Ганс Христиан Андерсен
Большой морской змей
– Чепуха! – сказала акула.
Ей не хотелось больше слушать, да и остальным тоже, – у них было другое дело.
Наконец, они добрались до места, где лежал телеграфный кабель. Он тянулся через весь океан от Европы до самой Америки, по песчаным мелям, по морскому илу, скалистому грунту, сквозь чащу водяных растений, через целые леса кораллов. Тут, в глубине, течения встречаются, образовываются водовороты, кишат несметными стаями рыбы; их тут больше, чем птиц в поднебесьи во время перелёта. Движение, плеск, гул, шум… Отголосок этого шума слышится ещё внутри больших пустых раковин, если приложить их к уху.
– Вон он лежит! – сказали большие рыбы, а за ними и маленькая, которая первая пустилась на разведки. Они увидали кабель, начало и конец которого терялись из вида.
Губки, полипы и горгоны колыхались на дне, опускались и наклонялись над кабелем, так что он то совсем скрывался под ними, то опять показывался. Морские ежи, слизняки и червяки тоже копошились около него; исполинские пауки, носившие на себе целые посёлки паразитов, шагали вдоль по кабелю. Тёмно-голубые морские колбасы, или как там зовут тех гадов, что едят всем своим телом, лежали смирно и словно принюхивались к новому созданию, лежавшему на дне моря. Камбала и треска перевёртывались в воде с боку на бок, чтобы слышать на все стороны. Морские звёзды, которые вечно зарываются в ил, выставляя наружу только два длинных хоботка с глазами, лежали и таращили глаза в ожидании, что выйдет из всей этой кутерьмы.
Кабель лежал недвижимо, но внутри его кипела жизнь, работали мысли, – он, ведь, был проводником человеческих мыслей!
– Хитрит он! – сказал кит. – Пожалуй, возьмёт, да и хлестнёт меня в живот, а это моё самое больное место!
– Надо пощупать его! – сказал полип. – У меня длинные руки, гибкие пальцы! Я уже трогал его слегка, а теперь возьмусь покрепче! – И он протянул свои гибкие длиннейшие руки к кабелю и обвил его.
– Чешуи на нём нет! – заявил полип. – И кожи нет! Он вряд ли рождает живых детёнышей!
Морской угорь растянулся рядом с кабелем и вытянулся как только мог.
– Нет, эта штука длиннее меня! – сказал он. – Ну, да не в одной длине дело, надо тоже иметь и кожу, и желудок, и гибкость!
Молодой силач-кит погрузился чуть не на самое дно; так глубоко он ещё никогда не погружался.
– Рыба ты или растение? – спросил он. – Или ты просто человеческая выдумка? Тогда тебе не поздоровится!
Телеграфный кабель безмолвствовал: он хоть и разговаривает, да не так; он передаёт человеческие мысли, которые пробегают в одну секунду сотни миль.
– Или отвечай, или мы загрызём тебя! – крикнула свирепая акула, за нею повторили то же и остальные:
– Или отвечай или мы загрызём тебя!
Но кабель не двигался, он думал своё. И как ему было не думать, если он был полон мыслями! Он думал: «Грызите себе на здоровье! Испортите – меня вытащат, да исправят! Случалось это с нашим братом, хоть и не в таких больших морях!»
Вот почему он и не отвечал. К тому же он был занят другим – телеграфировал; он, ведь, лежал здесь на дне по служебной обязанности.
А над морем «заходило солнышко», как выражаются люди; оно горело, как жар, и облака на небе тоже горели, как жар, одно великолепнее другого.
– Теперь нас осветит красным огнём! – сказали полипы. – Тогда, пожалуй, и эту штуку будет виднее, если это вообще нужно.
