Геннадий Головко
Ури
Ангелы исчезли и народ пошел вновь в сторону Иерусалима.
– Значит, нужно нам до Сошествия на нас Святого Духа, денно и нощно молиться в храме, прославляя Бога!
Было уже за полночь, когда Ури осторожно, чтобы не привлекать к себе внимания, зашел во дворец. Там его уже ждали и привели к Прокуратору. Пилат не спал и готовился выслушать рассказ Ури.
Ури долго и во всех подробностях передал Прокуратору все, что видел и слышал в этот удивительный вечер. Пилат был хмур и задумчив. Ури уже было думал, что правитель уснул, когда тот оторвался от своих мыслей:
– Спасибо, воин, за службу. Честно говоря, мне не дает покоя этот провидец и философ Иисус. Но после того, что ты мне рассказал, я готов поверить, что он действительно Сын Бога. И, вернее всего, он и есть Мессия, которого так боятся наши первосвященники. Боятся потерять свою власть над народом, боятся истины, которая действительно разрушит Царство старой веры и приведет народ к новой. Какое же оно на самом деле, это небесное Царство? Как ты думаешь, Ури?
– Трудно сказать, правитель. Я понял одно. С этого дня мы уже не сможем жить, как прежде. Я не знаю, что случится, но чувствую, что мы переходим совсем в другую ипостась.
– Поясни.
– Я сам точно не знаю, но духом понимаю, что меняется весь смысл и уклад нашей жизни. Меняется вера и, значит, цель всей жизни каждого.
Прокуратор слушал воина и молчал. Наконец, он промолвил:
– Ступай, Ури. Мне нужно побыть одному и попытаться понять происходящее. Если оно действительно поддается восприятию и пониманию.
Суровый сотник, старый и верный слуга и центурион Лонгин сидел и внимал рассказу Ури, как мальчишка с полуоткрытым ртом. Казалось, он глотал все услышанные слова и они, попадая в его душу, отражались на его лице, как в зеркале. Он буквально преобразился. Как он жил все эти годы? Какая у него была цель? Накопить денег на старость, жить в своем домике с абрикосовым садом? Только сейчас он начал понимать, что человеку не нужны никакие богатства и блага. Только сейчас он понял, что самое главное богатство – его вера и жизнь в гармонии с собой и людьми! Когда Ури закончил свой рассказ, он обвел взглядом свою келью, пропитанную за годы службы запахом крови и пота, выделанной кожи и горячего металла, и ему стало так невыносимо тоскливо, что захотелось выть. Все это, столько лет служившее ему верой и правдой, все, что и составляло смысл его жизни, все это показалось ему чуждым и отвратительным. Но Лонгин был сильным и мужественным человеком. Жестом он показал Ури, чтобы тот ушел. Долго еще сидел сотник, обхватив голову руками и думал, думал, думал.
В конце следующей недели он подал прошение об отставке. Простившись с однополчанами, Лонгин оставил всю свою амуницию и вооружение. С собой он взял только наконечник копья, которым проткнул сердце Иисуса. Впереди у него был долгий путь домой, в имение отца с цветущим абрикосовым садом.
После последних событий прошло несколько месяцев и слухи, волнения и разговоры об Иисусе потихоньку улеглись. Успокоился и Понтий Пилат, все пошло, как и прежде, ровно и размеренно. Будто и не было мессии и его чудес. Все всё помнили, но никто не хотел будоражить эти воспоминания. Ведь лучше жить спокойно и тихо, ровно и сытно.
Не успокоились лишь первосвященники. Они никак не могли забыть и простить наглость и безнаказанность бывшего сотника Лонгина. Посоветовавшись, что сейчас как раз подходящий момент для разговора, они направили Прокуратору Каифу для переговоров. Несмотря на то, что Прокуратор и Первосвященник питали друг к другу неприязненные отношения, уровень их ума и дипломатии был достойным друг друга. Трудно сказать, как и о чем они говорили, но результатом беседы стал приказ Прокуратора о вынесении бывшему сотнику Лонгину смертного приговора. В тот же миг был снаряжен отряд и направлен в далекую Каппадокию за головой бывшего легионера. Ури вошел в этот отряд, как помощник командира.
Между тем, молва о том, что Лонгин стал одним из учеников Иисуса, достигла границ Иерусалима и Кесарии. С удивлением люди передавали друг другу то, что Лонгин нынче стал совсем другим человеком, что ходит он по селеньям и рассказывает о сыне Божьем, о Царствие Небесном, о том, как одна капля крови излечила его глаз, о воскрешении мессии и приходе в мир к своим ученикам. И никто не мог противоречить человеку, чье копье пронзило сердце Бога!
Долго ли, коротко ли шел Ури со своим отрядом, неизвестно. Сердце его сжималось от мысли, что грозит его начальнику, которым он восхищался и брал пример. За что? Только за то, что он уверовал в Христа и Царствие Небесное? В таком случае такая же судьба ждет всех верующих в мессию! И это только начало карательной операции, в которой он сам лично принимает участие, а, может, ему самому придется рубить их головы? Он содрогнулся. Что делать? Предупредить Лонгина? Это невозможно. Скажут, что он предатель и дезертир, а тогда уж точно, его голова на плахе будет соседствовать с головой сотника. Сказаться больным? Нет, тоже не выход. С этими мыслями он шел в Каппадокию, как на каторгу, ноги его не слушались.
Между тем, отряд достиг селения, в котором жил Лонгин. Не знаю, как случилось, что тот заранее узнал о карательном отряде, видимо, кто-то из его друзей сумел сообщить ему о приближающейся угрозе. Каково же было удивление Ури и всех воинов, когда сам Лонгин вышел с двумя своими сподвижниками навстречу отряду. Его было не узнать. Он сильно похудел, волосы его побелели и спускались до плеч. Зато глаза излучали такой лучезарный свет и доброту, что хотелось смотреть и смотреть в них, как в светлое небо. Из всего отряда только Ури знал Лонгина в лицо, но решил не выдавать его. Может, ему, все-таки удастся скрыться, обмануть свою судьбу и смерть? Лонгин пригласил воинов в свой дом, разделить с ним скромную трапезу. Боже! Он еще не знает, что его ждет! Нужно немедленно предупредить его и спасти! Ури незаметно вывел хозяина из дома и рассказал о цели их экспедиции.
– Вам нужно бежать, и бежать сейчас же! Прокуратор отдал приказ по просьбе первосвященников объявить вас врагом и принести ему вашу голову! Берите скорее своих учеников и бегите отсюда! – Лонгин выслушал его со смиреной и мудрой улыбкой.
– Спасибо тебе, Ури! Я рад, что не ошибся в тебе. Ты действительно достойный человек и дай Бог, чтоб ты оставался таким навсегда! Не беспокойся обо мне, и давай пойдем в дом, чтобы не подумали, чего плохого.
Они вошли в дом и за трапезой Лонгин начал рассказ о Христе. Он рассказывал, а присутствующие внимали ему, раскрыв рты. Наконец, когда он закончил, то встал и произнес:
– Я и есть тот самый Лонгин, за которым вы пришли! Я долго был легионером и понимаю, как важно для вас исполнить свой воинский долг. Исполняйте его, мы готовы! – солдаты застыли в изумлении. Все замолчали. И тут не выдержал командир и начал уговаривать Лонгина с товарищами покинуть селение. А мы скажем, что тебя не нашли. Ну, или, что ты умер. Тогда первосвященники успокоятся и оставят тебя в покое.
– Нет, друзья, – печально улыбнулся Лонгин, – Христос умер за нас, и мы пострадаем за него. – Наступило горькое молчание. Все вышли во двор.
– Ури, – обратился к нему Лонгин. – Я прошу, чтобы ты своей рукой отсек мне голову. Я уверен, ты это сможешь. Не знаю, почему, но я не хочу принимать смерть от другого воина. – Ури был ошарашен.
– Вы были моим наставником, я всегда брал с вас примет, а теперь я должен своими руками лишить вас жизни? За что???
– Мне так будет спокойнее. За тебя… – Лонгин положил свою тяжелую руку на плечо Ури. – Позже ты поймешь… впрочем, не буду тебе объяснять. Со временем ты все узнаешь. Возьми – он протянул ему что-то, завернутое в тряпицу. Ури развернул сверток. Это было острие копья.
– Это то самое? – шепотом спросил Ури. Лонгин кивнул, – с этими словами Лонгин и его два товарища положили головы на бревна, и воины отсекли им их. Никогда в жизни не забудет Ури смиренного выражения лица Лонгина и отблеск своего короткого меча, как будто бы чья-то чужая рука подняла его высоко в воздух и со свистом опустила на мускулистую шею легионера!
С тяжелым сердцем возвращались они в Кесарию. Тела казненных погребли в родном селении, а головы воины забрали для предъявления Прокуратору.
Когда же головы были доставлены в Кесарию, то Пилат, даже не взглянув, приказал бросить их на мусорную свалку. Но на этом не закончилось повествование о славном легионере Лонгине. Однажды, побираясь и ища пропитание на мусорной свалке, на головы казненных наткнулась некая слепая женщина. Сначала она не поняла, что держит в руках. Первой мыслью ее была – тыква, чему она очень обрадовалась. Но каково же было ее удивление и восторг, когда, только коснувшись головы Лонгина, он вдруг прозрела! Не веря своим глазам, она кинулась к людям, призывая их быть свидетелями чуда! Тогда ей поведали, что это голова праведника, и что ей очень повезло. В благодарность она забрала отсеченные головы и отправилась в далекий путь, в Каппадокию, на родину Лонгина, где и захоронила их вместе с бренными телами праведников.
Жизнь в Кесарии и Иерусалиме вновь потекла по-старому. Только вот каждый чувствовал некую тревогу, которая была похожа на волнение сердца, его трепет в преддверии любви, это было как приближение чего-то необычного, предчувствие весны, чего-то ужасно притягательного и приятного. Люди замерли в ожидании. И не напрасно. Ученики Христа стали все чаще появляться на людях и в открытую проповедовали его учение. Несмотря на гонения и угрозы смерти, их становилось все больше и больше и, ни первосвященники, ни армия уже не могли с ними справиться.
Ури продолжал служить в охране Прокуратора. Понтий приблизил его к себе и не единожды проводил с ним долгие философские беседы. Особенно интересовало наместника все, что было связано с Иисусом Христом.
– Почему его назвали Христос? (в переводе с греческого, «Спаситель». «Мессия», «Помазанник»).
– Он сам назвал себя сыном Божьим и Спасителем человечества.
– Как же он собирается спасти человечество?
– Через веру в него и Царствие Небесное. Если будет веровать в Него человек, и будет следовать его учениям, будет он счастлив на земле, а также попадет в Царствие Небесное, что и есть Рай.
Пилат нахмурился. Удивительно, как все складывается… Он вытащил пергамент и протянул его Ури.
– Посмотри. Что ты думаешь об этом? – Ури внимательно читал пергамент и на лице его появилось удивление и просветление одновременно. Он вернул пергамент игемону.
– Я в первый раз вижу это… И то, что написано тут, очень похоже на то, что проповедовал Иисус!
– Так оно и есть. Я забрал этот пергамент у некоего Левия Матвея, одного из Его учеников. Он читал это простым людям, проповедуя то, что там написано.
– Но правитель, тут написана чистая правда!
Пилат снова поморщился.
– Может быть… Он назвал это «Заповедями Христовыми». Я несколько раз перечитал это и должен честно сказать тебе, что на самом деле это и есть принципы праведной жизни. И мы не боимся сейчас их нарушить, потому что не боимся наказания. Но, если существует рай, значит, существует и ад. И это мы знали, но только лишь Он, когда воскрес и снова вознесся на небо, доказал нам, что это истина. Кстати, я обещал Левию отдать этот пергамент. Все-таки, чужая вещь. Позовите ко мне Левия Матвея! – через секунду перед ними предстал невысокий человек, почти лысый, со всклоченной бородой и горящими слезящимися воспаленными глазами. Весь облик его говорил о неподчинении, все окружение вызывало у него неподдельное отвращение и раздражение от того, что он попал сюда. Но необходимость уважать чин и получить обратно свой свиток не давали ему сорваться и наговорить правителю гадостей.
– Вот, возьми свой пергамент, – Пилат протянул Левию бумагу. – Тот схватил ее и бережно упрятал за пазуху.
– Скажи мне, ты ведь был на государственной службе? Насколько я знаю, ты был сборщиком налогов в Галилее? Отличная должность, хороший заработок. Что тебе еще было нужно и как ты стал спутником Иисуса? – Левий замялся, но, собравшись, произнес:
– Да, я много лет собирал подати для римской казны, и те, кто мне ее платил, ненавидели меня. Иисус показал мне праведный путь в жизни, научил любить людей, любить Господа Бога.
– Значит, ты отдал все деньги бедным и отправился бродяжничать с назаретянином?
– Да, так оно и было.
– Ты забыл упомянуть, что это были не твои деньги, а государственные. – Левий опустил голову и промолчал.
– Значит, свои деньги тебе стало жалко? Значит, не такой уж ты и праведник?
– Я очень жалею об этом и искуплю свою вину.
– А зачем ты записываешь мысли твоего учителя? Что ты собираешься с ними делать? Продать? – усмехнулся Пилат. Матвей чуть не взорвался от таких слов.
– Я…я записываю жизнь и повествование моего учителя! По этим пергаментом его последователи будут учить слово Господа! И следовать его заповедям! И, если ты и отберешь у меня этот свиток, я напишу новый, и ничто не остановит меня! Даже смерть!
– Успокойся, никто не собирается тебя убивать. Пиши себе свои воспоминания. Может, кому-то они пойдут на пользу, – Левий аж вздрогнул и внимательно посмотрел на Пилата.
– Не обращай внимание на мое старческое ворчание.
Тут в разговор вступил Ури:
– Игемон, я, кажется, знаю этого человека. Да, да, я точно помню, что видел его в толпе, когда Иисуса вели на казнь. В его руках я видел нож и пытался догнать его, да он оказался проворнее лисы.
– Это так? – грозно наступил Пилат.
– Да, это действительно так, – опустил голову Левий. – Я хотел убить Иисуса!
– Как? Убить своего учителя?
– Да, убить. Потому, что я знал, какие мучения ждут его на кресте. Я не хотел, чтобы он мучился. А вот этот молодой воин не дал мне это сделать, о чем я до сих пор очень жалею.
Наступило неловкое молчание. Прокуратор встал с кресла и в раздумье прошелся по мраморным плитам. Наконец, он остановился напротив Левия и произнес:
– Какие есть у тебя ко мне просьбы?
– Мне ничего не нужно. Я лишь прошу дать мне несколько чистых папирусов, чтобы я смог продолжить свою миссию.
– И все? Может, тебе нужны деньги? Одежда? Еда?
– Нет, Господь Бог обеспечит меня всем, что мне нужно. – С этими словами Прокуратор сделал жест, Левию дали бумагу и отпустили.
– А ведь он прав, – немного помолчав, произнес Пилат. – Через года этот свиток станет золотым.
– Наверное, но я думаю, его ценность будет определяться не золотом, а правдой, потому что его писал очевидец.
Пилат внимательно посмотрел в глаза Ури. Да, этот молодой человек далеко пойдет. Нельзя отпускать его от себя. Он мне еще может пригодиться.
Между тем, слух о существовании мессии долетел и до Рима. Конечно, в несколько гипертрофированном и искаженном виде. К примеру, когда весть о некоем чудесном лекаре, исцеляющем любые болезни, дошла наконец, и до императора Тиберия Цезаря, тот сильно заинтересовался им и приказал немедля доставить врачевателя пред его ясные очи. Все дело в том, что Тиберий был давно и безнадежно болен. Сколько врачей пытались помочь ему, он уже перестал считать. И, как любой больной, хватался за пусть призрачную, но, все-таки, возможность наконец, исцелиться. И, не зная еще о скорбной участи целителя, тут же приказал своему слуге Волузиану:
– Поезжай немедля в израильские земли и скажи моему слуге и верному другу Пилату, чтобы поскорее прислал ко мне этого замечательного лекаря! Думаю, он уже успел излечить все болезни наместника.
Долог и нелегок был путь Волузиана, но вот, наконец, Палестина и долгожданная Кесария. Узнав, о приезде посланника императора, Пилат не удивился. Мало ли, с какими поручениями Тиберий периодически присылает к нему людей. Однако, когда он узнал от нунция причину его срочного дела, то не на шутку испугался. Немного помедлив, он дал ему такой ответ:
– Был тот человек злодеем, а не лекарем, он смущал народ Палестины неподобными речами, я собрал совет мудрецов иерусалимских, и, посоветовавшись, приказал его распять.
Господи, что же теперь будет? Пилат бы не на шутку встревожен. Он знал, что Тиберий страдает неизлечимой болезнью и что готов отдать все, что у него есть за свое выздоровление. И вот, представился случай, а я этот случай…распял. Ну, что ж, значит, нужно услужить ему в другом деле. И, кажется. я знаю, в каком.
Между тем, Волузиану приходилось возвращаться домой с пустыми руками. Конечно, слуга, принесший дурную весть теоретически хоть и не виноват, но, попадя под горячую руку Цезаря, может легко лишиться головы. Поэтому решил он не торопиться, а поспрошать народ про этого самого лекаря. Действительно ли он был таким всемогущим, или же это слухи, которые я смог бы красочно обрисовать Цезарю, тем самым попытаться остаться с головой на плечах. Тут заметил он идущую ему навстречу женщину с кувшином в руке. И обратился он к ней с такими словами:
– О, женщина, скажи, правда ли, что жил в городе некий лекарь Иисус, который исцелял безнадежно больных, а поговаривают, даже воскрешал мертвых?
– О, Господи! Увы мне! Ибо тот, кого ты называешь лекарем, был не кто иной, как Сын Божий, а Пилат из зависти суду его предал и на смерть осудил! – зарыдала женщина.
Молвил тут опечаленный нунций:
– И мне увы! Ибо не смогу я теперь исполнить волю государя нашего Цезаря привести его к нему.
И говорит ему женщина:
– Зовут меня Вероника. Ты знаешь, я думаю, я смогу помочь нашему Правителю. Видишь вот это покрывало? На нем лик Божий! – она показала на покрывало, закрывающее ее плечи.
