Галина Романова
Ночь с роскошной изменницей
Глава 3
Снимщиков Олег Сергеевич очень любил, когда на службе его называли по имени-отчеству. Пусть не созрел годами, пусть в звании солидном пока не состоял, но положением уже каким-никаким, но обзавелся. Какой тут, к чертям собачьим, может быть Олег?! И уж тем более Олежка!
Он еле-еле выползти сумел из этого имени, шлейфом тянущимся за ним с самого детства, когда мать на весь двор кричала из окна:
– Олежка, домой!
Потом Олежкой он был в школе, потом в ПТУ, едва не стал им в институте, спасибо армии, сумела разбавить суровостью будней ласкающий слух буквенный набор.
Да, огрубел. Да, перестал быть нежным. Ну так со всеми таким быть и необязательно. Раньше был таким с матерью. Теперь же…
Теперь у него тоже появилось, куда растрачивать свою нежность, но только никакого отношения это к его работе и к его друзьям не имело. Это особая статья расходов запасников его души, и вход туда многим воспрещен. Если не всем!
Он превратился в Олега Сергеевича не как-то вдруг и не сразу. Пришлось поработать над этим изрядно. В ход пускал все, что мог, вплоть до неожиданной глухоты, когда его окликали по имени. Многие недоумевали, некоторые обижались, но со временем свыклись с мыслью и иначе как по имени-отчеству его не называли.
Вот и сейчас, заходя в кабинет к начальнику с докладом о вчерашнем утреннем происшествии в загородном поселке, он в который раз был приятно удивлен, услыхав:
– А-аа, Олег Сергеевич, входи, входи, изложи, так сказать, суть да дело.
Веретина Игната Степановича второй год безуспешно пытались спровадить на пенсию. Мотивов была масса.
И годы немалые, и хватка не та, и попустительством в своем РОВДе занимается, вплоть до того, что его подчиненные в рабочее время в банях с красотками прохлаждаются.
Но одно дело хотеть, а другое мочь! С последним было как-то не очень, ибо в зятьях у Веретина, говаривали, сам региональный прокурор значился.
Вот и отсиживал Игнат Степанович в своем кресле тот самый срок, который сам для себя определил и который ему региональный прокурор затребовал. Это он так шутить любил. И какие бы доносы наверх ни строчились, Веретину все было нипочем.
– Пускай пишут, – как-то шепнул он доверительно Снимщикову. – Мне на их писанину плюнуть и растереть. Когда сам решу, тогда и уйду!
Пока не решал…
Олег прошел по ковровой дорожке к столу Веретина, выдвинул стул с высокой спинкой, сел и тут же без лишних слов принялся подсовывать начальству протоколы осмотра места происшествия, заключение экспертов и опрошенных свидетелей по делу.
– Че ты мне всю эту макулатуру суешь, понимаешь, Олег Сергеевич! – притворно возмутился Веретин. Не мог он начать сердиться с самого утра, к вечеру – всегда пожалуйста, а с утра не мог. – Ты давай в двух словах и поконкретнее. А то пока я очки найду, пока прочту все, глядишь, и обед наступит. А у меня сегодня дел невпроворот. Говори!
Такой подход к делу не был профессиональным, но был особенно любим Снимщиковым. Когда начальство желает тебя выслушать, когда ему интересна твоя точка зрения, это очень даже неплохо. Это очень даже замечательно! Лишь бы слушало, а точек зрения у него, как…
– Дело простое, – пожал крепкими плечами Олег и потыкал указательным пальцем в один из листков. – Погибшая Татьяна Сочельникова.
– Погоди, погоди! – неожиданно перебил его Игнат Степанович. – Это уж не та ли Сочельникова, которую мамаша объявляла в розыск?!
– Она самая, – кивнул, Олег, внутренне поразившись памяти без пяти минут пенсионера. – Только, как понятно теперь уже, не пропадала она никуда, а просто в бегах была. Честно сказать, от такой мамаши убежишь!
– Что да, то да. Зверь баба. – Веретин ощутимо скрипнул зубами. – Сколько крови мне попортила, как вспомню!.. Влиятельная чертовка. Из-за нее меня едва-едва не… того, короче. Так и что там у нас с этой пропащей душой?
– Обширное кровоизлияние в мозг в результате удара тупым предметом в область затылка.
– Предмет нашли?
– Никак нет, Игнат Степанович. – Олег потупился, зная, как любит раскаявшихся Веретин. – Там озеро в паре метров от места, где нашли тело. Закинуть туда можно все, что угодно. Наверняка коряга.
– Да, а то че же! – по-стариковски поддакнул Веретин, залез в стол, достал оттуда коробку леденцов, закинул щепоть себе в рот и захрустел, приговаривая: – Станут заморачиваться, что ли? Преступник, он же умный сейчас пошел. Ударь он битой или чем-нибудь потяжелее, вмиг найдем. И в озере найдем. А коряга… Лежит она себе на дне и лежит, водичкой обмывается. И искать, думаю, смысла нет. Там небось этих коряг! Кто обнаружил погибшую?
– Думаю, тот, кто и убил. – Олег загадочно улыбнулся. – Дело только поначалу кажется запутанным. На самом-то деле все очень просто. Жили-были две подруги Таня и Соня.
– Так.
Веретин захрустел следующей партией леденцов, внимательно слушая молодого оперативника.
Тот ему не то чтобы очень уж нравился, просто спустили сверху указание о покровительстве, он и под козырек. А кто, что да почему, его это мало заботило. Ему бы еще годик-другой в своем кресле продержаться, а на все остальное ему глубоко плевать.
– Таня имеет крутую маму, у Сони самые заурядные родители. Потом вдруг Таня исчезает. Мать ее долго и безутешно страдает, но в какой-то момент вдруг начинает понимать, что жизнь продолжается, и всю свою нерастраченную любовь обращает на подругу своей дочери.
– Та-аак. – С этого момента Веретину вдруг стало интересно слушать. – Так-так-так, и?
– И она начинает всячески покровительствовать этой самой Соне. Вывозит в свет, покупает дорогие подарки. Слышал, что готовится покупка квартиры. И про наследство вроде бы Анна Васильевна разговор вела, – зловеще понизив голос, проговорил Снимщиков.
– Это кто же говорит?
– Сосед по даче Сочельниковой. Есть там такой Виктор Гаврилович, презабавный дед. Так вот он ребятам и поведал, что будто бы Анна Васильевна собиралась буквально на днях оформить все свое имущество на эту самую Софью Андреевну.
– Ага! Понял, куда ты клонишь, мальчик!!! – обрадовался Веретин Игнат Степанович, почесав макушку.
Снимщиков, невзирая на непонятное покровительство, все же был толковым малым. Каждое порученное ему дело почти всегда доводил до ума. В тесной сцепке с прокуратурой работал, ни с кем не собачился, опыта набирался, внимательно слушал и не грубил. Если окажется, что крыша у него и в самом деле ого-ого, то можно будет со временем пацану свое кресло уступить. А кого еще ставить?! Одни дураки и алкоголики, брошенные женами. Сброд просто, а не отделение!..
– Хочешь сказать, что Соня эта, встретив на узкой дорожке перед озером внезапно воскресшую подружку, решила быстренько ее отправить обратно в небытие, чтобы завладеть всеми благами, которыми собиралась ее осыпать Анна Васильевна Сочельникова? – не переставая хрустеть леденцами, быстро вынес вердикт Веретин.
– Точь-в-точь! Игнат Степанович, вы просто гений! – польстил начальнику Снимщиков, обрадовавшись тому, что его точку зрения, кажется, разделяли, одобряли и принимали за версию. – Никто из обитателей близлежащих домой в такую рань никогда не выходил. Это утро не стало исключением. Постороннему пробраться на территорию поселка практически невозможно. Территория охраняемая, со шлагбаумом, охраной, собачками, все как положено. Никто в то утро, кроме Софьи Андреевны, по берегу не шел, не гулял, не купался. Выходит – она!
– А она что, эта твоя Софья Андреевна?
– Отпирается, конечно. Говорит, последнее утро решила прогуляться по берегу с собачкой. Только вранье все это, Игнат Степанович! – пылко воскликнул Олег и потыкал тонким пальцем несостоявшегося музыканта в следующую бумажку, лежащую у него под локтем. – Каждое утро выгуливала возле домика, под соснами, а тут вдруг ни с того ни с сего помчалась на озеро. И мобильник с собой не взяла будто бы! Ладно паспорт, тут я еще поверю, но чтобы выйти без телефона на улицу и уйти за полтора километра от калитки на незнакомой территории… Не верю, хоть убейте! Врет она!
– И мотив налицо, – обрадованно подхватил Веретин. – Готовь бумаги для прокуратуры и… Слушай, Олег Сергеевич. Ты ведь, кажется, в отпуск просился?
– Просился, – кивнул Снимщиков, внутренне замирая. – А что? Проблемы?
– Да вот думаю, спихнем это убийство пропащей Сочельниковой, и можешь смело топать в отпуск. Как тебе, устроит?
Веретин нарочно называл Сочельникову не пропавшей, а пропащей, все никак не забывались ему неприятности двухлетней давности. Когда столкнулись поверх его головы несколько влиятельных особ, отстаивая кто своих протеже, кто свои интересы. Еле-еле тогда удержался в этом самом кресле, аж штаны задымились, настолько близок был к увольнению.
– Конечно, устроит, Игнат Степанович!
Снимщиков так обрадовался, что аж с места вскочил, еще минута-другая, и точно полез бы к Веретину с поцелуями. Вовремя вспомнил о субординации и о том еще, что давно огрубел, давно перенаправил свою нежность со всего неблагодарного человечества в одно-единственное русло. Но руку все же протянул начальнику и тряс ее потом непозволительно долго, то и дело повторяя:
– Очень признателен, очень, Игнат Степанович! Спасибо вам! Огромное спасибо! А с убийством Сочельниковой, думаю, никаких проблем не будет! Прежде чем дело в прокуратуру отдавать, я с этой Софьей Андреевной лично поработаю.
– Уж поработай, Олег Сергеевич, уж поработай, – коротко улыбнулся Веретин, вспомнив о карцере в подвале, куда они обычно направляли молчунов.
Снимщиков вышел из кабинета Веретина едва не вприсядку.
В отпуск! Сейчас!!! О таком щедром подарке мечтать даже не приходилось! Ему же теперь весь отдел обзавидуется. Снова шептаться начнут за его спиной.
Не успел прийти, сразу звание! Не успел толком поработать, тут же отдельный кабинет. Пускай и небольшой, прямо-таки крохотный, но все же отдельный.
Ну и пускай шепчутся, пускай злословят, ему от этого жарко, что ли? Жарко будет через недельку, когда он на острова отправится со своей…
Вот только стоило вспомнить о Таисии, как обдало теплой волной изнутри, и сразу засмеяться в полный голос захотелось.
Тая, Таечка, Таисия…
Любимая его, нежная его девочка! Как же он любил ее, жаждал, лелеял! Только она после смерти его матери занимала то самое место в его сердце, которое отвечало за нежность, ласку и, наверное, любовь.
Да, несомненно, он ее любил! А как иначе, если думал о ней все время. Если постоянно ждал встречи с ней. И еще… Ему было очень удобно с ней, очень. Удобно и бесхлопотно.
Снимщиков вернулся в свой кабинет, больше напоминающий собой кладовку. Уселся за стол и тут же потянулся к телефону. Набрал, почти не глядя, знакомый номер и тут же замер с трубкой возле уха.
– Алло, – пропела Таисия мило и заспанно. – Алло, слушаю вас.
– Привет, – пробормотал Олег севшим до хрипоты голосом.
Постоянно вот так. Стоило ему ее услышать, как с голосом творилось черт-те что. Наверняка та самая нежность была тому виной, которую он испытывал к милой своей девочке. Второй ведь такой не было на всем белом свете.
– Олег! Ой, привет! – проворковала милая. – Который час? Я что-то разоспалась, даже не слышала, как ты уходил. Как дела?
– Дела? Дела, думаю, просто отлично. – Он улыбнулся, живенько представив ее в их общей постели.
– Да? А в какой связи? – Таисия звучно зевнула и закончила сквозь неоконченный зевок: – Повышение или как?
– Про повышение пока речь не шла, а вот про отпуск начальство заикнулось, – осторожно начал Олег.
Давить на нее было нельзя. И раньше времени рассказывать о том, какие у него планы на этот самый отпуск, тоже. Пусть это будет для нее сюрпризом. Глупо же, согласитесь, рассказывать любимой женщине о том, что задумал на каком-нибудь солнечном берегу сделать ей предложение. Какой же это сюрприз, если она все будет знать заранее?
Нет. Он не скажет ей, как давно и как долго вынашивал в голове эту идею. Как сотни раз представлял себе тот самый вечер, перебирая множество вариантов.
Либо они выйдут в море под парусом. И когда земля уже скроется из глаз и они останутся совсем одни, он, волнуясь, достанет из кармана заветную коробочку с заветным колечком и скажет ей наконец те самые слова, которые, он был уверен, ждет с нетерпением каждая женщина.
Это должно было быть непременно очень красивым и запоминающимся на всю жизнь.
Белоснежная палуба. Мягкие волны, едва ощутимо плескающиеся о борт парусника. Низкое небо, унизанное миллионами звезд, и ее глаза, сияющие от счастья в тот самый момент, когда она скажет ему «да».
А если не будет парусника, тогда пускай будет уединенный столик в ресторане под открытым небом с такой же сумасшедшей россыпью светил, до которых, кажется, рукой подать, стоит только захотеть дотянуться. И снова ее сияющие от невероятного счастья глаза и короткое «да» в ответ…
– Отпуск? – Таисия неожиданно озадачилась. – Ты хочешь в отпуск, милый? Прямо сейчас?
– Да. Хочу, – признался он и рассмеялся ее удивлению. – А кто не хочет в разгар бархатного сезона! Каждый, кого ни спроси!
– Вот ты и спросил бы, – пробормотала Таисия, как-то не очень обрадовавшись.
– Да? А у кого? – Он все еще продолжал улыбаться, не почувствовав перемены в ее настроении.
– У меня для начала! – Ее голос повело на резкость. – Спросил бы, милый, для начала у меня, а хочу ли я сейчас в отпуск? Какие вообще у меня планы на ближайшие дни, недели, месяцы?
– Ну… Спрашиваю… – Он внутренне содрогнулся от непонятной перемены в ней. – Спрашиваю, милая, какие у тебя планы на ближайшие дни, недели, месяцы?
– Планов у меня очень-очень много, дорогой, – чуть сбавив обороты, проговорила Таисия и вздохнула. – И все они напрямую связаны с тобой.
– Вот и у меня тоже, – осторожно начал Снимщиков, но она снова перебила его.
– В мои планы сейчас совершенно не вписывается никакой отпуск, Олег, – тоном старой училки назидательно проговорила Таисия и чем-то зацокала в трубке, будто указкой по доске постучала. – Все мои планы сейчас – это твоя карьера, милый! Карьера!!! А это прежде всего работа! И никакого отдыха, отпуска, безмятежного переворачивания с боку на бок на солнце. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, но… Но не совсем.
Он не на шутку озадачился ее разговорами о карьере. Он, конечно же, за карьеру, да. Причем двумя руками! И работать он готов, что, собственно, и делает с утра до ночи. Но ведь и отдыхать тоже когда-то надо. А если отдых напрямую связан с его планами на ее руку и сердце, то, как говорится, сам бог велел.
Где еще, спрашивается, он может сделать ей предложение подобного рода? На водонапорную городскую башню затащит и скажет: «Представь, милая, что мы в Париже!..» – так, что ли? Или в один из местных ресторанов поведет, где его и ее, кажется, всякий знает. И этот всякий непременно будет таращиться в их сторону и наблюдать за тем, как он достает из кармана коробочку темно-вишневого бархата…
Нет, нет, нет!!! Это отвратительно до пошлости. Он так не хочет. Он хочет, чтобы непременно было красиво, чтобы запомнилось и передавалось из уст в уста, из поколения в поколение. Чтобы это стало со временем их семейной реликвией, легендой – это славное, красивое воспоминание.
– Что ты не понял, Олег? – снова резко заметила Таисия.
– Я не понял, что ты имеешь в виду, говоря о моей карьере.
Он совершенно размяк и расстроился и оттого, как она с ним говорила, и оттого, что все его планы, кажется, летят в тартарары. К тому же каким идиотом он будет выглядеть в глазах Веретина Игната Степановича? Просил, просил отпуск, а потом вдруг решил отказаться? Что за детский сад, подумает он, и правильно, между прочим, подумает.
– И никакой не детский сад! – возмутилась Таисия. – И твой Веретин, между прочим, пускай бога и зятя благодарит, что столько времени переработал. Пора пришла…
– Пора какая? Для чего пришла? – насторожился Снимщиков и с опаской покосился на дверь.
Не любил он подобных разговоров в рабочих стенах по телефону, не любил. Мало ли, у чего и у кого есть уши! Но слишком уж заинтриговала его Таисия, чтобы он сейчас так вот сразу соскочил с этой темы, оставив ее до вечера.
– Пора уступить кресло молодым и крепким, милый, – с многозначительным смешком пояснила Таисия. – Как думаешь, кого я имею в виду? Не догадываешься?
– Нет, – соврал Олег, хотя сразу догадался, о ком речь.
О нем! Речь шла именно о нем! Его желает протащить будущий тесть в начальствующее кресло, потеснив Веретина.
Вот так так! Вот это новость! Ради такой новости можно и отдыхом на золотых песках пожертвовать.
Тонкая струйка пота резво сбежала по позвоночнику под брючный ремень. И спине тут же сделалось холодно.
– Таечка, милая, давай до вечера, а? – взмолился он, потому что она вдруг принялась развивать тему его скорого назначения, не особо церемонясь в выражениях в адрес нынешнего начальника. – Не нужно такие вещи по телефону, хорошо?
Если она и обиделась, то никак этого не показала. Напротив, промурлыкала что-то милое и трогательное срывающимся шепотом. Вот за это, кстати, он ее тоже ценил.
Закинув руки за голову, Снимщиков оглядел свой кабинет уже совершенно другим взглядом.
Конечно, он был тесноват. Вырос он из этого кабинета по всем показателям, хотя и работал недавно. Что это за каморка – два на два метра! У некоторых раздевалка свободнее, чем его рабочий кабинет. Взять его тестя, к примеру.
Здесь только и хватило места для его рабочего стола со стулом да стула для посетителей. Конвойному иногда пристроиться негде, особенно если тот бывал габаритным малым. Вот кабинет начальника – это да! Там было где развернуться.
Ай да Таечка! Ай да молодец!
Он ей еще, собственно, никто. Не муж еще даже, а она уже о его карьере печется. Причем о какой карьере!
Теперь Олег точно был уверен, что она ответит ему «да». И даже яхты, плавно бреющей в мягких волнах, не понадобится. И низкого неба с зодиакальным ожерельем никто с него не потребует. Ведь все давно уже решено. Решено его избранницей и ее предприимчивым папашей. Последний был не дурак, и он, конечно же, а кто же еще, выбрал новое рабочее место для будущего зятя. Оставалось совсем чуть-чуть. Просто немного постараться и не ударить в грязь лицом. Оправдать, так сказать, возложенные на него надежды.
Ничего, он не подведет! Он оправдает. И начнет прямо сейчас…
Девушку по имени Соня не просто привели к нему в кабинет. Ее впихнули туда. Точнее – втиснули! Сначала зашел один конвойный – двухметровый детина с гладко выбритым черепом и глазами, хоть ложкой доставай. Следом за ним растерзанная задержанная. А потом второй – такой же огромный и с таким же безжалостным лицом, что и первый.
Внимательно осмотрев задержанную, Олег недовольно поморщился.
Перестарались братишки. Покидали из рук в руки изрядно. И едва заметный синяк на скуле обозначился, и капюшон и громадный карман весь в грязи, будто ее в этой кофте по полу возили. Скорее всего так именно и было, потому как, присаживаясь на стул, девушка болезненно сморщилась.
– Что с вами? Вас били? – вдруг не к месту спросил Снимщиков, хотя не должен был спрашивать ее об этом, чтобы не провоцировать жалобы.
Последовал искрометный взгляд в сторону тюремщиков, судорожный вздох и испуганное дребезжащее:
– Не-еет.
Тогда он решил, непонятно из какого тупого упрямства, повторить свой вопрос с глазу на глаз. Выпроводил конвойных за дверь и повторил:
– Вас били? Почему вы морщитесь?
– Меня не били. – Она мотнула головой, и тут же губы ее задрожали. – Меня щупали!
– Что вас?! – изобразил искреннее изумление Снимщиков, решив уж теперь до конца быть деликатным, внимательным и сочувствующим. – Что вас, я не понял?
– Меня щупали, – почти выкрикнула Соня и стиснула коленками ладони, чтобы они не тряслись так заметно. – Мою грудь тискали, доставали из лифчика и выставляли на обозрение! Теперь вам понятно или нужны другие подробности?!
Та-аак! Девица была на грани истерики, а это никуда не годилось. Истеричная баба на допросе – что может быть хуже! Нужно было срочно спасать ситуацию, но как?
Хороший вопрос. И еще один тут же напрашивался: кто так поторопился с обработкой? Он ведь только успел вернуться от Веретина, который весьма прозрачно намекал на карцер. А тут уже и без карцера девушка того и гляди начнет биться в конвульсиях.
– Меня никогда так не унижали, никогда! – выкрикнула Соня, про себя подумав, что врать нехорошо лишь хорошим людям, а таким утонченным кареглазым следопытам сам бог велел. – Как посмели вообще до меня дотрагиваться?! Кто дал право этим мордоворотам касаться моего тела?! Я напишу жалобу прокурору, так и знайте! И вообще, я не стану с вами разговаривать без адвоката, вот!
Выговорилась и тут же затихла, опустив голову.
А Снимщиков тут же мысленно попенял радивым тюремщикам. Ну, вот кто просил торопиться, а?! А то без них бы не разговорили красотку. Теперь вот возьмет и правда жалобу напишет, а оно ему нужно? Особенно теперь, когда он без пяти минут начальник отдела внутренних дел.
– Успокойтесь, прошу вас, Софья Андреевна, – пробормотал он как можно мягче и даже попытался улыбнуться, хотя презирал девицу дальше некуда. – Успокойтесь. Все вы успеете. И жалобу написать, и с адвокатом наобщаться. Статья у вас, скажем прямо, не очень…
– Что значит «статья»?! – Она побледнела так, что едва заметный синяк на скуле проступил особенно четко. – Какая такая статья?! Вы, что же, продолжаете меня обвинять?!
– Продолжаю, – кивнул он, откинувшись на спинку стула, скрестил красивые пальцы на животе и глянул на нее по-доброму, это тоже был один из его отлаженных трюков. – Более того… А хотите совет друга?
– А друг, стало быть, вы? – не хотела, да фыркнула она недоверчиво.
– Ну… Может, и не друг, но и не враг точно, – кивнул Снимщиков, откровенно рассматривая ее.
Девица была симпатичной. Даже очень! В меру рослая, в меру длинноногая. Грудью ее охрана тоже любовалась не зря, посмотреть было на что. Черты лица очень тонкие и очень правильные. Такие лица, Снимщиков знал по опыту, очень фотогеничны, и ими обычно пестрят страницы женских глупых журналов с глупыми советами, типа, как удержать подле себя мужчину.
Таращит симпатичные глазенки такая вот симпатулька со страницы, а под ее портретом ровные столбцы откровенно глупого текста.
Не будь навязчива… Не открывай до конца своих чувств, должна же быть в тебе хоть какая-то загадка… Будь терпима… Иногда ранима… В меру уравновешенна, в меру страстна… Не хвали никогда ему своих подруг…
Господи! Какой бред! Кто станет следовать таким советам?! Кто сможет жить в соответствии с ними?! Да никто! Даже те, кто их придумывает! Все диктует жизнь и обстоятельства. Все, без исключения!
– Так что там с вашим советом? – не выдержав его откровенного рассматривания, спросила Соня.
– Пишите явку с повинной, – брякнул тут же Снимщиков, не меняя положения и не переставая глазеть на нее.
– Что??? Явку??? С повинной??? Вы в своем уме?!
Она просто задохнулась от такой подлости. Просто обезумела в первое мгновение, замешкавшись с ответом.
Это он ей так по-дружески, да?! Дружеским широким жестом распахивает двери темницы и ласково, опять-таки из дружеских побуждений, подталкивает ее туда, так?!
Это было много гаже, чем гадкие пальцы конвоиров на ее груди. Много паскуднее, чем их гадкие слова и предложения, которыми сопровождались их тисканья. Потому что это было подло, неправильно и совершенно не совпадало с его образом утонченного порядочного парня, каковым он ей до сих пор представлялся. Даже сейчас, предлагая ей затянуть на собственной шее петлю, он почти ласкал ее своими улыбчивыми карими глазами.
– Нет! Ни за что! – отчеканила Соня, поджимая губы и уговаривая себя вспомнить о собственной теории самодостаточности и самообладания. – Мне нужен адвокат, и точка!
– Адвокат так адвокат, нет проблем. – Олег нехотя расцепил пальцы и так же нехотя потянулся к телефонному аппарату на краю стола.
Что вот, дурочка, делает, и сама не знает! Сейчас заберут ее охранники, отволокут в карцер, а там не мед, там холод и мокрицы по стенам. Ночью кто-нибудь самый рискованный непременно к ней туда наведается и что сделает с ней, одному богу ведомо. И еще хорошо, если он один такой желающий будет.
Ну что же, ну что же… Как пожелает. Не хочет в общей камере ночевать, пускай ночует в карцере.
Снимщиков снял трубку, сделал вид, что набрал номер, и тут же заговорил деловито и проникновенно, якобы со знакомым общественным адвокатом. И даже встречу на следующее утро назначил в собственном кабинете с подследственной. Трубку через минуту положил на место, глянул на нее коротко, заметила или нет, что врет как сивый мерин. Вроде проехало. Вроде поверила его деловитому трепу. И хотя адвокат ей был и без того положен, он и будет уже завтра у нее, разыграл все это опять-таки из желания расположить к себе симпатичную колючку.
Колючка, а то кто же! Мириться она со своим положением не хочет, а кто хочет? Кому же захочется после такого трамплина да носом об землю! Только-только госпожа Сочельникова собралась облагодетельствовать девицу, купив ей квартиру, оставив все нажитое непосильным и нечестным трудом ей в наследство, так тут такой казус в лице неожиданно ожившей дочери. Тут кто хочешь ощетинится. Тут у кого хочешь нервы сдадут. И у нее – у Сони этой симпатичной – они не выдержали и сдали. И убила она подругу…
– Я не убивала Таню! – очень ровно и очень твердо выговорила она, прервав размеренное течение мыслей Снимщикова. – Вы можете фабриковать дело, можете обвинять меня в чем угодно, но доказать… Доказать у вас не получится!!!
– Да? – Снимщиков очень ловко изобразил изумление. – Это почему же?
– Никаких следов борьбы вы не найдете, – зачем-то сказала она первое, что взбрело в голову, запомнилось, наверное, откуда-то из криминальной хроники.
– Как же так, Софья Андреевна! А синяк у вас на скуле! Разве это не след борьбы? А ваш расхристанный, пардон, вид? Это тоже не след?
– Так это же!.. – Она снова задохнулась почти до слез от его вероломства. – Это же ваша охрана, черт побери, меня лапала!!!
– Угу, угу, – кивнул Снимщиков и тут же вернул ей ее слова с гадкой ухмылкой. – Только доказать это у вас не получится, Софья Андреевна. Не получится, будьте уверены!
