Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – князь
Глава 7
В малый зал, где собираются наиболее приближенные, я вошел быстро и уверенно, задавая тон. Все склонились в поклоне, я впервые отметил, что именно так кланяются королю. Хотя гранд от короля не так уж и далеко, но какое-то должно быть и отличие…
Или же, что вероятнее, понимают, что тот, кому предлагали корону, но не взял по своей воле, все равно возьмет когда-то, разве что выторгует условия получше.
На узких столах расставляют сладости и вино, пир не предусмотрен как таковой, но всяк может подкрепить силы чашей вина, конфетами, сдобными пирогами или булочками с медом.
В окна падают узкие лучи света, но из-за толстых стен освещают совсем крохотные участки пола, так что свечи горят как на люстре, так и на столах в изящных подставках.
Гости стоят по два-три человека, степенно беседуют, но если верховные лорды никого не замечают, кроме себя, то феодалы поменьше суетливо зыркают по сторонам, для маленького человека сейчас масса возможностей быть замеченным.
К моему удивлению, присутствовал даже герцог Аттельстан, огромный и толстый, как только под ним пол не прогибается, как молодой лед, на меня посмотрел со странной смесью недоброжелательства и покорности судьбе, мол, если будет отсиживаться и дальше, то сам вычеркнет себя из общественной жизни и возможности на что-то повлиять, а вот так, хоть и без комфорта, но все-таки лорд Вигфрид прибыл, участвует, даже в Совете Лордов…
Я сам подошел к нему, обратился с сочувствием и доброжелательностью:
– Герцог, я ценю вас как истинного патриота. Вы можете рассматривать меня как захватчика, но признайте, что это Гиллеберд напал на маленькую и беззащитную Армландию! Он просто не мог предположить, что сопредельные короли создадут союз и выступят вместе против акта неоправданной агрессии. Лишь потому я здесь. Но, как видите, отношусь к местным реалиям с уважением и почти ничего не меняю.
Он возразил с тяжелым вздохом:
– Что-то да меняете… Да не по мелочам, что замечают в первую очередь, а меняете нечто более важное.
– Что?
Он посмотрел на меня с ухмылкой:
– Вы знаете. Но большинство просто не видят.
– А почему вы им не скажете?
Он пожал плечами:
– Момент у вас больно удачный. Кто возразит? Армию вы еще не распустили… Никто, как вижу, не уехал обратно в Армландию… Иногда мне кажется, удача – это такое же нечто вещественное, как вот ваши сапоги. Или как рост, цвет глаз или размер ушей. Вот у вас эта удача есть, а у меня, скажем, нет.
Я фыркнул:
– Это вы так культурно меня дураком называете?
Он поморщился:
– Ну зачем же так прямо в лоб… Но вы должны признаться, что вам частенько сопутствует банальная удача. Под вами лед только трещит, а под другим ломается.
– Пусть быстрее свою жопу носят, – посоветовал я. – Или пузо не отращивают, тогда и под ними не провалится. И вообще, сэр Аттельстан, какое-то у вас пессимистическое видение! То, что дураки называют удачей, на самом деле продуманный расчет! Иногда плод долгих размышлений, иногда мгновенное решение… но и оно на чем-то основано! Нет-нет, я не о себе даже, дорогой друг, но мы же христиане! Господь создал для нас прекрасный мир, но дальше мы с ним должны управляться сами. И если засрем, то никакая удача не поможет!
Он пробормотал:
– Да это я понимаю, но что вы все на глобальность переводите…
– А как иначе?
Он огрызнулся:
– Я говорил, что вам везет. Лично вам. Другой бы голову сломил…
– Падать тоже надо уметь, – сказал я наставительно. – Но лучше, конечно, падать отсюда в небо. Растопырясь, как птицы. Если уж разбиться, то о небесную твердь!
Гости начали подходить ближе, а то мы все вдвоем, неприлично даже, сюзерен обязан распределять высокое внимание между всеми высокопоставленными подданными.
Я широко улыбнулся:
– Дорогие мои! Как мне с вами хорошо, поубивал бы всех. Но, увы, труба зовет, Господь смотрит и всех нас видит, кто чем занимается. Ему сверху видно все. Это вы Его гнева не боитесь, бесстрашные вы мои, а я вот страшусь, потому прямо сейчас отправляюсь в Варт Генц нести тяжелую ношу призванного варяга-управленца. А с вас спрошу, не сколько кто выпил и сожрал, про баб тоже умолчу, но про дела и свершения спрошу со всей строгостью демократического режима с авторитарным оттенком!
Бобик в нетерпении распрыгался, что это я собираюсь так долго, уже и арбогастр, забыв о своем невозмутимом аристократизме, начал гневно ржать и бить копытом.
Кроме своего вооружения, я захватил и все, что досталось от Хиксаны Дэйт, разве что платье оставил в ящике стола. Вообще была мысль бросить в огонь, но рука не поднялась, нутром чую и высокую шедевральность самого материала…
Во двор вывалила целая толпа провожающих, я всем улыбался, вождь должен быть бодр и весел, у дикарей вообще убивали, если вожак болен и печалится, а мы еще те дикари, все наши с идиотскими приклеенными улыбками так и ходят, так и ходят, как гуси, важные, сытые, всем довольные…
Я сказал приподнято, с таким видом, что прям щас готов в победный танец Великого Щастя:
– Спасибо, что проводили! Но дальше я дорогу как бы знаю…
Сэр Вайтхолд спросил с тревогой:
– Как бы?
Я потрепал по шее арбогастра:
– А вот оно на што?.. В Варт Генце у него друзья, только скажи, что туда едем, сразу ржанет и помчится. Ого, видите, как ушами зашевелил? И морда, морда довольная?
– И глаза хитрые, – проговорил мощно сэр Клемент Фитцджеральд.
– В хозяина, – подтвердил виконт Рульф.
– Ладно-ладно, – сказал я бодро, расставаться нужно в таком приподнятом тоне, – не сожгите страну, не передеритесь…
Сэр Геллермин ответил так же бодро:
– А спалим, так с вами другую завоюем!
Все довольно заржали, в самом деле чувствуют себя такими лихими и удалыми. Уже забыто, каких усилий, крови и пота, тревог и страхов нам это стоило.
Я красиво вскинул руку, улыбнулся широко и щедро, арбогастр рванулся в галоп, но я был готов и не ухватился позорно за луку седла, хотя спина от усилий оставаться ровной болезненно заныла.
Ветер засвистел в ушах, сердце стучит тревожно и радостно, в душе щем пополам с подъемом, а впереди неутомимый и радостный Бобик, что обожает мчаться вот так не меньше, чем лежать под столом и принимать от любимого хозяина вкусности.
Проскакивая в стороне от дорог, увидел группу вооруженных людей на дороге, окруживших пару повозок. То ли мародеры, то ли таможенники, останавливаться не стал, все равно те и другие будут упразднены, то ли росчерком пера, то ли повешением – неважно. Мое дело повелеть, а нижестоящим нужно исполнить быстро и четко, никакой волокиты и коррупции не допущу, это теперь мой большой огород…
По дорогам, вздымая пыль, маршируют в сторону юга, пока не в ногу, конечно, крепкие рослые парни, набранные из разных племен. Я как воочию увидел их возвращение, крепких и обросших тугими мышцами, прокаленных походной жизнью, умеющих обращаться с оружием.
Четверть из них вернутся конными, в Гандерсгейме резвых скакунов хватит. Лучших из лучших коней отберем у местных, а кто посмеет пикнуть – таких на кол, горе побежденным!.. Не я на вас напал, отважные вы мои кочевники, так что в праведном гневе возмездия могу весьма круто умиротворить вас, выбить воинственный дух.
А из кого выбить трудно, выбьем вместе с жизнью…
Я перетерпел долгий и довольно тягостный путь, любой становится тягостным, как только теряется новизна, и снова начал думать о способах ускорения. Подземный Вихрь бы, но пока найдешь достаточно глубокие шахты или расщелины, проще доскакать или долететь…
Наконец мимо пошли города и села Варт Генца, я перевел дыхание, наконец знакомые стены. Зайчик и здесь пронесся таким аллюром, в то же время ухитрившись никого не сбить с ног, что нас рассмотрели только перед королевским дворцом.
Стражники бросились принимать коня, Бобик проигнорировал их и весело понесся к ступенькам, пугая встречный народ.
Я передал повод арбогастра в протянутые руки и хозяйски двинулся во дворец, а впереди уже помчались слуги. Я слышал испуганно-восторженный вопль, что вернулся Ричард Завоеватель, вот идет там сзади, свиреп и грозен…
Это я-то свиреп и грозен, мелькнуло у меня. Знали бы, какой я на самом деле зайчик трепетный, но жизнь такая кусабельная, что надо вот делать вид, что страшнее меня нет на свете бандита и разбойника, сразу начну вешать, если что не по мне, сразу уважение и трепет возрастают…
В коридоре, что ведет к королевскому кабинету, слуги уже выстроились вдоль стен, даже не дышат, стражники в блестящих доспехах и с копьями в руках застыли у двери.
– Здравствуйте, ребята, – сказал я.
Они так растерялись от того, что наследник Фальстронга их заметил, что даже не проревели извечное «Рады стараться!», а я толкнул дверь и вошел в кабинет, где ничто не изменилось, словно в мое отсутствие никто и не заходил.
Вошел с кипой бумаг в руках и остановился в смиренной позе ожидания сэр Клифтон, все в том же оранжевом с черным, лицо суровое и непроницаемое, на груди все так же сдержанно и с достоинством поблескивает золотая эмблема короля.
Из-за его светлых глаз и неторопливости мне он всегда казался некой сонной рыбой, что не делает ни единого лишнего движения, однако все просчитывает, и когда говорит или двигается, то всегда к месту.
– Сэр Клифтон, – обратился к нему я.
– Ваше высочество, – ответил он с поклоном.
– Сэр Клифтон Джонс, – произнес я со вкусом, – хорошо звучит! Доверенный слуга Его Величества, его личный секретарь… и вообще патриот, это я о том эпизоде, когда вы при попытке переворота спасали королевские бумаги и печати…
– Ваше высочество?
– Это я к тому, – пояснил я, – что, будучи патриотом, вы способны и на самостоятельные действия по спасению, упрочению, продвижению и благоденствию. То есть в мое отсутствие вы не откладываете срочные дела до моего возращения, а что-то да решаете… Верно?
Он поклонился, развел руками:
– Только неотложные, ваше высочество. И что в моей компетенции. В вашу я вторгаться не осмелился.
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда давайте сразу те, что требуют моего высокого и зело мудрого внимания.
– Спасибо, ваше высочество, – ответил он ровным голосом. – Вот, прошу вас.
Я охнул и опасливо покосился на бумаги.
– Что, так много?
– Было в десять раз больше, – ответил он невозмутимо, – остальное разобрал сам и… принял меры.
– Господи, – сказал я с ужасом, – вы, наверное, и к бабам не ходите?
– Ваше высочество, – сообщил он суховато, – я женат. У меня четверо прекрасных детей.
Я покачал головой:
– Счастливец… Но только не сорвитесь, а то у таких, благополучных, если что-то соскакивает, вообще идут вразнос. Потому что не прививали иммунитет малыми дозами… Та-а-ак, это что за перечень?
– Земли лордов, – сообщил он, – которые поддержали мятеж Эразма. В этой стопке те, что были убиты, в этой – живы, но виновны, а это вот отдельно с делами тех, кто был с принцем Марсалом, перешедшим на сторону Гиллеберда.
Я указал на стол, где он разложил бумаги по стопкам, отодвинув их на разные края, чтобы я не перепутал.
– Хорошо, – сказал я, – буду знакомиться. Решение приму позже. Завтра-послезавтра, а то и через недельку. В таких делах спешить рискованно, можно невинного обидеть. Что-то еще?
Он ответил ровно:
– Да много всякого, но вы пока знакомьтесь с этими делами, это самое важное.
– Хорошо, – сказал я. – Итак, все за работу! Я тоже.
Он отступил к двери и еще раз поклонился:
– Ваше высочество.
– Когда мое высочество зовет, – сказал я, – можно помнить и о своих столь важных для каждого интересах, но когда зовет Господь, ему нельзя повиноваться наполовину. Мы призваны Господом, чтобы нести Его волю!
– Аминь, – ответил он поспешно и растворился.
Глава 8
Я работал до обеда, устал, начал подумывать насчет того, что перекусить бы, да и Бобик вылез из-под стола и, глядя на меня с укором, требовательно гавкнул.
В кабинет вошел Клифтон, взглянул вопросительно:
– Звали, ваше высочество?
– Что, – спросил я, – похоже?.. Нет, но пора сделать перерыв на обед.
Он сказал торопливо:
– Может быть, успеете принять сэра Варвика?
– Это кто еще?
– Варвик Эрлихсгаузен, – пояснил он, – князь Стоунбернский, властелин Реверенда и Амберконта!.. Примчался, как только узнал о вашем прибытии.
Я скривился, но кивнул:
– Зовите, но пока изволю принимать этого заносчивого магната, вы напишите указ об освобождении его сына…
– Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского?
– Памятью хвастаетесь? – буркнул я. – Да. И о прощении моей милостью.
– Вашим высочеством, – уточнил он.
– Знаю, – огрызнулся я, – это я напоминаю, что я сама милость к падшим! А так да, я – мое милостивое и вообще замечательное высочество.
Он исчез, а через пару мгновений в кабинет вошел Варвик Эрлихсгаузен, князь.
В прошлый раз это был уверенный такой господин, на меня смотрел, как на лакея, сейчас тоже держится уверенно, это в крови, но на меня смотрит почтительно.
Лицо все такое же пергаментное, изрезано глубокими ущельями морщин, темные мешки под глазами, крючковатый нос, в глазах, помимо спокойствия высокорожденного лорда, я увидел и глубоко запрятанный вопрос.
Он поклонился и застыл с опущенной головой. Я выждал некоторое время, давая понять еще раз, что хозяин положения по-прежнему я, для меня никакие лорды – не лорды в период военного времени, ну, почти военного, наконец произнес с холодком в голосе:
– Лорд Варвик?
Он разогнулся и произнес почтительно, тоже все понял, не однажды грамотный:
– Выше высочество…
– Лорд Варвик, – спросил я, – что привело вас ко мне, своему сюзерену?
Он слегка дернулся при таком напоминании, но ответил смиренно:
– Ваше высочество, война окончена… И, как я слышал, даже мятежный Зигмунд Лихтенштейн прекратил сопротивление…
– А, – сказал я довольно, – вы совершенно правы! Тяжелая и кровопролитная война закончена, теперь будем пожинать плоды мира. Кстати, хорошее занятие… Ну, вы знаете, я думаю.
В кабинет без стука вошел сэр Клифтон, в руках бумаги, положил передо мной.
Я посмотрел с подозрением на стопу.
– Почему так много?
Он ответил невозмутимо:
– Да заодно уж подпишите еще несколько…
– Ничего себе, несколько!
– Несколько десятков, – уточнил он.
Я сказал раздраженно:
– Хорошо, но только печать прикладывайте вы!
– Кольцо на вашем пальце…
Я с грохотом вытащил из ящика стола шкатулку, открыл и сунул ему в руки большую королевскую с удобной ручкой и полустертым штампом.
– Можете этим.
Сэр Варвик стоит как столб, не смея прерывать государственную полемику насчет моментов работы, я быстро подписывал, а сэр Клифтон разогревал сургуч, капал им на бумаги и прикладывал печать.
Я закончил с последней, когда он со вздохом капал разогретым сургучом только на третью. Первой я подписал о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского, теперь там остывает сургуч, я взял ее и внимательно прочел:
– Сэр Клифтон, что это вы мне подсунули?.. Указ о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена?.. Гм, я намеревался этого мятежника завтра казнить… Ну да ладно, не будем бумагу переводить, что написано моим пером – не вырубить ничьим топором. Да и бумага пока еще дорого обходится…
– Так точно, – сказал Клифтон. – Пора бы начать удешевление.
– Начнем, – пообещал я. – Сэр Варвик!
Князь шагнул вперед и поклонился:
– Ваше высочество?
Я протянул ему бумагу с моим указом:
– Сэр Клифтон подсунул мне явно по ошибке бумагу о помиловании вашего сына, так ему и передайте!.. Его могли казнить, пусть это впечатлит его буйную голову.
Он принял бумагу, руки чуть вздрогнули, выдавая волнение, но лицо князя оставалось неподвижным.
– Благодарю, ваше высочество…
Я отмахнулся:
– Не стоит. Я же говорю, это всего лишь ошибка моего личного секретаря, я его лишу половины жалованья. Кстати, можете прекращать там всякое с владельцами замков и земель Турнедо, что вошли в королевство Варт Генц.
Он поклонился.
– Да-да, ваше высочество, только вот…
Я спросил резко:
– Что еще?
Он ответил ровным голосом:
– Я всегда ладил с соседями. И мне совсем не хотелось бы прерывать добрые отношения с теми, с кем успел завязать.
Я махнул рукой и сказал великодушно:
– Ну, это на ваше усмотрение. Я тоже считаю, что со всеми соседями нужно жить дружно.
Он поклонился:
– Еще раз спасибо, ваше высочество. И позвольте откланяться.
– Позволяю, – ответил я великодушно.
Он удалился, а Клифтон все еще сопел и трудился над бумагами. Сжалившись, я сказал:
– Давай разогревай сургуч и капай, а я буду шлепать печати.
Он с благодарностью подвинулся. Правда, шлепать по расплавленному сургучу не получается, нужно прижимать аккуратно и ждать, когда там хоть чуть застынет, но все-таки работа пошла вдвое быстрее.
Накопившиеся бумаги пришлось разбирать до конца дня, и следующий тоже начинать с них, а после обеда, когда я все еще подписывал указы и посылал помощников казначея на призывные пункты, под охраной, разумеется, вошел Клифтон.
– Сэр Клифтон? – произнес я, не поднимая головы.
– Ваше высочество, – ответил он.
– Ну?
– Ее высочество, – сказал он почтительно, – принцесса Вирландина выразила высокое одобрение, что вы вернулись и с таким рвением занимаетесь государственными делами…
– Спасибо, – сказал я.
– Так и передать?
– Конечно, – ответил я. – Можешь сказать даже, что большое спасибо. Или огромное… Нет, огромное не нужно. Либо решит, что насмехаюсь, а обиженные женщины опаснее драконов, либо не так поймет, что еще хуже…
– Хорошо, ваше высочество.
– Что-нибудь еще?
Он сказал почтительно:
– Она сказала, что желает с вами перемолвиться по делам государственным, у нее как-никак немалый опыт… И желаете ли вы принять ее здесь, или же изволите оказать ей часть посещением ее дворца?
Я замотал головой:
– Нет-нет, я что, дурак, переться в такие дали?
Он хмыкнул:
– Как изволите, ваше высочество… Хотя я не назвал бы это особенными далями. Ее дворец на той стороне площади.
Мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула насмешка, я рыкнул, расправил плечи, потом решил, что сам свалял дурака, рычать надо на себя, сказал уже чуточку виновато:
– А-а, ну это я сам не слишком… или заработался как бы так. Пожалуй, поработаю до вечера, а на ужин приеду… или даже приду. Пусть готовит суп повкуснее.
Он ушел, затем был прием, я решал какие-то задачи и улаживал тяжбы, о своем решении насчет ужина совершенно забыл, однако Клифтон появился, как молчаливая белая рыба, уставился немигающими глазами.
– Ну че? – спросил я.
Он ответил изысканно вежливо:
– Ваше высочество, ее высочество принцесса Вирландина прислала слугу напомнить, что суп уже готов.
– Что? – изумился я, не поняв. – Какой суп?.. А, так это же было иносказание!.. Вот народ, все в лоб принимаете, хотя бы что-нибудь в бочину… Я имел в виду, что у каждого свои проблемы. У кого суп жидкий, а у кого бриллианты мелкие.
Он ответил мудро:
– Ваше высочество, лучше курица в супе, чем журавль в небе. Вам плащ подать или сами возьмете?
Я вздохнул.
– И что это я такой сегодня несдержанный? Мог бы и не ляпать дурным языком направо-налево, как хвостатая корова… Хорошо-хорошо! Иду.
– Сколько человек выделить для сопровождения?
– Через площадь?
– Здесь темнеет рано, – сказал он, – ночью можете заблудиться, площадь широкая.
– Не заблужусь, – ответил я сердито. – И не запугивайте, а то не пойду совсем. Пусть принцесса тогда у вас спрашивает, зачем вы меня так запугали, что ночь трясся под одеялом!
Провожать меня ринулся Бобик, а потом решил, что он еще и отряд по охране, я трижды спотыкался о него, когда он начал бестолково кружить вокруг, показывая, что охраняет от всего, даже от светлячков.
Небо красное от заката, облака застыли над горизонтом, багрово-черные с подпаленными краями, на земле уже густая тень, и на той стороне площади у входа во дворец зажгли смолу в бочках, огонь вырывается из жерл густой, как из вулканов, такими же страшноватыми клубами.
Стражи вытянулись при моем приближении, слуги понеслись впереди меня, расчищая дорогу и выкрикивая, что идет сам, тот самый, который.
Холл блещет огнями светильников на стенах, а когда миновал и прошел под аркой в зал, откуда три лестницы в разные стороны, там светло, как днем, от трех огромных люстр и напольных светильников в рост человека, воздух теплый и с сильным приятным запахом пчелиного воска…
– Сэр Ричард…
Я повернулся на голос, Вирландина вышла из боковой двери, милая и царственно улыбающаяся, в туго затянутом платье с волочащимся по полу подолом, волосы плотно убраны под платок с жемчужными нитями, я вижу только лицо, чистое, умное, с чуть насмешливыми глазами.
– Принцесса, – воскликнул я и поспешил к ней, наклонился и припал долгим поцелуем к ее руке, хотя прикидываться не пришлось, рука нежная, теплая и пахнет от нее приятно садовыми цветами. – Ох, принцесса, как же я рад вас видеть…
Она сказала веселым голосом:
– Потому и не спешили?
– Надо же потомиться в муке сладкой? – воскликнул я. – К тому же я нагуливал аппетит, чтоб сожрать целый котелок супа!
– Пойдемте, – велела она. – Будет вам суп.
– Котелок?
– Целый котел, – пообещала она.
– Бегу, – ответил я поспешно. – Куда?
– Идите со мной, – сказала она строго. – Надеюсь, ваша собачка не все там пожрет…
– Если суп оприходует, – пригрозил я, – шкуру сниму!.. Я в самом деле что-то проголодался, как только вас увидел. Вот смотрю сейчас, и вообще у меня что-то странное с аппетитом делается.
– Неужто совсем отбила?
– Напротив…
Мы поднялись по лестнице, и только когда там, наверху, поворачивали по коридору, заметил идущих на расстоянии двух фрейлин с опущенными глазками, тихих и скромных, как монахини.
Они тоже свернули за нами, выдерживая ту дистанцию, чтобы не слышать, о чем разговариваем, но не выпускают из виду, так что если позволю себе какой непристойный жест, это будет замечено сразу.
Впереди слуги поспешно распахивали двери, и мы безостановочно шли через анфиладу залов. Марсал, еще будучи наследником трона, уже отгрохал себе дворец, почти не уступающий королевскому, молодец, аппетиты росли быстрее его самого…
Наконец последний зал, на удивление небольшой и уютный, светильники только у входа, из-за чего почти полумрак, еще одна свеча на столе, небольшой стол, совсем не королевский, по креслу на противоположных концах, и – восхитительный аромат бараньей похлебки!
Я шумно повел носом и потер ладони. В дальнем конце зала, где почти полутьма, смутно выступает массивное ложе со слоновьим балдахином, все четыре ножки резные, между ними колышется полупрозрачная ткань.
У стены возле входа, откуда появились мы, застыли повар и двое слуг. Перед ними на небольшом столике большой котел, при нашем появлении все трое лишь повели взглядами, но не шелохнулись.
Я заулыбался во весь рот:
– Прекрасно!.. Спасибо, ваше высочество. Я вижу, вы серьезно восприняли мои слова насчет супа.
Она сказала мило:
– Мы вообще воспринимаем вас, сэр Ричард, очень серьезно.
Я провел ее к столу, отодвинул кресло и усадил, поклонился и отправился к своему месту, что не так уж и далеко, я опасался, что стол будет длиной в десяток ярдов.
Повар снял крышку и сунул поварешку в котел, а слуги подставили глубокие миски.
Я довольно потер ладони:
– Посмотрим, посмотрим, чем у вас тут кормят гостей!
– Гостей кормят иначе, – заметила Вирландина.
– Да? А я хто?
– Хозяин, – ответила она мирно.
Я не ответил, сделав вид, что всецело поглощен тарелкой, что осторожно ставят передо мной, настолько полную, что вот-вот прольют мне на штаны.
Но не пролили, я с облегчением перевел дух и сказал с оптимизмом:
– Судя по запаху, шедевр… Но сейчас проверим, насколько это соответствует…
Повар и слуги не отрывали от меня взглядов, Вирландина тоже поглядывала с усмешкой, но я видел, что и ей очень хочется, чтобы мне понравилось. Не только слышать, что да, понравилось, женщины ее типа как-то чувствуют, когда врем, но воспринимают философски и даже с улыбкой, весь мир врет, а мужчины – вечные дети, врут на каждом шагу, надо их принимать такими, иначе хоть в монастырь, но ведь и там врут…
Я быстро работал ложкой, и хотя за едой самое время поговорить, но я сосредоточенно выловил все куски мяса, сожрал похлебку, выскреб остатки, сильно наклоняя миску, и со вздохом сожаления отодвинул.
– Да-да, чересчур вкусно… Такого повара повесить мало.
Вирландина изумилась:
– За что?
– За шею, – ответил я. – Но можно и… скажем, ну, за ногу.
– А почему?
– От такого супа не оторваться, – пояснил я, – даже когда на отечество нападут враги!.. А это недопустимо. Родину нужно защищать! Потому такого повара можно подозревать в работе на чужое государство, подготавливающее внезапное нападение.
Она медленно и чарующе улыбнулась.
– А что вы еще скажете о десерте…
– Мужчины сладкое не едят, – сказал я твердо. – Это немужественно. Но сегодня в виде исключения давайте, давайте! И побольше.
Она поинтересовалась смеющимся голосом:
– И как часто у вас бывают такие исключения?
– Всегда, – ответил я еще тверже. – Я же человек исключительный, не знали? И вообще каждый человек исключение, не за столом будь сказано, но до сих пор в такое не верю.
– Надеюсь, – сказала она, – поверите вот в это…
Слуги внесли на носилках большой торт, я указал, с какого конца отрезать для меня, затем появились медовые пироги, я сказал с энтузиазмом:
– А в Варт Генце, как погляжу, жить можно!
– Надеюсь, – произнесла она ровным голосом, – вы в самом деле в этом убедитесь.
– Уже убедился, – заявил я. – Какой супчик!.. А пироги?.. Слава Варт Генцу!.. А что у вас еще есть? Кроме залежей соли? Руда какая-нибудь, лес строевой вблизи сплавных рек?
Она ответила очень серьезно:
– Вы не поверите, но все это есть, и даже больше. И, главное, самые полные карты у меня.
– В интересах семьи? – спросил я.
Она ответила с мягкой улыбкой:
– У нас хорошая дружная семья. Я имею в виду ту, из которой я родом.
– И которой вы способствовали и покровительствовали, – добавил я. – Они, значит, занимались всеми разработками?
– Только наиболее прибыльными, – уточнила она спокойно. – И торговлей.
– А политикой?
Она покачала головой:
– Я не советовала своей родне в это вмешиваться. Марсал, Родерик и Эразм очень ревниво следили, чтобы все оставалось только в их руках.
