– Ну и засранцы они все-таки, хоть и обалденные, – проворчала Вероника, пока я собиралась с силами, чтобы продолжить путь. – Могли бы и пожалеть тебя после такого.
– Не надо меня жалеть, – все еще сипло выдавила я. – Никого из нас не надо. Мы тут вообще-то не за то, что написали похабное слово на заборе, все очутились.
– Согласна, – вздохнула девушка. – Как ты? Где болит?
Везде, но это не смертельно и совсем не ново для меня. После тренировок с Лукасом, я, бывало, ощущала себя в разы похуже. Его вечный принцип – чем жестче на тренировке, тем легче в реальной драке… Я плеснула воды на голову и сделала десяток глотков, вот только они не помогли притушить жгучую боль в центре груди. На самом деле, ничего не помогало, хотя основную часть времени мне удавалось отгородиться от мыслей о нем. Но если уж накрывало, то обычно жестоко.
– Да в порядке я, – огрызнулась я на Веронику, поднимаясь на ноги. – Давай двигаться, день вечно не продлится.
Истекающий кровью Зенски простонал, уставившись на нас остекленевшим взглядом, и я отвернулась, поморщившись. Одно дело самой в ярости желать причинить кому-то вред или даже убить, но другое – наблюдать за мучениями того, кому кто-то вынес приговор и привел в исполнение. Свершение насилия отличается от наблюдения за его процессом. А может, и нет, и это я чисто загоняюсь на пустом месте или, как Крорр сказал, мысленно рисую себе ореол особенности, стараясь использовать красочки посветлее, поменьше багрового и черного. В любом случае оставаться рядом с полутрупом нет никакого желания.
– Чем ты его так приложила? – спросила Веронику уже на ходу.
Я ведь в этой чертовой пустыне не заметила ни единого камня или палки.
– Бутылками! – жизнерадостно сообщила девушка. – Он-то свою бросил вместе с рюкзаком, после того как лямку откурочил, чтобы на тебя напасть. А я подобрала, к себе засунула и… вот.
– Спасибо за помощь… хоть я и не представляю, зачем ты влезла.
– Ну, знаешь… сегодня я тебе, завтра, может, ты мне… – пожала Вероника плечами, и я, покосившись в очередной раз, не увидела на ее лице прежнего выражения туповатой беспечности. – К тому же разве так не должны поступать нормальные люди?
– Нас тут сложно назвать нормальными. Скорее уж, мы полная противоположность нормальности.
– Ну и что? Если мы вели себя гадко всю свою жизнь и даже еще буквально вчера, это совсем не значит, что не имеем права захотеть вдруг измениться. Такое происходит с людьми, Войт, я верю. Вот только что ты мерзавец, эгоист и убийца и вдруг – пуф-ф! Хочешь стать кем-то другим!
– Другим? – ухмыльнулась я, считая эти ее рассуждения полной хренью. Но кто я такая, чтобы переубеждать ее и сообщать, что люди внезапно способны меняться только в худшую сторону и никак иначе. Мой жизненный опыт утверждал именно это.
– Да, другим. Кем-то, кем однажды смогут гордиться наши близкие, – продолжила разглагольствовать Вероника.
– Ну, мной гордиться некому, – отрезала я. Если и сбегу отсюда как-то, то приближаться когда-либо к сестре я не намерена. Без меня ей всяко лучше будет. – Так что поводов меняться постепенно или внезапно не вижу. А теперь замолчи и шевели ногами побыстрее.
Вероника старалась, я это готова признать, но все равно нам приходилось останавливаться где-то каждые полчаса. Если честно, мне и самой были нужны эти передышки, потому как ребра жгло нещадно и в районе поясницы набирала обороты боль. Но не признаваться же мне в таком этой трещотке, когда есть прекрасная возможность ворчать на нее за задержку. В какой-то момент я осознала, что ее словесная диарея меня больше не раздражает, скорее уж успешно отвлекает и от собственных ненужных сейчас мыслей и воспоминаний, и от мучительной пульсации в некоторых местах тела. Но, однако же, чем ближе был вечер, тем сильнее падал темп Вероники. Она выдыхалась и теперь окончательно. Но радовало, что скала с цитаделью ликторов появилась на горизонте с час назад, и мы к ней медленно, но неуклонно приближались.
Сзади вдруг стало подозрительно тихо, и, обернувшись, я увидела спутницу лежащей ничком.
– Да что, на хрен, тут у всех за прикол такой, мордой в песок упираться? – зарычала я, возвращаясь и переворачивая девушку.
– Я капельку полежу и встану! – прошептала белыми губами она, не открывая глаз.
– Я тебе полежу, дура! – шлепнула я ее по щеке. – Вокруг посмотри! Солнце садится, а нам еще километра два топать! Подъем!
Схватив ее за руку, я перекинула ее через свои плечи и потянула симулянтку с земли. Моя грудная клетка отозвалась на это резким возмущением, но я стиснула зубы и потащила Веронику вперед.
– Ноги чаще переставляй давай! – прорычала на нее. – И брось к чертям этот гребаный рюкзак! Переживем без воды уже как-нибудь.
– Надо же, девчачьи обнимашки! – послышался со спины ехидный голос Тощего. – А если я вас очень попрошу, вы для меня засосетесь? Слышал, что это охренеть какое жаркое зрелище вживую.
Я развернулась со всей возможной стремительностью, отпуская Веронику и позволяя ей очутиться за моей спиной. Прищурилась на непонятно как подкравшегося засранца, принимая оборонительную стойку и пытаясь прочесть по его лицу возможные намерения. Как он вообще мог быть позади нас? Между прочим, очень стратегически умно, учитывая, что садящееся солнце, нещадно бьющее лучами из-за его спины, заставляло напрягать глаза, чтобы точно его отслеживать. Конечно, мне могло и показаться, что видела его в группе быстро умотавших к цели форвардов. Но абсолютно точно его не было среди отставших или валявшихся на песке. Его бы я однозначно не пропустила, слишком уж узнаваем. Он что, целиком тут закапывался, пережидая самое пекло, как местные пустынные твари, или гулял по окрестностям в поисках природных красот? Хотя сейчас важно лишь то, намерен ли он на нас напасть. Тощий ответил на мой настороженный прицеливающийся взгляд своим фирменным нахально-беспечным, окинув им с ног до головы, но вдруг резко помрачнел, уставившись на мою шею. Наверняка там уже набирал цвет красивущий синяк во все горло.
– Смотрю, твоя пробежка, Войт, прошла гораздо насыщеннее моей, – усмехнулся он. – Что, опять нашелся придурок, решивший, что шанс облапать твои классные титьки стоит дикой боли в яйцах? Я, конечно, не утверждаю, что они того не стоят, но есть же цивилизованный способ уболтать тебя дать их потрогать, не сопровождающийся ударом твоего колена между ног. Ведь есть же? У всех женщин он есть, хотя я опять же не собираюсь утверждать, что ты такая, как все. Не-а, нисколько.
У меня что, сегодня день какой-то особенно урожайный на не способных держать рот закрытым идиотов? Зубы мне заговаривает? Отвлекает?
– Какого черта тебе надо? – и не подумала расслабиться я. – Идешь – иди себе мимо.
– Да ладно тебе, Войт, посмотри, он ведь вроде хороший парень! – влезла не в свое дело Вероника. – Выглядит безопасным, не то что всякие громилы.
Да неужели? Это он-то безопасен? Где твои глаза, бестолочь?
– Да, посмотри на меня, – поддакнул наглец, делая невинную физиономию, в то время как в глазах у него черти плясали грязные танцы, – я же просто символ безопасности.
– Ага, к тому же вместе идти веселее. – Ну ясно, Веронику понесло.
– А я сказала, что веселья тут ищу? – рыкнула на нее.
– Нет, но я же вижу, как тебе тяжело меня тащить, болит вон поди все после этой драки. – Вот спасибо, давай выболтай ему все. – А парень нам мог бы помочь.
– Ага, я мог бы, – продолжил скрытно глумиться Тощий. – Я вообще много с чем тебе помочь готов, Войт. Ты только моргни.
– Во-о-от, видишь! – Она что, реально слепая и не видит, что он просто забавляется за ее счет, используя, чтобы злить меня. – Как тебя зовут?
– А как бы тебе хотелось меня звать? – Что за кретинизм, говорить с ней, при этом глядя в глаза мне.
– Мне всегда нравилось имя Итан, – щебетала Вероника, уже вовсю хлопая длинными ресницами и откровенно флиртуя, не обращая внимания на то, что весь этот придурочный диалог происходит вроде и с ее участием, но все же мимо нее. И главное, вся такая оживленная, будто и не изображала тут только что помесь бледной немочи с умирающим лебедем. Вот прям снова бесит еще сильнее прежнего.
– Войт, как тебе «Итан»? – ехидно подмигнул Тощий.
– Думаешь, мне не наплевать? – фыркнула я и скривилась от боли в ребрах от резкого выдоха. – Кончай играться тут и вали куда шел. И называться вымышленными именами – редкая дурость.
– Странно, а мне казалось, что тебе по вкусу эта фигня с «придумай парню имя», учитывая, что именно ты это начала тогда в душе, – он сделал большие, якобы изумленные глаза и хмыкнул. – А-а-а, я понял, ты тогда не мне имя подбирала! Ну тогда у тебя совсем беда с этим! Войт, без обид, но выбор имен – точно не твое. Может, курсы повышения квалификации в прозвищах есть какие и…
Так, время идет, и с меня хватит этой забавы.
– Слушай, Итан ты там или «мне-наплевать-кто», но или говори, чего тебе нужно, или отвали от нас по-хорошему.
– Ух ты, а может быть еще и по-плохому? – не упустил возможности съерничать гадкий анимешка.
– Такая вероятность есть всегда, и она стремительно растет, учитывая, насколько ты меня раздражаешь.
– Да ладно, ребята, все же нормально, давайте просто пойдем вместе, – заныла Вероника, но никто не обратил на нее внимания.
– А потянешь сейчас по-плохому-то, Войт? – ухмыльнулся псевдо-Итан, явно бросая мне вызов. – Не лучше ли ласково? Я могу и так.
– Отвали! – практически выплюнула я, напрягаясь, и напротив Тощий отзеркалил мою агрессивную позу, но только на секунду.
Потом сразу расслабился, оскалившись в беззаботной самоуверенной улыбке.
– Да ладно тебе, Войт, чего ты злючка-то такая? Ну шел себе парень, увидел, как две горячие девчонки обнялись. Дай, думаю, предложу себя в качестве третьего, вдруг же обломится. Кто меня за такое осудит? Тройничок с двумя роскошными цыпочками – мечта любого мужика! Клянусь, если тебе кто скажет, что не передергивал, мечтая о таком, и даже порнушку с этой тематикой не смотрел – смело плюй в лицо и посылай на хрен лицемерного ублюдка! Я был бы сама самоотверженность, честное слово. Все для удовольствия дам, ничего себе. Но нет, так нет, – стреляя в меня словами со скоростью автомата, он прошел с беспечным видом мимо и, оттопырив локоть, предложил Веронике за него уцепиться, что она тут же и сделала. – Пойдем просто провожу, как настоящий галантный кавалер, авось в следующий раз это сработает в качестве бонуса.
Парочка незатыкаемых говорунов потопала вперед, болтая черт знает о чем. Ну и слава яйцам, уж мне без них по-любому лучше. Я ускорилась, обгоняя их, и двинулась вперед настолько быстро, насколько могла себе сейчас позволить, не схлопотав острую боль в ребрах. Но спустя пару минут как-будто-Итан догнал меня и пристроился рядом, а Вероника болталась на его спине вместо рюкзака. И болтала-болтала-болтала, причем прямо ему в ухо! На подходе к подножью скалы лицо Тощего было уже мрачным, как туча, а голову он держал так, словно ему слегка шею перекосило. Меня же его страдальческий вид стал настолько веселить, что в огромный грот, служивший началом одного из коридоров, я влетела с широкой злорадной усмешкой. Но она тут же погасла, когда я наткнулась на холодный осуждающий взгляд Крорра.
За спиной у Бронзового маячили остальные ликторы, очевидно, тоже дожидавшиеся своих отставших подопечных. Мне почему-то показалось, что они к тому же с большим интересом наблюдали и за моим командиром. Но долго рассматривать их и раздумывать над причинами этого возможности у меня не было.
– Судя по твоему настроению, Войт, ты решила, что побывала на увеселительной прогулке, которая была организована лишь для того, чтобы ты развеялась после скучного долгого пребывания в замкнутом пространстве тюрьмы, а не для выполнения четко поставленной задачи в строго обозначенный отрезок времени?
Ну, допустим, скуку в тюрьме тоже можно разнообразить подвижными силовыми играми, если знаешь, как и кого достать. А вот веселья в этой пробежке я не заметила в упор. Зато прекрасно видела у Крорра этот хорошо знакомый мне начальственный взгляд «я все равно найду повод до тебя докопаться, просто потому что хочу». Действия в такой ситуации? Можно доказывать, что не верблюд хоть до посинения, и добиться только еще худшего результата или смолчать. Вторым способом я пользовалась крайне редко в жизни, в силу особенностей своего характера, но, похоже, настал подходящий момент. Опустив глаза, уставилась на здоровенные ботинки Крылатого, позволяя ему продолжить изливать на меня свое недовольство. Мне пофиг, а у мужика, может, раздражение за день накопилось – работа-то нервная и трудоемкая. Шутка ли, почти весь день в воздухе болтаться и надрываться, наблюдая за бесполезными букашками внизу, которые так нудно стараются выжить.
– Или данная радостная гримаса на твоем лице от мысли о скором новом посещении карцера, Войт? – Так и знала, что он еще не закончил. – Или ты довольна тем, как необычайно удачно и, на твой взгляд, справедливо все обернулось с Зенски?
Краем глаза я заметила, что Вероника торопливо потопала по коридору внутрь, подчиняясь небрежному жесту синего Крылатого, а вот типа Итан стоял перед красной ликторшей так же, как я, с нарочито повинной головой и выслушивал ее недовольство по поводу того, что при его физической форме она ожидала от него большего, и в следующий раз за намеренную задержку обязательно последуют репрессии. Вот у кого-то в следующий раз, а у меня все сразу, без отлагательств. И снова я поймала себя на мысли, что нечто с этим Тощим не так. Черт его знает, как объяснить самой себе даже, но что-то на уровне чистой интуиции нашептывало мне, что для него происходящее вроде забавы, игры. Стоит весь такой из себя внешне покорный, почти чрезмерно ниочемышный, голову повесил, плечи опустил, я мне все мерещится нахально ухмыляющийся высший хищник, просто дурачащий окружающих личиной бестолкового красавчика и готового подчиняться приказам долговязого задрота. Неужели никто вокруг не замечает, какой он на самом деле? Или это у меня с головой проблема, если вижу то, чего нет?
– Войт! – рыкнул Бронзовый так, будто кнутом хлестнул. – Когда к тебе обращается командир, следует реагировать!
– Да, декурион Крорр! – выпрямившись, практически гаркнула я, отрываясь от анализа странной личности Тощего-притворщика.
– Что «да»?
– Я согласна, что реагировать нужно!
– Я спрашивал твоего согласия в данном вопросе?
– Нет, декурион Крорр! – снова отбарабанила я, и на секунду в зеленых глазах появилось озадаченное выражение, которое тут же сменилось холодным гневом.
– Больше сказать нечего в свое оправдание?
– Нет, я не сочла необходимость топать целый день под палящим солнцем на голодный желудок и после бессонной ночи весельем, декурион Крорр. Нет, перспектива снова болтаться под потолком всю ночь, как кусок беспомощного мяса, и без возможности хоть песок смыть не вызывает моей радости. И нет, я не считаю справедливым и удачным произошедшее с Зенски. – Командир и остальные ликторы с любопытством посмотрели на меня, и даже псевдо-Итан оглянулся через плечо. – Еще парочка ночей в вашем чудо-карцере перед смертью ему бы не помешали.
Кто-то насмешливо фыркнул, а вот Крорр прищурился совсем нехорошо как-то.
– Все еще считаешь, что у тебя есть право судить кого-то и что хоть чем-то лучше любого из окружающего тебя сброда? – процедил он презрительно. – Владеешь тайным знанием о высшей справедливости, Войт?
– Всего лишь отвечаю на поставленные вами вопросы, декурион Крорр, высказывая свою субъективную точку зрения, – пожала я плечами.
– Надо же, какая чудная прямолинейная девочка, – с мягкой насмешливостью тихо произнесла Илэш, и у Бронзового дернулась щека. – Как жаль, что не моя.
– И не моя, – поддакнул зеленый, а синий только снова фыркнул.
– Новобранец Войт никакая не девочка, а уж тем более не чудная, а хладнокровная убийца и законченная социопатка, Илэш. А прежде чем восхищаться ее несуществующими душевными качествами, Рилейф, вспомни, какое милое прозвище она заслуженно заработала, – раздраженно зыркнул мой командир на зеленого и, развернувшись, скомандовал мне: – За мной! Больше я дожидаться никого не намерен.
Я шла за ним по темному коридору, пялясь на сложенные сейчас и едва различимые крылья, и размышляла о том, что и не такие уж помороженные эти ликторы. Видно, желание позубоскалить друг над другом им не чуждо. Ну, исключая того, что волею судьбы достался в начальники мне.
Странное дело, но после ночного пребывания в карцере мой организм словно забыл на весь день об элементарных физиологических функциях, кроме разве что обильного потоотделения, а вот сейчас внезапно решил вспомнить обо всем и сразу. Живот заурчал так громко, что звук почти заглушил стук тяжелых ликторских ботинок по каменному полу, но, заведомо зная, что ничего не светит в ближайшей перспективе, я мысленно предложила ему заткнуться. А вот с другой насущной потребностью так не выйдет. Позволив себе краткую недовольную гримасу, глубоко вдохнула и таки обратилась к тыльной части решительно шагавшего командира:
– Декурион Крорр, мне требуется посещение туалета в ближайшее время, если, конечно, пребывание в карцере не включает в себя и пытки столь специфического характера.
Освещение здесь, как и почти везде в цитадели, было не ахти, но мне его хватило, чтобы рассмотреть едва заметный поворот головы Крылатого и совсем мизерное изменение положения жесткой напряженной линии его плеч. Такое чувство, что моя вынужденная просьба слегка расслабила злющего ликтора. Однако вслух он ничего не сказал, просто продолжил шагать, ведя меня явно в каком-то новом направлении, учитывая, что мы в основном поднимались по лестнице, вместо того чтобы спускаться.
– Декурион Крорр?
– Я тебя услышал, Войт! – одернул он меня резко. Ну да, и после этого я мисс Неразговорчивость?
Вскоре мы оказались новом коридоре, но тут, в отличие от нижних, было достаточно светло благодаря огромному, от пола до потолка, окну в конце, которое даже скорее напоминало еще один выход. Впрочем, стоит ли удивляться: здешние обитатели умеют летать, так почему им не покидать временами помещение прямо так?
Здесь, в противоположность нашим казарменным комнатам, были двери. Одну из них и толкнул Крорр и слегка удивил меня, остановившись и пропустив вперед. Попали мы в помещение, размером как наши общие спальни. Сразу от входа по правую руку имелась белая пластиковая дверь, выглядящая немного нелепым новоделом в местных грубых каменных стенах. Командир тут же распахнул ее, открывая вид на ванную, и я едва успела пробежаться взглядом по аскетичной, практически безликой обстановке, из которой выбивалась только громадных размеров кровать.
– Войт – санузел, – указал он мне на белого друга, будто знакомил нас или удостоверялся, достаточно ли я цивилизованна, чтобы знать, как этим пользоваться. – Пятнадцать минут.
Если честно, я думала, что он над душой у меня стоять будет. С него бы сталось. Вдруг я тут сопру что-то ценное. Но Крылатый быстро захлопнул дверь, оставляя меня наедине с унитазом, раковиной и самое примечательное – приличных размеров душевой кабиной. Пятнадцать минут, говорите, декурион Крорр? И никаких уточняющих инструкций, кстати. Так быстро я еще, наверное, ни разу в жизни не обнажалась. В конце концов, я могу отбрехаться тем, что мне было запрещено посетить общие душевые, а я как бы сейчас совсем не там.
Облегчалась, а потом и мылась я в спринтерском темпе, даже умудрилась белье прополоскать и натянуть на свое чистое мокрое тело. Пойду в чертов карцер прямо так. Там было тепло, и замерзнуть мне не светило, а высыхание на теле хлопка после такого дня в кайф. Я отжимала волосы над раковиной, когда по спине прошелся легкий сквознячок.
– Я прямо-таки уверен, что для данного процесса гораздо практичнее и действеннее использовать полотенце. И я точно знаю, что в моей личной ванной они есть, – с легкой ноткой язвительности произнес Бронзовый у меня за спиной, и, вскинув свои глаза, я встретилась с его, насыщенно-зелеными, замирая совсем не от неожиданности. Его взгляд был до дрожи интенсивным и абсолютно нечитаемым. Такое чувство, что на меня одновременно смотрели два совершенно разных существа. От одного мощными волнами исходили откровенная похоть и дикое желание поглотить, буквально пожрать, а другое взирало отстраненно, равнодушно изучая меня, как какую-то букашку или создание низшего порядка, решая, стою ли я хоть одного потраченного на это внимание мгновения.
Во влажном тяжеловатом воздухе ванной загадочный и будоражащий аромат Крорра ощущался как некое эфемерное, но при этом и очень реальное прикосновение к каким-то неведомым уголкам моего сознания. Одинаково сильно хотелось от него избавиться и, наоборот, потянуться ближе, сделать конкретнее, дабы узнать, что же это. Огромные крылья за спиной Бронзового дрогнули, слегка распахиваясь, разбивая собой царство белоснежного кафеля и сантехники, видимое в зеркале, будто намереваясь захватить своей чернотой все доступное пространство или же напасть на меня, подобно хищнику с собственной волей, спеленать, лишить способности к сопротивлению. А мне отчего-то по-прежнему иррационально буквально требовалось знать, каково это быть окутанной этими живыми полотнищами, чувствовать на своей, сейчас почти обнаженной коже их температуру, фактуру, силу касаний. Это желание произрастало из каких-то глубин разума, хотя скорее в обход его, с территории голых инстинктов, не поддающихся осмыслению и в нем не нуждающихся. Нечто, что просто есть в тебе по умолчанию. Крорр стоял полностью неподвижно, словно ему не нужно было дышать, я тоже замерла, не шелохнувшись, не разрывая зрительного контакта в отражении, и только густо-черные крылья подергивались, то раскрываясь шире, то медленно возвращаясь в прежнее положение. Вдруг цвет глаз ликтора изменился, становясь более ярко-зеленым, нечеловеческим, и это сделало с моей памятью странную штуку. В голове совершенно отчетливо, как будто наяву, зазвучал голос нашего старенького учителя Александра Кэша, с воодушевлением рассказывавшего нам о драгоценных камнях, редких минералах и прочей интересной, но абсолютно бесполезной для приютских детей фигне и демонстрировавшего нам на большом экране фото камней, стоивших безумных денег.
«Сапфир зеленого цвета встречается в природе крайне редко, называется так же хлорсапфир или восточный изумруд и ценится весьма высоко!» – вещал он как раз в тот момент, когда двери класса открылись и внутрь с недовольной физиономией ввалился высокий мальчишка в сильно поношенной одежде и с дерзким выражением лица, будто говорящим: «Ну же, дайте мне повод вам всем врезать». Так я впервые увидела Лукаса. И его глаза, единственные из тех, что лишали меня воли и много позже заставляли гореть заживо, были темно-карими. Не зелеными, как тот гребаный подсвеченный сапфир на весь экран и как эти, под гипнотическое воздействие которых сейчас попала. Я моргнула и резко выдохнула, разрывая зрительную связь и заодно изгоняя из легких и головы этот дурацкий аромат, что-то делающий с моими нервами и либидо.
Крорр тоже издал звук, очень похожий на гневный выдох, и тут же рыкнул, стремительно отвернувшись и гулко затопав своими говнодавами по кафелю к двери:
– Твои пятнадцать минут истекли, Войт.
Причем прозвучало это так, будто я опять налажала и он едва сдерживается, чтобы не наорать на меня. Сказать навскидку, определил ли он меня на этот раз в ту же самую камеру карцера или любую другую, я не могла. Шел Крорр по проходу между ними с такой скоростью, что я едва поспевала, а потом просто втолкнул в узкий проем и грохнул сзади железом, запирая. Никаких кандалов сегодня, ни попыток психоанализа или что там это было. Я стояла, прислушиваясь к тому, как затихали вдали его тяжелые шаги, и ожидая, пока хоть немного привыкнут глаза, а кроме этого задаваясь вопросом, кто же из демонов моего прошлого посетит меня этой ночью. Потому что размышлять о поведении ликтора я не собиралась. Смысл заморачиваться? Какими бы ни были мотивы, они однажды вылезут наружу, став очевидными, вот тогда я и стану думать о том, что с этим делать. Вычисление степени чужой опасности, да, это про меня. Рефлексия и мысли об особенностях чужих заморочек, в данный момент не представляющих конкретной угрозы, – не-е-ет!