Гарри Синден
Хоккейное противостояние. Суперсерия игр Канада – СССР
Монреаль, 1 сентября
В «Форуме» произошла забавная вещь. Хотя, думаю, «необычная» – более подходящее слово. Приехали русские, и мы посмотрели их тренировку, потом они посмотрели нашу. Интересно, как часто такое случается – две команды смотрят тренировки друг друга за день до большой игры?
Русские не впечатлили, но по нашим стандартам на тренировках они всегда выглядят бледно. В НХЛ на тренировках акцент делается на катание и броски. Так и должно быть. «Это наша игра».
Русские делают упор на перепасовку. Когда они тренируются, концентрируются на пасах и обводках в очень спокойном, даже замедленном темпе. Когда я наблюдал за ними в Осло в 1958 году, все было именно так. Когда я увидел их снова на Олимпийских играх 1960 года в Скво-Вэлли (Калифорния), все опять же было неторопливо и взвешенно.
Канадские ребята просто не могли этого понять. После просмотра тренировки русских наши игроки были настроены крайне критично. Я постоянно слышал такие фразы, как «Вратарь слишком глубоко находится в воротах» или «Они вообще не умеют бросать по воротам». Я старался пресекать эти высказывания. Сказал: «Послушайте, эти ребята вовсе не так плохи, как вам кажется».
Русские тоже сидели на трибунах «Форума» во время нашей тренировки, что, в некотором смысле, стало для меня благом. Тем самым стимулом, в котором нуждалась наша команда для отличной тренировки. Игроки были похожи на маленьких детей, хваставшихся перед родителями. Мы летали по площадке. И забрасывали самые разные шайбы. Я даже стал оборачиваться, чтобы посмотреть на реакцию русских после того, к примеру, как шайба после броска Денниса Халла порвала сетку. Но, казалось, русские не замечают ничего особенного. Они сидели группой и молча смотрели, почти не переговариваясь. «Хочется проникнуть к ним в головы и узнать, что они думают», – сказал я себе.
При этом сегодня я больше, чем всегда, переживал за свою команду. Предстояло сообщить им, кто будет играть в первом матче завтра вечером. Самое паршивое в работе любого тренера – сказать игроку, что он, в некотором смысле, недостаточно хорош. Из-за новизны этой серии я нахожусь в странной ситуации. Как правило, игроки, которые недостаточно хороши для того, чтобы выйти на большой матч или даже попасть в профессиональную команду, – это хоккеисты второго плана. Но как сказать звезде: «Извини, вместо тебя я беру такого-то и такого-то?»
Конечно, когда эти 35 игроков пришли ко мне две с половиной недели назад, они знали, что только 19 смогут принять участие в каждой игре. Но те, кого мы не выберем на игру, будут травмированы морально. Многие из них, несомненно, впервые в своей хоккейной жизни услышат, что недостаточно сильно играют. Это парни, которые отличились еще в школе, отлично играли в юниорах, а теперь сильны настолько, что играют в составе профессиональной All-Stars. Смогут ли они принять это как должное?
Некоторые из них действительно расстроились, когда увидели список играющих в первом матче. Я заранее знал, что будет обидно Жильберу Перро и Рику Мартину, оба из «Баффало». Оба они родом из Монреаля и когда-то их называли здесь супер-юниорами. Естественно, обоим хотелось выйти на родной лед и порадовать родных. Но если кому не играть, так именно им. Из 36 игроков только Перро и Мартин бледно выглядели в тренировочном лагере. Ни тот, ни другой не отличались отличной игрой, и после окончания спарринг-матчей я понял: они не верят в то, что у них получится. В последнюю неделю или около того они просто не выкладывались на тренировках так, как в начале и как это делали другие ребята.
Мне было очень жаль Сержа Савара, прекрасного защитника «Монреаля». Серж очень хотел играть здесь и очень старался добиться этого почетного права. Хотя, справедливости ради, я считаю, что он не очень хорошо проявил себя в последние три-четыре дня, а мы выбирали ребят, которые заслужили это отличной игрой в лагере.
Несколько дней назад мы с Джоном Фергюсоном решили, что выпустим на лед против русских команду нападающих, и именно им предстоит вести всю игру. Исходя из этого, мы установили два принципа. Во-первых, в состав попадут игроки, которые отлично работали в тренировочном лагере. Во-вторых, если придется делать выбор между игроками, отдадим предпочтение тем, кто лучше всего соответствует выбранной нами формуле игры.
Первую десятку назвать было просто. Отлично зарекомендовало себя звено из «Нью-Йорк Рейнджерс» – Жан Рателль, Вик Хэдфилд и Род Жильбер. При этом вообще лучшим звеном в тренировочном лагере было то, в котором Бобби Кларк из «Филадельфии» играет в центре с Роном Эллисом и Полом Хендерсоном из «Торонто». И, наконец, тройка, в которой Фил Эспозито из «Бостона» выступит с двумя отличными нападающими «Монреаля» – Фрэнком Маховличем и Иваном Курнуайе. Этот состав должен стать настоящей бомбой.
В ходе переговоров с русскими было решено, что на каждую игру мы можем выставить 19 игроков. Естественно, мы должны были начать с двух вратарей. Это означало, что с остальным составом мы могли поступить одним из двух способов: использовать три звена, двух нападающих и шесть защитников – либо собрать четыре звена при пяти защитниках. Взвесив все «за» и «против», мы с Ферги пришли к выводу, что, поскольку мы стремимся к атакующему характеру игры, нам больше нужны нападающие, чем защитники.
В четвертом звене, опять же ориентированном на атаку, собрались Ред Беренсон из «Детройта» в связке с Микки Редмондом и Питером Маховличем из «Монреаля».
Я опасался, что в первой игре будет много удалений из-за агрессивного характера игры. А потому нашим с Фергюсоном выбором остался доволен, ведь у нас есть шесть мастеров игры в меньшинстве: Эспозито, Беренсон, Эллис, Кларк и Фрэнк Маховлич.
Что же касается нашей линии защиты, то она получилась такая. Дон Оури из «Бостона» и Род Силинг из «Рейнджерс» показали себя лучшей парой на тренировках. Оури дополняет Силинга своей жесткой игрой и блокировкой, тогда как Род умело владеет шайбой в своей зоне и делает отличные передачи.
Брэд Парк («Рейнджерс») отлично проявил себя в лагере в паре с Гэри Бергманом («Детройт»). Бергман – стабильный игрок, способный принести много пользы при игре в большинстве. Я надеюсь, что эта пара будет нашим лучшим звеном атакующих защитников.
Самым сложным было решить, кто будет пятым защитником. Надо было выбрать одного из шести парней, игравших в лагере примерно одинаково. В итоге мы остановили свой выбор на Ги Лапуэнта из «Монреаля». Сделали это по нескольким причинам. Во-первых, он хорошо провел занятия в лагере. Во-вторых, он атакующий защитник, который может помочь нам при игре в большинстве, если у нас возникнут проблемы. В-третьих, он из Монреаля, а парни обычно лучше всего играют на глазах у домашних болельщиков, особенно в таких матчах, как этот.
Вратари также заставили нас пораскинуть мозгами. Если уж на то пошло, то у Тони Эспозито из «Чикаго» очень, очень незначительное преимущество перед Кеном Драйденом («Монреаль»). Тони мог бы играть в одном матче, а Драйден – в другом. Оба играют хорошо.
В итоге мы выбирали Драйдена для стартового матча. Как и в случае с Лапуэнтом, посчитали, что в Монреале – на своем льду – Кенни будет играть лучше. Но если случится худшее, то можем поставить Тони в Торонто в понедельник вечером. Первые две игры мы разделим между голкиперами, а когда придет черед третьей, выберем того, кто лучше справится с поставленной задачей.
После тренировки я вызвал игроков на лед и сообщил им, что на доске объявлений в раздевалке вывешен стартовый состав. Я объяснил, чем руководствовался, и напомнил не попавшим в состав на первую игру, чтобы они не расстраивались, потому что по нашему плану каждый должен сыграть в серии хотя бы один раз.
Ребята это поняли – чувствую, что восприняли правильно. В такой ситуации игроки не хуже тренеров знают, кто заслуживает быть выбранным, а кто нет. Я думаю, что проблемы возникают только при незаслуженном выборе. Конечно, такие ребята, как Перро, Мартин и Савар, расстроились. Это был удар по их самолюбию. Но было бы большой несправедливостью по отношению к команде, если бы я выбрал одного из них только потому, что он отсюда родом.
Монреаль, 2 сентября
Сегодня умерла частичка каждого из нас. За годы работы я проиграл несколько трудных матчей, но никогда не думал, что могу так сильно переживать поражение в одной игре. Господи, как больно. Русские обыграли нас со счетом 7:3 и чуть не сделали из нас дураков. Парни, которые приехали учиться у нас, профессионалов, дали нам урок, который я, все наши игроки и, думаю, вся страна еще долго не забудут.
Не было ни одной минуты матча, когда они нас не переигрывали бы. Они кружили вокруг нас, а в конце вообще смеялись над нами. Это единственная эмоция, которую они проявили за весь вечер, за исключением того момента, когда Фил Эспозито ударил одного из них перчаткой по лицу. Русский только ухмыльнулся, как бы говоря Филу: «Посмотри на табло, придурок».
Честно говоря, находясь в номере отеля в Торонто через пять часов после нашего поражения, я могу сказать, что оно не было для меня полной неожиданностью. Я страшился его, хотя и не думал, что они смогут нас так опустить – 7:3. Я боялся, что на них свалится удача, что они будут держаться близко к воротам, а потом забьют случайный гол, шайба срикошетит или произойдет еще что-то подобное на последней минуте, когда мы уже не будем в силах что-либо изменить.
В глубине души я оценивал их шансы нас победить как один к пяти. Не думал, что их команда окажется лучше или игроки сильнее. Несмотря на то, что они легко победили, я до сих пор не знаю, лучше ли они нас. Следующие семь игр покажут.
Каждый тренер ненавидит быть безоговорочным фаворитом, каким была наша команда. Ты пытаешься защитить себя на случай непредвиденного. Тренер готовит свою команду к победе, но где-то в самых дальних уголках своего мозга он также готовится к поражению.
Мне всегда интересно, откуда возникают такие мысли. Думаю, это заложено в человеческой природе. Мне безразлично, кто тренер и насколько он самоуверен, но если он не полный идиот, то всегда будет бояться проиграть, каким бы великим не был.
Сначала я винил себя. «Это я все испортил!». Я повторял эту фразу все то время, пока после матча летел в Торонто. Но чем больше я думал, тем меньше был в этом уверен. И игроки не были виноваты. Нас просто смела прекрасная хоккейная команда.
Лучший способ представить игру в правильном ракурсе – проанализировать весь минувший день с самого начала.
На субботу с 12 до 12:30 мы запланировали легкую тренировку в «Форуме» для играющего состава. Остальные ушли обедать.
На тренировке царило хорошее настроение. Ребята раскрепостились и кайфовали. Выглядели они немного бодрее, чем обычно, а для тренера это признак того, что адреналин уже начал поступать в кровь, хотя до начала игры оставалось восемь часов.
После льда состоялось последнее собрание команды в раздевалке юниоров рядом с обычной раздевалкой «Канадиенс» – той, которую мы планировали использовать во время матча. Хотя мы уже обсуждали с парнями план на игру, я хотел еще раз пройтись по нему, чтобы исключить любые возникающие сомнения.
Основные элементы нашей игры заключались в следующем: (1) оказывать на русских как можно больше давления в атаке; (2) играть в точно такой же хоккей, в какой мы играем в НХЛ; (3) как можно чаще бросать по воротам с любого угла, поскольку их вратари средненькие; (4) действовать агрессивно, но только тогда, когда мы атакуем; (5) не вступать без нужды в драки.
Все игроки согласились с тем, что это правильный подход. Зачем нам выходить на игру с оборонительным настроем, если русские хотят показать нам – канадцам! – что они тоже могут играть в хоккей?
Причины, по которым мы разработали такой план, можно долго разбирать и анализировать. Мы хотели атаковать, потому что чувствовали, что если нам удастся стремительно прорываться и забить пару быстрых шайб, то русские запаникуют. Мы хотели играть в стиле НХЛ, потому что считали, что нет смысла вносить коррективы, которые могут заставить наших игроков терять время на раздумья. Мы стремились к тому, чтобы ребята делали то, что им привычно.
Мы хотели делать много бросков, даже с острых углов, потому что считали, что их вратарь занервничает и может пропустить несколько легких шайб. Единственное, чего мы не хотели, – лезть на рожон, хотя и стремились к максимальной напористости.
Наконец, мы ни в коем случае не должны были вступать в драки, потому что не хотели удалений. При этом я более всего предостерегал игроков от спровоцированных драк. Сам видел, как это происходит на международных соревнованиях: европеец провоцирует канадца на драку, а потом испаряется. Канадца удаляют, и его команда вынуждена следующие десять минут играть в меньшинстве. Я предупредил ребят, что их будут провоцировать чаще, чем бывает в НХЛ, и они обещали, что не будут реагировать.
Значительная часть нашего обсуждения в тот день также была посвящена игре в большинстве и тому, что мы будем делать, когда окажемся в меньшинстве. При игре в большинстве я попросил как можно чаще бросать по воротам с точки вбрасывания, потому что в Европе с этой точки вообще не бьют, и я считал, что их вратарю такие шайбы не взять. Я также сказал игрокам, чтобы они бросали в верхнюю часть ворот, так как полагал, что это слабая сторона игры их голкиперов. Мы определили тех, кто будет выходить в меньшинстве, и решили, что попытаемся тормозить русских в их зоне, не давая им раскатываться. Мы не хотели давать им шанс начинать их великую игру в пас. Нашей целью была дезорганизация игры русских в их зоне.
В конце собрания я попросил игроков высказать свои предложения. Мы делали так на всех тренировках. Мы хотели, чтобы игроки высказывались и чувствовали себя такой же важной составляющей серии, как и все остальные, включая тренера. Но все их замечания были общими: надо много бросать, много попадать и т. д.
Я уходил с собрания в исключительно хорошем настроении. Несмотря на то, что где-то в глубине души еще оставалось ноющее сомнение, я чувствовал, что если мы сыграем просто на своем уровне, то российская команда никак не сможет нас обыграть. Это чувство не покидало меня на протяжении всего дня, и я знаю, что игроки чувствовали то же самое.
Парни провели обычный предматчевый день. Большинство из них немного прошлись рядом с отелем. Позже все попытались вздремнуть, но, скорее, просто прилегли.
Примерно за 90 минут до начала игры в «Форум» стали стекаться сотрудники различных служб. Я подождал еще немного, прежде чем отправиться на каток. Я так делаю специально. Не люблю приходить на арену больше чем за час до игры и подолгу болтаться в раздевалке.
Когда я вошел в раздевалку, то сразу почувствовал волнение игроков. Им отчаянно хотелось поскорее выйти на лед и показать всем, насколько хорошо они играют. Несмотря на то, что парни тренировались всего 17 дней, были из разных команд и не так долго играли вместе, все были уверены, что их мастерство способно компенсировать все, с чем они столкнутся в этот вечер. Для них это было волнующее событие. И для меня тоже.
Я словил себя на том, что начал потеть, хотя обычно это происходит со мной уже после начала игры. В тот момент я подумал: «Почему я так нервничаю?» И я понял, что просто не знаю, насколько хороша эта русская команда и чего от нее ожидать.
Я был таким же, как мои игроки. Я хотел, чтобы игра началась прямо сейчас. Просто увидеть русских в действии в течение пяти минут – и тогда я буду знать, настолько мы лучше них и можем ли мы их победить, как бы мы ни играли.
Честно говоря, в этот момент я начал немного беспокоиться. Я знал, что мы не в такой хорошей физической форме, как они, и у меня было предчувствие, что, возможно… возможно… мы не так хороши, как я думал. Именно тогда, примерно за 50 минут до начала матча, я по-настоящему испугался поражения.
Первое, что я сделал перед тем как зайти в раздевалку, – переговорил с нашими врачами и тренерами. Если вы когда-нибудь работали тренером в любом виде спорта, то знаете, что всегда испытываешь тревогу, когда приходишь в раздевалку в день игры. Всегда есть вероятность, что кто-то заболеет в последний момент – вирус, какой-нибудь грипп, несчастный случай…
Но все было в порядке, и я ненадолго зашел в раздевалку, чтобы проверить игроков и показать, что я здесь. «Просто убедитесь, что вы морально готовы, – сказал я им. – Начинается то, чего мы ждали, и я знаю, что вы готовы к выполнению задачи».
Мое первое до игры появление перед игроками всегда короткое. Я лишь пытаюсь подбодрить их, а затем ухожу. Не хочу, чтобы они видели меня снова раньше, чем за десять минут до начала игры. Думаю, худшее, что может сделать тренер, – ходить по раздевалке и разговаривать с игроками. Потому что когда соберешься встать посередине раздевалки, чтобы сказать парням, чего от них ждешь, говорить уже будет не о чем. Вам так и не удастся придать игрокам некий дополнительный импульс.
Обычно я захожу в тренерскую и остаюсь там. Но сегодня мне очень хотелось посмотреть на лед, и я пошел к катку. Лед был свежим и быстрым. После тренировки обеих команд его залили. В Торонто мы тренировались на медленном льду, поэтому я чувствовал, что хороший лед ребят порадует. Каждому игроку нравится думать, что он по нему летит.
В «Форуме» было очень жарко, хотя зрителей на трибунах пока было не много. «Как же жарко будет, когда сюда войдут 18 тысяч человек?» – задался я вопросом. От жары мы пострадаем больше, чем русские, подумал я.
Когда толпа начала заполнять трибуны, я пошел обратно к раздевалке, но мне все еще не хотелось заходить внутрь. Я немного постоял снаружи, фанаты были приветливы, брали автографы и желали мне всего хорошего. Вскоре стало слишком людно, и я вошел в небольшую тренерскую и присоединился к Джону Фергюсону, чтобы в последний раз обсудить план игры.
«Не забывай, что ты можешь ввести Пита Маховлича, если мы будем играть в большинстве, и Лапуэнта тоже», – напомнил мне Фергюсон, когда мы перепроверяли друг друга в отношении нашей стратегии.
Я сказал Ферги, чтобы он как можно больше наблюдал за русскими. Он будет сидеть прямо за скамейкой запасных, и у него будет другая перспектива, чем у меня. Тогда как я буду все время следить за шайбой и за нашими игроками и не смогу уловить все, что делают русские.
Я попросил Фергюсона, чтобы он особенно внимательно следил за тем, какие новые приемы могут использовать русские при игре в большинстве и меньшинстве. Наш разговор продолжался минут 20, и по тому, как мы улыбались друг другу, можно было судить, что мы полностью удовлетворены своими планами и нашим взаимопониманием.
Я думал, что следующие 15 минут проведу один на один с собственными мыслями, пытаясь понять, что именно хочу сказать игрокам, не получилось. Пришел судья-регистратор узнать наш состав, а мне, понятно, не терпелось увидеть состав русских. Мы хотели начать игру со звена Эллис – Кларк – Хендерсон. Это была наша самая быстрая тройка, и к тому же мы хотели, чтобы они вышли против лучшего российского звена – тройки, где играл Харламов.
«Они не захотели дать мне состав, – сказал судья. – Я попросил их, но они сказали мне, чтобы я пошел к вам и сначала получил ваш состав».
Я насторожился. Не было никаких сомнений в том, что мы – команда хозяев, а хозяева всегда выставляют свой состав во вторую очередь. Это была очередная хитрость. Русские знали, что им нужно, в этом не было никаких сомнений.
Во время наших переговоров они заявили, что хотят, чтобы команда «хозяев» чередовалась в каждой игре. Но я им ответил: «Послушайте, я ни за что не позволю гостевой команде быть хозяевами в канадском городе». И в итоге они согласились с тем, что мы будем домашней командой в четырех играх в Канаде, а они – во всех играх в России.
Скажу вам, что судья-регистратор был немного шокирован, когда я отправил его в раздевалку к русским. Он действительно получил от них состав, но для этого пришлось изрядно попотеть. Он не очень понял, что к чему, но, главное, выяснилось, что звено с Харламовым матч не начнет. Это все, что мы хотели знать.
Мы заменили звено Кларка на звено Эспозито. Таким образом, мы все еще могли выставить звено Кларка против Харламова, что и было нашей главной целью при подборе составов.
Мы на самом деле мало что знали о русских, кроме как о нескольких игроках. Они, конечно, знали о нас гораздо больше. Два их тренера сидели на трибунах и следили за всем, что мы делали в течение последних двух недель, делая столько записей, что хватило бы на энциклопедию. Когда они проделали эту штуку с судьей-регистратором, я понял, что они задумали. Им хотелось сначала посмотреть, кто от нас будет, чтобы выставить свой подходящий состав.
Все это меня не беспокоило, потому что другая половина меня твердила: «Слушай, какая разница? Пусть лучше они следят за нами. Мы не должны подстраиваться под них». Я просто не хотел, чтобы им сходило с рук что-то, что могло бы натолкнуть их на мысль, что им может сойти с рук все что угодно.
Наша команда отлично провела разминку. В разгар возни с составом я успевал посмотреть на то, что наши ребята делают на льду. Не хотел, чтобы они бросали мимо Кена Драйдена вместо того, чтобы дать ему поработать. Цель разминки – подготовить вратаря к броскам по любой зоне ворот. Он должен чувствовать шайбу. Но в НХЛ, да и в других видах хоккея, особенно в детском, ребята несутся к воротам и бросают мимо. Вместо того, чтобы наносить удары, которые помогут вратарю подготовиться к матчу.
Драйден подготовился. Наши игроки это почувствовали. Когда все вернулись в раздевалку, было много шума. «Давайте все время забивать!», «Бросайте чаще!» и подобные выкрики отскакивали от стен в течение трех-четырех минут.
Это часть хоккея – как групповая терапия. Игроки таким образом настраивают себя. Я часто думал, что, наверное, именно поэтому индейцы, идя в бой, издавали боевой клич – как знак того, что они все вместе участвуют в сражении.
Но еще через пару минут в раздевалке воцарилась тишина. Все игроки принялись приводить в порядок игровую амуницию. А когда увидели меня в центре комнаты, тишина стала абсолютной. Это было жутковато. Иногда в таких случаях у меня возникает ощущение, что первая пара слов застрянет в горле, и ты почувствуешь себя глупо.
Я очень коротко повторил, в чем заключается наша предматчевая стратегия. «Не забывайте: мы хотим играть в агрессивный хоккей, но давайте не будем допускать глупых удалений, – сказал я. – И все время бросайте по воротам».
А после мгновенной паузы продолжил: «Но больше всего я хочу, чтобы вы помнили: мы будем играть за Канаду. Мы будем играть ради канадцев, ради хоккея и того, что он значит для этой страны. И самое главное: мы будем играть за себя и свою репутацию. Я хочу, чтобы вы подумали о том, как тяжело вы работали последние недели и чем пожертвовали, чтобы быть здесь. Мы ставим свою репутацию на всемирное обозрение. И я хочу, чтобы все награды, связанные с победой в этой игре и серии, достались вам. Вы это заслужили».
Я чувствовал, что они в слишком возбужденном состоянии, и не хотел, чтобы градус эмоций еще повышался. Когда я закончил, игрокам уже нечего было сказать.
Но тут Пит Маховлич, главный крикун команды, издал победный вопль. Это вызвало оживление. Все встали, принялись надевать перчатки и брать клюшки, и тут я решил обойти раздевалку, чтобы пообщаться с каждым из игроков по отдельности.
Я говорил каждому из них: «Удачи! Надеюсь, ты выступишь как можно лучше!» – и отчетливо видел, насколько сильно эти парни, которых, по идее, ничего, кроме денег, не волнует, переживают за предстоящий матч.
Такого чувства я никогда не испытывал ни с одной командой. Это не было похоже на игры Кубка Стэнли, где главное – деньги на кону. Чувство, которые парни испытывали, было категорически иным: «Я горд, что играю за почтальона, за молочника, вообще за всех канадцев в мире. За тех, кто когда-либо надевал коньки, мечтая о том, чтобы стать лучшими».