Ганс Христиан Андерсен
Сказки Ганса Христиана Андерсена
Герда очень испугалась, принялась громко плакать, но никто, кроме воробьёв, не слышал её; а воробьи не могли перенести её на сушу и только летели за ней вдоль берега и щебетали, словно желая её утешить:
– Мы тут! Мы тут!
Лодку уносило всё дальше. Герда сидела смирно, в одних чулках – красные башмачки её плыли за лодкой, но не могли её догнать, лодка двигалась быстрее.
Берега реки были очень красивы; повсюду здесь росли чудесные цветы, прекрасные вековые деревья, на склонах паслись овцы и коровы; но людей нигде не было видно.
«Может быть, река несёт меня к Каю?» – подумала Герда и повеселела, потом встала на ноги и долго-долго любовалась красивыми зелёными берегами. Наконец она подплыла к большому вишнёвому саду, в котором приютился крытый соломой домик с необыкновенными красными и синими стёклами в окошках, у дверей его стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо.
Герда подумала, что они живые, и окликнула их; но они, конечно, ничего не ответили. Лодка подплыла к ним ещё ближе, подошла чуть не к самому берегу, – и девочка закричала ещё громче. На крик из домика вышла, опираясь на клюку, дряхлая старушка в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.
– Ах ты бедная крошка! – сказала старушка. – Как это ты попала на такую большую, быструю реку? Как забралась так далеко?
Тут старушка вошла в воду, зацепила лодку своей клюкой, притянула её к берегу и высадила Герду.
Девочка была рада-радёшенька, что наконец-то вернулась на сушу, хоть и побаивалась незнакомой старухи.
– Ну, пойдём. Расскажи мне, кто ты и как сюда попала, – сказала старушка.
Герда стала рассказывать ей обо всём, что с ней приключилось, а старушка покачивала головой и повторяла: «Гм! Гм!» Но вот девочка кончила и спросила старушку, не видела ли она Кая. Та ответила, что он ещё не проходил тут, но, должно быть, пройдёт, так что Герде пока не о чем горевать – пусть лучше попробует вишен да полюбуется цветами, что растут в саду. Они красивее нарисованных в любой книжке с картинками и умеют рассказывать сказки. Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.
Окна были высоко от пола и все застеклены разноцветными – красными, голубыми и жёлтыми – стёклышками; от этого и сама комната была освещена каким-то удивительным радужным светом. На столе стояла корзинка со спелыми вишнями, и Герда могла лакомиться ими сколько душе угодно; и, пока она ела, старушка расчёсывала ей волосы золотым гребешком. А волосы у Герды вились, и кудри золотым сиянием окружали её милое, приветливое личико, кругленькое и румяное, словно роза.
– Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! – сказала старушка. – Вот увидишь, как ладно мы с тобой заживём!
И она продолжала расчёсывать девочке волосы, и чем дольше расчёсывала, тем быстрее забывала Герда своего названого братца Кая – ведь эта старушка умела колдовать. Она была не злая колдунья и колдовала только изредка, для своего удовольствия; а теперь колдовала потому, что ей захотелось во что бы то ни стало оставить у себя Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась своей клюкой до всех розовых кустов, и те как стояли в цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в чёрную землю – и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда, увидев её розы, вспомнит о своих розах, а там и о Кае, да и убежит от неё.
Сделав своё дело, старушка повела Герду в цветник. Как там было красиво, как хорошо пахло! Тут цвели все цветы, какие только растут на земле, – и весенние, и летние, и осенние! Во всём свете не нашлось бы книжки с картинками пестрей и красивей этого цветника. Герда прыгала от радости, играя среди цветов, пока солнце не скрылось за высокими вишнями. Тогда её уложили в хорошенькую кроватку с красными шёлковыми перинками, набитыми синими фиалками; а когда девочка заснула, ей снились такие сны, какие видит разве только королева в день своей свадьбы.
На другой день Герде опять позволили играть на солнышке в чудесном цветнике. Так прошло много дней. Теперь Герда знала здесь каждый цветочек, но, как ни много их было, ей всё-таки казалось, что какого-то недостаёт – только вот какого?
Раз она сидела и рассматривала соломенную шляпу старушки, расписанную цветами, и среди них краше всех была роза – старушка забыла её стереть, когда загнала настоящие, живые цветы в землю. Вот что значит рассеянность!
– Как! В этом цветнике нет роз? – воскликнула Герда и сейчас же побежала искать их на грядках. Искала-искала, да так и не нашла.
Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Тёплые слёзы её упали как раз на то место, где ещё недавно стоял розовый куст, и как только они смочили землю, мгновенно появился куст, усыпанный цветами, как и прежде. Герда обвила его ручонками, стала целовать цветы и вспомнила о тех великолепных розах, что цвели у неё дома, а потом и о Кае.
– Как же я замешкалась! – сказала девочка. – Мне ведь надо искать Кая!.. Вы не знаете, где он? – спросила она у роз. – Вы верите, что он умер?
– Он не умер! – ответили розы. – Мы ведь побывали под землёй, где лежат все умершие, но Кая меж ними нет.
– Спасибо вам! – проговорила Герда и пошла к другим цветам; она заглядывала в их чашечки и спрашивала: – Вы не знаете, где Кай?
Но цветы, греясь на солнышке, думали только о собственных сказках – каждый о своей; много их выслушала Герда, но ни один цветок не сказал ей ни слова о Кае.
Что же рассказала Герде огненная лилия
– Слышишь, как бьёт барабан? «Бум! Бум!» Потом опять то же самое: «Бум! Бум!» Слушай заунывное пение женщин. Слушай крики жрецов… В длинном красном одеянии стоит на костре вдова индийца. Пламя вот-вот охватит её и тело её умершего мужа, но она думает о живом человеке, что стоит тут же, – о том, чьи глаза горят жарче пламени, чьи взоры жгут её сердце сильнее огня, который сейчас испепелит её тело. Разве пламя сердца может погаснуть в пламени костра!
– Ничего не понимаю! – сказала Герда.
– Это моя сказка! – объяснила огненная лилия.
Что рассказал вьюнок
– Над скалой навис старинный рыцарский замок. К нему ведёт узкая горная тропинка. Древние кирпичные стены густо увиты плющом, листья его цепляются за балкон. А на балконе стоит прелестная девушка; она перегнулась через перила и смотрит вниз, на дорогу. Девушка свежее розы на стебле, воздушнее колеблемого ветром цветка яблони. Как шуршит её шёлковое платье! «Неужели же он не придёт?»
– Ты говоришь про Кая? – спросила Герда.
– Я рассказываю чудесную сказку, свои грёзы! – ответил вьюнок.
Что рассказал крошка-подснежник
– Между деревьями качается длинная доска – это качели. На доске сидят две маленькие девочки в белоснежных платьицах и шляпках, украшенных длинными зелёными шёлковыми лентами, которые развеваются на ветру. Братишка, постарше их, стоит позади сестёр, обняв верёвки; в одной руке у него чашечка с мыльной водой, в другой – глиняная трубочка: он пускает пузыри. Доска качается, пузыри разлетаются по воздуху, переливаясь на солнце всеми цветами радуги; вот один повис на конце трубочки и колышется от дуновения ветра. Качели качаются; чёрная собачонка, лёгкая, как мыльный пузырь, встаёт на задние лапки, а передние кладёт на доску – но доска взлетает вверх, а собачонка падает, тявкает и сердится. Дети поддразнивают её, пузыри лопаются… Дощечка качается, пена разлетается – вот моя песенка!
– Может, она и хороша, да уж очень жалобно ты её напеваешь!.. И опять ни слова о Кае!
Что рассказали гиацинты
– Жили-были три стройные нежные красавицы сестрицы. Одна ходила в красном платье, другая – в голубом, третья – в белом. Рука об руку танцевали они при ясном лунном свете у тихого озера. То были не эльфы, но самые настоящие живые девушки. В воздухе разлился сладкий запах, и девушки скрылись в лесу. Но вот запахло ещё сильней, ещё сладостней, и вдруг из лесной чащи выплыли три гроба. В них лежали красавицы сестрицы, а вокруг них, как живые огоньки, порхали светлячки. Спят эти девушки или умерли? Аромат цветов говорит, что умерли. Вечерний колокол звонит по усопшим.
– От вашей сказки мне грустно стало! – сказала Герда. – Да и колокольчики ваши пахнут слишком сильно… Теперь у меня из головы не идут умершие девушки! Ах, неужели и Кай умер? Но розы побывали под землёй и говорят, что его там нет.
– Динь-дон! – зазвенели колокольчики гиацинтов. – Мы звоним не над Каем. Мы и не знаем его. Мы вызваниваем свою собственную песенку, другой мы не знаем!
Тогда Герда пошла к лютику, сиявшему в блестящей зелёной траве.
– Ты, маленькое ясное солнышко! – сказала ему Герда. – Скажи, ты не знаешь, где мне искать моего названого братца?
Лютик засиял ещё ярче и взглянул на девочку. Какую же песенку спел он ей? И в этой песенке ни слова не было о Кае!
– Был первый весенний день, солнце грело и так приветливо освещало маленький дворик! Лучи его скользили по белой стене соседнего дома, а под самой стеной из зелёной травки выглядывали первые жёлтенькие цветочки, которые сверкали на солнце как золотые. На двор вышла посидеть старушка бабушка. Вот пришла к ней в гости её внучка-служанка, бедная красивая девушка, и крепко поцеловала старушку. Поцелуй этот был дороже золота – он шёл прямо от сердца. Золото на устах, золото в сердце, золото на небе в утренний час!.. Вот и всё! – закончил лютик.
– Бедная моя бабушка! – вздохнула Герда. – Верно, она скучает обо мне, верно, горюет, как горевала о Кае! Но я скоро вернусь и приведу его с собой. Нечего больше и расспрашивать цветы: от них ничего не добьёшься; они знают только свои песенки!
И она подвязала юбочку повыше, чтобы удобнее было бежать, но когда перепрыгивала через нарцисс, тот хлестнул её по ногам.
Герда остановилась, посмотрела на этот высокий цветок и спросила:
– Ты, может быть, знаешь что-нибудь?
И наклонилась, ожидая ответа.
Что рассказал нарцисс
– Я вижу себя! Я вижу себя! О, как я благоухаю!.. Высоко-высоко в каморке, под самой крышей, стоит полуодетая танцовщица. Она стоит то на одной ножке, то на обеих и попирает ими весь свет – она лишь оптический обман. Вот она льёт из чайника воду на какой-то предмет, который держит в руках. Это её корсаж. Чистота – лучшая красота! Белое платье висит на гвозде, вбитом в стену; платье тоже выстирано водою из чайника и высушено на крыше. Вот девушка одевается и повязывает шею ярко-жёлтым платочком, который ещё резче подчёркивает белизну платьица. Опять одна ножка в воздухе! Гляди, как прямо стоит девушка на другой – точно цветок на своём стебельке! Я вижу в ней себя, я вижу в ней себя!
– Да мне-то какое дело до неё? – сказала Герда. – Нечего мне о ней рассказывать!
И она побежала в конец сада. На калитке был заржавевший засов, но Герда так долго теребила его, что он подался, калитка распахнулась, и девочка так, босиком, и пустилась бежать по дороге. Раза три она оглядывалась, но никто за ней не гнался. Наконец она устала, присела на большой камень и огляделась. Лето уже прошло, настала поздняя осень, а в волшебном саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времён года, этого не было заметно.
– Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! – сказала Герда и опять пустилась в путь.
Ах, как пылали её бедные, усталые ножки! Как холодно, сыро было вокруг! Длинные листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и стекал на землю. Листья падали один за другим. Только терновник стоял весь усыпанный ягодами; но ягоды у него были терпкие, вяжущие. Каким серым, унылым казался весь мир!
СКАЗКА ЧЕТВЁРТАЯ
Принц и принцесса
Пришлось Герде опять присесть, чтобы передохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго смотрел на девочку, кивая ей головой, и наконец заговорил:
– Карр-карр! Здравствуй!
Он не мог хорошо говорить на языке людей, но, видимо, желал девочке добра и спросил её, куда она бредёт по белу свету, такая одинокая. Слово «одинокая» Герда поняла отлично и сразу почувствовала всё его значение. Она рассказала ворону всю свою жизнь и спросила, не видал ли он Кая.
Ворон задумчиво покачал головой и ответил:
– Очень веррроятно, очень веррроятно!
– Как? Правда? – воскликнула девочка и чуть не задушила ворона поцелуями.
– Не так гррромко, не так гррромко! – проговорил ворон. – Я, кажется, видел твоего Кая. Но теперь он, верно, забыл про тебя в обществе своей принцессы!
– Разве он живёт у принцессы? – спросила Герда.
– А вот послушай, – сказал ворон вместо ответа. – Только мне ужасно трудно говорить по-вашему. Эх, если бы ты понимала речь воронов, я рассказал бы тебе обо всём куда лучше.
– Нет, этому меня не учили, – молвила Герда. – Бабушка – та понимала. Хорошо бы и мне!
– Ну, ничего, – проговорил ворон. – Расскажу как сумею, пусть плохо.
И он рассказал обо всём, что знал сам.
– В королевстве, где мы с тобой находимся, живёт принцесса – такая умница, каких свет не видывал! Она прочитала все газеты на свете и позабыла всё, что в них было написано, – вот какая умница! Как-то раз сидела она на троне – а радости в этом мало, как говорят люди, – и напевала песенку: «Что бы мне бы выйти замуж. Что бы мне бы выйти замуж». «А ведь и в самом деле, – подумала она вдруг, – надо бы выйти!» И ей захотелось замуж. Но в мужья себе она желала выбрать такого человека, который может вести беседу, а не такого, который только и знает, что важничать – это ведь так скучно! И вот барабанным боем созвали всех придворных дам и объявили им волю принцессы. Все они очень обрадовались и сказали: «Вот и хорошо! Мы и сами недавно об этом думали!» Всё это истинная правда! – добавил ворон. – У меня при дворе есть невеста, она ручная, от неё-то я и узнаю обо всём.
Невестой его была ворона: ведь каждый ищет себе жену под стать, вот и ворон выбрал ворону.
– На другой день все газеты вышли с рамкой из сердец и с вензелями принцессы. В газетах было объявлено, что любой молодой человек приятной наружности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой; а того, кто будет держать себя непринуждённо, как дома, и окажется всех красноречивей, принцесса изберёт себе в мужья! Да, да! – повторил ворон. – Всё это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобой! Народ валом повалил во дворец – давка, толкотня. Но толку не вышло никакого ни в первый день, ни во второй. На улице все женихи говорили прекрасно, но стоило им перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвардию, всю в серебре, да лакеев в золоте и вступить в огромные, залитые светом залы, как их брала оторопь. Подойдут к трону, на котором сидит принцесса, и не знают, что сказать – только повторяют её же последние слова. А ей вовсе не этого хотелось! Можно было подумать, что всех их дурманом опоили! А как выйдут за ворота, опять обретают дар слова. От самых ворот до дверей дворца тянулся длинный-предлинный хвост женихов. Я сам там был и всё видел! Женихам хотелось есть и пить, но из дворца им и стакана воды не вынесли. Правда, кто был поумнее – запасся бутербродами, но с соседями не делился, думал: «Пусть себе выглядят голодными; такие принцессе не понравятся!»
– Ну а Кай-то, Кай? – спросила Герда. – Он тоже приходил свататься?
– Постой! Постой! Теперь мы как раз дошли до него! На третий день явился небольшой человечек – ни в карете, ни верхом, а просто пешком – и прямо вошёл во дворец. Глаза его блестели, как твои, волосы у него были длинные, но одет он был бедно.
– Это Кай! – обрадовалась Герда. – Я нашла его! – И она захлопала в ладоши.
– За спиной у него была котомка, – продолжал ворон.
– Нет, это, верно, были его салазки, – сказала Герда. – Он ушёл из дома с салазками.
– Очень возможно, – согласился ворон. – Я не разглядел хорошенько. Так вот, моя невеста рассказывала мне, что, когда он вошёл во дворцовые ворота и увидел гвардию в серебре, а на лестницах лакеев в золоте, он ни капельки не смутился, кивнул головой и сказал им: «Скучненько, должно быть, стоять тут на лестнице; лучше мне пройти в комнаты!» Залы были залиты светом; тайные советники и генералы расхаживали босиком, разнося золотые блюда, – чего уж торжественней! А у пришельца сапоги громко скрипели, но его это не смущало.
– Это, наверное, был Кай! – воскликнула Герда. – Я помню, он носил новые сапоги; сама слышала, как они скрипели, когда он приходил к бабушке!
– Да, они таки скрипели порядком, – продолжал ворон. – Но он смело подошёл к принцессе. Она сидела на жемчужине величиной с колесо прялки, а кругом стояли придворные дамы со своими служанками и служанками служанок и кавалеры с камердинерами, слугами камердинеров и прислужниками камердинерских слуг. И чем ближе к дверям стоял человек, тем важнее и надменнее он держался. На прислужника камердинерских слуг, который всегда носит туфли и теперь стоял у порога, нельзя было и взглянуть без трепета, такой он был важный!
– Вот страх-то! – воскликнула Герда. – А Кай всё-таки женился на принцессе?
– Не будь я вороном, я бы сам на ней женился, хоть я и помолвлен. Он стал беседовать с принцессой и говорил так же хорошо, как я, когда говорю по-вороньи, – так по крайней мере сказала мне моя невеста. Держался он вообще непринуждённо и мило и заявил, что пришёл не свататься, а только послушать умные речи принцессы. Ну так вот: её речи ему понравились, а он понравился ей.
– Да, да, это Кай! – сказала Герда. – Он ведь такой умный. Он знал все четыре действия арифметики да ещё дроби! Ах, проводи же меня во дворец!
– Легко сказать, – отозвался ворон, – да как это сделать? Постой, я поговорю с моей невестой; она что-нибудь придумает и посоветует нам. А ты полагаешь, что тебя вот так прямо и впустят во дворец? Как же, не очень-то впускают таких девочек!
– Меня впустят! – молвила Герда. – Когда Кай услышит, что я тут, он сейчас же прибежит за мною.
– Подожди меня здесь, у решётки, – сказал ворон, потом повертел головой и улетел.
Вернулся он уже поздно вечером и закаркал:
– Карр, карр! Моя невеста шлёт тебе тысячу поклонов и вот этот хлебец, она стащила его в кухне – там хлеба много, а ты, наверное, голодна… Ну, во дворец тебе не попасть: ты ведь босая – гвардия в серебре и лакеи в золоте ни за что тебя не пропустят. Но не плачь, ты всё-таки туда попадёшь. Невеста моя знает, как пройти в спальню принцессы с чёрного хода, и сумеет раздобыть ключ.
И вот они вошли в сад и зашагали по длинной аллее, где один за другим падали осенние листья; и, когда все огоньки в дворцовых окнах погасли тоже один за другим, ворон подвёл девочку к маленькой незаметной дверце.
О, как билось сердечко Герды от страха и нетерпения! Словно она собиралась сделать что-то дурное, а ведь ей только хотелось узнать, не здесь ли её Кай! Да, да, он, конечно, здесь! Она так живо представила себе его умные глаза и длинные волосы; она ясно видела, как он улыбался ей, когда они, бывало, сидели рядышком под кустами роз. Он, вероятно, обрадуется, когда увидит её, когда услышит, в какой длинный путь отправилась она ради него, когда узнает, как горевали о нём все в доме, когда он пропал! Ах, она была просто вне себя от страха и радости!
Но вот они и на площадке лестницы. На шкафу горела маленькая лампа, а на полу сидела ручная ворона и озиралась, вертя головой. Герда присела и поклонилась, как учила её бабушка.
– Мой жених рассказывал мне о вас столько хорошего, фрекен! – сказала ручная ворона. – И ваша vita[3], как это принято называть, также очень трогательна! Не угодно ли вам взять лампу, а я пойду вперёд. Мы пойдём прямо, тут мы никого не встретим.
– А мне кажется, за нами кто-то идёт, – проговорила Герда; и в ту же минуту мимо неё с лёгким шумом промчались какие-то тени: лошади с развевающимися гривами и стройными ногами, охотники, дамы и кавалеры верхами.
– Это сны! – сказала ручная ворона. – Они являются сюда, чтобы перенести мысли высоких особ на охоту. Тем лучше для нас – удобнее будет рассмотреть спящих. Надеюсь, однако, что, когда вы будете в чести, вы докажете, что сердце у вас благородное!
– Есть о чём говорить! Это само собой разумеется! – сказал лесной ворон.
Тут они вошли в первый зал, стены которого были обиты розовым атласом, затканным цветами. Мимо опять пронеслись сны, но так быстро, что Герда не успела рассмотреть всадников. Один зал был великолепнее другого. Герду эта роскошь совсем ослепила. Наконец дошли до спальни. Здесь потолок напоминал крону огромной пальмы с драгоценными хрустальными листьями, на её толстом золотом стволе висели две кровати в виде лилий. Одна была белая, и в ней спала принцесса; другая – красная, и в ней Герда надеялась увидеть Кая. Девочка слегка отогнула красный лепесток и увидела тёмно-русый затылок. Кай! Она громко назвала его по имени и поднесла лампу к самому его лицу. Сны с шумом умчались прочь; принц проснулся и повернул голову… Ах, это был не Кай!
Принц был молод и красив, но только затылком напоминал Кая. Из белой лилии выглянула принцесса и спросила, что тут происходит.
Герда заплакала и рассказала обо всём, что с ней приключилось, упомянула и о том, что сделали для неё ворон и его невеста.
– Ах ты бедняжка! – воскликнули принц и принцесса; потом похвалили ворона и его невесту, сказали, что ничуть не гневаются на них – только пусть больше так не поступают; даже захотели их наградить.
– Хотите быть вольными птицами, – спросила принцесса, – или желаете занять должность придворных воронов на полном содержании из кухонных остатков?
Ворон и его невеста поклонились и попросили оставить их при дворе – они подумали о грядущей старости и сказали:
– Хорошо ведь иметь верный кусок хлеба на склоне дней!
Принц встал и уступил свою кровать Герде – пока что он больше ничего не мог для неё сделать. А она сложила ручонки и подумала: «Как добры все люди и животные!» – потом закрыла глазки и сладко заснула. Сны опять прилетели в спальню, но теперь они были похожи на божьих ангелов и везли на салазках Кая, который кивал Герде. Увы, это было лишь во сне, и как только девочка проснулась, всё исчезло.
На другой день её одели с ног до головы в шёлк и бархат и позволили ей гостить во дворце сколько душе угодно. Девочка могла бы жить тут припеваючи, но она стала просить, чтобы ей дали повозку с лошадью и башмачки: она решила снова уйти и бродить по белу свету, чтобы разыскать своего названого братца.
Ей дали и башмаки, и муфту, и красивое платье; а когда она простилась со всеми, к воротам подъехала новенькая карета из чистого золота, с сияющими, как звёзды, гербами принца и принцессы; кучер, лакеи и форейторы – ей дали и форейторов – все были в маленьких золотых коронах. Принц и принцесса сами усадили Герду в карету и пожелали ей счастливого пути. Лесной ворон, который уже успел жениться, провожал девочку первые три мили и сидел в карете рядом с нею – он не мог ехать сидя спиной к лошадям. Его жена сидела на воротах и хлопала крыльями; она не поехала провожать Герду, потому что страдала головными болями с тех пор, как получила должность при дворе и стала объедаться. Карета была битком набита сахарными крендельками, а ящик под сиденьем – фруктами и пряниками.
– Прощай! Прощай! – закричали принц и принцесса.
Герда заплакала, жена ворона тоже. Когда карета проехала три мили, ворон простился с девочкой. Тяжело было расставаться!
Ворон взлетел на дерево и махал чёрными крыльями, пока карета, сиявшая как солнце, не скрылась из виду.
СКАЗКА ПЯТАЯ
Маленькая разбойница
Вот Герда въехала в тёмный лес, но карета её сверкала так ярко, что слепила глаза встречным разбойникам, а они этого не пожелали терпеть.
– Золото! Золото! – закричали они, схватили лошадей под уздцы, убили маленьких форейторов, кучера и слуг и вытащили из кареты Герду.
– Ишь какая славненькая, толстенькая! Орешками откормлена! – сказала старуха-разбойница с длинной жёсткой бородой и косматыми бровями. – Жирненькая, что твой барашек! Должно быть, вкусная-превкусная!
И она вытащила сверкающий нож. Вот ужас!
Но вдруг вскрикнула: «Ай!» Это её укусила за ухо родная дочка, которая сидела у неё за спиной и была такая необузданная и своенравная, какой во всём свете не сыщешь.
– Ах ты, дрянная девчонка! – закричала на неё мать, позабыв про Герду.
– Она будет играть со мной, – сказала маленькая разбойница. – Она отдаст мне свою муфту и хорошенькое платьице и будет спать со мной в моей постельке.
И дочка снова укусила мать, да так, что та подпрыгнула и завертелась. Разбойники захохотали.
– Ишь как пляшет со своей девчонкой! – говорили они.
– Я хочу сесть в карету! – закричала маленькая разбойница и настояла на своём – она была на редкость избалованная и упрямая.
Они уселись с Гердой в карету и понеслись в чащу леса по пням и кочкам. Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораздо смуглее. Глаза у неё были совсем чёрные, но какие-то печальные. Она обняла Герду и сказала:
– Они тебя не убьют, пока я на тебя не рассержусь. Ты, верно, принцесса?
– Нет, – ответила девочка и рассказала, как много ей пришлось испытать и как она любит Кая.
Маленькая разбойница бросила на неё серьёзный взгляд, слегка кивнула головой и сказала:
– Они тебя не убьют, даже если я на тебя рассержусь, – скорей уж я сама тебя убью!
И она отёрла слёзы Герде, а потом засунула обе руки в её хорошенькую муфточку, такую мягкую и тёплую.
Вот карета въехала во двор разбойничьего замка и остановилась. Замок был весь в огромных трещинах, из которых вылетали во́роны и вороны. Откуда-то выскочили бульдоги, такие громадные, что любой из них мог легко проглотить человека; однако они только делали огромные прыжки, но даже не лаяли – это было им запрещено.
Посреди просторного зала, облупленного и закопчённого, на каменном полу пылал огонь; дым, ища выхода, поднимался к потолку; над огнём в огромном котле кипел суп, а на вертелах жарились зайцы и кролики.
– Ты будешь спать вместе со мной вот тут, возле моих зверюшек, – сказала Герде маленькая разбойница.
Девочек накормили, напоили, и они ушли в свой угол, где была постлана солома, покрытая коврами. Повыше, на жёрдочках, сидело около сотни голубей; все они, казалось, спали, но, когда девочки подошли, стали шевелиться.
– Все мои! – сказала маленькая разбойница и, схватив одного голубя за ноги, так тряхнула его, что тот забил крыльями. – На, поцелуй его! – крикнула она, ткнув голубя Герде прямо в лицо. – А вот тут сидят лесные плутишки, – продолжала она, указывая на двух голубей, сидевших в небольшой стенной нише, за деревянной решёткой. – Это дикие лесные плутишки, их надо держать под замком, не то живо улетят! А вот и мой милый старичок олешка! – И девочка потянула за рога привязанного к кольцу в стене северного оленя в блестящем медном ошейнике. – Его тоже нужно держать на привязи, а не то удерёт! Каждый вечер я щекочу ему шею своим острым ножом – он этого до смерти боится.
И маленькая разбойница вытащила из трещины в стене длинный нож и провела им по шее оленя. Бедный олень стал брыкаться, а девочка захохотала и потащила Герду к постели.
– Неужели ты спишь с ножом? – спросила её Герда, боязливо покосившись на острый нож.
– Всегда! – отвечала маленькая разбойница. – Как знать, что может случиться? Но расскажи мне ещё раз о Кае и о том, как ты странствовала по белу свету.
Герда рассказала. Лесные голуби ворковали за решёткой, другие голуби уже заснули; маленькая разбойница обвила одной рукой шею Герды – в другой у неё был нож – и захрапела, а Герда не могла сомкнуть глаз, всё думала: убьют её или оставят в живых? Разбойники сидели вокруг огня, пели песни и пили, а старуха разбойница кувыркалась. Страшно было бедной девочке смотреть на всё это.
Вдруг лесные голуби проворковали:
– Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла на спине его салазки, а он сидел в санях Снежной королевы. Они летели над лесом, когда мы, птенчики, ещё лежали в гнезде; она дохнула на нас, и все умерли, кроме нас двоих. Курр! Курр!
– Что вы говорите! – воскликнула Герда. – А вы не знаете, куда полетела Снежная королева?
– Наверное, в Лапландию, ведь там вечный снег и лёд. Спроси вон у этого оленя, что стоит на привязи.
– Да, там вечный снег и лёд – чудо как хорошо! – сказал северный олень. – Как привольно там бегать по бескрайним сверкающим снежным равнинам! Там раскинут летний шатёр Снежной королевы, а постоянные её чертоги дальше, близ Северного полюса, на острове Шпицберген.
– О Кай, милый мой Кай! – вздохнула Герда.
– Лежи-ка смирно, – сказала маленькая разбойница. – А не то распорю тебе живот ножом!
Утром Герда передала ей слова лесных голубей, а маленькая разбойница серьёзно посмотрела на Герду, кивнула головой и сказала:
– Ну ладно!.. А ты знаешь, где Лапландия? – спросила она затем у северного оленя.
– Кому и знать, как не мне! – ответил олень, и глаза его заблестели. – Там я родился и вырос, там скакал по снежным равнинам.
– Так слушай, – сказала Герде маленькая разбойница. – Видишь, все наши ушли, дома только мать; немного погодя она хлебнёт из большой бутылки и заснёт – тогда я для тебя кое-что сделаю.
Тут девочка вскочила с постели, обняла мать, дёрнула её за бороду и проговорила:
– Здравствуй, мой маленький козлик!
А мать надавала ей щелчков по носу, так что нос у девочки покраснел и посинел, – но всё это любя.
После того как старуха хлебнула из своей бутылки и захрапела, маленькая разбойница подошла к северному оленю и сказала:
– Долго ещё я могла бы над тобой потешаться! Очень уж ты смешной, когда тебя щекочут острым ножом. Ну да ладно! Я тебя отвяжу и выпущу на волю, можешь убираться в свою Лапландию. Но за это ты отнесёшь вот эту девочку во дворец Снежной королевы – там её названый брат. Ты, конечно, слышал, про что она рассказывала? Она говорила довольно громко, а ты всегда подслушиваешь.
Северный олень подпрыгнул от радости. Маленькая разбойница посадила на него Герду, крепко привязала её и даже подсунула под неё мягкую подушечку, чтобы ей удобнее было сидеть.
– Так и быть, – сказала она, – возьми назад свои меховые сапожки, а не то ноги замёрзнут! А муфту я оставлю себе, очень уж она хороша. Но я не хочу, чтобы ты озябла: вот рукавицы моей матери – видишь, какие большие, тебе до самых локтей дойдут. Надевай их! Ну вот, теперь руки у тебя, как у моей безобразной мамаши.
Герда плакала от радости.
– Терпеть не могу, когда хнычут! – сказала маленькая разбойница. – Ты теперь радоваться должна. Вот тебе ещё два каравая и окорок, чтобы голодать не пришлось.
Караваи и окорок навьючили на оленя. Потом маленькая разбойница отворила дверь, заманила собак в дом, перерезала своим острым ножом верёвку, которою был привязан олень, и сказала ему:
