Гай Юлий Орловский
Рейд во спасение
– Давай, – прошептал он зло, – давай!.. Или этот наглый гад и дальше будет носить тебя, как тряпку?.. Давай, ты должен и обязан уметь… ты в самом деле тряпка…
Прыжка не получалось, он тужился, напрягался, задерживал дыхание и нагнетал давление, как паук-скакунец, что заметил добычу, но оставался на месте, устал, взмок, готов был отказаться…
Как вдруг нечто сдвинулось перед глазами, ноги все так же упираются в пол, только стены исчезли, а вокруг простор и бескрайнее темное небо с множеством звезд да легкий ночной ветерок.
Страшась шелохнуться, он повел глазами из стороны в сторону. Все верно, он на крыше небоскреба, а вон там, за два квартала южнее, светятся окна квартиры Азазеля. Особенно ярко на балконе, с которого он только что переместился так неожиданно для себя. Даже Азазеля видно, развалился в кресле, барин, наслаждается жизнью.
Медленно сел, скрестив ноги, делая вид, что выбрался на крышу, чтобы полюбоваться звездами, это на случай, если кто не спит, а смотрит именно сюда в бинокль.
В голове рой мыслей, а сердце продолжает сильными толчками нагнетать кровь, словно ждет от него скачков по крышам домов всего квартала.
Отдохнув, сделал усилие вернуться, нужно закрепить умение, пока еще свежо это восхитительное ощущение прыжка, однако остался на месте, хотя вроде бы умеет…
«Слабак», – мелькнуло горькое понимание. Выложил все силы всего лишь на прыжок на крышу дома в своем же районе! Для Азазеля ничего не стоит прыгать по всему миру, даже его прихватит с собой и не ощутит помехи, а он вот уже все истратил.
Пошарил по карманам, где же мобильник, Азазель появится и заберет обратно, но пусто как в нагрудном, где носит эту пластинку, так и в остальных.
Как же не везет, когда вот так в самый ответственный момент что-то случается. Можно, правда, встать и махать руками, но там теперь пусто, Азазель уже в комнате, он всегда находит себе более интересное занятие, чем сидеть и тупо ждать.
Глава 6
– Ты почему не отвечал? – заорал он, выскакивая из чуланчика. – Ты почему…
Над спинкой кресла на колесиках видна только запрокинутая голова Азазеля, Михаил подбежал, чувствуя стремительно нарастающую тревогу, рывком развернул кресло к себе лицом.
Азазель вздрогнул, торопливо сорвал с головы широкую металлическую дугу с массивными наушниками, делавшими его похожим на шимпанзе с их оттопыренными ушами.
– Михаил?.. Привет, – сказал он торопливо. – Ты уже?.. Как там, не холодно на крыше?.. Не продуло?
Михаил в бессилии отступил на шаг в сторону и рухнул в свободное кресло. Азазель, не поднимаясь, с сочувствием всмотрелся в его измученное лицо.
– Ты что-то похудел, дружище, – произнес он заботливо. – Ничего, щас поедим… Прости, я твой кофе выпил тоже. Ты как-то подзадержался зачем-то… Баб на крыше встретил?.. Как они?.. Толстые и мягкие?
Михаил проговорил, едва ворочая языком:
– Ты почему не отвечал?.. Я чуть с ума не сошел.
– Извини, – ответил Азазель виновато. – Это чертовы наушники все глушат совсем бессовестно. Нет, я не отключал мобильник, но в самом деле, если ты звонил, мог не услышать.
Михаил прислушался, острый слух уловил тягучую мелодию, полную божественного очарования.
– Ты что такое слушал?.. На тебя не похоже.
– Это Бах, – ответил Азазель. – Органика… не в биологическом смысле, конечно. А ты чего такой… расстроенный? Получилось же?..
Михаил помолчал, чувствуя, как начинает успокаиваться бешено стучащее сердце, а жар во всем теле спадает.
– Ладно, – сказал он с сердцем, – сделаю вид, что поверю. Хотя, думаю, ты все нарочито, чтобы я впал в панику. Тогда в самом деле соображаю и действую шибче. Почему так?
– У всех людей так, – ответил Азазель. – Сири, наш друг Миша проголодался просто жуть! Где обещанные полбарана?
– На ночь есть вредно, – сообщила Сири. – Ладно-ладно, только не бейте, дяденька!.. Сейчас, правда, уже полночь, но через две минуты жаркое будет на столе. Если сумеете вытащить, у меня пока что нет манипуляторов…
– Намек понял, – ответил Азазель, – прям щас заказываю! Красивые, с бантиками… Михаил, трудности были?
– А то ты не знаешь! – обвинил Михаил, – но, думаю, уже нащупал, как проламываться с места на место. Хотя и тяжело. Вряд ли получится так же легко, как у тебя.
– Дело не в легкости, – уточнил Азазель, – а в сохранении сил. Ты же переносишь с места на место всего лишь себя, а не Монблан!.. Я видел, как сминаешь пространство, будто прешь на себе целый материк. Изящнее надо! Ты же не извозчик, ты почти артист.
Михаил дернулся.
– Как я понял, здесь лучше быть извозчиком, чем артистом!..
– Хуже артистов только шоумены, – пояснил Азазель. – Вот из-за них Господь может стереть весь род людской, раз здесь такое терпят… Как прошло? Ты вроде бы подзадержался. Медитировал на крыше? Как не стыдно…
Михаил покачал головой.
– Признайся, и мобильник мой спер?..
– Я? Проверь карманы.
Михаил проверять не стал, Азазеля на таком не прищучишь, признался с неохотой:
– Все истратил на дорогу туда.
– Для начала терпимо. А там?
– Еле-еле сумел присосаться к антисфироте.
– Почему еле-еле?
– Все что-то да мешало. Иначе остался бы на крыше навечно, ты же и пальцем бы не пошевелил!
– Ничего, – утешил Азазель. – Умение приходит со временем. Вот так попрыгаешь туда-сюда где-то с миллион раз, пойдет чуточку быстрее. Правда, есть и другие способы, но ты же солдат, тебе нужны пути попроще, чтоб голову не утруждать. Ты ею ешь, а лбом двери вышибаешь, а иногда и стены проламываешь.
Михаил смолчал, Азазель подмигнул и отправился на кухню, где распахнул дверцы гриля и начал вытаскивать прожаренные ломти мяса. Михаилу положил на широкую тарелку бараний бок, сказал небрежно:
– Извини, что без гречневой каши.
– А она обязательна?
– Собакевич предпочитал с нею, – пояснил Азазель, – а вы чем-то похожи. Основательностью, как мне кажется. Масло в масленке, а соль в солонке, не перепутай. Сири еще не научилась держать соль в баночке из-под кофе, на которой написано «Сахар»…
– А когда научится?
– Тогда пройдет и тест Тюринга, – сообщил Азазель.
Михаил ел торопливо, чувствуя, как в тело вливаются силы. И хотя это еще не та мощь, что приходит от клипот, но сразу ощутил, что жизнь, как нагло заявляет Азазель, вообще-то ничего, если не слишком придираться.
– Теперь в ад? – спросил он.
Азазель взглянул исподлобья.
– Михаил… Ты хоть представляешь, что там? Или прет от своей силы? Таких, как Кезим, больше, чем здесь воробьев!.. Упаси боже встретиться с Вельзевулом, Велиалом или любым другим из князей ада!.. Они все черпают мощь из клипот изначально!
– А что теперь будем?
Азазель вздохнул.
– Я сегодня занят кое-чем неотложным, а ты пока поупражняйся. Что для тебя сейчас самое важное? Верно, скорость. Ты сейчас старая, больная черепаха на лютом морозе. Пока сообразишь, как удрать, убьют сто раз…
– Я не собираюсь удирать, – начал Михаил с оскорбленным достоинством, но Азазель перебил:
– А если ко мне примчаться на помощь?
Михаил сказал с недоверием:
– Ну да, так и поверю. Как-то без меня обходился шесть тысяч лет?
– Играл по маленькой, – ответил Азазель серьезно. – Но пришло время тяжелой артиллерии. Это ты у нас тяжелая, хотя пока что никакая. Потому учись двигаться быстрее, черпать из антисфирот пусть по капле, но хоть по большой капле!.. А то много пользы от тяжелой артиллерии, если она без снарядов! И на гужевой тяге… Вечером вернусь, поговорим, хорошо?.. А пока развлекайся, хлопче!.. Только пожар не устрой. Мне тут все дорого, как память. Я здесь уже три месяца как живу.
– Как насчет поездки по городу? – спросил Михаил.
Азазель взглянул испытующе.
– Уверен?
– Я все схватываю быстро, – напомнил Михаил.
Азазель пожал плечами.
– Ладно, я же еще в прошлый раз дал допуск. Права и все бумаги в бардачке. Но помни самое главное: никто и никогда не должен видеть, что ты можешь что-то еще.
– Да запомнил, – сказал Михаил с досадой. – Главное, чтобы Сири меня обратно в дом пустила.
Азазель ухмыльнулся.
– Да, ты уже хорошо вжился в роль простого человека. Забыл, что можешь прыгать в чуланчик? Но чтоб никто не видел!
Азазель не солгал: автомобиль хоть и не стал распахивать перед ним дверь, но не противился, когда Михаил потянул за ручку, что значит допуск второго уровня, зато когда заглянул в бардачок, обнаружил водительские права и прочие необходимые в этом мире документы, еще пару шоколадок, несколько бумажных купюр на тот случай, если где-то придется расплачиваться наличными.
Аккумуляторы заправлены на все сто, автомобиль мигнул огоньками, сообщая, что системы в порядке, готов к выезду, ждет команду.
– Тогда выезжаем, – пробормотал Михаил. – Если я в этом мире, то надо его знать, как стратиг поле будущей битвы. А она грядет…
Он опустил руки на баранку руля, подошвы ног почти привычно нащупали педали. Азазель верно сказал, что хотя он дурак в этом мире, но учится быстро, а дурак, что учится, уже не совсем дурак.
А еще чувствуется, Азазель не зря его вытолкал на прогулку, хотя вроде бы не выталкивал, а лишь уступил, но это все по-азазелевски, то ли в самом деле уверен, что новичку из мира Брия нужно привыкнуть к множеству двуногих, то ли сам что-то задумал в его отсутствие, но пока не говорит и, возможно, никогда не скажет.
Автомобиль послушно вынырнул из подземного гаража, Михаил к баранке не притрагивался, автомобиль знает родной двор и ревностно оберегает свои машинные права, но когда вырулил на магистраль, послушно передал ему управление.
Высотные дома расступились, слева треть неба закрывает черная стена антисфироты, клипот тоже выглядит слишком близко, хотя это обман зрения, скорлупы клипот накрывают мир, а не только эту планету.
Он подумал, что люди инстинктивно чувствуют, что их мир накрыт защитной сферой, хотя для их зрения клипоты недоступны. Потому во всех странах и культурах есть это странное представление о некоем небесном своде, что накрывает мир.
И у всех это нечто создано самим Богом, людям недоступное, но не враждебное, а как бы защищающее мир от чего-то ужасного для людей извне, как оно и есть на самом деле.
Он косо взглянул на темную стену антисфироты, что тянется от клипоты через вселенную. По спине пробежала дрожь неприятия, но мелькнула успокаивающая мысль, что эта скорлупа вокруг мира на самом деле необходима. Как в физическом плане, иначе мир исчезнет, растворится, так и в психологическом: все люди прятались сперва в утробе матери, потом под одеялом от монстров, а затем под защитой стен и крыш от непогоды и враждебного мира.
И уютно полагать, что весь мир тоже укрыт толстой скорлупой защиты. Азазель уверяет, что люди проклюнутся через нее сами, когда достигнут сингулярности, и уже уверенно выйдут в мир чистой энергии, когда материальный останется в далеком прошлом, как дикое и неразумное детство, а пока да, нужно жить под этим зонтиком…
Взгляд зацепился за идущую впереди по тротуару женщину, показалось, что-то знакомое, но уже проехал мимо, некоторое время двигался по инерции, но при первой же возможности развернулся и погнал в обратную сторону.
Женщина остановилась перед переходом, светофор для пешеходов горит запрещающим. Михаил резко подал автомобиль вправо, прижимая к бордюру.
На него никто не повел глазом, неотрывно следят за красным светом, Михаил выскочил, вскрикнул:
– Галина!
Она оглянулась, женщина с милым добрым лицом, глаза расширились в радостном испуге.
– Макрон?
Он ухватил ее за руку.
– Садись, подвезу!
Ошеломленная, она не сопротивлялась, он усадил ее на правое сиденье, обежал автомобиль и плюхнулся за баранку руля.
Вспыхнул желтый свет, но удалось успеть проскочить на него, пусть даже на грани нарушения, но не нарушил же, Галина смотрит на него изумленными глазами, а он вел автомобиль по направлению к центру и прислушивался к стучащей в голове тревожной мысли, что Азазель точно не одобрил бы подобные неожиданные встречи.
Но, с другой стороны, никакой подставы быть не может, о которых предостерегал Азазель, он сам выбирал маршрут, еще не зная, по какой дороге поедет, а Галина здесь уже шла.
– Как ты? – спросил он.
Она ответила мягко:
– Да все так же…
– Замужем?
– Почти… Когда Денис где-то погиб, я некоторое время была одна, а потом…
– Кто-то постоянный?
Она кивнула.
– Можно сказать и так. Заходит частенько Василий, он живет в соседнем доме. Приносит немного денег…
Он спросил, не поворачивая головы:
– А под глазом у тебя что?
Она спросила с неловкостью:
– Видно, да? Я так старательно запудривала…
– Это он тебя?
Она сказала торопливо:
– Утром спросонья о дверь ударилась.
Он буркнул мрачно:
– Я могу отличить кровоподтек от двери, а здесь отпечатался кулак с выступающей косточкой среднего пальца.
Она сказала тихо:
– Он бывает иногда очень вспыльчивым. Особенно, когда пьяный.
Он помолчал, чувствуя, как в нем начинает просыпаться темная ярость, сказал глухим голосом:
– Не могу представить, чтобы ты, такая покорная и тихая овечка, могла кого-то обидеть или раздразнить.
Она прошептала:
– Так получилось…
Он свернул к ближайшему кафе у дороги.
– Посидим, – сказал он. – Съедим по мороженому, которые ты так всегда любила.
Она сказала с неловкостью:
– Я тебя не задерживаю?
– Нет, – ответил он. – У меня вся вечность впереди. Этот Василий… он где-то работает или ворует?
Она ответила боязливо:
– Что ты, он бригадир на соседней стройке.
Он усадил ее за стол, сел напротив, всматриваясь в ее простое милое лицо. Она ответила робкой улыбкой.
– Наверное, – буркнул он, – и строитель тоже хреновый… Девушка, нам мороженое по две двойные порции. Шоколадное. Насколько я помню, у вас оно лучшее в городе! Ваше фирменное?
Официантка гордо подбоченилась.
– Мы сами рецепт составили!
Когда она удалилась, Галина мягко улыбнулась.
– Ты всегда любил это мороженое. Забыл?
– А ты все помнишь?
– Еще бы, – ответила она с той же милой женственной улыбкой. – Ты у нас с Денисом всегда был героем. Он постоянно рассказывал о тебе… Зря он ушел потом в группу Циркуля.
– У меня как раз было затишье, – напомнил он. – А он жаждал действий… Но их там, как я потом слышал, бросили в настоящую мясорубку…
Девушка в белом кокетливом фартушке и в кружевном чепчике поставила перед ними по вазочке с шариками шоколадного мороженого, Михаил кивнул, спросил у Галины:
– Чем-то могу помочь?.. Все-таки Денис одно время был в моем отряде. Хорошим бойцом был и верным соратником.
Она покачала головой.
– Что ты, все хорошо…
– Хорошо?
– Нормально, – уточнила она, – как у всех. А раз не хуже, то кто я, чтоб у меня было лучше?
Он со щемом в сердце смотрел на ее милое доброе лицо, в грустные глаза, в которых нет даже надежды на более радостное будущее, а только терпение и терпение.
– У всех должно быть лучше, – ответил он.
Она слабо улыбнулась.
– Я пойду… Дома дел столько, что даже не знаю.
Глава 7
Он довез ее до подъезда, а затем пустил автомобиль мимо ее длиннющего дома, названного «Китайской стеной», дальше на месте снесенной хрущевки вырыли котлован, дно уже залито бетоном, оттуда торчит густой лес металлической арматуры.
Строители работают в привычном темпе, то есть один что-то вяло ковыряет лопатой, а семеро стоят, опершись на свои лопаты, чтобы не упасть, и сонно наблюдают за ним. Бетоновозы неспешно сливают из длинных хоботов серую массу на дно котлована, утолщая бетонную подушку, все идет с галактической неспешностью.
Михаил поинтересовался у одного наблюдателя:
– А где бригадир Василий?
Тот скосил на него глаза, не потрудившись повернуть голову.
– Чего?
– Ваш бригадир, – сказал Михаил раздельно. – Василий!.. Который из них он?
Рабочий скривил рот.
– А что ему здесь делать?.. Пошел в бытовку. Сидит в холодке, пьет…
– Вон там?
– Нет, то для управленцев. Другая, на сваях.
Михаил отыскал бытовку, толкнул дверь. В дальнем конце деревянный стол из струганых досок, два топчана со смятыми одеялами. На левом расположился грузный мужик, очень крупный и красномордый, на столе бутылка и остатки хлеба с сыром, в руке граненый стакан.
Он как раз отнял край ото рта, довольно крякнул. На вошедшего Михаила скосил глаза, но ничего не сказал, только с наслаждением выдохнул и потянулся за корочкой хлеба.
– Василий? – спросил Михаил.
Мужик взглянул на него с неохотой.
– Я. Пришел наниматься?.. Пока бомжей хватает.
– Я похож на бомжа? – спросил Михаил. Он подошел ближе, чувствуя, как в нем закипает гнев. – Я похож на человека, который будет под тобой работать?
Мужик насторожился.
– Тогда чего пришел?
Михаил процедил:
– Я дальний родственник Галины, к которой ты захаживаешь. И хочу предупредить тебя, мразь, что если хоть раз коснешься ее даже пальцем…
Бригадир неспешно вылез из-за стола, выпрямился, оказался на полголовы выше Михаила и килограммов на сорок тяжелее.
– Ну-ну, – проревел он насмешливо, – продолжай, хлопчик…
Михаил молча ударил его в живот. Мужик охнул, и хотя Михаил старался не повредить ничего важного, но тот закатил глаза, побледнел и сполз по стене на пол.
Прислушиваясь к звукам снаружи, Михаил выхватил пистолет и, нагнувшись, с силой вбил ствол дураку в рот, с хрустом ломая передние зубы.
– Слушай меня, сволочь, – прошипел он страшным голосом. – Я наемник, убивал таких десятками. И сейчас мой палец на курке. Осталось чуть-чуть нажать… Ты дернись, дернись! Нажмется сам.
Мужик застыл в ужасе, кровь с разбитых губ и десен течет в рот и уже залила рубашку на груди, но даже не решился скосить туда глаза, не сводя взгляда с ужасного лица незнакомца.
– Все понял? – спросил Михаил.
Василий что-то промычал, Михаил убрал пистолет в кобуру сзади под край рубашки, отступил.
– Учти, мы появляемся и уходим незаметно. С любых высот в любое место!..
Он сам ощутил, голос звучит грозно и обрекающе, как у человека, которому все равно кого зарезать, барана или человека.
Василий глухо стонал, закрывая широкой ладонью разбитый в кровь рот. Михаил чувствовал его испуганный взгляд, пока шел к выходу из бытовки, а снаружи сделал беспечный вид и по длинной дуге вышел к своему автомобилю.
Злость некоторое время бурлила так отчетливо, что если бы и пытался доказывать себе, что он не человек, но она бы возразила: человек, никуда ты не денешься от человека в тебе, это человек толкает тебя на все твои поступки…
Медленно успокаиваясь, он уловил, что перед глазами все чаще появляется лицо Синильды, наконец ощутил, что его воля тает, как тонкий снежок под жаркими лучами солнца, сказал в нетерпении:
– Синильда!
На экране навигатора поверх карты города возникло ее фото, прозвенел далекий звонок, через пару мгновений прозвучал теплый нежный голос:
– Михаил?
Ее фото ожило, сердце Михаила ликующе подпрыгнуло, когда Синильда всмотрелась в него с любовью и нежностью, это он отчетливо рассмотрел в ее взгляде, и хотя женщины все и всегда брешут, как уверяет Азазель, но не может же Синильда ему врать, и он сказал счастливо:
– Как ты?
– Все в порядке, – ответила она тем беспечным голосом, что так нравится мужчинам, все предпочитают женщин без проблем и заморочек, – а ты?
– Еду по Варшавке, – ответил он. – Если найдешь время и желание – можешь располагать мною.
Она сказала счастливо:
– У меня для тебя всегда есть время и всегда есть желание. Поезжай прямо, через два квартала сверни налево. Я выйду к перекрестку.
Он все сделал, как она велела, а когда увидел, как она далеко впереди подходит к бровке тротуара, ощутил, как в трепетном ликовании застучало сердце, а в груди разлилось сладостное тепло.
Выскочить и распахнуть перед ней дверь не успел, как видел в старых фильмах, она сама быстро открыла дверцу и села рядом, чистенькая и веселая, взглянула смеющимися глазами.
– Привет! Вижу по тебе, победа за победой?
– Это потому, – объяснил он неуклюже, – что тебя увидел.
– Ты меня сразу победил, – сообщила она хитрым голосом, – как только тогда взглянул серьезными и такими строгими глазами, как у ребенка…
Она выудила из сумочки крохотный смартфон, торопливо поводила кончиком пальца по экрану и спрятала снова. Михаил смотрел прямо перед собой на бегущую под колеса дорогу, пешеходы при виде автомобиля обязательно должны перебежать, как куры, на другую сторону дороги, а когда подъехали к ее дому, оставил автомашину на стоянке перед домом, а Синильда ухватила его под руку и счастливо потащила в подъезд.
Когда она торопливо отворила дверь своей квартиры, он с порога озадаченно потянул носом.
– Чем у тебя так вкусно пахнет?
Она весело расхохоталась.
– Не духами, не бойся. Настоящей домашней выпечкой. Я люблю готовить! Это так увлекательно, когда знакомишься с кухнями разных народов, новыми рецептами… Ванная комната – вторая дверь по коридору, а оттуда сразу на кухню!
Михаил покорно отправился в туалетную комнату, уже запомнил, что мыть руки мужчинам вовсе необязательно, а вот опорожнить мочевой пузырь не мешает, пусть ничего потом не отвлекает, посмотрел там на себя в большое идеально чистое зеркало. Вполне хорош по стандартам земной красоты: сильное, волевое лицо, крупное и мужественное, прямой взгляд, правильные черты…
Со стороны кухни ароматные запахи пролезают даже в щель под дверью, а когда он вышел на кухню, Синильда уже открыла дверцу духовки и вытаскивает оттуда нечто сложное, пахнущее жареным мясом и разными специями.
Он охнул, она взглянула на него смеющимися глазами.
– Готов?
– Еще как, – ответил он. – Хотя только что и не думал… Знаешь, даже не знал, что я такой жрун!.. Когда ты успела?
Она отмахнулась.
– Я человек занятой, у меня все автоматизировано. Когда ехали, я велела кухне приготовить кое-что из того, что я сама придумала. Садись. Тарелка устроит или дать побольше?
– Устроит, устроит, – заверил он.
– Если не устроит, – сказала она весело, – просто повторим. Держи!..
Она перегрузила ему на блюдо блестящую коричневую тушку упитанной птицы, явно домашней, выглядит слишком нежной. Михаил ощутил, как от смачного запаха дернулся в ожидании желудок.
– Никогда так много не ел, – сказал он с неловкостью, – как в… последнее время.
– А где еще отъедаться и отсыпаться, – спросила она, – как не дома?.. В экспедициях не до кулинарных изысков. Погоди, возьми еще и вот эти ломтики…
Он ел и чувствовал, как остатки напряжения уходят, но вместе с сытостью пришло ощущение грузности своего человеческого тела, огромного и мускулистого, наполненного теплой кровью, что разносит кислород даже в самые дальние уголки тела.
Она взглянула с женским пониманием, голос прозвучал ласково и с глубоким сочувствием:
– Устал… Пойдем, отдохнешь.
Он пробормотал с неловкостью:
– Наверное, не помешало бы…
И хотя мужчина при женщине выказывать слабость не должен, но он, повинуясь странному чувству, дал уложить себя не на диван, как ожидал, а на широкое прекрасное ложе.
Синильда легла рядом и, приподнявшись на локте, смотрела с глубоким сочувствием.
– Ты не просто устал… на тебе тяжелый груз решений…
– Каких? – спросил он.
Она грустно улыбнулась.
– Откуда знать мне? А вот ты что-то решаешь очень важное, чувствую. И тебя это очень сильно беспокоит. Но, наверное, зря. Ты очень правильный человек… И какое бы решение ни принял, оно будет верным. Потому что ты такой.
– Спасибо, – пробормотал он.
Она наклонилась к нему, он ощутил на щеке прикосновение ее нежных теплых губ.
– Это тебе спасибо…
– За что?
Она загадочно и несколько печально улыбнулась.
– Есть за что… Но сейчас отдохни, пусть на твоем лбу разгладятся эти морщинки. Битвы еще не все отгремели, мой герой. Ты должен набраться сил.
