bannerbannerbanner
Ричард Длинные Руки – маркграф

Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – маркграф

Полная версия

Часть 1

Глава 1

Меня несет на черных крыльях ночи, внизу горит земля, трещат крыши падающих домов, жалкие людишки орут и мечутся, как муравьи по вершине своего холмика, а под моими жестокими ударами рушатся башни и крепости…

Я вынырнул из жуткого сна с таким воплем, что распахнулась дверь. Заметались дымные факелы, воины с мечами наголо ворвались быстрые и готовые к бою.

– Ваша светлость?

Я прошептал:

– Все-все, идите… Недобрый сон.

Все послушно удалились, я с сильно колотящимся сердцем смотрел в закрывшуюся дверь, огромную, украшенную золотыми накладками, с массивной дверной ручкой в виде головы неведомого зверя. Надо мной красный матерчатый полог, натянут над столбиками из резной слоновой кости, что значит, я на королевском ложе и в королевской спальне.

С правой стороны появилась гигантская черная морда с распахнутой жуткой пастью, красной и жаркой, длинные зубы блестят как алмазы. Бобик уперся передними лапами в постель и всем видом показывал, что готов ко мне в постель, а там будет бдить и защищать.

– Брысь, – сказал я слабым голосом. – Тебя разок пусти, потом вовек не выгонишь.

Бобик вздохнул с укором и снова исчез, растянувшись на полу. Я медленно сел, спина уперлась в гору подушек с нежнейшим лебяжьим пухом. Ей хорошо, а вот в груди странное и очень неприятное ощущение, словно совершил нечто опасное, не помню что, потому не понимаю, как исправить и как избежать еще более неприятного, что злорадно ждет во тьме.

Спальня огромная, как помещение театра, не случайно все кровати в таких местах отгораживаются пологами как сверху, так и со всех сторон. Неуютно спать среди огромного пустого пространства. Человек не с дерева слез, а вылез из норы.

Голые ступни коснулись толстого мягкого ковра. Я подвигал пяткой, вроде бы даже теплый, будто пол с подогревом. Впрочем, кто знает возможности бытовой магии.

Шагах в двадцати роскошный стол персон на двадцать, но стульев два. Именно стульев, а не кресел, хотя из дорогих пород дерева и в золоте. Кресла в ряд выстроились вдоль стены, это для тех, кого допускают к утреннему туалету короля.

Сердце стучит часто и сильно. Спальня Кейдана больше смахивает на внутренности Версаля плюс Эрмитаж, и вот теперь здесь я, вышвырнув прежнего владельца, тот еще экспонат.

Я начал одеваться, пальцы привычно скользнули по спинке стула, куда всегда вешал пояс, сердце болезненно заныло. Пояс сгорел дотла, как и мои доспехи Арианта и меч. Рассыпались в черную пыль болтеры, все кольца, волшебные свойства так и не успел узнать, превратился в пепел молот, и даже загадочный красный демон исчез…

Несколько раз щелкнул пальцами, бесполезно, тоска сдавила грудь, без волшебных доспехов страшно и одиноко. Хорошо, лук Арианта уцелел, оставался на седле Зайчика, да всякая ерунда в седельной сумке…

В дверь громко постучали. Я выпрямился и, надев нужное выражение лица, сказал властно:

– Да, можно.

Заглянул стражник, лицо виноватое.

– Ваша светлость, как вы?

– А что, – спросил я настороженно, – не так?

Он пробормотал:

– Ну, все-таки трое суток даже не копыхнулись.

– Сколько? – вскрикнул я.

– Трое суток, – повторил он испуганно. – Ваша светлость, к вам священник.

– Что, – спросил я, – причащать?

– Ваша светлость, – вскрикнул страж в страхе, – и слова такие забудьте! Это от великого инквизитора.

– Пусть войдет, – разрешил я настороженно.

Стражник отодвинулся, в щель проскользнул в рясе до пола и подпоясанный простой веревкой молодой священник. С порога он перекрестил Адского пса, но тот лишь следил за ним с ленивым любопытством. Я сделал знак приблизиться, но священник в своей длинной рясе и сам уже шел ко мне, словно плыл над полом.

В глаза остро блеснуло. Я подавил желание закрыться ладонью, не так поймут, встретил посланника как можно более прямым и честным взглядом.

– Что-то случилось?

– Сэр Ричард, – сказал священник, избегая обращения «сын мой», это я терплю только от одного человека, – отец Дитрих велел срочно передать вам вот это… взамен потерянного. Очень срочно.

Он склонился в легком поклоне, снова блеснуло, но уже не так болезненно. На протянутых ладонях простой полотняный платок, в середине играет искорками такой же незамысловатый крестик. Глаза священника следили за каждым моим движением. Я заподозрил, что явился не один из рядовых служителей церкви, у отца Дитриха не бывает простых. Мои пальцы чуть дрогнули, я медленно протянул руку, готовый в любой миг выронить опасную вещь из рук, как только вспыхнет, ужалит или как-то еще начнет войну с… недостаточно чистым.

Священник явно наблюдал за моей реакцией. Руки дрожали, но крестик приятно холодит кончики пальцев. Я перестал задерживать дыхание, бережно повесил на грудь и прикрыл рубашкой.

– Спасибо, святой отец, – сказал я. – Да, вы правы, мой расплавился в схватке, и теперь очень недостает… Можно сказать, сгорел на работе. Как отец Дитрих?

– Еще плох, – ответил он скорбно. – Этот крест спас ему жизнь. Но отец Дитрих велел немедленно отнести его вам, сэр майордом.

– Польщен, – пробормотал я.

– Он говорит, – продолжил священник тем же ровным голосом, – вам он сейчас нужнее. Намного.

– Спасибо, – ответил я настороженно. – Я чем-то могу помочь отцу Дитриху?

Он продолжал так пристально всматриваться в мое лицо, что не сразу понял вопрос, вздрогнул, виновато покачал головой.

– Нет, сэр майордом, – ответил он ровным голосом, – вы всего лишь паладин. Отец Дитрих на таких уровнях святости, что ваша сила рядом… мала. Очень мала. Сейчас к нему прибыли братья из монастыря Сен-Крус. Они лучшие лекари из возможных.

– Понимаю, – пробормотал я. – Просто хотел бы что-то сделать.

– Отдыхайте, сэр майордом, – сказал он все так же бесстрастно. – Удивительно, вы восстановили силы так быстро. Удивительно!

Я промолчал, а он, выждав чуть и не дождавшись ответной реплики, поклонился и пошел к двери. Я провожал его тяжелым взглядом. Заметил, гад, что отец Дитрих все еще не пришел в себя, а мне как с гуся вода. Да я и сам не очень-то понимаю. С одной стороны, чувствую эту недобрую мощь, сила Терроса ворочается, огромная, как галактика, требует выплеска темной энергии, но в то же время все еще паладин…. Вроде бы.

Да и крестик лишь пару раз дрогнул в пальцах, а так висит спокойно. Возможно, потому, что темный бог из давних времен. Его свергли и заточили в камень задолго до рождения Христа. Про Христа даже не знает. Другое дело, если бы кто-то из ангелов, боровшихся против Творца.

Шаги священника стихли за дверью, как только та захлопнулась. Я прислушался еще, в памяти выплыло то странное, когда терял сознание, а кожа превращалась в нечто более плотное, чем просто кожа. Даже с чешуйками, если не совсем рехнулся. Не то рыбьими, не то еще какими…

Плечи передернулись от пережитого ужаса. Держа руку перед глазами, я шевелил ее так и эдак, кисть нормальная, пальцы тоже. Хотя в самом деле кожа на ладони слегка потолстела, однако это от ребристой рукояти меча. Не так уж и часто за него хватаюсь, но все-таки твердые мозоли. Не такие, как у сэра Растера, у того вообще копыта, однако кожа затвердела…

Вдруг мизинец защипало, словно нечаянно сунул его в горячую воду. Кожа утолщилась на глазах, блеснули искорки… и тут же пальцы снова стали чистыми, с розовой кожей. Сердце пошло барабанить по ребрам так, что могли услышать за дверью.

Пес зарычал во сне, вскочил и, подбежав быстро, обнюхал мне руку. Шерсть на его спине медленно улеглась, хотя глаза еще оставались багровыми. Он посмотрел с недоверием, я погладил по башке и почесал за ушами. Яростное пламя погасло, глаза стали масляными, он чуть ли не замурлыкал.

В дверь снова постучали, громко и требовательно. Ясно, не слуги.

– Войдите, – сказал я.

Чеканными шагами вошел барон Альбрехт. Поверх блестящих, тщательно сделанных доспехов небрежно наброшен голубой кафтан с золотым шитьем, дорогой пояс поддерживает брюки из тонкой кожи, от красных сапог с золотыми шпорами не оторвать взгляда, сам барон при своем негигантском росте выглядит просто величественно и вообще блестяще.

На груди тускло поблескивает золотая цепь с медальоном, где, как говорят, хранится прядь золотых волос. По его словам, жены, хотя Митчелл, его сосед, всякий раз загадочно улыбается при таком сообщении.

Еще от двери он держал меня на перекрестье прицела серых внимательных глаз, за которыми я всегда видел недюжинный ум и цепкую хватку очень расчетливого человека.

– Рад вас видеть, барон, – сказал я первым. – Когда же дворец заработает как следует?.. Ору, будто в запертом туалете. Что у вас новенького?

Он ответил с легким поклоном знатного человека чуть более знатному, но из одного круга:

– Прежде всего ваше здоровье…

Я огляделся.

– А где вино?

Он уточнил:

– Я интересуюсь вашим здоровьем, а не предлагаю за него тост.

– Да, – ответил я с напускным разочарованием, – вы не сэр Растер. По-моему, вы вообще не пьете. Садитесь, барон, рассказывайте.

Он сел, придвинув стул поудобнее, глаза его смотрели испытующе.

– Вы не ответили, – проговорил он, – значит, со здоровьем пока неважно… Новостей немного, все по мелочи. Пользуясь случаем, провели дополнительную чистку по всей столице. Появление Терроса видели в городе и окрестностях, все напуганы, так что знают, что и зачем, сильно не противились, черномесенцев не защищали. Наоборот, нам даже помогали. К тому же мы доказали, что способны справиться даже с проснувшимся темным богом, а это заткнуло пасти и самым крикливым. Заодно устрашило отважных, готовых бросить нам вызов.

– Такие были?

– Немного, – ответил он сдержанно.

Я криво усмехнулся.

– Хвастаетесь такой победой? Нескромно.

 

– Скромных людей не бывает, – ответил барон серьезно. – Просто некоторым нечем хвастаться. И вообще даже самый скромный человек думает о себе лучше, чем думает о нем его лучший друг. Отец Дитрих еще не встает, но послал священников закрепить победу и выжечь остатки… гм… искушения, что ли. Он говорит, что соблазн – это духи, их вдыхаешь до тех пор, пока не захочешь иметь весь флакон. Потому нужно разбить все флаконы, а духи вылить в сточную канаву.

Я сказал вяло:

– Искушение – самый строгий экзаменатор нравственности. Увы, я слаб, потому отец Дитрих прав: крепкое вино надо в унитаз… в смысле, в выгребную яму. Словом, лучше избавиться от искушения, чем с ним бороться.

Он пожал плечами.

– Есть несколько способов, – ответил он холодновато, – с ним справиться. Самый верный – трусость. Так спасается большинство. Но мы не они?

– Мы они, – возразил я. – Я тоже трушу и стараюсь избегать… насколько удается. Как в столице?

– Начинает приходить в себя, – сообщил он. – Народ пока что отсиживается по домам, но лавки по приказу графа Ришара открыты. Работают пекарни и булочные. Воды в цистернах хватит на несколько недель. Лорды Брабанта и Армландии празднуют победу и, похоже, будут праздновать долго. Что и понятно.

– Почему понятно?

Он поморщился.

– Стрелок натягивает лук, – объяснил несколько вяло, – когда он нужен, и спускает тетиву, когда опасность прошла. Если лук держать натянутым всегда, он лопнет. Так и мы… Всегда быть серьезным и не позволять себе забав… гм… либо сойдем с ума, либо наши тетивы лопнут.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Я поинтересовался:

– А как вы, дорогой барон, спускаете тетиву?

Он ответил мне тем же прямым взглядом.

– Как и вы, сэр Ричард. Откладываю на потом.

– Вот уже много лет, – сказал я полувопросительно.

– Вот уже много лет, – повторил он. – Ничего, пока не рвусь. Хотя с ума сойти с вами легко! Еще вам будет интересно, по некроманту отслужили панихиду.

– Что? – ахнул я.

– Что слышите, – заверил он. – Самую настоящую. В церкви. Посовещались сперва и пришли к выводу, что если так поступил, то часть души у него была христианская. В момент истина взяла верх, потому некромант уже не некромант, а благочестивый христианин в первую очередь, а некромант где-то там, позади. Потому достоин похорон как истинный христианин, положивший жизнь на спасение высокого иерарха церкви.

– С ума сойти, – пробормотал я, – церковь отвечает благородством на благородство… Или что-то иное?

Глава 2

Все проблемы, как гласит закон, делятся на две категории: одни разрешаются сами по себе, другие вообще неразрешимы. После ухода барона я перебирал новости, особенно врезалось в память то, что священники искренне жалеют о гибели презираемого ими некроманта. Ишь, самоотверженно спас жизнь великого инквизитора, отдав взамен свою и приняв мученическую смерть в пламени!

В дверь деликатно постучали, что значит кулаком, а не рукоятью меча или ногой. Я положил обе руки на стол и сказал державно:

– Да, что там?

В дверь заглянул дворецкий. Бобик рыкнул, раздраженный, что кто-то мешает самому лучшему на свете занятию. Дворецкий старался держаться, как и положено, бесстрастно и невозмутимо, но чувствую, трясется, как осинка на ветру. И Пса боится, и не знает, как общаться со всесильным завоевателем.

– Ваша… светлость, – проговорил он таким привычно громким голосом, что сам испугался и пустил петуха, – ваша светлость! К вам на прием Великий Инквизитор.

– Проси, – велел я.

Дворецкий суетливо исчез, наверное, непривычно исполнять роль одновременно и лакея, но что делать, многие разбежались, в распахнутую дверь мелкими шажками вошел отец Дитрих. Двое священников вдвинулись следом и остановились у двери, опустив головы и сложив руки.

Отец Дитрих пошел через зал, но я выскочил из-за стола, встретил на полдороге и почтительнейше провел к креслу.

Пес встретил великого инквизитора уже там, зато приветливо помахал хвостом. Отец Дитрих привычно осенил странную тварь крестным знамением, но Бобик не закричал страшным голосом, не превратился в дым и не вылетел в окно. Отец Дитрих легонько провел пальцами по умело подставленной для чесания голове и опустился в кресло так тяжело, словно не потерял после схватки с темным богом килограммы, а набрал центнеры. Его сухое, как у кузнечика, тело стало еще тоньше, черты лица заострились, а дышит, как я обратил внимание, все еще учащенно.

Я сел рядом и терпеливо прислушивался к его надсадному дыханию.

– Сын мой, – сказал он тихим, но твердым голосом, – огонь и воду ты уже прошел. Теперь – медные трубы… А это самое трудное. Куда бы ни направил стопы, везде трубят и возглашают: вон он, тот самый великий сокрушитель королевства!.. Несравненный и непобедимый!.. А еще и темного бога сокрушил!

Я вяло отмахнулся.

– Отец Дитрих, я на такие простые крючки не ловлюсь. Чтобы меня подцепить, нужна приманка похитрее. Я еще та рыба! Хи-и-итрая.

– Какая?

– Не знаю, – признался я. – Но знал бы, не сказал бы даже вам.

Он скупо улыбнулся.

– Это правильно.

– Я рад, – сказал я, – что вы приходите в себя так быстро. И уже обличаете.

Он позволил губам чуть-чуть раздвинуться в слабой улыбке.

– Плоть излечить легко. Братья из монастыря Сен-Крус в этом сильны, как никто. А вот крепость духа зависит от нас самих. Я, собственно, зашел к тебе, сын мой, чтобы выразить соболезнование…

Я спросил настороженно:

– С чем?

Он взглянул с укором.

– С гибелью некроманта. Да-да, знаю, ты им тоже пренебрегал, а я вообще собирался предать церковному суду… Говорят, смерть равняет всех, но это отговорка простолюдинов. Смерть как раз показывает, кто чего стоил. Только после нее видим подлинную цену человека.

Я вздохнул, развел руками.

– Гм, да…

Он осенил себя крестным знамением. Лицо стало серьезным, он выпрямился, из груди вырвался тяжелый вздох.

– Тот некромант, – произнес он тихо, – пожертвовал собой, чтобы спасти меня, человека церкви.

– Он старался остановить темного бога, – пробормотал я.

Отец Дитрих покачал головой.

– Нет, сын мой. Он говорил, что темный бог непобедим. И понимал, что погибнет, если вступит в борьбу. Но видел, как я упал, как меня крушит мощь нечестивого противника, и… бросился на помощь.

Я вздохнул и снова развел руками.

– Да, гм… печально. Мог бы еще жить.

Он продолжил, словно и не слышал меня:

– Я бы погиб, если бы он не принял бой и не отвлек внимание темного бога. Я не мог двигаться, я смотрел с ужасом, а потом отец Варлампий сумел подбежать и оттащить в безопасное место. Некромант погиб, а я даже сейчас стараюсь не называть его по имени, отказывая ему в этом праве…

– Его звали Логирд.

– Логирд, – повторил он. – Человек, по имени Логирд. Неважно, чем занимался всю жизнь, но этот миг, когда отдал свою еще молодую жизнь, чтобы спасти меня, старика, самый весомый на чаше весов!

– Да, – пробормотал я. – Господь именно об этом и говорил.

– Раскаяние, – продолжил отец Дитрих наставительно. – Человек одним мгновением, одним поступком может все изменить… И одна минута может перевесить всю прежнюю жизнь! Уверен, Логирду уготовано царство небесное, а не адские муки.

Я кивнул.

– Да… гм… неплохо бы.

Он взглянул на меня остро, недовольство проступило в глазах.

– Сын мой, я понимаю, что ты хочешь сказать. Вернее, в чем меня укорить.

Я выставил, защищаясь, ладони.

– Отец Дитрих! Мы через такое прошли! Нам ли друг друга укорять?

Он покачал головой.

– Когда все гладко, тоже нехорошо. Ладно, я не о том… Отныне маги и некроманты нашего войска под моей защитой! И под защитой церкви в моем лице. Под защитой инквизиции. Никто не смеет обидеть даже самого малого из них. Это я сказал священникам, а они сейчас объясняют всему войску. Dixi!

Он с трудом поднялся, я поспешно вскочил и почтительно приложился к его руке. Он кивнул и пошел к двери, исхудавший и все еще сгорбленный, но чувствуется в каждом движении, что дух его прям и несгибаем. Даже в том, как оглянулся в дверях и ожег меня требовательным взором.

Священники вышли вслед за ним, дверь закрылась, я сидел с бьющимся сердцем. Нет, не ради благодарности за спасение жизни он объявил амнистию всем чернокнижникам моего войска. Великому инквизитору чуждо личное, однако некромант, спасая высокого иерарха церкви, показал свое благородство и преданность крестоносному войску. А это значит, что и другие колдуны и маги могут прийти к Господу иными путями, чем только через костер.

– Спасибо, Логирд, – сказал я. – Ты такую тяжелую ношу с меня снял!.. И такой гордиев узел разрубил…

Небо мутное, затянуто серой кисеей, солнце по ту сторону, и потому кажется, что раскалено все небо. Плечи и спины землекопов черны, все раздеты до пояса, а головы уже завязаны белыми тряпками. Вдали белеют похожие на высохшие скелеты руины крепости Песчаных Королей, их постепенно заносит песком, но дальше оптимистично зеленеет полоса могучих деревьев.

Здесь, за чертой города, где отбушевала страшная битва с Темным Богом, закончили рыть большую могилу. Когда я слез с коня и поручил его Бобику, убитых уже укладывали ровными рядами. Плащи и маски сгорели, теперь отчетливо видно, что все, в основном аристократы, погибли дважды: сперва от наших мечей, затем во время схватки с их хозяином.

Один обугленный труп пострадал особенно страшно: нижняя часть превратилась в пепел, от грудной клетки лишь обгорелые кости, но череп уцелел – массивный, с высоким лбом мыслителя и тяжелой нижней частью воина.

Землекопы уже перестали кланяться, но, когда я медленно поднял череп, один сказал почтительно:

– Это тот некромант, что дрался так храбро?

– Да, – ответил я невесело, – а теперь хороним вместе с той дрянью, что освободила его убийцу и дала силу.

Землекоп подумал, почесал в затылке.

– Вообще-то нехорошо… Ваша милость, а давайте похороним отдельно? Только и делов, что еще одну ямку вырыть! Нам для хорошего человека нетрудно. Зато крест можно поставить!

Я покачал головой.

– Крест… это слишком.

Он выглядел озадаченным.

– Как же… если человек хороший, то надо крест…

– Человек хороший, – пробормотал я, – Ладно, пока с могилкой погодим. Лучше я отнесу это вот в его лабораторию. Она и станет его склепом. И памятником заодно.

Он поклонился, так и не поняв, но лорды иногда говорят непонятно, я поднялся в седло, разобрал поводья. Арка ворот понеслась навстречу, народ шарахается в стороны, кого-то даже сбили с ног, но сейчас ни малейшего угрызения совести не шевельнулось в моей мохнатой душе.

Глава 3

Несмотря на то что некромант прожил здесь всего несколько дней, едкий запах химикалий я ощутил еще перед закрытой дверью. Когда был Логирд, я не обращал внимания на ароматы, уродливые черепа, высушенные лапы, пучки трав, а сейчас перешагнул порог и сразу ощутил нечто древнее и враждебное человеку.

В комнате тихо, камин черен и почему-то упорно напоминает бездонный космос, но там тишина, никаких молний, никаких звездных катаклизмов, только застарелый запах дыма, давно не убираемого пепла, а также легкий запашок неизвестных трав.

Пес быстро пробежался везде, иногда носом терся по полу, я даже слышал скрип, кое-где шел почти на задних лапах, а то и подпрыгивал, стараясь поймать запахи вверху, а я, не обращая внимания на его изыскания, деревянными шагами прошел к столу, там все те же три пузырька и череп.

Бобик посмотрел в ожидании: вдруг да буду бросать ему череп, а он станет приносить, классная игра, но я переставил все на полку, освободив стол, вытащил обгорелый череп некроманта и водрузил на середину стола.

– Прощай, – сказал я невесело. – Не скажу, что чувствовал к тебе хоть какую-то симпатию… Да и сейчас нет во мне горя, люди гибнут всюду, однако ты показал себя достойно… а самое главное, спас отца Дитриха… Нет, даже не это главное. Ты изменил его отношение к магам! Ты, можно сказать, спас их от костров. Спасибо.

Я отступил, отдал честь и уже хотел повернуться и уйти, когда взгляд упал на пузырьки. Как сказал тогда Логирд, его предшественник отыскал способ, как упростить вызывание тени мертвых, как обойтись без жертвоприношения черного петуха в новолуние, длинных и запутанных заклинаний. Всего то и нужно, что…

Мои пальцы коснулись пузырьков. Я смотрел на обгоревший череп, нижняя челюсть наполовину обуглена, половины зубов уже нет… а тем временем тугая пробка нехотя вылезла из горлышка.

Я капнул на череп сперва зеленым, потом синим, запоздало подумал, что не знаю, в каком порядке, но раз уж запел – пой до конца, вылил половину из красного.

 

На макушке черепа капли зло шипели, растворяя кость, взвился легкий дымок. Я постоял немного, однако дымок рассеялся.

– Прощай, Логирд, – сказал я и пошел к двери.

Бобик требовательно гавкнул. За спиной легонько трещало, словно рвались нити тонкой паутины. Я обернулся, в темной дыре камина едва заметно поблескивает, но не молнии, как в прошлый раз, а будто далекие зарницы, только их так далеко видно ночью.

Я постоял у двери, зарницы медленно утихли. Бобик застыл со взъерошенной шерстью, неотрывно смотрел на стол. Я потрепал его по башке.

– Ну что там? Пойдем. Ты его совсем не знал.

Пес уперся, я слышал, как в горле зарождается глухое рычание. Я вздохнул, обошел его и толкнул дверь. Она скрипнула и отворилась. Я переступил порог, и тут краем глаза поймал какое-то движение в комнате. Над столом, где я оставил череп, колышется легкий туман, бесформенный, но компактный.

Бобик опередил меня, уже стоит там и принюхивается. Я вернулся к столу с внезапно застучавшим сердцем и дрожью в руках. Туман медленно принял очертания человеческой головы, а шея и грудь едва заметны, истончаются, там колышутся щупальца тумана, как отростки медузы.

– Логирд, – прошептал я.

Черты лица сдвигались, смазывались, исчезали, и с каждой переменой я видел яснее массивную голову, тяжелую нижнюю челюсть с раздвоенным подбородком, крупные глаза под нависшими дугами бровей, проступили и перестали размываться мясистые губы широкого жабьего рта.

Бобик перестал рычать, сел на толстую задницу и просто смотрел. Я в потрясении наблюдал, как оформились из тумана роскошные волосы, они и раньше были такого же цвета, как сейчас, а мертвенно бледное лицо Логирда как будто стало даже больше похожим на живое.

Толстые губы разомкнулись.

– Сэр Ричард… – услышало я свистящий шепот, – это необыкновенно…

Я с трудом прочистил горло, прохрипел:

– Ну да… Хорошо выглядишь!.. Сейчас ты даже не такой бледный…

Лицо колыхнулось, теряя пропорции, но тут же застыло на пару мгновений, пока Логирд брал свою новую форму под контроль.

– Необыкновенно, – повторил он так же тихо, – вы сумели… решились… Честно говоря, о такой удаче даже мечтать не смел…

Я сказал с беспокойством:

– А удача ли?

– Разве не видно?

– Отец Дитрих сказал, – сообщил я, – тебе уготован рай. И царство небесное!

Он поморщился, это было устрашающе, гримаса почти превратила лицо в нечто ужасающе звериное. Логирд это ощутил и снова некоторое время восстанавливал, закреплял, сдерживал, а ответил, едва шевеля губами:

– Сэр Ричард, я, конечно, благодарю… Теперь понимаю, почему мне удалось задержаться. В ад уволакивают сразу… И я, конечно, отправлюсь в это уготованное мне, однако… здесь слишком много интересного! Я отправлюсь в рай не раньше, чем… словом, либо все исследую, либо здесь надоест раньше…

Я удивился:

– А как будешь исследовать?.. Ты песчинки не сдвинешь!

– Неважно, – прошептал он счастливо. – Еще не знаю, что могу, но бывать в разных местах, слушать разговоры… даже великих некромантов… смотреть на их работу…

– А толку? – спросил я трезво. – Уже не применишь.

Он умолк, некоторое время колыхался над краем стола, переместившись от черепа, медленно поплыл по комнате, плавно поднимаясь до потолка, опускаясь до пола. Бобик следил за ним заинтересованно, даже поднялся на все четыре, но с места не сошел. Логирд не рассчитал и погрузился до половины, а когда поднимался, по инерции вошел в стену. Вынырнул через пару секунд уже выше, на лице обрадованно-сконфуженное выражение.

– Да, – признал он, – к новому состоянию надо привыкнуть. В стене даже мне жутковато.

– Придется привыкать, – сказал я.

– Да, – согласился он, – иначе не смогу подсматривать, как работают маги… Сэр Ричард, как вы решились на такое?

Я сдвинул плечами.

– Не знаю. Дурак просто. Ты не один, во мне тоже хватает дурости и здоровой помешанности. Хотя в целом я такая же тупая здоровая норма, как и все прочие, на ком держится мир.

– Замечательно, – сказал он. – Но я жив благодаря вашей помешанности, как вы сказали, а не унылой норме!

Я сказал нерешительно:

– Ну, не все это назвали бы жизнью.

Он сказал уже намного энергичнее:

– Дураки! Или – норма, как вы сказали изящно. Я вполне могу обойтись без пожирания мяса. Или вина. Однако проходить сквозь стены, не страшиться мечей… могу нырнуть в озеро кипящего огня… и никакого жара! Сэр Ричард, я ваш вечный должник.

Я отмахнулся.

– Да ладно тебе. Мне просто повезло, что запомнил твои слова насчет вызывания теней. Только и делов, что вылить эти пузырьки вон на ту черепушку. Ладно, исследуй новые возможности, Логирд!

Я улыбнулся, махнул ему рукой и пошел к двери. Пес посмотрел на Логирда уже без интереса и понесся следом. Зайчик деловито сгрызал железную верхушку ограды, как другой конь жрал бы сочные листочки молодых веточек. Я вставил ногу в стремя, Зайчик повернул голову и с удивлением смотрел за мою спину. Я проследил за его взглядом.

Из стены, как нечто отпочковавшееся, выдвинулся и отлепился Логирд. На этот раз сумел восстановить облик почти до колен, хотя голову и грудь пролепил со всей тщательностью, даже отчетливую цепь на груди с амулетом, но ниже все так же размытые клочья тумана.

– Меня никто не видит, – сказал он успокаивающе еще издали. – И не слышит.

Я указал на Зайчика.

– Даже мой конь услышал. Не говоря о собачке.

Логирд сморщил нос, на этот раз он у него не ушел на середину лба и не опустился ниже подбородка.

– Конь… Он не обижается?

– А чего ему обижаться? – ответил я вопросом на вопрос.

Он загадочно улыбнулся.

– Я как-нибудь соберу все о таких «конях», сэр Ричард. Уверен, ахнете. Я уж молчу о вашей «собачке». Сэр Ричард, можно попросить вас об одной необычной услуге?

– Просить можно, – ответил я с неохотой, – только сделаю ли… Ты же знаешь, как все мы не любим что-то кому-то делать. Другое дело, когда все нам, нам…

Он растянул широкий рот в строго зафиксированных пределах.

– Вы сделали гораздо больше, сэр Ричард, осмелюсь напомнить! Впрочем, это совершеннейший пустячок. Даже, если просто отмахнетесь, я не обижусь.

– Ну, говори, – сказал я, – а то Зайчик уже вон ушами прядает.

– Теперь моя прежняя оболочка не нужна, – сказал Логирд. – Совершенно. Но что-то сентиментальное, что ли…

– Ты сентиментальный? – удивился я.

– Сам не думал, – признался Логирд. – Наверное, плоть дает больше возможностей для притворства. Даже себя ухитряемся обманывать… Нельзя ли мой череп как-то сохранить? Я видел, у всех священников черепа на столах.

Я пробормотал:

– Не только у священников. Была одно время мода на такое… Якобы напоминание о краткости жизни, а на самом деле бравада… Ладно, я заберу череп, чтоб не сперли. У тебя он, кстати, хорош! Массивный такой.

Он сказал польщенно:

– Спасибо, сэр Ричард.

– Будто у мясника, – добавил я, – или у гладиатора. Или такими и были интеллигенты Средневековья? Еще ничего тут тебе не надо? Какие-нибудь склянки, растворы?

Он покачал головой.

– Мне уже ничего не надо. Как и вам, кстати.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru