Галина Гонкур
Бедные, бедные взрослые дети
Картина поменялась внезапно. Вечеринка приближалась к концу, и Наташа позволила себе расслабиться. Даже больше, чем обычно. То есть, прямо скажем, перебрала она тогда со спиртным. Парижские коллеги уже покинули вечеринку, действо двигалась к концу, часть гостей разошлась и, в принципе, можно было уже не волноваться, было очевидно: мероприятие удалось. Наташа практически не ела весь день, вечер был жарким, душным, лайм и мята в ее любимом «мохито» прекрасно освежали и утоляли жажду, а про белый ром в составе коктейля Наташа как-то подзабыла. Поэтому к финалу вечеринки соображала она почти нормально, а вот ноги ее не держали вовсе.
Пати проходило около одного из павильонов старой части ВДНХ. Наташа приехала туда на своем «Пежо», ей достался один из пропусков, позволяющих въехать на закрытую территорию комплекса. По дороге она прихватила Олю, подсевшую к ней у метро «Проспект Мира». Но, трогаясь в обратный путь, садиться за руль в откровенно нетрезвом состоянии, разумеется, было никак нельзя. Перед Олей неудобно – она обещала отвезти ее назад, хотя бы до метро подкинуть. Ну, вызовет такси, в конце концов, платит ей компания достаточно, с непонятно откуда взявшимся раздражением подумала о подруге Наташа.
Руслан, как-то незаметно от тусовки гостей перекочевавший в небольшую группку организаторов, предложил подвезти девушек, когда вечеринка подошла к концу. Наташу опять кольнуло: Оля была достаточно трезва и в транспортировке не нуждалась. Но, хоть она и была изрядно пьяна, а смолчать по этому поводу догадалась.
Маршрут, выбранный Русланом для развоза девушек, приободрил Наташу. Ему, разумеется, проще было сначала отвезти Наташу в ее Сокольники, а потом уже везти Олю на «Аэропорт», однако маршрут он выбрал именно такой: сначала нужная Оле Ленинградка, а потом уже – Наташины Сокольники. Сквозь туманную дымку опьянения Наташа это отметила, усмехнулась, но опять же промолчала. Оля попыталась было исправить их маршрут в свою пользу (интересно, просто из соображений здравого смысла, или тоже отреагировала должным образом на широкие плечи и узкие, мускулистые бедра их водителя), но он лишь засмеялся в ответ, погладил ее по руке, отчего у Наташи внутри снова неприятно кольнуло, и сказал неопределенное «не переживай, все будет хорошо!». Но поехал выбранным им маршрутом.
Вообще, Наташа рассчитывала максимум на волнующие и необременительные поцелуи у подъезда. А вот на то, что переспит с Русланом в этот же вечер – не рассчитывала вовсе. Но как-то не было совсем возможности прерваться и остановиться: он проводил ее до дверей квартиры, там они начали целоваться, а всё остальное случилось как бы само собой. И вот ни тогда она об этом не пожалела, хотя это и было отступлением от ее внутренних правил, ни сейчас, вспоминая тот вечер, не раскаивается.
– Наташ, тебе не кажется, что у вас несколько странные отношения с Русланом?
Они с Олей пили кофе на открытой веранде «Кофе-хауза» на бульварах. Была суббота – в офисе Наташа считала необходимым выдерживать дистанцию в общении с Олей, сообразную разнице их статусов. Да и некогда было в будние дни дружить: хочешь карьеру – паши как трактор в поле, эту истину Наташа давно усвоила.
– Почему странные? – спросила Наташа, отставляя в сторону чашку с ежевичным рафом. Маршмеллоу она из него сьедала сразу и каждый раз потом жалела о своей жадности: пить кофе и закусывать его одновременно этими маленькими зефиринками было куда вкуснее. Можно было, конечно, попросить у официантки еще порцию, но Наташе было почему-то очень неудобно так делать. Да и толстят эти сладости, ну их.
– Ну, просто вы уже год вместе, а отношения вроде как стоят на одном месте. Ни близости какой-то, ни обязательств. Я тебе говорила, что видела его в «Джа энд Гоу» с какой-то блондинкой на прошлой неделе?
Интересно, она и правда за меня переживает или тот факт, что Руслан ей так и не достался, Оле покою не дает? Мысли у Наташи шевелились медленно, под стать воздуху жаркой субботы.
– У нас свободные отношения. Я понимаю, не все это приемлют. Но вот у нас так, – Наташа говорила настолько резко, насколько это было возможно, чтобы одновременно достичь двух целей: прекратить неприятный разговор и не поссориться с Олей.
Я на самом деле хотела бы по-другому, уныло подумала Наташа. С обязательствами, планами и естественной для двух молодых людей динамикой развития отношений. Но Оле это знать необязательно. Она, Наташа, лидер, а у лидера всё под контролем. И никак иначе! А себе в этом можно признаться. И даже нужно: себя обманывать – это неправильно. Себя надо любить, беречь и дружить. С собой, в смысле. Но надо и уметь ждать, скоро только кошки родятся. Она, Наташа, ждать хорошо умеет. Она умеет высиживать свою мечту, ей не привыкать! Сидеть в засаде, как охотник, ждать удобного момента, чтобы потом выпрыгнуть, схватить и не упустить мечту.
– И вообще, а как ты себе видишь динамику, в данном случае? По-моему, у тебя профессиональная деформация: наслушалась на работе про динамику продаж, динамику роста и вообще – динамику, и везде в жизни ее ищешь. А жизнь, Оля, она разная. Кому, как говорится, арбуз, а кому вовсе свиной хрящик!
Выражение Олиного лица осталось прежним, но скулы как будто закаменели. Обиделась, так я и знала, досадливо подумала Наташа. Ну, а чего лезет, кто просил? Хотя зря, она, наверное, раздражается. Откровенные разговоры между ними вполне приняты, Оля к ней хорошо относится и желает добра. Злость в данном случае – плохой маркер, и неглупая Оля вряд ли его пропустит. Ибо если бы и правда высказанная Олей мысль была так себе, не более, чем глупость и вздор, то с чего бы Наташе заводиться? Так, пошутить если только в ответ. Ну, да ладно. Одни ноль в Олину пользу, уже пропустила удар. Дальше бы не сплоховать.
Оля молчала, явно обдумывала стоит ли продолжать. Перед ней на столе, помимо кофе, стояла открытая банка диетической колы, куда то дело падали жадные до сладкого пчелы: лето перевалило за зенит, состязание за пищевые ресурсы в большом городе особенно велико. Эх, осы, вы даже не представляете как вам повезло – мы, люди, за эти ресурсы боремся всю жизнь и без учета времен года! Оля покрутила банку в руках, примериваясь как бы так отпить оттуда колы и не быть укушенной.
Наташа не выдержала:
– Да выброси ты эту банку! Еще ужалит тебя недоутонувшая за губы или за язык.
Оля покачала головой:
– Не, почти целая банка. Я лучше у официанта трубочку попрошу.
И взмахнула рукой, привлекая к себе внимание персонала.
Блин, ну что за жлобство! Она зарабатывает ежемесячно на тысячи таких баночек. Неужели приятно пить колу, когда там, в банке, куча трупов плавает? Вот, наверное, поэтому Оля уже почти выплатила ипотеку, а мне еще с ней возиться и возиться – мысли Наташи неожиданно перескочили на другое. Как бабушка Тоня говорила? «Копеечка рубль бережет». Не получается у Наташи так, хотя 2 семинара по управлению личными финансами у нее за плечами. Вот ведь, у бабушки получалось и без тренингов с семинарами, и у Оли получается, а у нее, со всеми ее МВА и тренингами, ни фига. Интересно, бабушка бы тоже стала того, пить колу вместе с трупиками? Наташа не мот и не транжира, чего нет, того нет. Но пределы прижимистости у нее, видать, куда дальше от тела отстоят, чем у Оли.
– Ну, вот смотри, – снова заговорила Оля: было заметно, что тему «неправильного романа» своей старшей коллеги она оседлала крепко. – Помнишь, у тебя весной проблемы с давлением были?
О, да, этот период Наташа помнила хорошо. Откуда взялась гипертония у молодой и здоровой женщины, регулярно посещающей фитнесс-зал и бассейн, понять никто не мог, в том числе и врачи. Благодаря полису ДМС от компании, положили ее в стационар отличного Русско-Американского медцентра, с новейшим оборудованием и суперскими врачами. Две недели ее крутили туда-сюда, обследуя и изучая все, что только можно. Результат – ноль, Наташу вполне можно было с такими результатами анализов в космос отправлять. А вот давление, чуть что, шарашит и снимается только адреноблокаторами.
В конце концов, уже перед выпиской, к Наташе пришел лечащий врач:
– Наталья Петровна, хотел бы поговорить с вами. В принципе, вы – здоровый человек, что ни возьми из вашего обследования – физиологическая норма для женщины вашего возраста. Так что могу сделать вывод, что ваши проблемы с давлением – сугубая соматика. Иначе говоря, подоплека их кроется в вашем психологическом состоянии. Мы, разумеется, назначим вам успокаивающие, седативные средства. Но в целом, вам необходимо поработать над собой. Прямо, знаете, вот так сесть и поговорить со своим организмом.
Наташа улыбнулась:
– Что, прямо так и спросить его: «Доколе ты, подлец, будешь мне нервы мотать?»?
Доктор шутку поддержал:
– Ну, примерно. Но лучше так: «Чем ты, мой организм, так недоволен? Что я делаю не так? Против чего ты так сильно протестуешь?».
Улыбка у Наташи пропала.
– То есть, вы хотите сказать, что мои периодические проблемы с давлением – это такая форма протеста моего организма против меня же?
Доктор согласно кивнул:
– Ну, он же не может с вами сесть и поговорить. И он вам подает сигналы SOS. Дескать, хозяйка, не могу больше. Давай что-то менять в жизни.
– Менять? А что именно?
– Вот это вам и предстоит понять, что именно нужно менять. И против чего он у вас протестует.
Наташа почему-то почувствовала ужасную неловкость перед молодым мужчиной в белом халате. Будто обнаружив у нее эту «психосоматику», он узнал про нее что-то интимное. Хотя, наверное, то, что она недовольна своей жизнью и ее уверенный вид и поведение, победная улыбка – мягко говоря, немножко маска. Но кому, как говорится, сейчас легко? Можно подумать, есть люди, которые всем и всегда в жизни довольны. Нет, ну может и есть такие идиоты – вечная улыбка и слюна из уголка рта. А люди работающие, думающие – да, бывают и недовольны иногда. Черт те что, за что им тут деньги платят? Но скандалить, наверное, бесполезно: что он может, докторишка? Обследовать ее обследовали, претензий нет. Заодно она и отдохнула тут, отоспалась. Хватит дурака валять, пора возвращаться на линию фронта. На работу, в смысле. В реальную жизнь.
– Хорошо, доктор, спасибо. Я обязательно поговорю со своим организмом по душам, – закрыла тему не очень смешной шуткой Наташа.
Доктор удовлетворенно кивнул, пообещал отразить все свои рекомендации в эпикризе и покинул палату. Наверное, сюда только тактичных набирают, прямо отдельно тестируют их на это дело, подумала Наташа, глядя на закрывающуюся за доктором дверь палаты. Он совершенно четко почувствовал ее смущение и не стал лезть в душу глубже, чем счел это необходимым.
Вернувшись мыслями в день сегодняшний, Наташа отпила еще немного кофе и откликнулась на Олин вопрос:
– Ну, помню. И что?
– Сколько раз тебя в больнице Руслан навестил?
– Три.
Ни одного, на самом деле. Но фиг я тебе про это скажу!
– Наташ, ты пролежала в больнице 2 недели. В одной станции метро от его квартиры. Тебе не кажется, что он мог бы уделить тебе больше внимания?
Это она еще не знает, что дня через три после госпитализации, когда сбить ее 220х150 врачи не могли даже капельницами, Наташа получила от него смс: «Малыш, улетаю на фестиваль в Турцию. Море, солнце, фрукты. Обещаю пару раз нырнуть за тебя)) Целую, с надеждой на твое скорейшее выздоровление, твой Русик». Она, кстати, хранит эту смс-ку в архиве до сих пор. Непонятно зачем, но хранит.
– Оль, ну ладно тебе!
Надо постараться улыбнуться, но зло на подругу берет – аж скулы сводит.
– Я что, глубоко больная там была? Просто легла чуть подлатать себя, ничего такого!
– Ничего такого? – и брови Оли взлетели вверх двумя крыльями. – Для тебя это «ничего такого»?
Красивая она все-таки, даже без косметики. Мужики головы сворачивают. Такое или при рождении выдается, или достигается большими деньгами и большими усилиями пластических хирургов. Но у Оли – первый вариант. И умная она, и работник хороший – ничем бог не обидел. Совсем близкой подругой ее, пожалуй, назвать трудно. Но у Наташи таких уж прямо совсем близких и нет. Как, впрочем, и вообще подруг – ей всегда было некомфортно подпускать людей слишком близко к себе. Оля – исключение. Ей она доверяет, знает, что не подведет. Ибо имеет в этом «не подведет» свою личную заинтересованность. Оля – она из таких трезвых и расчетливых девочек, которые понимают, что они не ледоколы, а врожденный второй номер. Находят себе правильный ледокол, встают в проложенный фарватер и по чистой воде – к победе, укрываясь за лидером от лишних бурь. Уж в чем-в чем, а в людях она, Наташа, разбирается отлично!
Но почему же так хочется завыть? Как волку полярному: сесть в лунную ночь на заснеженный пригорок, задрать морду к чернющему небу, обсыпанному звездами, вдохнуть поглубже и голосить, пока не охрипнешь.
** *
Испуганный подросток Наташа, пока ехала в поезде «Кишинев-Москва», очень волновалась как она до тетки доберется. Адрес-то есть, но туда от московского Киевского вокзала еще надо как-то добраться. Но неловко как-то подходить ко всем подряд москвичам с вопросом «как добраться до Бабаевска?». Мама перед отъездом сказала зайти в здание вокзала и найти окно, на котором написано «Справочная». И там у сотрудника все подробно расспросить, они обязаны на такие вопросы пассажиров отвечать. Наташа сделала всё, как мама говорила, но окно справочной было закрыто. Безо всяких объяснений, закрыто и все. Наташа простояла в уголке рядом с ним полтора часа, и все безрезультатно, окошко так и не открылось. Ну, она хоть передохнула там: во-первых, почему-то в поезде она очень нервничала, не спала почти. Во-вторых, по вокзалу находилась, пока окошко это нашла. А тут «Справочная» так удобно расположена, в тихом закутке. Наташа облегченно сумки свои рядом поставила, села на них, к стене мраморной привалилась и даже вздремнула чуть-чуть.
Разбудила ее уборщица: прямо у Наташи под ногами шоркала шваброй, тыкаясь в туфли вонючей тряпкой, и ворчала что-то про «шляются и шляются по мытому». Пора было уходить. Наташа кинула прощальный взгляд на по-прежнему закрытое окошко и пошла искать ответ на свой вопрос про Бабаевск куда глаза глядят.
Глаза, в общем, глядели в правильную сторону: Наташу почти сразу выловил милиционер и задал ей вопрос куда это она направляется. Она показала милиционеру свои документы, обратный билет и спела ему грустную песню приезжих про «сами мы не местные». Милиционер, по возрасту примерно как ее папа, к Наташе проникся, связался с кем-то по рации (такая громкая, шуршит, кряхтит – как ему удается там что-нибудь разбирать?) и сказал, что ехать надо Наташе на Белорусский вокзал, оттуда электричка на Бабаевск идет. И даже довел до входа в метро и всё подробно ей объяснил.
Метро Наташу, конечно же, заворожило своей красотой и величием. И она бы, может, даже и походила бы по туннелям и вестибюлям подольше, порассматривала бы фрески, рисунки и надписи. Но время уже перевалило за полдень, сколько ехать до Бабаевска и когда будет электричка – она не знала, а рисковать боялась. И, дав себе слово обязательно вернуться и всё-превсё подробно тут рассмотреть, Наташа поспешила наверх, к кассам.
И через два часа, из которых полтора ушло на ожидание электрички в сторону Бабаевска, она уже выходила на нужной станции, радуясь, что она такая молодец и первую трудную задачку успешно решила. Из этого вполне можно сделать вывод, что и остальные уж как-нибудь одолеет. До улицы Октябрьской от перрона было рукой подать, как выяснилось. Она спросила дорогу у бабушки, торговавшей яблоками прямо около выхода с электричек.
Чудные они, москвичи! У них в Дубоссарах такими яблоками свиней кормят, это ж орехи, а не яблоки! А тут их за деньги продают.
Спрошенная бабушка начала было объяснять дорогу, но потом ухватила за рукав клетчатой рубашки пробегавшего мимо мальчишку:
– Жор, а Жор! Ты домой?
– Домой, бабКать!
– Проводи вот девушку, ей в семнадцатый дом, к Сумниным.
– Ага, бабКать!
И побежал дальше. Наташа еле успевала за ним. Сумки, которые в начале ее путешествия, казались ей небольшими и легкими, теперь изрядно оттягивали руки, спина болела, пот тек ручьями, некрасиво намочив ей виски.
Но идти оказалось недалеко. Мальчишка, который всю дорогу держался чуть впереди Наташи, махнул ей рукой на давно некрашеную калитку и умчался дальше по улице. Наташа осмотрела дом. Это был длинный старый одноэтажный особнячок на 6 окон, очевидно, что на двух хозяев: полдома, на 3 окна, было побелено, вторая половина, на которую и махнул рукой пацан, была обшита деревом, почти почерневшим от времени. Симметрично, по обеим сторонам дома, были расположены калитки, тоже разные: видно, что у каждого из домовладельцев было свое собственное представление о прекрасном и бюджет на красоту, соответственно.
Наташа, вдруг оробев, остановилась, глядя на жестяную табличку с номером «17», и не решалась войти. Оглядела пространство вокруг: таблички про «Осторожно, злая собака!» вроде нету, да и лая нет со двора. Она поднялась на цыпочки и заглянула во двор поверх невысокого штакетника.
Видно практически ничего не было: дорожка к дому внутри двора густо заросла каким-то высоким кустарником, жасмином, что ли, не разобрать. Впереди виднелся угол дома, из-за него торчала крыша навеса. Видно было плохо, но, кажется, какое-то шевеление там, у навеса, было. Наташа прислушалась.
– Ну, и как же теперь?
– Да как-как. Никак, Эль. Он со своим кришнаизмом как с ума сошел. Уезжает на всю неделю в Москву и там торчит. Говорит, послушание у него такое – литературу их духовную на улицах около метро продавать. А деньги надо в кассу ашрама сдавать.
– Что такое ашрам?
– Да храмы их так называются.
– У них и храмы свои есть? Не видела таких.
– Ну, это не как у нас, у православных – прямо отдельные здания. У них по-другому. Они в квартирах молятся. Какая-нибудь квартира отводится под такой вот храм, который ашрамом называется, они там собираются и молятся. По сути, типа, молельная такая комната
– А ты там была хоть раз?
– Да, один раз Сашка меня туда возил. Я ж сначала думала, что он мне изменяет, скандалы ему устраивала по этому поводу. Он меня и повез.
– И как там?
– Да чудно, Эль. Главный там у них, его звать Чандра Шикхара Даса. Вроде, нормальный мужик в возрасте, а присмотришься – вроде, как и не очень нормальный. Кругом все плакатами чудными индийскими завешано, с божками их странными. Стены все в цветах искусственных, какие-то колокольчики, ленточки. И еще они все время поют, свою эту «Харе Кришна, харе рама!». И меня никто по имени не называл, а только «деви». И только в третьем лице.
– Не поняла, это как?
– Ну, как. Говорят, например, «деви будет с нами пить чай?». Я даже не сразу поняла, что это они меня спрашивают. Вроде как положено у них так, проявление вежливости.
– Смешно.
– Смешно, конечно, если бы нам жрать было на что. Я вся в долгах как в шелках, каждый день утром встаю и гадаю – чем детей кормить, на что день прожить? А он песни поет и у метро для чужих людей деньги зарабатывает, когда дома свои дети голодные сидят.
– Что молдавская родня твоя, больше не объявлялась?
– Да затихли вроде.
– Может, ты зря на переговоры-то не пошла? Мало ли что у них случилось.
– Эль, вот я чувствую, что помощь им нужна, надо им чего-то от нас. Ты ж телевизор смотришь, видишь, что у них там творится? Война там, натуральная война. Не Чечня, конечно. Но тоже ой-ой-ой.
– Ну, вот. А они все-таки родственники. Хоть бы узнала, что у них и как.
– Да что узнавать-то?! И так все понятно. Петька-то, брат мой неудельный, не лучше моего Сашки. Поди, выбираться они оттуда решили. Вот и звонят. А куда мне их? У меня и без них полна коробочка. Жаль родню, конечно, но своя-то рубашка ближе к телу.
Так, надо входить или убегать. Во-первых, вон уже занавеска в окне, в доме напротив, шевелится: приметил кто-то, как Наташа через забор подглядывает, неудобно. Во-вторых, сейчас она наслушается, испугается и вообще не войдет – вон они как о ее семье говорят. А если не войдет, то куда ей деваться? Через неделю домой, в Дубоссары, возвращаться? А неделю где жить? Все эти мысли пролетели внутри головы молнией, и она побыстрее толкнула калитку.
– Девочка, тебе кого?
Карину она узнала сразу: она почти не изменилась, только поправилась. И не накрашена так ярко, как тогда, у них в гостях, в Дубоссарах. И волосы темные уже, кажется не свои – крашеные. Вон у корней светится седина. А вроде и не старая совсем. Мама, помнится, говорила, что рано поседеть можно от горя, от тяжелой жизни. Что она там про мужа своего говорила подруге? К этим он, вроде подался, ну, как его… К сектантам, короче. Наверное, из-за этого и горюет, вот и поседела.
– Здравствуйте, тётя Карина! Я – Наташа, ваша племянница, из Дубоссар.
Глаза Карины сначала округлились и вылупились даже как-то немножко. Потом она усмехнулась, повернулась к подруге:
– Нет, Эль, ну ты видела?! Вот всю жизнь у меня так, хоть рот не открывай!
И снова к ней, к Наташе:
– А ты одна, что ли, приехала?
– Я одна.
– Фигасе. Сколько ж тебе лет? 16 вроде?
– Нет, шестнадцать – это брату моему, Михаю. Мне 14, скоро будет пятнадцать.
– Круто. И чё?
Во дворе у них так принято было говорить, во всяких непонятных ситуациях – «и чё?». Наташу этот вопрос всегда в тупик ставил. Там же, в молдавском дворе, правильным ответом, достойным, было «да ничё!», чтобы оппонент не думал, что противник повержен. Но тетке родной, взрослой женщине, неудобно так было сказать. И Наташа тянула паузу, опустив глаза и рассматривая свои грязные пальцы через фигурные дырки в носках туфель.
– Ну, понятно, – вздохнула тетка. – Принимайте подарочек, получите-распишитесь! Я к вам пришла навеки поселиться.
– У меня вот тут подарки вам, от мамы, – тему надо было как-то выруливать в понятное русло, и Наташа решила задобрить резкую тётку.
– Что, тебя мне мало – еще есть подарочек? – хохотнула в ответ Карина. – Я уже боюсь. Ладно, Эль, давай, пока. Попили чайку, называется. Видишь, у меня какой десерт тут нарисовался-не сотрёшь? Потом поболтаем, другой раз.
* * *
Тогда у нее в квартире все как-то быстро и само собой получилось. Наташа, то и дело промахиваясь неверными руками мимо замочной скважины, попала наконец ключом в замок, повернулась, чтобы попрощаться с Русланом и, не удержавшись от резкого движения на ногах, начала падать. Он подхватил ее, приобнял будто невзначай. А дальше все понеслось-покатилось: он стал ее целовать, долго, умело, и она обмякла у него в руках. Потом бурная ночь, когда непонятно было улетает ли ее голова куда-то от невыветрившегося еще опьянения, или от удовольствия таять в сильных и умелых мужских руках. Поцелуи, тела, двигавшиеся в унисон друг другу, впервые встретившиеся, но уже точно знающие все укромные места и закоулки друг друга. Потом было совместное неспешное утро (слава богу, суббота!).
– Я храплю?
Руслан лег на бок, подпер голову рукой, которую было впору в анатомический атлас включать, иллюстрацией, и уставился на нее с улыбкой.
– Ну, нет, не храпишь – разговариваешь.
У Наташи вспыхнули щёки.
– Говорю? А что?
Руслан подержал паузу, посмотрел на нее веселыми глазами и расхохотался в ответ.
– Что ты говоришь? Ну, примерно, как гаишник из анекдота. Сейчас расскажу.
Легким движением он взметнул тело из положения лежа в положение сидя, скрестил ноги по-турецки, прикрыл голый пах махровой простыней:
– Ну, слушай. Ночь, гаишник спит и вдруг начинает встревоженно метаться по кровати, кричать «Фура! Фура!». Жена проснулась, гладит его по руке: «Пустая, пустая!».
Наташа с готовностью рассмеялась в ответ, освобождаясь от смущения. Особенно почему-то приятно было, что в голову ему пришел анекдот про жену и мужа. Хотя не хочет она замуж, что за глупости, главная цель – карьера. Она вовсе не феминистка, не синий чулок, просто надо уметь выстраивать приоритеты, как говорил ее бизнес-тренер. Но какой же он красивый, умелый – она таких только издалека обычно рассматривала. Они таких, как она, Наташа, не замечают,их стандарт – это модели, а не офисные бульдозеры.
– Малыш, Татоша, – он гладил ее по голове и она таяла, как пломбир под его огромной ладонью. – У тебя какие на сегодня планы?
– У меня?
Отупела она, что ли, от бурного секса? Они в спальне вдвоем, чего переспрашивать.
– У меня – никаких. Ну, в смысле, ничего серьезного. А что?
– Тогда я приглашаю тебя провести со мной субботу. Что скажешь?
Можно подумать, она могла сказать что-то другое.
Смешно, но особенное удовольствие тогда Наташа получила от того, что не командовала, ничего не решала и не придумывала – будто превратилась в маленькую девочку, за которую все давно уже обдумали и решили, ей остается только подчиняться и получать удовольствие. Этого чувства так давно не было в ее жизни! Как давно? Да, пожалуй, с детства, с ее переезда в Москву, вся жизнь управлялась и планировалась только ее головой и воплощалась в реальность ее пробивной энергией. А тут – взяли за руку и потащили: Сокольники и прогулка на роликах, потом – обед на одной из веранд, которыми так богата летняя Москва. Он кормит ее с ложки фруктовым салатом под взбитыми сливками. Это такой холестериновый удар, что раньше бы Наташа и в рот такое не взяла. А тут, поди ж ты, ест, облизывает сливочные усы и смеется. Потом они идут по улице, громко хохоча над какими-то глупостями, мелочами, теперь уже их и не вспомнить. Из-за угла выворачивает поливальная машина, в ее водяном фонтане – радуга, хоть и маленькая, но самая настоящая. С криком «пробежать под радугой – исполнится желание!» он тащит ее под этот фонтан. Водитель поливалки, молодой парень азиатской наружности сначала пугается их броска навстречу, но, когда Руслан поднимает большой палец международно понятным жестом одобрения, наддает и вода хлещет еще сильнее, грохоча напором по припаркованным автомобилям. Они проскакивают под водяной аркой, «желание, желание, какое у меня желание? надо быстрее придумать, иначе опоздаю и не сбудется», «любовь? выплатить побыстрее ипотеку? стать-таки бренд-директором? фу, дура, даже с такой мелочью справиться не можешь!», «а, знаю, вот, вот, успела: пусть я буду счастлива! и пусть там наверху кто-нибудь умный сам разберется что мне для счастья надо!».
Потом они вернулись домой, ну, то есть, в постель, и время незаметно подошло к вечеру. Вечером он потащил ее в какой-то клуб – она не сводила с него глаз, боясь пропустить хоть слово, им сказанное, так, что название клуба осталось для нее загадкой: они столько целовались тогда, что название застряло где-то в районе распухших губ и не задержалось в памяти. Еще они танцевали до упаду, то и дело убегали с танцпола, чтобы потискаться в темном углу зала, как подростки, и снова возвращались. А потом он отвез ее домой и они снова долго и мучительно целовались в машине. А потом… А потом она долго сидела на полу у себя в коридоре и пыталась понять – что это было? Это точно была она? Это точно было с ней? Или это просто затяжной эротический сон и скоро она проснется?
Не может быть, чтобы всё это было с ней и с участием, может, и хорошего, но все-таки первого попавшегося мужчины. Анна-Лиза, ее коллега из венского офиса, с которой они несколько дней делили гостиничный сьют на двоих, на той давней венской стажировке, как-то сказала Наташе, смеясь, что если бы она не видела Наташиного паспорта, то дала бы ей как минимум вдвое больше. Неужели она старо выглядит, огорченно изумилась Наташа? Да нет, Натти, это потому, что молодые женщины так не живут – так скучно, рассудительно и продуманно, пояснила, смеясь, Анна-Лиза. И вот, оказывается, она тоже умеет так – безрассудно и необдуманно. И это доставляет ей огромное удовольствие!
Но это очень страшное удовольствие. Потому что теперь она чувствовала себя рыцарем, напившимся в кабаке и забывшим там свой меч и доспехи. Стоит она, раздетая и беззащитная, посреди голого поля, открытая для любых напастей и злодеев. Приходи и бери, забарывай ее кто хочет, бери в плен.
И тут она почему-то сразу вспомнила про Роджера Найджта. И сразу успокоилась. И даже немножечко развеселилась.
Она познакомилась с Роджером в Нью-Йорке: праздновался тридцатилетний юбилей компании, и она получила именное приглашение на эту вечеринку как награду за отличные результаты региона, к которым и она приложила свои усилия. У них в компании старались делать вот такие мотивационные подарки, со смыслом и с увеличением внутрикорпоративной привязанности.
Все было, как и полагается, продуманно и роскошно: удобный рейс, встреча в аэропорту и доставка сначала в забронированный Hotel 50 Inn, а потом, в удобстве и беззвучии кожаного салона с кондиционером, под вежливый полупоклон швейцара, смахивающего на какого-то сказочного вельможу, в огромный конференц-зал офисной башни, где располагался американский офис компании. Огромное количество живых цветов, сортов и оттенков, Наташей раньше никогда не виденных. Запах перемешавшихся между собой женских духов, мужских одеколонов, умирающих в духоте помещения цветов и пота, постепенно подминающего под себя модные дезодоранты, – запах высокого корпоративного стиля и больших денег.
Сначала Наташе было трудно поверить, что вот этот маленький и сухонький дедок, похожий на слегка усохшего Санта-Клауса – тот самый всесильный Роджер Найджт, один из трех отцов-основателей компании. Улыбчивый, с розовым, будто подрисованным на щечках-яблочках, румянцем и выцветшими голубыми глазками, он перепархивал от компании к компании, быстро что-то говорил на своем очень витиеватом английском с легким дефектом речи, улыбался, пожимал руки, хлопал по плечам, целовал женские запястья, чисто гномик или эльф из сказки. Под мышкой у него был зажат довольно большой розовый плюшевый кролик. Наташа не верила своим глазам: неужели это правду тот самый мистер Найджт, та самая легенда, тот, кто продавал травку молодому Клинтону в кампусе Йеля, по его собственным воспоминаниям, потом принимал у себя в доме на побережье гастролирующих Doors, по приезду в Москву купивший ушанку и заставивший московское руководство компании найти возможность потаскать его по московским квартирникам и полуподпольным выставкам молодых художников? А-фи-геть. Наташа его представляла себе совершенно иначе.
С кроликом была связана отдельная история. Она стала хитом обсуждений в офисе примерно на месяц после отъезда Роджера из Москвы, помнится. А их офисный народ много чего повидал, их так легко чудачествами не проймешь.