Галина Грановская
Дорога на Ай-Петри
– Перестань, – сказала, отстраняясь, Марина. – Я на работе. Да и нельзя сейчас.
– И вчера было нельзя, и позавчера, – обиженно произнес он, прижимаясь все теснее.
– Период такой… опасный. И тетя Паша вот-вот придет с обеда. Или еще кто заглянет… бывает, люди к концу работы идут… нельзя.
– Да ладно тебе, – настаивал он. – Я завтра уезжаю, увидимся теперь только в мае… или даже летом, а ты – нельзя, – бубнил тихо, жарко дыша ей в нежную шею.
– Нельзя сейчас, – беспомощно повторила Марина, пытаясь выскользнуть из его рук.
Но он уже не владел собой. Повалил ее на кушетку и, преодолев Маринкино сопротивление, все-таки получил свое. И едва успел застегнуть брюки, как из коридора кто-то подергал ручку, а потом в дверь решительно постучали.
– Тетя Паша! – испуганно прошептала Марина, торопливо поправляя халат. – Быстро открой дверь.
Он повернул ключ в замке. Это и в самом деле была тетя Паша.
– Марина, срочный вызов. Кузьмичеву плохо, – быстро сообщила, неодобрительно глянув в сторону Валентина. Чего, мол, народ от работы отвлекаешь? – жена его сюда бежала, да меня встретила. Велела передать, что б ты быстрее шла, говорит, лежит, уже еле дышит.
– Астма у него, приступ, наверное, – пробормотала Марина, быстро доставая из стеклянного шкафчика какие-то лекарства.
– Я завтра загляну, – сказал Валентин, быстро отступая к двери. – Завтра забегу. Попрощаться, – объяснил зачем-то тете Паше.
Но как-то так вышло, что не забежал.
Когда-то здание школы казалось ему большим – два этажа, и еще пристройка с мастерскими и спортивным залом. Позади сад, в котором росли и несколько деревьев, посаженных его руками, спортплощадка и стадион, там вечерами и по воскресеньям они до темноты гоняли мяч. Валентин Юрьевич поднялся по ступеням и вошел в вестибюль.
– Вы к кому? – подняв голову от книжки, поинтересовалась сидящая за столом женщина. Она была примерно его возраста, но он ее не знал, точно не знал.
– Я здесь учился, – сказал Валентин Юрьевич. – Просто зашел, посмотреть. В класс заглянуть.
Женщина слегка пожала плечами.
– А чё тут смотреть? Никого в классах нет. Да и закрыты они, сегодня все у директора, на педсовете.
– Тогда я просто по коридору пройдусь, – сердито произнес он.
В его времена, ни стола, ни охранников (или дежурных?), сидящих у входной двери, не водилось. Каждый мог свободно войти и погулять по коридорам школы. И то, что теперь ему, ученому, приходилось объясняться, униженно просить о такой мелочи, возмущало.
Дежурная еще раз изучающее оглядела незнакомца и, не найдя ничего подозрительного в его внешности, снова пожала плечами, что можно было истолковать и как запрещение, и как разрешение. Он предпочел последнее и двинулся дальше. Тем более, идти было недалеко, нужно было всего лишь свернуть направо. Ему внезапно захотелось проверить одну вещь. Напротив кабинета директора был небольшой холл, где на стенах висели доски с объявлениями и расписанием уроков, а также стенд с фотографиями выпускников. Сохранился ли он? И висит ли еще там его портрет? Вряд ли, усмехнулся, если вывешивать портреты всех достойных людей, которые учились когда-то в этой школе, стен не хватит. Так и оказалось. Стенд был, его обновили и расширили, только на нем – незнакомые, главным образом, молодые лица успешных людей.
Школьником он вот также останавливался перед этим стендом – примерял профессии тех, кто, покинув деревню, чего-то добился. Чаще всего смотрел на мужчину в темном костюме с галстуком. Он не помнил уже ни лица, ни фамилии, только подпись под фотографией хорошо помнилась: астроном такой-то.
Тогда это его потрясало. Вот учился в их деревне парень, а кем стал! Астрономом. Смотрит на звезды сквозь какой-нибудь огромный телескоп. Он тоже мог бы стать астрономом, с физикой-математикой у него всегда было хорошо, но, поразмыслив, остановился на инженерной специальности. Сколько их нужно стране, этих астрономов? Не больше сотни, ну, в крайнем случае, несколько сотен. А инженеров – десятки тысяч. Инженеры – это класс, несущий в массы научно-технический прогресс. Везде и всюду нужны. Мама поддержала и это его решение. Ей было все равно, куда поступить сын. Главное, чтобы в деревне не оставался и в армию, как соседские лоботрясы, не загремел.
– Вы кого-то ищете?
Валентин Юрьевич оглянулся. Полная женщина средних лет, с короткой стрижкой, с черной папкой в руках смотрела сурово – кто такой? Это уж точно не дежурная. Тон другой, начальственный. Он снова, теперь уже слегка раздраженно – почему он должен оправдываться? Почему нельзя сюда зайти просто так? Это, что, какой-то секретный объект? – начал объяснять, что приехал к родственникам в гости, вот и зашел в школу, в которой когда-то учился. И к кому же он приехал, если не секрет? Женщина искала и не находила повода поскорее его выпроводить. Прогнать прямо тоже не решалась, вид у него был слишком интеллигентный. Он назвал фамилию тети Лены. И мгновенно, словно он назвал пароль доступа, лицо женщины преобразилось.
– Так, значит, Анатолий Иванович ваш брат? – буквально засияв, спросила она.
– Двоюродный, – буркнул он, удивляясь про себя столь быстрой и необычной перемене.
– Он очень, очень отзывчивый человек, – все сияла и глазами и улыбкой толстушка. – Столько сделал для нас… Я директор школы, – представилась запоздало. – Вы уж извините, что я вас задержала. Подумала, кто-то из района. Сейчас каждый день какие-то проверяющие, все ходят, высматривают, к чему бы придраться. Денег на ремонт почти не дают, а требований – выше головы. Вы, конечно, конечно, пройдитесь, посмотрите…
Услышав гулкие удары мяча, заглянул в спортивный зал. Двое мальчишек по очереди бросали мяч в баскетбольную сетку. Оглянулись на него, увидели, что чужой, вернулись к своему занятию. А он еще чуть-чуть постоял у двери, наблюдая за ними. Любимое место Анатолия. Валентин Юрьевич почти увидел, как ловко обходя соперников, брат азартно ведет мяч, мгновение – и вот мяч в корзине. Здесь же когда-то проходили и школьные дискотеки – специального актового зала в школе не было. Маленькие праздники на фоне скучной деревенской жизни…
Когда Валентин Юрьевич вышел из школы, шел дождь. Хорошо, идти было недалеко.
У ворот тети Лениного двора стоял газик.
– Ну, и загулял ты! – с упреком произнес Анатолий, выбираясь из машины. – Жду-жду… Мать уже отвез, она там обед готовит. Рассердится теперь, что опоздали. Договорились же вчера, обедаем у нас.
В самом деле, как он мог позабыть? Вчера Толик обещал показать ему свои владения.
– Дождь, – объяснил виновато Валентин Юрьевич. – Вот и задержался в школе.
– Давай быстро в машину, – кивнул Анатолий, запирая калитку.
Баштаны располагались километрах в семи от деревни. Когда-то там и в самом деле были арбузные поля, но им давно пришел конец. Теперь эти земли бывшего совхозного отделения принадлежали Анатолию. Также как и овцеферма, ферма с лошадьми, яблочные сады и пасека, проезжая мимо которых, Анатолий мимоходом сообщал: это я тоже купил. И это мое. Чем все больше и больше удивлял Валентина Юрьевича. Брат усмехнулся.
– Да все тут, – взмахнул рукой, – даже то, что еще не купил пока, оно ведь тоже мое… ну, наше с тобой, – поправил себя.
– Все вокруг колхозное, все вокруг мое? – улыбнулся Валентин Юрьевич.
Ответом был сердитый взгляд.
– Половина земель по эту сторону речки до революции семье деда принадлежала…
– Шутишь? – не поверил Валентин Юрьевич.
– Какие шутки?
Валентин припомнил, да, случалось, что-то такое проскальзывало – но редко, очень редко – в разговорах взрослых, слышал он, что дед их был из богатой семьи. Но он деда не знал, тот еще до войны умер, оставив бабушку Василису с двумя маленькими дочками.
– Умер? – Анатолий негодующе потряс головой. – Если бы умер! И у бабушки Василисы было не двое, а пятеро детей. Только троих, старших сыновей вместе с дедом подняли как-то среди ночи и увели. Ну, не их одних, многих тогда арестовали. Сказали, в область повезут, на допрос. Да только не довезли, ублюдки, расстреляли где-то по дороге, и закопали. А где – никто не знает. Чужие, не местные, арестовывать приходили…
– Я слышал только, что деда, вроде бы, в тридцатых раскулачили… – пробормотал Валентин Юрьевич, чувствуя себя отчего-то виноватым за то, что не знал этой трагической семейной истории.
– До революции земли было много, – через некоторое время уже более спокойным тоном повторил Анатолий. – Лошадей держали, овец разводили, пшеницу выращивали. Будет желание, загляни, – усмехнулся, как бы говоря, знаю, что не заглянешь, но вдруг? – загляни как-нибудь в наш областной музей, там кой-чего и про наших есть. Про земли эти, и чем на них до революции занимались. Да и потом, сложа руки, не сидели.
Валентин Юрьевич, смотрел потрясенно на летящую под колеса дорогу, не находя слов. Бабушка Василиса никогда, никогда ни о чем таком не говорила. Суровая была женщина, неразговорчивая. Теперь ясно, почему. Но мама, почему она молчала?
– В те годы болтать не принято было, – на большой скорости пролетев над выбоиной, сказал Анатолий. – Мне мать тоже не сразу все это рассказала, ну, может, лет десять назад. О таком не то что говорить, вспоминать страшно. Тут где-то, – кивнул за окно, – в этой земле кости их и лежат. Только вот не знаешь где крест поставить.
Дальше ехали молча. Ошеломленный Валентин Юрьевич переваривал услышанное, Анатолий сосредоточенно смотрел на дорогу. Когда выехали на взгорок, на горизонте обозначился небольшой лесок. Или рощица, которой раньше на Баштанах точно не было.
3
– Он, что, и в самом деле такой большой, как кажется? – Валентин Юрьевич напряженно всматривался и не верил глазам своим. В самом деле, странно было видеть здесь, на Баштанах, и эту внезапно появившуюся рощу и коричневато-красную черепичную крышу с высокими башенками. Словно мираж в степи.
– Большой. Если бы сейчас строился, один бы этаж делал. На хрен мне три? – с недоумением спросил сам себя Анатолий. – Земли хватает, чего в гору было лезть, лестницы эти громоздить? Теперь в спальню каждый вечер по этим ступеням карабкайся…
– Зачем же строил такой?
– А сдуру, – вздохнул Анатолий. – Поехал в район с архитектором посоветоваться, тот мне мозги и запудрил, сует проекты под нос, один лучше другого. Вот и купился я на башенки эти. Это сейчас соображаю, что к чему, а тогда…Ты ж помнишь, как мы жили. Бабушка, мать с отцом и я – в халупе с сортиром в огороде. Потом в двухкомнатной хрущобе – с четырьмя-то детьми! Счастья полные штаны, когда переезжали, думали, ну вот, наконец-то, будет и у нас квартира с удобствами. А первый мороз прижал, чуть ли не в пальто спать ложились. Батареи холодные, кочегарка гоняет воду только для того, чтобы система дуба не дала. А летом солнце бьет в окна, дышать нечем. Дети все вместе, и мальчишки и девчонки в одной комнатушке, на двухъярусных кроватях. Зайду к ним утром – дышать нечем. Думаю, подрастут ведь скоро, нельзя ж им вместе! Короче, кончилось мое терпение. В сам деле, хер чего дождешься от чужого дяди, от этого совхоза, да и от государства вообще. Но, блин, с другой стороны, мне ведь никто ничего и не должен! Руки есть, силы есть, пока молодой. Ну, и сказал себе, мои дети в такой нищете дальше жить не будут. Построю дом, чтобы всем по комнате, и игровая, и ванные, и сауна, камин, как в кино, все как положено. Своими руками и построю. Я одно время строителем работал в райцентре, навык кое-какой имелся. Успел взять ссуду до всего этого бардака, завез материалы, парней позвал, выгнали за одну осень коробку в три этажа. А на крышу, на отделку денег уже нет. И взять негде. Мать говорит, пасеку заведи, мед хорошо раскупается. Тут гречку тогда выращивали… липы, опять же. Купил несколько семей пчел. Поросят завел, свиньи быстро растут. Думаю, если кормить будет нечем, зарежу, не продам, так сами с мясом в зиму будем. Но в тот год на все хороший урожай был, выстояла моя свиноферма. Ну, и начал дальше свиней разводить, уже не как попало, а по правилам. Даже к немцам в Германию ездил опыт перенимать.
– В Германию? – не сдержал удивления Валентин Юрьевич.
– А чего тут особенного? – пожал плечами Анатолий. – Хотел посмотреть в натуре, как они там хозяйство ведут, и почему у них такие результаты?
– Посмотрел?
– Посмотрел. По-королевски свиньи у них живут. Везде автоматика. Они, когда к свиньям заходят, даже обувь меняют.
– И как же ты там общался? Курсы немецкого перед поездкой закончил? – пошутил Валентин Юрьевич. В голове не укладывалось, что Толик вдруг стал настолько передовым животноводом, что поехал за границу свиноводство изучать!
– Зачем? – пожал плечами Анатолий. – Я не по этой части, да и времени на учебу нету. Я с Варварой ездил. Она учительницей в Логунцовской школе работает. По-немецки шпарит, только держись. Еще французский знает, правда, не так хорошо. А муж ее, Серега, английский преподает. Так что, когда отдыхать за границу ездим, проблем никогда и никаких не возникает. Ну так вот, про дом-то, – вернулся к основной теме разговора. – Дом этот меня, можно сказать, фермером и сделал. Сначала просто мясом с Маринкой торговали, потом стали свиную тушенку закручивать, а потом, когда инфляция деньги сжирала не по дням, а по часам, купил по дешевке овец в овцесовхозе, пусть, думаю, будут. Оказалось, выгодно их держать, почти весь год на траве, а травы полно, поля вокруг стояли заброшенные. А лошади – это уже не моя затея, а Ваньки с Колькой. Из армии вернулись, пристали, давай купим. Ну, купили. Хотя, скажу я, дорого нам эти лошадки обходятся…
– Зачем же их держать? – спросил Валентин Юрьевич.
– Это пока невыгодно, – уточнил Анатолий. – Но кто знает, что завтра будет? Я когда начинал, пальцами в меня тыкали, вот, мол, тоже еще, американец выискался. Фермер. Все в один голос, ничего, мол, не получится, и техники у нас специальной нет, и народ не тот… Но, как-то ж кручусь. И у пацанов все получится. У них и сейчас уже неплохие конячки. Недавно по дешевке купили производителя, чистопородного ахалтекинского жеребца, и гнедую кобылу украинской верховой породы. Хотят к ним еще пару английских лошадок прикупить. Мечтают жокей-клуб сделать.
– Жокей-клуб?! Здесь? Для кого? – снова не смог сдержать изумления Валентин Юрьевич.
Анатолий усмехнулся.
– Есть народ, интерес проявляет. Даже в пайщики некоторые набиваются. Сейчас же не то, что раньше. Сейчас все, кто мало-мальски зарабатывает, хотят заработанные деньги сохранить. Банки штука ненадежная, лучше в какое-нибудь стоящее дело вложить. А лошади того стоят. Ну, вот, и приехали. Баштаны.
По обе стороны дороги замелькали сосны, потом они въехали в распахнутые настежь ворота и метров через сто развернулись перед широким крыльцом, напоминавшим террасу. Валентин Юрьевич вышел из машины и огляделся. Ну и ну! Там, где когда-то было чистое поле с длинным унылым сараем, сейчас росли кусты и деревья, у крыльца огромный цветник, а позади дома вообще сплошные заросли. Прямо лес.
– Не лес, а парк, – поправил Анатолий. – Сами сажали. «Белорусом» ям нарыл, а дети саженцев навтыкали. Пока дом до ума доводили, поднялся и парк. Мы же почти десять лет строились. Были деньги, строителей нанимал, а не было, сами и штукатурили, и шпаклевали, и красили, даже плитку клали сами. А что до леса – лес тоже будет. Помнишь Старую Пустошь? Там сроду ничего не росло. А мои тут увидели фильм по телевизору про мужика, который живет на Кипре и уже который год осенью семена собирает, в бетономешалке прокручивает, покрывает питательной смесью, а потом их по гористым местам, значит, раскидывает, вот и загорелись. Решили свой лес посадить, чтобы было, значит, куда за грибами ходить.
– Посадили? – поинтересовался Валентин Юрьевич.
Странными казались ему эти рассуждения. Слышать такое из уст Толика? Анатолия… Сады, леса… Тот уловил легкую насмешку в голосе двоюродного брата, взглянул чуть исподлобья, тоже усмехнулся.
– Идем в дом, заждались нас уже, – переменил тему. – Варя приехала, – кивнул в сторону «запорожца» в кустах сирени.
Поднимаясь на широкое крыльцо, Валентин Юрьевич заметил с левой стороны дома длинное сооружение с большими окнами.
– Теплица?
– Бассейн с подогревом. Еще не все достроили, но купаться уже можно. У нас же тут моря нету.
Черт возьми, прямо Голливуд! Тут уже было не до насмешек. «А что ты думал? – сердито спросил сам себя Валентин Юрьевич, не в силах справится с нарастающим чувством уважения и легкой зависти. – Один ты шел вперед? Другие тоже на месте не стояли». Хотя странно, странно это было – Толик и такое! Не вязалось с тем Толиком, которого он когда-то знал. Ну, что ж, выходит, не знал он своего брата.
У самых дверей их встретила огромная овчарка, молча, внимательно изучала гостя.
– Лежать! – крикнула, появляясь в распахнутом окне над ними, Настя.
– Дрессировщица, – поднял к окну голову Анатолий. – А то мы сами не управимся…
Пройдя через холл, они попали в просторную гостиную, один угол которой занимал домашний кинотеатр. На противоположной стене были полки с книгами. Неужели тут и книги читают? Валентин Юрьевич подошел ближе. Книги были хорошие. Классика, серия «Жизнь замечательных людей». Конечно, и детективы, и женские романы – куда же без них! А сколько художественных альбомов! – целая полка.
– Варька с Настей накупили. Куда поедут, обязательно чемодан книг обратно тащат. А Сашка с Колькой полки сделали, – словно отвечая на его вопрос, хмыкнул Анатолий. – Только ни кино смотреть, ни читать мне лично некогда. Как сяду на диван, сразу засыпаю.
– Что это вы так поздно? – спросила Марина, выглядывая из кухни.
Следом появилась и тетя Лена.
– Давайте скорее за стол, все стынет уже.
– Да, вот, в школу он, понимаешь, ходил! – кивнул в сторону брата Анатолий. – Соскучился! Только чего ходить? Там никого из старых учителей давно уже нет.
Ванная, куда они зашли вымыть руки, была размером больше, чем кабинет Валентина Юрьевича. Метров двадцать-двадцать пять, с душевой кабиной, и джакузи. Ну, неразумно же это! Это же все нужно обогревать, а сколько уборки – мыть все эти пространства! Он, разумеется, бывал в больших пригородных домах своих знакомых, и все, как один, жаловались на дороговизну их содержания. Может быть, Анатолий и научился зарабатывать деньги, но считать он их не умеет. А вдруг лопнет его хозяйство, что тогда? Это не город, такой дом тут никто никогда не купит, он даже и не в деревне, а вообще, на выселках… Неразумно, очень неразумно… почему-то сердился Валентин Юрьевич.
Кухня-столовая блистала кафелем и никелем, была набита импортной кухонной техникой. И по тому как деловито нажимала кнопку миксера в дальнем углу Настя, как заглядывала в окошечко духовки тетя Лена, как быстро, не глядя, выставляла посуду из посудомоечной машины Марина, ясно было, что всеми этими вещами пользуются. А если вдруг отключат электричество? В глубинке такое вполне возможно. Хотя, наверное, на этот случай у них генератор имеется. Впрочем, он уже нисколько не удивится, обнаружив за домом какой-нибудь ветряк. Или солнечные батареи на крыше.
За раздвинутым и накрытым белой скатертью столом, сидела молодая женщина, а рядом на высоком детском стульчике, как принц на троне, восседал малыш с белыми кудряшками на голове.
– Вот это и есть Варя,– сказал Анатолий.
Таким тоном, словно они о ней только что говорили.
Девушка приподнялась из-за стола и Валентин Юрьевич немного удивился – настолько не похожа была она ни на братьев, ни на младшую сестру. Скорее, в тетю Лену, светлоглазая, тонкая, хрупкая даже в светлых брюках и бледно-розовой кофточке.
– Очень рад, – дружелюбно улыбнулся он племяннице. – Как я понимаю, мы в каком-то смысле коллеги? Я имею в виду преподавательскую деятельность.
– Я школьный учитель, – откликнулась она без улыбки.
От ее, как показалось, слишком внимательного, слишком оценивающего взгляда Валентину Юрьевичу стало немного неловко. Неприветливая. Институт закончила, а простой вежливости так и не научилась. Гости у них, что ли, в диковинку?
– Давай, садись, – кивнул на стул Анатолий. – Вот тут, возле Ваньки. Как тебе Ванька, а? Хорош парень? – спросил, подходя к внуку. – Что это у тебя, Ванька, трактор?
Малыш покачал головой.
– Комбайн?
Ваня с укоризной взглянул на деда – не видит, что ли, что это машина?
– Ага, понял. Шоферишь, значит? – восхищенно произнес Анатолий. – Ну, молодец! Еще чуть-чуть подрастешь, свой грузовик подарю, овечек будешь возить… А ты, че ж это, Варя, без своих приехала? – повернулся к дочери. – Где Серега? И чего Толика, Толика чего не привезла?
– Зашла за ним в детский сад, а он уже спит. Не стала будить. А Сергей занят, сегодня же во всех школах района педсоветы перед новым учебным годом. Обоим нам никак уехать не получалось, тем более, он теперь завуч.
Анатолий снова занялся внуком.
– Ну-ка, Ванька, поздоровайся с дядькой. Покажи, как здороваются мужики, дай руку.
– Сколько ему? – поинтересовался, скорее из вежливости, Валентин Юрьевич, осторожно пожимая протянутую пухлую ручку.
– Год и три месяца, – как о великом достижении с гордостью сообщил Анатолий.
Валентин Юрьевич никогда не знал, как обходиться с маленькими детьми. Не знал, что говорить, и что делать. Он и дочь-то свою, Лилю, толком не видел в таком возрасте. Как раз на тот период пришлась его самая длинная командировка – в Торонто, куда Светлана ехать с маленьким ребенком не захотела. Он растянул губы в улыбке, стараясь придать своему лицу ласковое выражение. Впрочем, малыш, похоже, не нуждался в общении со своим дальним родичем. Наклонившись, схватил ложку и начал стучать ею по столу.
– Обедать пора! – прокомментировал Анатолий действия внука. – Где там ваш обещанный кролик в сметане? Давайте его сюда!
– Сегодня не кролик у нас, а гусь, – поправила тетя Лена, открывая дверцу духовки. – Будет вам лапчатый…
– Сюда! Сюда! – залился смехом Ванечка и еще громче застучал ложкой.
Валентин Юрьевич, натянуто улыбаясь, думал о том, что он, пожалуй, к такой шумной жизни еще не готов. Разумеется, маленькие дети – источник самых положительных эмоций, – вон, каким довольным выглядит Анатолий в роли деда. Но он лично пока не готов. Не чувствовал ни малейшей потребности в возне с детьми, пусть даже славными и милыми. Впрочем, бывают и не славные, а очень даже вредные. Ночами спать не дают, болеют, капризничают… а какая работа после бессонной ночи? Нет, с внуками спешить не стоит. Впрочем, такое ему пока, вроде бы, не грозит. Лиля у них со Светланой поздний ребенок. Ей еще нет двадцати, и замуж еще рановато, не то что детей рожать.
Тетя Лена водрузила посреди стола блюдо с гусем и оглядела стол.
– Можно и приступать. Настя, зови мальчишек, где они там?
Через минуту в столовую явились и близнецы. Поздоровавшись, заняли свои места.
За обедом Валентин Юрьевич исподтишка рассматривал Марину, ревниво сравнивал ее со Светланой. При дневном свете более заметны были морщинки у глаз и в уголках губ, но выглядела она не хуже, чем вчера, при вечернем освещении, а когда улыбалась, то даже и лучше. А улыбалась она всякий раз, когда взгляд ее падал на Ванечку, который снова занял свое место на высоком стульчике и, деловито орудуя ложкой, раскидывал вокруг себя пюре и мясные ошметки. Сама Марина почти не ела. Правда, ей и некогда было, вставала без конца, то поставить на стол хлебницу, то принести сок для Ванечки, то что-то убрать. Все это как бы, между прочим, изредка перекидываясь словом то со свекровью, то с детьми, то с мужем каких-то хозяйственных делах. Только к Валентину так и не обратилась ни разу, ни вчера, ни сегодня ни единого вопроса не задала. Пару раз взгляды их случайно пересекались, но она, хотя и улыбалась, смотрела куда-то сквозь него. В упор не видит, потому что не хочет видеть, нервно отметил Валентин Юрьевич. Явно, не рада его появлению в своем доме. Хотя, с чего, в самом деле, ей радоваться? С чего занимать его, нежданного гостя, светской беседой, как сделала бы это Светлана? В деревне это и не принято. Особенно если является кто-то непрошено, вклиниваясь в обычное течение дел. Заставил их всех суетиться, готовить обед, накрывать праздничный стол – ну, в самом деле, не каждый же день все они вот так обедают, с белой скатертью, с розами в вазах, с ножами и вилками… Чем дальше, тем неуютнее себя он чувствовал. Что с ним стряслось? Обычно такой предусмотрительный, приехал к тете Лене без подарков. И сейчас явился в дом брата с пустыми руками. Ничего не принес с собою. Надо было хотя бы вина какого-нибудь купить в магазине. И конфет для Ванечки. Его вон как угощают, гуся специально приготовили.
– Очень вкусно. Давно такого блюда не ел, – поблагодарил Марину, сделал еще одну попытку сближения. – Спасибо.
Марина кивнула рассеянно.
– Гуся бабушка готовила, она же у нас повар, – откликнулась вместо нее Настя.
Ему ли не знать, что тетя Лена всю жизнь проработала поваром в совхозной столовой!
– Ну, не всю, – поправила тетя Лена и потянулась к блюду в центре стола. – Давай-ка я тебе еще положу.
Он отказывался, уже был сыт под завязку, но она все-таки положила еще кусок гуся на его тарелку. И он принялся его ковырять, делая вид, что занят едой. Анатолий тоже не отрывался от тарелки, ел много и жадно, одновременно расспрашивая сыновей, что утром было сделано на ферме, давал какие-то указания. Парни отвечали немногословно, они вообще говорили мало. Но Валентин Юрьевич видел, как они переглядываются. Близнецы. Говорят, чтобы понимать друг друга, им не нужен язык. Варя, занятая сыном, лишь изредка вставляла в общий разговор словечко. Только тетя Лена поддерживала непосредственный разговор с гостем, да еще Настя проявляла к нему какой-то интерес. То о работе расспрашивала, то вдруг начинала рассказывать ему о своих кроликах, у которых, оказывается, нет мышц в желудке, из-за чего им нужно есть ни три раза в сутки, как человеку, а чуть ли не все двадцать четыре часа подряд. Что они и делают, прожоры.
– Похоже, у Коли такой же желудок, – кивнула Варя в сторону брата. – Всю дорогу жует.
– Да нет, желудок у него нормальный, у него в кишечнике солитер, – прыснула Настя.
– И свиной цепень в пять метров длиной, – меланхолично заметил Иван, и близнецы снова понимающе переглянулись.
– Про глисты забыли, – добавил, не переставая работать вилкой Коля.
– Как не стыдно, такие разговоры да за едой! – сердито прекратила этот обмен медицинскими познаниями тетя Лена.
Потом пили чай.
У него одна Лиля, а здесь четверо, не считая Вариного мужа и внуков. Четверо. А когда все переженятся, да детей нарожают, это сколько же народу будет собираться за этим столом! Считал Валентин Юрьевич быстро. Если у каждого будет, как у родителей, по четверо детей… Двадцать шесть, с Анатолием и Мариной, получается. Хороша семейка. Ему захотелось озвучить свои мысли, неплохой комплимент хозяевам, но, поймав холодный взгляд Вари, сдержался. Варе гость явно не по душе. Наверное, пришлось оторваться от каких-то своих дел, приехать сюда из-за какого-то дальнего родственника.
Странно, но дома они редко обедали все вместе, каждый являлся на кухню, ел и пил, когда вздумается и что вздумается. Это было нормально, учитывая тот факт, что у каждого был свой распорядок дня. Да Светлана и не любила готовить. Поначалу, когда они только поженились, были какие-то порывы, но они скоро сошли на нет. Если он, подписав очередной договор, уезжал читать лекции за границу, и Светлана не ехала с ним, она переселялась с дочерью к матери. Ей так было удобнее. Она работала, а бабушка приглядывала за внучкой, ну, и готовила, естественно. Если бывали за границей вместе, часто заказывали еду на дом по телефону, а по выходным обычно обедали в ресторане. Потом и дома стали делать также. Могли себе позволить и пиццу на дом, и хороший ресторан по субботам-воскресеньям. Если же дома случалось какое-то застолье, обычно приглашали тещу, она умела все организовать самым достойным образом.
Нет, пожаловаться на жену он не мог. Всегда считал, что с ней ему повезло. Да так оно и было. Светлана была на редкость спокойной. Ему казалось, она его хорошо понимала, потому что сама была такой же, как он, – всегда занята, вся в работе, в каких-то своих проектах. Он даже пошутил однажды в компании, что столкнувшись с ним в ванной, жена его не узнала, настолько была погружена в свои мысли. Вон, у Анатолия даже здесь, на кухне, на стене плазменный экран. А у них со Светланой телевизор был старый, допотопный, лишь недавно купили второй, да и то, по настоянию дочери, ей же в комнату его и поставили. Сами телевизор смотрели мало, новости в основном. Он предпочитал тишину. И одиночество. Одиночество его не напрягало, как некоторых других. Он даже любил его, свое одиночество, считая необходимой составляющей жизни ученого. В стремлении «уйти от мира» (по выражению Светланы), виделось ему отличие человека творческого, думающего от тех, кто мог существовать только в стаде, мыслить шаблонами, и питать бедное воображение жуткой смесью дешевых сериалов и страшилок из жизни преступников и экстрасенсов, что потоком льется в каждое жилище с экранов.
– Смотрим все сюда!
Валентин Юрьевич поднял голову. В руках у Насти появился фотоаппарат. Она заходила то с одной, то с другой стороны, нажимая кнопку.
Валентин Юрьевич ощутил легкое недовольство. Фотографироваться в последние годы он не любил. С чувством неловкости разглядывал себя, как правило, окруженного молодыми лицами, и мысленно вопрошал: неужели этот усталый пожилой мужчина с глубокими залысинами – он и есть? Как и когда он заменил собой стройного молодой человек с обаятельной улыбкой и высоким лбом интеллектуала? Варя, похоже, внезапной фотосессии тоже не обрадовалась. Предупреждать надо, сказала, я хотя бы накрасилась.
– Ты у нас и без косметики красивая, – не согласилась Настя.
– Ладно тебе, Варя, – поддержала младшую внучку тетя Лена. – Пусть сделает пару фотографий на память. Валентин жене и дочке покажет, какие у него родичи в деревне.
– Очень надо меня показывать! – фыркнула, отворачиваясь, Варя.
– Не тебя одну, всех. И, вот что, – поднялась решительно тетя Лена, – давайте в комнату перейдем. Пусть Настя сфотографирует нас не за столом с грязными тарелками, а на диване под фикусом.
Пришлось перебазироваться в комнату. Настя взялась за дело как профессионал, усадила на диван тетю Лену с Ванечкой на руках – в центре, Валентина Юрьевича разместила справа, отца и Марину слева, за диваном, ворча, стали в ряд Ваня, Варя и Николай. После нескольких кадров сестры поменялись местами. Настя, прежде чем занять свое место между братьями, побежала переодеваться. «Фотосессию», прервал звонок мобильника.
