:
– И не стыдно? Он же один, а вас трое!
– Где там трое? Это же стажёры…
– А один на один слабо? – подначивала я милицейского наставника.
Он смутился и очень из-за этого разозлился.
Понятное дело, он не был готов к тому, что здесь его ждёт настоящий преступник, вооружённый настоящим боевым оружием. И уж совсем не мог предположить, что придётся иметь дело с несуразной девицей, которая станет открыто высмеивать его, позорить при подчинённых.
Да, тут я, пожалуй, палку перегнула. Но ведь и меня понять можно! Такое потрясение…
– Слышь, преступник, – крикнула я в сторону простреленной двери, – обещаешь вести себя хорошо?
– Да пошла ты…
И дальше снова последовала изощренная рулада с коленцами.
Я вздохнула:
– Ладно, бросайте гранату! Нашему дому не привыкать… Дайте только я подальше отойду.
– Правильно, – тут же подхватил игру старший мент. – Всем отойти! – зычно крикнул он и подмигнул мне, а я ему.
– Не надо гранату! – заорал из-за двери пленник. – Я так выйду!
– И дашь на себя наручники надеть? – уточнил капитан.
– Угу…
– А бежать вздумаешь, так снова веником по роже огребёшь! – пригрозила я и объяснила: – Он веника моего боится больше, чем ваших наручников.
– На счёт «три», – сказал капитан своим стажёрам.
Они кивнули и подобрались, напружинились. Капитан стал молча выбрасывать пальцы: один, два, три…
После этого он резко рванул засов на двери, вскочил туда и выволок преступника. Один из мальчиков тут же прыгнул на бандита и повалил на землю, а второй ловко сковал ему руки за спиной.
Вся операция заняла секунд пять. Я восхищённо зааплодировала. Всё-таки в милицейских школах готовят профессионалов!
Ребятишки поволокли человека в маске к машине, а капитан остался, чтобы уладить формальности. Я подробно ответила на все его вопросы, описала, как дело было, прошла к машине, внимательно посмотрела на преступника уже без маски и честно ответила, что знать его не знаю, никогда не видела и надеюсь больше никогда не увидеть.
Когда милицейская машина уехала, я заперла дверь и позвонила Игнату на мобильный:
– Говорить можешь? Не за рулём?
– Да, могу. Я сейчас в офисе. Случилось что-то?
– Случилось. Киллер у нас в доме был.
– По мою душу? – ахнул он.
– С чего ты взял? – съязвила я. – Вполне может быть, что по мою.
Люди от страха удивительно глупеют!
– Да, извини, глупость сказал. Это я от неожиданности. С тобой всё в порядке?
