– Наоми, детка, слушай. Меня тут пригласили на вечеринку. Это по работе. Но я могу взять с собой пару.
– Что, нет больше никого на примете, кроме меня? – поцеловала Эдварда в губы.
Мы уже три месяца встречались. От влюбленности я совсем потеряла голову.
– Да? А кого мне брать? Думаешь, я встречаюсь сразу с несколькими? – он усмехнулся. – Или ты мне такое предлагаешь.
– Вот еще! Даже не думаю! Кое-что отрежу. Ты знаешь, у меня кровь горячая.
– Да шучу я. Так ты пойдешь?
– Когда?
– Завтра.
– Ну давай, почему нет.
Моя жизнь тебе имела два смысла: работа и Эдвард. Все остальное для меня было безразлично. Сверху я получала разрешенные для публикации темы и фильтровала поступающую в эфир информацию. СМИ это не средства массовой информации. Это другое. Это средства манипулирования и пропаганды. Да, я стала винтиком системы. Но куда деваться? Работа журналистом была не той, какой я ее видела на заре своей карьеры. Ты либо подстраиваешься и растешь, либо тебя задавят и будешь рад, что жив остался.
Я выбрала второе. Бороться с мельницами не хочу.
Приехав в офис, согласовала план новостей на девятичасовой новостной выпуск, а потом зашла в кабинет, бросив секретарше задание сделать мне кофе.
В дверь скромно постучали.
– Заходите! – громко произнесла.
Открыв дверь, в кабинет вошла молоденькая девушка. Кажется, она стажерка, но работает всего пару дней.
– Наоми, можно?
– Заходи. Присаживайся, – указала ей на стул.
Обычно я не беседую с низшим персоналом, для этого есть другие сотрудники. Да и попасть ко мне в любой момент могут далеко не все замы. Но девчонка хоть на вид и скромная, даже какая-то немного заумная, но, по всей видимости, пробивная. Напомнила мне меня несколько лет назад. Вроде совсем немного времени прошло, а я ведь уже другая. Я не просто пробивная. Могу пойти по головам, лишь бы добиться своего. Но систему ломать не буду. Это бессмысленно.
Она закрыла за собой дверь и плюхнулась напротив меня. Я же наблюдала за девчонкой с нескрываемым интересом.
– Посмотрите, что у меня есть.
Она положила на стол бумаги. Взяв их, стала просматривать.
– Это переписка Хилари Клинтон. Она всплыла еще четыре года назад. Поэтому она и проиграла президентскую гонку. Это разве новость? – взглянула в глаза девчонки.
– Это конечно не новость… Но тут есть еще переписка с Эдвардом Бёрнсом… помощником кандидата в президенты Самуэля Клертона, – она вскинула бровью.
Я перестала дышать…
– На какой странице? – быстро спросила.
– Вот, на седьмой, – она убрала лишнее, предоставив мне в распоряжение переписку, на которой сильно погорели Хилари Клинтон и Джеффри Эпштейна.
«Приветствую. Я хочу пиццы на два часа завтра… Можете устроить? – пишет Бёрнс 2 февраля 2016 г. в 2.17 после полудня.
Добрый день. Я поговорю с Джеффри. Отпишусь позже. – Клинтон 2 феврале 2016 г. 3.02 после полудня.
Очень жду! – Бёрнс 2 февраля 2016 г. в 3.07 после полудня.
Забронировала на завтра в 6.00 после полудня. Самолет будет ждать в условленном месте. – Клинтон 2 февраля 2016 г. в 7.14 после полудня.
Вы чудо!!! – Бёрнс 2 февраля 2016 г. в 7.18 после полудня.»
И такой переписки было много… Не за один день, а как минимум на 5–6 посещений. Я сглотнула ком в горле. Это не может быть другой Эдвард…
– Почему ты мне это принесла?
– Не так давно было интервью с Самуэлем Клертоном.
– Ну не так уж и недавно! Три месяца назад. И что?
– У него помощник. У кандидата в президенты помощник… связан с пиццагейт, – она произнесла шепотом.
– С чего ты взяла, что он связан.
– А что не связан?
– Я вижу только то, что он хочет пиццы.
– Вы же знаете, что на языке педофилов это означает?
Я знала… Я знала этот чертов сленг педофилов. Много раз полиция ловила этих уродов именно из-за их сленга. Хот-дог – маленький мальчик. Пицца – маленькая девочка. Но я не могла поверить, что заказать ЭТО мог мой Эдвард! Он же не такой! Быть этого не может. Слезы наворачивались на глаза, а эта девчонка не желала выходить из кабинета. Я выдохнула.
– К тому же… Как можно заказать пиццу, если это речь об итальянской кухне, на два часа? Пицца это не услуга, это же еда. А если это услуга для педофила, тогда два часа вполне укладывается в их извращенный смысл. Извините за то, что сую нос не в свои дела. Просто из-за того, что ранее Клертон никак нигде не фигурировал, на эту переписку с малознакомым всем Бёрнсом и известной Клинтон никто не обратил внимания. Я слышала, что вы знакомы с ним лично. С Бёрнсом.
– Да, знакома. И что?
– Может у вас получится выведать у него эту информацию. Я просто не понимаю, почему федералы за ним не начали охоту.
– А что за Клинтон начали? Хотя в ее переписке четко видно, что она часто была связующим звеном для этих извращенцев.
– Она жена бывшего президента. Вот и никто не рискнул пока ее взять под стражу. Но я думаю, рано или поздно и она получит свое. Вы же знаете, уже многих взяли под стражу.
Мне эта тема не нравилась… много лет назад я попробовала рыпнуться. Так меня мой преподаватель в универе быстро охладил. Шарахнул мне по башке информацией, что меня скорее грохнут, чем я что-то раскопаю. Вот я эту тему и не люблю. Хотя прекрасно понимаю, что в мире есть трафик детей, женщин. И используют их не только в сексуальных целях, насилуя и измываясь. Из них еще добывают адренохром. Это кажется, что все это страшные сказки. Но сатанисты действительно управляют многими сильными мира сего. Они подсаживают их на адренохром, а после, связывая шантажом, заставляют делать то, что нужно. Это известно многим. Но все молчат.
Политики, кинозвезды – многие попались на эту удочку. Они попробовали адренохром, добытый из шишковидной железы в момент ужаса. Жертв специально доводят до такого состояния, что адреналин окисляется, становясь наркотиком – адренохромом. А потом «покупателям» дают обогащенную им кровь жертв. Вот они настоящие вампиры. Вот почему они пьют эту кровь. Это не нелепые шутки или страшилки. Это правда. Я все это знаю давно, но не хочу поднимать эту тему даже в простых разговорах.
Мне неприятно об этом говорить. Неприятно обсуждать то, что вызывает у нормального человека ужас. Трафик детей, которых похищают в одних только США насчитывает ежегодно 500 тысяч человек. Это целый бизнес. Огромный кортель, который управляет всем. Так называемое теневое правительство. Я знаю, что Трамп с ними борется. Но никогда не вникала в суть. Мне всегда казалось, что он тоже из них, просто делает вид, что с кем-то там ведет войну. Теперь я ни в чем не уверена…
– Я постараюсь узнать. Ты пока нигде эту информацию не свети. Даже в личном аккаунте. Обсудим это на следующей неделе.
– Хорошо. Спасибо, Наоми. Я так рада, что вы меня услышали. Знаю, что никто не желает об этом слышать, как будто этого не происходит.
– Ты извини, конечно. Но у меня сейчас будет конференция. Поэтому иди займись работой, а на следующей недели мы с тобой это все заново обсудим. Возможно у меня будет какая-то информация.
Девчонка закивала и выпорхнула из моего кабинета. Забавно, что я даже имени ее не знала. Что ж, думаю, она сама ко мне придет, не обязательно будет ее вызывать к себе в кабинет. Тем более она явно рассчитывает докопаться до истины. Да и мне не помешало бы вспомнить, что такое настоящая журналистика…
Вопросов в голове было много, но я их не озвучивала Эдварду. Как-то язык не поворачивался. Да и сознание полностью отрицало эту вероятность. Ну не может такой адекватный, а главное красивый мужчина творить мерзости. Ведь мерзости кто творит? Тот, кого не любят. Привлекательным внешне людям не зачем достигать экстаза злом. Они ведь изначально окружены добром.
Но сколько я себя не уговаривала, никак не могла ни отогнать от себя эти негативные мысли, ни заставить себя поднять эту тему с ним. А тем временем наступил следующий день, но и он быстро завершился. Вечером мы поехали с Эдвардом на ту вечеринку, куда он меня позвал.
За нами приехал представительский мерседес черного цвета.
– А я смотрю подготовка к мероприятию серьезная, – сказала я своему парню, когда мы спустились из квартиры.
– Ты даже не представляешь, насколько там все серьезно.
Выехав из города, минут через 40 мы стали подъезжать к роскошном особняку за высокими воротами. На парковке возле дома располагалось по-меньшей мере с полсотни машин. Не успели мы выйти, как Эдвард дал мне… маскарадную маску. Черная, закрывающая глаза и большую часть лица, она полностью скрывала возможность узнать, кто же за маской. Более того, она прятала и волосы, имея своего рода капюшон или «накидку» на прическу.
Удивленно взглянув на него, смотрела, как он надевает на себя такую же.
– Идем, – Эдвард помог надеть маску мне и подал руку.
Мы вышли и направились к главному входу. Глядя на остальных, так же одетых в черные тона, поняла, почему он попросил меня надеть именно этот наряд. Так я абсолютно не контрастирую с общей массой. Что это за странная вечеринка, где никто ни с кем не разговаривает, а лишь одевается в схожей манере?
Зайдя в здание, мы оказались в длинном коридоре, который постепенно уходил вниз, а потом и вовсе стал винтовой лестницей и опустил нас на три-четыре этажа. Оказавшись перед большим металлическими дверями, которые уже были распахнуты, мы вошли в зал. На первый взгляд это напомнило мне что-то вроде театра. Сцена и ряды с креслами для зрителей. Разместившись на одном из первых рядов, ждали. Чего… я и сама не знала. Но как-то и спрашивать не хотелось. Место навевало не любопытство и интерес, а какой-то первобытный ужас. Красный занавес и висящие на стенах светильники в виде свечей создавали какой-то жуткий эффект.
Эдвард молчал, как молчали и остальные присутствующие. Такое ощущение, что все словно сговорились провести «вечеринку» в полной тишине. За несколько минут все гости расселись, и выключился свет. На сцену вышел мужчина в маске. Его красный халат был перетянут широким черным поясом, а весь облик навевал на моем лице тень ужаса. Все выглядело как в фильме «С широко закрытыми глазами». Только это был не фильм, а реальность. Это либо тематическая вечеринка, от которой мурашки по коже… Либо это реальное поклонение… дьяволу…
– О, великий Люцифер! В честь тебя мы приносим эту жертву! О, владыка, прими ее в знак нашего тебе служения!
К нему поднесли младенца, и передали его в руки этого жуткого вида мужчины. Я посмотрела на Эдварда. Он что шутит? Это розыгрыш?
Приносят жертву? Ребенка?
В голове мысли метались как птицы в клетке. Наверное, это какая-то вечеринка современного искусства, которую никто, кроме душевнобольных, не поймет. А тех, кто поймет, причислят к списку «понимающих искусство».
Я перестала дышать, глядя как тот мужик в красном халате положил орущего младенца на своего рода алтарь. Оглянув всех взглядом, поняла, что только я в шоке от происходящего. Все остальные сидели ровно, пристально пустым взглядом смотря на сцену. Казалось, они то ли под гипнозом, то ли под наркотиком.
– Эдвард, что происходит? – я шепнула своему кавалеру.
Ну не может же ему нравится все это. Даже если это не настоящий ребенок, а очень реалистичная кукла.
– Тшшш… – он мне грозно прошипел.
– Что тшшш? Почему ты меня сюда привел? Там настоящий младенец?
– Наоми, не позорь меня. Сиди тихо, – угрюмо произнес.
– Не позорить? То есть для тебя стыдно то, что мне жертвоприношения, даже шуточные, противны? – я смотрела на него, не веря, что это сказал именно он.
Мужик в халате занес над младенцем нож. Я застыла. Крик, готовый вырваться из уст, застрял в горле. От ужаса я ничего не могла ни то, что закричать, даже шепотом произнести. Крик младенца закончился всхлипом, и он умолк. Волна ужаса прокатилась по моему телу. Если это только постановка, то даже она слишком жестока. А если это в самом деле, то я вообще не понимаю, как это может происходить в цивилизованном обществе. Где родители этого ребенка? Кто позволил им совершать публичное убийство?
Вопросы были в голове. Я не в силах была их задать Эдварду, ни то, что закричать их на весь зал. Брызги крови заливали алтарь. Мужик смочил ею свою руку и прижал ее ко рту.
– Что это за безобразие? – наконец я могла что-то вымолвить.
Эдвард снова шикнул на меня, а я стала рыскать в поисках телефона, чтобы снять на видео весь этот ужас. Это будет доказательством, когда я пойду в полицию. Ребенку я уже не могу помочь, так хоть могу наказать злодеев, совершивших это. Телефона нигде не было.
– Что ты ищешь? Не можешь тихо сидеть? – Эдвард больно ухватил меня за руку.
Я его никогда таким злым не видела.
– Где мой телефон?
– Я оставил его в машине.
– В машине? – не поверила. Когда это он успел его вытащить?!
К мужику на сцене стали подходить другие в масках, у всех были чаши, в которые они стали собирать кровь младенца. Я не верила тому, что вижу. Зафиксировать ничего не могла. Но рассказать в полиции обязана об этом. Как бы противно мне не было, я обязана досмотреть эту мерзость.
По рядам стали ходить с чашами, чтобы зрители могли «отведать» эту кровь. Когда очередь дошла и до меня, я в ужасе посмотрела на Эдварда. Он пригубил чашу, я же отрицательно закачала головой.
– Сделай это! – он снова жестко сжал мою руку.
– Ты сбрендил что ли? Псих! – заорала и побежала прочь из зала.
Сердце тарабанило так сильно, что его стук отражался по всему телу, особенно в ушах. Я плакала. Кажется, мир перевернулся. Мало того, что на моих глазах произошло жертвоприношение, так еще и мой жених, которого я считала своей судьбой, часть всего этого.
Мне было плевать, побежал ли Эдвард за мной. Наша с ним песня спета. Я не буду жить с сатанистом. Я его засажу за участие в этом!
Выскочив из здания, побежала к воротам.
– Мисс, вы куда? – спросил меня охранник.
– Я ухожу.
– Вы не можете уйти…
– Что значит не могу? – с каждой новой минутой мир казался еще менее знакомым.
– Вы прибыли на машине, на машине вы должны покинуть мероприятие.
– То есть вы меня не выпустите? – ошалело посмотрела на охранника.
– Ничем не могу помочь, но выход отсюда только так…
Кто-то по радии начал ему говорить:
– Джейсон, там девушка не подбегала к выходу.
– Да, – быстро ответил он.
– Задержи ее.
– Мисс, подойдите ко мне, – произнес он равнодушно.
Я окинула взглядом гигантские ворота. Я конечно могу попытать счастье, вскарабкиваясь на них, но будет ли это иметь успех.
– Нет, не подойду.
– Не заставляйте меня применять силу. Мне бы не хотелось.
Они так спокойно говорят о том, что здесь происходит. Как? Как люди вдруг перестали быть человечными?