Геннадий Головко
Живец
Одно плохо. Характер у Вени изменился настолько, что даже близкие боялись с ним общаться. Стал Веня жутким скрягой, занудой и пугался любого прыща. По поводу и без повода начинал панику, закрывался в кабинете и, можно было только догадываться, что он там делал и о чем думал. На работе придирался ко всем и всему. Даже те люди, которые работали с ним практически всю жизнь, попали в немилость и вынуждены были искать другое доходное место. Короче, стал невыносим. Глубокие морщины постоянной озабоченности сменили на его лице самодовольную улыбку. Он панически боялся кризисов, дефолтов и прочих мировых, и местных финансовых и политических сюрпризов. Стать нищим стало для него навязчивым кошмаром. Он экономил на всем. Даже на еде. Жена рыдала, прося деньги на новые наряды и женские безделушки, но он и слышать об этом не хотел. Приходилось носить «обноски» прошлого сезона. А куда деваться? Стыдно, конечно, перед подругами, но жить-то как-то надо. Была уволены добрая половина прислуги, так что, оставшиеся выполняли двойные, а то и тройные функции. На самом деле, дела его шли не так уж плохо, и жаловаться было не на что, однако, краеугольным словом для него стало: а вдруг? И это было определяющим в его теперешней жизни. Наверное, нет ничего странного, что жизнь его и Любы сильно расстроилась как в плане общении, так и в плане здоровья. Даже розы на его огромной территории перестали цвести, как символ холода в огромном замке, где когда-то царило счастье и роскошь. Наверное, это было закономерным, когда внезапно заболела Люба. Диагноз оказался страшным и, в наше время, наверное, даже не совсем удивительным. Рак. Веню как током шибануло. Вдруг, он понял, как же дорога была для него жена. Он вспомнил все. И их знакомство, и его неуклюже ухаживание, и их веселую жизнь в кооперативной «двушке» на краю города, и веселые встречи с друзьями на дачах, и рождение Артема. Все это пролетело у него перед глазами, как вихрь. И только сейчас он вдруг понял, чего может лишиться. Снова консилиум врачей, снова их безмолвная загадочность и озабоченность. Он отправил Любу в Израиль, в одну из лучших клиник. Сам поехать не смог (или не захотел?). Поскольку о доверии к кому-либо речи и быть не могло, на работе Веня все контролировал лично. Нет, оставить бизнес на помощников значило загубить его на корню. Никому доверять нельзя, – твердил про себя Веня, и, пытаясь контролировать все процессы, изводил себя и людей. Как говорится, нельзя объять необъятное. А поскольку, все и всех накрывающий контроль шел только во вред, дела концерна начали идти под откос. К тому же заели конкуренты со своим нескончаемым демпингом и некачественной, но дешевой продукцией. Народ в стране нищал, и, как результат, уже не обращал внимание, как прежде, на качество товара. Больше интересовала цена и красочная упаковка. Производить такую продукцию Вене, тем не менее, не позволяла совесть, так что, сторонников здоровой, но дорогой пищи, становилось все меньше.
А Любе, тем временем, становилось все хуже и хуже. За эти дни в клинике она передумала обо всем. И о них с Веней, и об Артеме и, самое страшное, о том, что будет, если ее не станет на свете. В этот момент сердце ее сжималось в кулачок и начинало быстро-быстро выстукивать, как ей казалось, свою последнюю мелодию. Больше похожую на агонию. Мелодия-агония. Смешно, да? Потом, внезапно, оно просто переставало стучать, и Люба с удивлением и ужасом прислушивалась к нему: стучит? Вот, вроде, стукнуло. Раз. Два. Три. Слава Богу, вроде, пошло. Как старые ржавые часы. Тряхнешь – и пойдут. А если посильнее, то могут и остановиться насовсем? Она горько усмехалась. Как это ни странно несмотря на то, что в последние годы они с Веней практически не общались так тесно, как раньше, ей ужасно его не хватало! Она так хотела взять его теплую большую руку, посмотреть в глаза, вновь увидеть, как он улыбается и говорит: все будет хорошо. Все будет хорошо, родная. Как…как же мне тебя не хватает! Кажется, вот, если бы он появился здесь, сейчас, я сразу стала бы здоровой, все болезни вмиг улетучились бы, растаяли от моей любви и нежности к нему… Она автоматически пыталась нащупать руку Вени, но поймала только пустоту. Ее рука еще несколько раз поискала в воздухе руку Венечки, и в бессилии упала на белую холодную простыню… Любы не стало.
Знал бы Веня, что, если бы он был рядом с женой, то, возможно, все повернулось бы иначе? Ведь так же бывает, что любовь и внимание родного человека спасает его в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях? Но он не знал. И никогда уже не узнает, о чем мечтала Люба в последние минуты своей жизни. А если бы узнал? Как бы он смог жить дальше с этим неподъемным грузом своей непоправимой вины? Но Веня узнал о смерти Любы только из телефонного звонка из клиники. Он и сам пока не мог понять, как ему реагировать на это страшное известие. Общались они в последнее время мало, про секс уже давно забыли. Что их связывало? Сын? Так это уже давно оторванный ломоть. Уверен, он и на похороны-то не приедет, опять что-нибудь придумает, типа они с друзьями где-нибудь на очередной модной тусовке в какой-нибудь экзотической стране. А что он? Он давно уже один, со своими делами и бизнесом, в безостановочной круговерти выковывания капитала. Трудно даже вспомнить, когда он в последний раз отдыхал. Кстати, точно. Нужно слетать куда-нибудь развеяться. Вот пройдут похороны, и тогда…
Прошло немого времени. Ничего не менялось. Как и предполагалось, Артем так и не приехал на похороны, сославшись на срочные дела. Да ну его к черту! Воспитали на свою голову. Вот так помрешь, а он, если и приедет, то только на оформление наследства. А как же! Деньги мы любим! Шиш ему! Оставлю вот его вообще без денег, пусть зарабатывает, как может. Образование у него есть, голова на плечах, наверное, тоже. Женился, вроде удачно, по любви, внучка мне родили, Антошку, которого я вижу пару раз в году. Ну, куда это годится? Мальчишке скоро пять, а он деда почти не видел! Оставлю вот деньги какому-нибудь дому престарелых. Или детскому дому. Хотя…Ни фига они до них не дойдут. Местные чиновники все равно их про…фукают на свои нужды. Нет. Никому и ничего не оставлю!
С этими мыслями он вновь принялся за работу, удвоив рвение. А что ему еще делать? Дома его никто не ждет. Поехал перекусить в ресторан и домой. Спать. Он остался один. Совсем один, наедине с самим собой. Друзей у него практически почти и не было, а новых заводить ему претило. Уж если не можешь ужиться с людьми, значит, и со своим одиночеством не сможешь справиться. Между тем, не прошло и трех месяцев, как Веня ощутил жуткую усталость и, периодически, учащенное сердцебиение. Да и голова стала побаливать как-то необычно. И подолгу. Ну, есть же у нас Михаил! Пусть поработает. Веня позвонил Иосифовичу и попросил приехать. Личный водитель через час привез доктора по адресу. Да, сдал Миша, сдал, – подумал Веня, взглянув на старого друга. Конечно, возраст. Уже за 70. Но ничего, держится еще курилка.
– Миша, посмотри, пожалуйста. Что со мной в последнее время не так. Голова, понимаешь, и сердце.
Михаил внимательно осмотрел Вениамина, долго щупал пульс, мерил давление, заглядывал в глаза, горло, уши, нос, и, наконец, произнес:
– Устал ты, Венечка. Отдохнуть тебе надо. Иначе загонишь ты себя вместе со своим сердцем. Пока у тебя все нормально, но в любой момент все может поменяться. И не в лучшую сторону.
– Куда посоветуешь?
– Думаю, куда-нибудь в Европу, на хороший курорт, где тебя и подлечат, и подремонтируют. А там выбирай сам, где тебе больше нравится.
– Ну, хорошо, уговорил. Съезжу, отдохну. Давно об это думал, да все как-то не досуг. Работа, проклятая, засосала совсем.
– Так оставь за себя какого-нибудь толкового сотрудника. Неужто у тебя таких нет? Ведь должен же ты кому-нибудь доверять?
– Эх, Мишаня! Нельзя сейчас доверять никому! Продадут ни за понюх табака. Продадут, и не поморщатся.
– Ну, ведь кто-то же руководит вместе с тобой компанией? Не сам же ты за все хватаешься? Так ведь не бывает!
– Бывает, бывает, – пробурчал Венечка. – К несчастью, бывает. Хотя…На сколько, говоришь, нужно отлучиться? На три недели минимум? Ладно, найду я человечка. В конце концов, сейчас связь работает везде.
На следующий день Веня вызвал к себе своего заместителя, Павла Родионовича. Павел Родионович был еще вполне себе молодым человеком, лет около 50-ти, с хитрой любезной улыбкой, голубыми немного навыкат глазами и уже поредевшими русыми волосиками. Вообще-то, мужик он деятельный, шустрый, да и косяков, вроде, за ним не числится. Доверять ВСЕ, конечно же, нельзя. Но в принципе, пусть себе поруководит компанией месячишко. А я посмотрю, как у него это получится. И проконтролирую. Веня вкратце изложил ему свои мысли. Тот внимательнейшим образом, глядя прямо в рот начальнику, все выслушал, долго кивал, а затем, поблагодарив за доверие, спросил, не может ли он предложить Вениамину Александровичу очень, как ему кажется, подходящее место для лечения? Его друг в прошлом году там был, так его буквально поставили на ноги после операции на поджелудочной. Лечат все! Великолепные квалифицированные врачи, прекрасный европейский сервис, а какие виды! Альпы! Одни только прогулки на свежем горном воздухе поднимут на ноги и покойника! – Он запнулся, поняв, что ляпнул лишнего. Неужто перебрал? Нет, Веня мечтательно смотрел куда-то в сторону, видимо, представляя все это великолепие.
– Ладно, уговорил. Закажи мне на завтра билет, – Павел с готовностью быстро записал что-то в ежедневнике, с которым никогда не расставался, и ретировался выполнять задание босса.
На следующий день самолет плавно приземлился на благословенной швейцарской земле. Выйдя из лайнера, Веня получил невероятный удар свежего альпийского воздуха, от которого даже закружилась голова. Почему мы раньше не летали сюда на отдых? Образ Любы промелькнул мутным пятном в его сознании и тут же развеялся в захватывающем альпийском пейзаже. Клиника оказалась действительно весьма солидной. По крайней мере, внешне. Все в ней сверкало идеальной чистотой и безупречным сервисом. Внимание персонала было настолько деликатным, что порой даже раздражало своей навязчивостью. После короткого отдыха его пригласили к лечащему врачу. Им оказался земляк, Пулькин Борис Моисеевич.
– Вы русский? – удивился Веня.
– Да, любезный, конечно, русский. Наши специалисты очень ценятся за границей. Как говорится, сбежавшие умы, – заулыбалась маска Бориса Моисеевича.
«Отчего все евреи называют себя русскими при общении с русскими и категорически открещиваются от этого в присутствии своих соотечественников?» – Веня усмехнулся.
– Вас что-то смущает? – как можно деликатнее спросил Борис Моисеевич
– Нет, просто не хотелось бы, чтобы вы были последним светлым умом, перекочевавшем за бугор в поисках длинного доллара.
– А вы шутник. Надеюсь, что нет. Европе всегда будут нужны грамотные специалисты, – голос Моисеича стал менее дружелюбен.
– Простите, я вовсе не хотел вас обидеть и, надеюсь, и мы с вами найдем общий язык.
– Я тоже в этом не сомневаюсь.
– Неприятный тип, – подумал Веня. – Скользкий какой-то и закрытый. Да, все они одним миром мазаны! Дай Бог, чтобы лечить умел. Ну, в крайнем случае, я же могу его поменять? Так что, волноваться, думаю, не о чем. Ох, и не нравятся мне его белесые ресницы под рыжими кудрями бровей. Сколько ж ему лет? Наверное, не больше 45-ти. Рыхлый. Явно, не лыжник. Так и я тоже не великий спортсмен. Любопытно, а баскетбольная площадка здесь есть?
Борис Моисеевич провел первый осмотр своего пациента, назначил необходимые анализы, и отпустил с Богом, обещав встретиться через пару дней по готовности результатов анализов. Эти два дня, наверное, были одними из самых счастливых в жизни Венечки. Он взбирался на подъемниках высоко в горы, ездил к прекрасным голубым озерам, долго и с огромным удовольствием совершал пешие прогулки по местам с такими пейзажами, что жить захотелось, как никогда! Он почти забыл про работу и полностью отдавался впитыванию прекрасного в свою душу и тело. И зачем человеку вообще нужно лечение, когда его моментально лечит вся эта красота и прекрасный горный звенящий воздух? Он практически забыл, зачем сюда прилетел. Какое такое лечение? Лечение чего? Я абсолютно здоров и чувствую себя так, как никогда не чувствовал в жизни! Эх, жизнь все-таки, хороша!
Через два дня его активный отдых был прерван медицинской сестрой с какой-то нереальной фигурой, которая пригласила его в кабинет врача. Веня открыл дверь в кабинет Бориса Моисеевича в прекрасном расположении духа.
– Аааа, старый знакомый! Прошу, прошу, присаживайтесь, голубчик! – доктор источал приторную любезность, которая, как едкий дым, повисла в воздухе, отравляя настроение пациента. Быстрее бы закончилось наше неприятное рандеву, – подумал Веня – Ладно, потерплю немного этого «землячка».
– Как себя чувствуете?
– Прекрасно. Как никогда, прекрасно, – Веня сиял здоровым румянцем.
– Чудненько, чудненько, – доктор погрузился в чтение каких-то бумаг. Наверное, результаты анализов пришли.
– Ну, что ж, – Борис Моисеевич снял дорогие роговые очки. – Вы только не пугайтесь, но я вынужден вас огорчить. – Лицо Вени вытянулось в недоумении. – Видите ли, – холодные нотки уже явно проявлялись в тоне доктора, – видите ли… – он снова замялся.
– Да говорите уже, черт возьми! Что вы кота за хвост тянете? – не выдержал Веня.
– Вы только не волнуйтесь. – Борис Моисеевич явно либо издевался, либо смаковал свое преимущество доктора перед больным, за что очень хотелось врезать ему в морду. – Короче, у вас неутешительный диагноз.
– Кккакой такой диагноз?
– Ну, я, конечно, могу вам его озвучить на латыни, но, не думаю, что вам это о чем-то скажет.
– Так скажите по-русски! Вы же утверждали намедни, что вы русский человек? Так извольте выражаться по-русски! Пока я сам не взял инициативу в его изложении и своем понимании! – Веня был в ярости.
– Хорошо. Как скажете. Я официально заявляю, что жить вам, любезнейший Вениамин Александрович, осталось, от силы месяца три. Не больше. – Воцарилась гробовая тишина. Перед глазами Венечки все поплыло, и он чуть не упал со стула. Борис Моисеевич успел подхватить его под мышки. – Сестра! – в кабинет вбежала фигуровая сестричка. Вместе они кое-как привели Веню в чувство.
– Вот видите, батенька, – резюмировал доктор. – Я вам и говорю, что не всегда человек, который, казалось бы, прекрасно себя чувствует, является здоровым.
– Значит…значит я не дообследованный, – горько пошутил Вениамин.
– Понимайте, как хотите, – жестко резюмировал доктор и, отвернувшись, занялся своими делами.
– Так что же мне теперь делать? А, любезный? Я, вроде как, лечиться приехал, а вы меня хороните. – в этот миг Вене показалось, что он постарел нет на 20.
– Что поделать, что поделать? Наука еще не научилась лечить подобные болезни.
– Ну, может, не в Швейцарии, так где-нибудь в другой стране? – с надеждой молил Веня.
– К сожалению, нет, – отрезал инквизитор.
– Понятно, – упавшим голосом произнес Веня и встал со стула. – И что прикажете мне делать сейчас?
– Ну, походите на общеоздоровительные процедуры, отдохнете, полюбуетесь местными пейзажами. У нас, кстати, великолепная кухня, если вы заметили.
– Да после вашего диагнозы только и ждать, что аппетита. Ладно, пока, землячок, – Веня вышел из кабинета.
Придя в номер, он плюхнулся на кровать и тупо уставился в белый, как саван, потолок. Мысли роились в его голове, как в пчелином улье. Он не мог ухватить ни одной из них, и от этого голова кружилась, его подташнивало. Наконец, он закрыл глаза и пытался подумать о своем будущем. Но мысли совсем не шли в голову. Ни одной! Сколько продолжалось это мучение, он не помнил. Очнулся только тогда, когда уже начало темнеть. С трудом он заставил себя встать, умыл лицо. Три месяца… Неужели это ему не приснилось? Эти мерзкие белесые ресница под рыжими бровями? Этот холодный взгляд серых колючих глаз. Нет, к сожалению, это правда. Реальность, данная нам в ощущениях, как поговаривал Карл Маркс. Ощущения. А какие они у меня? А никаких. Какие были, такие и остались. Только вот на душе мерзко. Липко. Как будто бы туда кто-то капитально …нагадил. И не смыл. И поговорить не с кем. Люба. Только с тобой. И только на огромном расстоянии. Но ничего, скоро оно сократится, и мы встретимся в твоей обители. Надеюсь, ты мне покажешь, как живешь, расскажешь, что, да как. И какой смысл тянуть еще эти 3 месяца, если все и так предопределено? Он вспомнил про работу и ему стало смешно. Господи! И к чему все эти смехотворные поползновения? Тупое зарабатывание денег… Кому они ТАМ нужны? Ни-ко-му! А значит, и смысл в жизни меняется в корне! Так. Об этом стоит подумать отдельно. На трезвую голову. Ха! Как будто бы, я хоть когда-то был пьяным! Вот интересно. Ведь люди пьют. Ну, в общем, выпивают. И многие. Да, почти все. И ведь им всем это очень даже нравится. Я всегда пропагандировал здоровый образ жизни, и что? Помереть здоровеньким в 60 лет? А ведь пьющие живут и по 100! И ничего. То есть, выходит, что они получают свое удовольствие и еще живут долго. Двойной бонус. А у меня никакого нет. Значит, нужно хотя бы попробовать, что это за кайф в спиртном. Какая теперь разница? Хуже уже точно не станет. Веня быстро оделся и спустился в бар. Народу там было довольно много. Все о чем-то разгоряченно беседовали, громко смеялись и много выпивали. Вот это жизнь! Вот это и есть полноценная жизнь! Сердце съежилось от жалости к себе. Ладно, будь, что будет! Веня сел за свободный столик. Полутемень бара придавала ему какой-то загадочный и даже заманчивый облик. Какая-то романтика сквозила в атмосфере. К нему подошел официант.
– Что желаете выпить?
Веня оглянулся вокруг. За соседним столике сидела большая шумная компанию. По виду и языку, немцы.
– А что пьет вот тот полный лысый господин с красным и довольным лицом? – официант улыбнулся. – Коктейль. Называется Long Ireland. Правда, должен предупредить, что он достаточно крепкий.
– Вот и отлично! Это как раз то, что мне нужно. Очень хочется побыстрее приобрести его состояние, – официант дружелюбно рассмеялся удачной шутке. – Один момент!
Через минуту Веня с осторожностью отглотнул из соломинки рубиновой жидкости. Ого! Да это вкусно! И даже очень. Он повторил глоток и тут в его голову залетел какой-то смешной озорной чертенок. Мир перевернулся и вдруг раскрасил его в какие-то неимоверные яркие краски. Раньше он таких никогда не видел! Только что он видел мрачный полутемный склеп, а сейчас – весело гудящий улей со счастливыми людьми! Все они были веселы, доброжелательно улыбались и громко шутили. Они были абсолютно счастливы! Он ощутил себя их частью и понял, что так же счастлив, как и они! Ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить по душам, вылить свое…нет, не горе. Историю. Почувствовать сочувствие и поддержку! В этот момент в бар зашла женщина. Одета она была идеально. В лаконичное черное вечернее платье без особых изысков, но оно так удачно подчеркивало ее безукоризненную фигуру, что у Вени перехватило дыхание. Густые каштановые волосы были убраны наверх, обнажая гибкие линии нежной шеи. И вообще, весь ее облик был настолько красив, гармоничен, и, в то же время, прост до гениальности, что Веня не мог оторвать от нее взгляд. Неужели она одна? Ох, как же не хотелось, чтобы вслед за ней вошел какой-нибудь ее спутник-супермен! Он в надежде смотрел на вход, но, к его счастью, больше в бар никто не вошел. Дама элегантно села недалеко от него, о чем-то поговорила с официантом, закинула ногу за ногу… Ого! Какие ножки! Обалдеть. Господи, ну нельзя же так бесцеремонно рассматривать женщину! Не дай Бог, подумает, что я какой-нибудь маньяк. Он с трудом отвел глаза в сторону, но не смог сдержаться и секунды. Снова его восхищенный взгляд был прикован только к ней. Никого вокруг уже не существовало. Только ОНА! Внезапно она взглянула на него. Да, прямо на него! Веня быстро отвел глаза, в животе похолодело. Странное чувство. Раньше он такого никогда не испытывал. Сердце забилось так, что он автоматически прикрыл его рукой. Он снова перевел взгляд на нее. Господи, она поднялась и идет…прямо к нему! Что делать? Он сразу вспотел, вынул платок и промокнул лоб.
– Простите, как вы себя чувствуете? Мне показалось, что вам нехорошо, – девушка говорила по-русски. Ее зеленые глаза обеспокоенно смотрели на Венечку.
– Я?… Нет, все в порядке, – промямлил Веня, все больше обливаясь потом и, из-за этого смущаясь еще больше.
– Вам точно не нужна помощь? Вы такой бледный. И схватились за сердце… Я подумала, что вам нехорошо. Простите, что нарушила ваше уединение, – она хотела было ретироваться к своему столику. Нет, это нельзя было допустить ни в коем случае!
– Нет, что вы! – чуть не закричал Веня умоляюще. – Я бесконечно благодарен вам… Может, присядете? Вы вовсе не помешаете мне. Наоборот, мне ужасно претит мое одиночество, а вы можете украсить его своим присутствием. – Ого! Веня и слов-то таких никогда не знал, а тут такая триада! Откуда чего берется?
– Ну, хорошо. Так и быть, прослежу, чтобы вовремя прийти на помощь, – очаровательная улыбка незнакомки окончательно пригвоздила Веню к стулу.
– Будьте так любезны, – Веня галантно отодвинул ее стул, усаживая прекрасную незнакомку напротив себя. – Меня зовут Вениамин. Вениамин Александрович. Нет, конечно же, просто Веня!
– А меня Анна.
– Очень приятно.
– Мне тоже, – в этот момент официант принес Анне бокал с шампанским.
– Вам нравится шампанское? -дурацкий вопрос. Но говорить-то о чем-тот надо. По крайней мере, нужно как-то начать знакомство.
– Да я люблю хороший французский брют, – она пригубила из бокала. – А вы? Это похоже на Long Ireland.
– Точно. Хороший коктейль. Вы не поверите, но я раньше никогда его не пробовал.
– Что же вы предпочитаете? Коньяк, виски? Или водку? – Анна весело рассмеялась. Боже, у нее божественный смех.
– Что вы! Я вообще не пью! – невероятные бровки брови Анны приподнялись в удивлении.
– Как? Совсем?
– Именно. Совсем. Вы не поверите, но последний свой стакан портвейна я выпил на школьном выпускном вечере.
– Удивительно! Но отчего же вы решили…как бы это правильно выразиться…развязать, что ли? Дайте я догадаюсь. Вы были больны, но в этой клинике вас подлечили, и теперь вы совершенно здоровы и решили таким образом отметить свое выздоровление? – Улыбка сошла с лица Вени. – Я не угадала? Да, и к тому же, кажется вас чем-то обидела? Ну, простите мою глупость. Я не со зла.
– Что вы, что вы! Я ничуть не обиделся. А ведь в ваших словах есть толика правды. Только, как это ни прискорбно, все как раз, наоборот.
