Геннадий Иевлев
Тургер
2
Крейсер «Грач», так неофициально назвал корабль его экипаж, отделился от разведывательного корабля «Тургер», когда до планетной системы остался путь в десять световых суток. Теперь крейсер шёл несколько в стороне от него, наблюдая за пространством вокруг «Тургер», чтобы броситься на его защиту в случае появления какой-то внезапной опасности. Экипаж разведывательного корабля обозревал пространство уже в районе планетной системы, к которой приближался перпендикулярно её зоне эклиптики и которая уже хорошо просматривалась на экране пространственного обзора «Тургер» с этого расстояния.
Как и было изначально установлено, Тургарская планетная система, получившая такое название от её звезды, названной Советом экспедиции Тургарой, то есть «водящей хоровод», имела две планеты из своих четырнадцати в зоне обитания. Белатью – четвёртую планету, которая была покрыта сплошной белой облачностью, через которую рассмотреть её поверхность с далёкого расстояния не представлялось возможным, и Атру – пятую планету, которая уже отчётливо просматривалась и имела яркую зелёную поверхность. Белатью имела один большой серый спутник, несколько меньше земной Луны, вращающийся примерно на расстоянии полумиллиона километров от планеты. Атра же имела два небольших коричневых спутника, вращающихся по странным эллиптическим орбитам. Это могло означать, что они были когда-то или одним спутником, который по какой-то причине развалился на две части, или же большими астероидами и были захвачены планетой, опрометчиво оказавшись неподалёку от неё.
Первая из планет этой планетной системы настолько близко водила свой хоровод к Тургаре, что имела температуру своей поверхности более восьмисот градусов и выглядела ярким кровавым шариком, будто это была и не планета вовсе, а карликовая красная звезда. К тому же вращение планеты тормозилось звездой, и когда-то она должна была упасть на неё и сгореть. Вторая и третья планеты были яркого коричневого цвета и, вероятно, были покрыты мощной облачностью из сернистых облаков. Планеты с шестой по десятую имели чёрный цвет различных градаций и, скорее всего, были каменными. Последние четыре планеты выглядели большими синими шарами и, вероятно, были газовыми гигантами, так называемыми холодными юпитерами. На удивление, астероидный пояс планетной системы был весьма узок и беден, возможно, по той причине, что большая часть строительного материала изначального протопланетного облака была затрачена на создание столь богатого планетного хоровода.
Каких-то сигналов искусственного происхождения из этой планетной системы анализаторами «Тургер» не улавливалось, как не наблюдалось и никаких летательных аппаратов в пространстве планетной системы. Это могло говорить или об отсутствии высокотехнологичных рас в ней, или же они могли находиться ещё на очень низкой ступени своего развития, не познав какие-либо виды энергии, кроме огня.
* * *
Первой для обследования была выбрана Белатью – исследователям-планетологам было весьма любопытно узнать, что скрывается за плотным облачным покровом.
Повесив «Тургер» на стационарной орбите планеты, планетологи приступили к её зондированию. Отражённые сигналы показывали весьма необычную странность: у исследователей складывалось впечатление, что облачность бесконечна, будто планета не имела твёрдой поверхности, хотя датчики отчётливо регистрировали наличие вокруг неё магнитного поля достаточно большой напряжённости.
Тогда было решено снизить «Тургер» до верхних слоёв облачности и опустить в облака батискаф на длинном тросе, который выдерживал как большое давление, так и высокую температуру.
По приказу начальника экспедиции Некрасова в батискафе поместили лишь трёх планетологов и начали его осторожный спуск. Из батискафа велось непрерывное панорамное видеонаблюдение за внешней средой, проводились непрерывные замеры всех её параметров.
Собственно, что-то увидеть на стереоэкранах, кроме сплошного бело-серого цвета, приобретающего всё большую насыщенность по мере опускания батискафа, так и не удалось. Плотность облачности, как и давление, непрерывно возрастали, и когда трос, на котором висел батискаф, размотался почти на тридцать тысяч метров, у планетологов сложилось впечатление, что произошла резкая смена сред: мгновенно возросла влажность, плотность и быстро понизилась температура. Исследователи поняли, что батискаф вошёл в воду. Вода была пресной и очень чистой. Никакого животного мира за двое суток нахождения в ней батискафа увидеть не удалось.
Батискаф был поднят на борт «Тургер», и корабль вернулся на синхронную орбиту планеты.
Стало однозначно понятно – Белатью представляла собой сплошной океан пресной воды, лишённый какой-либо жизни.
Более тщательно исследовать океан на наличие в нём каких-то бактерий, могущих послужить источником зачатия биологической жизни на планете, Некрасов не разрешил, не видя в том смысла, так как планета не была пригодна для колонизации.
«Тургер» направился к следующей планете, которую назвали почему-то Атрой, что в языке вестов означало не что иное, как «желанная».
* * *
Облачность над пятой планетой в это время была сравнительно небольшой, и даже с высокой орбиты было прекрасно видно, что планета богата как растительным миром, так и водным, которые занимали примерно по половине поверхности планеты. Материков исследователи насчитали восемь и столько же больших островов. Мелкие же острова вообще невозможно было сосчитать. Атра имела небольшой наклон оси своего вращения, и потому на ней была какая-то смена времён года. Планета была примерно на треть массивнее Земли и вращалась несколько медленнее родной планеты землян, сутки на ней длились почти тридцать стандартных часов по времени Федерации.
Два материка планеты были покрыты сплошной зелёной растительностью с хорошо просматриваемыми вьющимися по их поверхности синими нитями рек и блюдцами озёр. Несколько меньше зелени было на побережьях, где во многих местах просматривались разновеликие горы. Два других больших материка тоже были зелёного цвета, но с большими тёмными и белыми поверхностями. Возможно, на них сейчас было холодное время года. Да и нити их рек и блюдца озёр были не тёмно-синими, а ярко-синими, скорее всего, из-за сковавшего их воды льда. Ещё два материка имели жёлто-коричневый цвет, с редкими зелёными вкраплениями и высокими чёрными горами, которые, несомненно, были вулканами. У двух оставшихся материков был яркий белый цвет, так как они располагались на полюсах планеты и были покрыты сплошным льдом и снегом. Больших водоёмов, которым был дан статус океана, имелось на планете два. Остальная вода небольшими площадями располагалась по всей планете между материками и большими островами, которую можно было считать морями. Таких вод насчитывалось не менее трёх десятков. Никаких жёлтых пятен, показывающих наличие на поверхности планеты крупных населённых пунктов, не просматривалось, хотя биосканер уверенно регистрировал очень большое количество биополей живых организмов по всей поверхности планеты как на суше, так и в воде, за исключением двух полярных материков, где биополя регистрировались лишь на их побережье. Но были ли среди них биополя, принадлежащие разумным существам, определить с орбиты было невозможно. Против существования разумной жизни на планете говорило и отсутствие чёрных прямоугольников возделываемой почвы на материках, отсутствие тёмных прямоугольных объектов в морях и океанах, которые могли быть кораблями или их подобием, и отсутствие каких-либо летательных аппаратов в воздушном океане планеты. Тёмные скользящие пятна просматривались на всех материках, но это, скорее всего, были стаи птиц. Не удалось зарегистрировать и ни одного сигнала, который можно было бы отнести к сигналам искусственного происхождения. Если на планете разумная жизнь и была, то она находилась на очень низкой ступени своего развития.
Атра имела достаточно протяжённый озоновый слой, который надёжно укрывал её от жёсткого излучения своей звезды. Но по непонятной причине атмосфера планеты содержала невысокий процент кислорода и достаточно большой процент серы и фосфора, хотя и некритичный для дыхания. Температура даже в самых горячих широтах не поднималась выше плюс тридцати градусов, но зато на белых материках почти по всей их поверхности была ниже минус ста градусов. Несомненно, были на планете и осадки – над одним из зелёных материков наблюдались облака тёмного цвета с периодически появляющимися в них яркими вспышками, однозначно говорящими о том, что почти на всём материке идёт дождь с грозой.
* * *
«Тургер» совершил не менее сотни витков по высоким и низким орбитам Атры, прежде чем начальник экспедиции Анатолий Некрасов объявил по громкой корабельной связи о созыве Совета экспедиции. Вскоре в зале Совета уже собрались все члены Совета, кроме капитана крейсера Владимира Григорьева. Крейсер сейчас находился в пространстве, на одной из далёких орбит планеты, охраняя экспедицию от возможных посягательств на неё кого бы то ни было, и потому его капитан на этом заседании Совета отсутствовал.
– Господа Совет, – заговорил Некрасов, обводя медленным взглядом всех присутствующих членов Совета в зале Совета. – Мы уже более двух суток изучаем планету с её орбиты. И уже можно сделать вывод, что она имеет большое количество плюсов, делающих её вполне пригодной для колонизации. Единственными её двумя небольшими минусами можно считать то, что её атмосфера содержит невысокий процент кислорода и температура на большей части её материков всё же ближе к прохладной, чем к тёплой, за исключением экваториальной зоны материков. Сейчас нам предстоит решить: продолжить её изучение с орбиты с помощью небольших экспедиций, отправляемых на летательных аппаратах на её поверхность, или же найти прочное плато, посадить на него «Тургер» и заниматься исследованиями уже с поверхности планеты. Прошу высказаться.
В принципе, Некрасов мог бы и самостоятельно принять решение, каким методом продолжать изучать эту планету, но он вдруг захотел узнать мнение членов Совета экспедиции, который в большинстве своём состоял из начальников исследовательских лабораторий, изучающих какое-то из направлений жизни и развития планет и окружающего их пространства.
– Для вестов, – заговорил начальник вестинианского сегмента разведывательной экспедиции Т"Ронн, – будет трудно долго находиться в атмосфере этой планеты, поэтому мы не можем её рассматривать как пригодную в данном времени для нашей колонизации. Мы можем её изучать, лишь находясь в леветах или же в специальных кислородных масках, что не совсем комфортно. Сила тяжести на поверхности планеты в полтора раза превышает привычную нам, что тоже ограничивает наше время пребывания на её поверхности. Так что для нас наилучший вариант изучения поверхности планеты – из летательных аппаратов. А будут они уходить с орбиты или же с поверхности планеты, никакого значения иметь для нас не будет.
– Что скажут терраформисты? – Некрасов перевёл взгляд на одного из членов Совета, начальника группы планетных терраформистов Втора Златова. – Есть возможность насытить атмосферу планеты кислородом?
– Господин Некрасов! – Златов достаточно громко хмыкнул. – Станция терраформирования «Тургер» очень слаба, чтобы накачать всю атмосферу планеты более высоким процентом кислорода. Для этой цели придётся построить сеть станций на всех материках планеты. Но станции терраформирования очень энергоёмки, для каждой из них потребуется достаточно мощная электростанция. Нужно искать причину столь низкого содержания кислорода на самой планете и по возможности устранить её. Это можно сделать, лишь находясь на поверхности планеты, а никак не на её орбите. Я за посадку корабля.
– Что скажут зоологи? – Некрасов посмотрел в сторону главного зоолога экспедиции Натальи Весниной.
– Господин Некрасов! – Веснина широко улыбнулась. – Фауну, да и флору тоже, лучше всего изучать, находясь на поверхности планеты как можно дольше, а не шмыгать туда-сюда по её орбитам. И потому я за посадку корабля.
– Геологи? – обратился Некрасов к начальнику геологической партии экспедиции Артёму Светочкину.
– Я за посадку, – отделался Светочкин лишь короткой репликой.
– Я тоже за посадку, – заговорил океанолог Николай Лосев, не дожидаясь обращения к нему начальника экспедиции. – Я не выдержу мотания туда-сюда. Да и сколько мы ресурсов угробим на эти спуски-подъёмы.
– Я тоже за посадку, – заговорил командир отряда десов землян Дик Уолт, как только начальник экспедиции повернул голову в его сторону. – Уже опротивело болтаться. Хочется почувствовать под ногами настоящую планетную твердь, а не твердь металла корабля.
– А мне будет лучше, если «Тургер» останется на орбите, и чем на более высокой, тем лучше, – произнёс астрофизик экспедиции Сергей Суровцев.
– Высадить его вместе с телескопом на один из спутников, и пусть смотрит в него оттуда, – с широкой улыбкой произнесла Веснина.
– Никого ни на какой спутник мы высаживать не будем, – Некрасов в очередной раз обвёл всех присутствующих в зале медленным взглядом, решив дальше не спрашивать остальных членов Совета, мнение которых по этому вопросу для него значения не имело, – а все высадимся на поверхность планеты вместе с «Тургер». За это высказалось большинство. На подготовку два часа. Все свободны.
Зал зашумел. Все начали подниматься с кресел и быстрым шагом направляться к выходу. Некрасов покинул зал Совета последним.
3
Начальник экспедиции Анатолий Некрасов уже несколько часов сидел в лаборатории геологии «Тургер», не отводя взгляда от экрана внешнего обзора лаборатории, по которому неторопливо скользил коричнево-зелёный ландшафт планеты: геологи пытались выбрать подходящее плато для посадки огромного разведывательного корабля. Плато для посадки выбирали на самом большом материке планеты, названном Гранд, в той его части, где сейчас был самый тёплый период времени года планеты, на его предгорье – соответствующее нужным требованиям плато нашлось лишь там. Но плато предгорья изобиловало большими неровностями, и достаточно большой и ровный его участок никак не удавалось выделить.
Конечно, можно было бы выбрать для посадки одну из пустынь планеты, которых здесь было предостаточно, и построить в ней большое посадочное поле путём спекания песка. Но эта работа заняла бы до сорока местных суток, а Некрасову хотелось как можно скорее оказаться на поверхности планеты, чтобы ощутить под ногами планетную твердь. Поэтому он не хотел тратить столь долгое время на строительство посадочного поля, а хотел как можно скорее пройтись по планетной тверди.
Такое желание за последние годы экспедиции по непонятной для Анатолия Некрасова причине у него стало возникать всё чаще и чаще, а сейчас, когда он видел перед собой поверхность планеты, оно стало настолько нестерпимым, что он готов был забраться в левет и самостоятельно высадиться на планету, чтобы сделать по её поверхности хотя бы несколько шагов.
«Видимо, пришёл конец моим скитаниям, – глубоко вздохнув, Некрасов погрузился в тягостные размышления, одновременно скользя взглядом по экрану внешнего обзора. – Пора на скамейку в каком-то из парков. Но где: на Земле или Весте? Даже и не знаю, какая планета сейчас мне родней. Из своих более чем ста лет жизни я почти сорок прожил на Весте или на её орбите, а на Земле, пожалуй, и тридцати не наберётся. Почти восемь лет прожил на Тарре, а остальные в скитаниях, как сейчас. Конечно, я землянин».
Он опять глубоко и протяжно вздохнул.
– Она дала мне жизнь, а значит, и должна проводить меня в мир памяти. С ней связаны мои самые счастливые годы жизни и самые горестные тоже…
Анатолий Некрасов родился на Земле в небольшом городке, на его окраине, где улицы были освещены лишь едва, и потому, сколько он себя помнил, он всегда видел в ночи над собой этот завораживающий звёздный купол, который звал, манил, заставлял восторгаться собой. И уже со школьной скамьи он знал, кем станет, и приложил максимум усилий, чтобы впоследствии воплотить свою мечту в жизнь: окончил академию космического флота Земли и стал вначале вахтенным офицером одного из космических кораблей, а затем и его капитаном.
Там же, в академии, он встретил и свою единственную в жизни любовь по имени Лидия, которая изучала, как ни странно, вполне земную дисциплину – экономику в космическом флоте. Она тоже вместе с ним часто смотрела в небо, поддерживая беседы о звёздах и других мирах, но покидать Землю у неё желания не было. А когда офицер космического флота Некрасов начал надолго уходить в пространство, терпеливо ждала его, практически одна воспитывая их дочь и одновременно подсчитывая экономические выгоды для землян от освоения её мужем далёких и чужих миров.
Прошли годы. Некрасов, уже капитан, всё реже и реже появлялся дома на родной Земле. Дочь выросла, и Лидии Некрасовой уже пришлось воспитывать внука, и по-прежнему она не хотела покидать Землю. Лишь когда уже вырос внук, она вдруг оказалась не у дел по воспитанию следующего поколения молодёжи.
Анатолий Некрасов к тому времени уже стал начальником штаба космического флота Федерации и практически перестал появляться на Земле, окончательно перебравшись на Весту. И Лидия Некрасова в конце концов согласилась отправиться за ним в далёкий и чужой мир.
Но, видимо, Земля не захотела отпускать одного из своих преданных жителей, и когда космический корабль с Лидией на борту едва оторвал свои опоры от космодрома Земли, как возникшее непредвиденное обстоятельство заставило пилота, управлявшего в этот момент кораблём, резко изменить его курс, и корабль, скользнув в сторону, врезался своими опорами в один из ангаров космопорта. Жертв не было, но эта авария напрочь отбила у Лидии Некрасовой желание когда-либо ещё покидать Землю.
Впоследствии комиссия установила, что возможной причиной аварии корабля послужили несколько птиц из Красной книги, которые непонятно как оказались над космодромом, и пилот, чтобы увести корабль от столкновения с ними, нерасчётливо изменил курс корабля, приведший к аварии.
И с тех пор Анатолий Некрасов окончательно остался один в других мирах и уже более тридцати лет не посещал Землю, общаясь со своими родственниками, живущими там, лишь по быстрой космической связи.
* * *
– Господин Некрасов! Господин Некрасов!
Негромкий, но настойчивый голос, звучащий у самого уха Некрасова, заставил его повернуть на голос голову – рядом с ним, наклонившись к нему, стоял главный геолог экспедиции Артём Светочкин.
– Проблема? – Некрасов подтвердил свой вопрос взмахом подбородка.
– Господин Некрасов, возможно, удалось подобрать подходящее плато для посадки корабля, – заговорил Светочкин, выпрямляясь и поворачивая голову в сторону экрана внешнего обзора. – Оно расположено на скалистом берегу Гранда у самого океана, на высоте около двадцати метров над ним. Плато имеет уклон всего лишь три градуса в сторону океана, но если вдруг будет очень сильный шторм, то есть вероятность, что волны могут захлестнуть корабль или даже сдвинуть его.
Некрасов перевёл взгляд на экран, на котором отображалась большая светло-коричневая поверхность. У самого края экрана просматривалась синева океанских вод, но океан сейчас был спокоен и никаких тревог не вызывал. С другой стороны экрана виднелись уходящие круто вверх скалы. Никакой растительности нигде на экране не наблюдалось.
– Странный пейзаж, – заговорил Некрасов, состроив непонятную гримасу. – Одни камни. Ни единого дерева, ни даже травинки нет.
Он повернул голову в сторону геолога.
– Это подтверждает мои слова, что здесь всё же имеют место сильные шторма и высокие волны смывают с берега почву, и поэтому никакой фауны здесь нет, корням зацепиться не за что. Но порода скалистого берега очень тверда и без проблем выдержит огромный вес «Тургер», – произнёс Светочкин.
– Что ж, – Некрасов широко усмехнулся, – если выбирать не приходится, значит, садимся здесь. Если впоследствии найдём лучшую поверхность, перебазируемся туда.
Он поднялся и, развернувшись, шагнул к выходу, намереваясь направиться в зал управления.
– Господин Некрасов!
Раздавшийся вдруг громкий голос, окликнувший начальника экспедиции, заставил его остановиться и оглянуться – из появившейся в экране внешнего обзора голограммы в его сторону смотрел капитан крейсера Григорьев. Некрасов резко развернулся, его сердце, будто предчувствуя беду, невольно сжалось.
– Господин Некрасов! – Григорьев заговорил уже тише. – Пространственный сканер крейсера зафиксировал приближающийся к планете чужой корабль.
– Что значит чужой? – Некрасов высоко поднял брови.
Лицо Григорьева исказилось гримасой недоумения.
– Как далеко он от планеты? – задал Некрасов другой вопрос, поняв, что предыдущий был неудачен.
– В часе пути, если он не изменит курс. – Григорьев едва заметно пожал плечами.
– Почему же ты его раньше не увидел? Просмотрел! – едва ли не выкрикнул Некрасов последнее слово.
– Он или был накрыт каким-то полем скрытия, или же вышел из подпространства. – Плечи Григорьева вновь едва заметно дёрнулись.
– Его намерение? – Некрасов взмахнул подбородком, но тут же состроил гримасу досады, увидев, как высоко подскочили брови Григорьева. – Выдвигайся ему навстречу, и, если его намерения будут носить агрессивный характер – уничтожить.
– Да, гард старший офицер, – Григорьев резко кивнул головой, и голограмма с его отображением тут же погасла.
– Посадка отменяется, – произнёс Некрасов, бросив быстрый взгляд в сторону Светочкина, и, развернувшись как мог быстро, направился в зал управления «Тургер».
* * *
Зал управления находился двумя уровнями выше. Пока Некрасов добрался до него по ступенькам междууровневых трапов, то дышал, будто шумный компрессор.
– Где он? – не произнёс, а буквально выдохнул он из себя слова, едва войдя в зал управления.
– Вверху справа, – негромко заговорил вахтенный офицер. – Серый контур овальной формы.
Продолжая идти к креслу капитана зала управления, Некрасов перевёл взгляд в указанное место на экране пространственного обзора и тут же увидел большой серый овал, скользящий по экрану. Навстречу этому овалу по экрану скользил ещё один серый контур продолговатого вида, несомненно, принадлежащий крейсеру.
– Вахтенный! Боевая тревога! Расширенная вахта. Все орудия к бою. Огонь по моей команде. Громкую связь! – решительным голосом произнёс Некрасов, усевшись в кресло капитана.
– Громкая связь активна, – тут же пришёл ответ от вахтенного офицера.
– Всем! – тем же голосом заговорил Некрасов, продолжая следить за увеличивающимся в размерах серым овалом чужого корабля. – Тревога первого уровня. Готовность десять минут. Всем занять предписанные этой тревогой места. Все перемещения по кораблю запрещены. Покидать каюты запрещается. Занятия во всех учебных заведениях немедленно прекращаются, и учащиеся должны быть немедленно препровождены в ближайшие защищённые отсеки учебных заведений. Десантным отрядам занять боевые посты. Приготовиться к отражению возможной атаки. Ждать дальнейших распоряжений. Начальник экспедиции Некрасов.
– Громкую связь отменить, – произнёс он после некоторой паузы.
– Громкая связь пассивна, – пришёл ответ от вахтенного офицера.
Донёсшийся за спиной Некрасова шум заставил его выглянуть из-за спинки кресла: в зал управления вбегали вахтенные и быстро рассаживались по креслам согласно объявленной расширенной вахте. Некрасов отвернулся и опять уставился в экран пространственного обзора, где уже отображался таймер с обратным отсчётом десятиминутной готовности.
«Что это за корабль? Почему Григорьев увидел его лишь сейчас? – Некрасов углубился в невольные размышления, всматриваясь в характеристические показатели приближающегося к планете чужого корабля. – Гад! Быстро идёт! Торопится! Так немудрено и врезаться в планету. Может, его экипаж это и намерен сделать?»
– Вахтенный? – невольно громко произнёс Некрасов.
– Да, гард старший офицер, – тут же пришёл ответ.
– Просканируй весь диапазон излучений от длинных волн до рентгеновского спектра. Возможно, удастся войти в контакт с экипажем чужого корабля.
– Связь! Выполнить! – тут же отправил вахтенный офицер приказ вахтенному, отвечающему за связь.
В зале управления наступила тишина. Некрасов продолжал всматриваться в характеристические показатели чужого корабля, сравнивая их с характеристическими показателями идущего ему навстречу крейсера. Скорость крейсера ещё не дотягивала и до половины скорости чужого корабля.
«Вот гад! И не думает снижать скорость. – Некрасов невольно мотнул головой. – И всё же почему Григорьев не увидел его ещё тогда, когда он находился вне планетной системы? На крейсере ведь есть детектор скрытых масс. Забыл о нём? Проклятье! Будет наказан, если… – Он состроил невольную гримасу. – Всё же сейчас не стоит озвучивать ему наказание. Однако расстояние уже вполне приемлемое для атаки. Чужой молчит. Возможно, он преследует какую-то другую цель?»
– Есть контакт! – донёсшийся чрезмерно громкий возглас вахтенного оператора связи заставил Некрасова вздрогнуть.
– Отставить громкую речь, – тут же раздался голос вахтенного офицера.
– Есть контакт на волне излучения атомарного водорода, гард офицер, – продолжил говорить вахтенный оператор, отвечающий за связь, уже негромким голосом. – Система пытается преобразовать получаемую информацию в доступную для понимания. Есть! Есть изображение!
Над пультом управления вспыхнула какая-то странная голограмма не объёмного, а плоского вида, по которой бежала рябь, постепенно перестраиваясь во фрагменты какого-то изображения. Фрагменты появлялись лишь на очень короткое время, и понять, что они отображают, было совершенно невозможно. Но постепенно помех становилось всё меньше, а фрагментов изображения всё больше, и они всё дольше задерживались во врезке. Но вдруг врезка исчезла и… Тут же появилась вновь. В ней отображалось какое-то странное, не совсем человеческое лицо.
Некрасов застыл в тревожном недоумении – подобного лица он никогда не встречал и какой космической расе его обладатель мог принадлежать, не представлял.
Отображаемый в голограмме гуманоид имел почти круглый овал лица, со странной, будто дряблой, зеленоватой кожей; достаточно высокий лоб, если таковым можно было считать часть лица до перехода его черепа в другую плоскость; безволосую голову, с каким-то невысоким гребнем, идущим через всю её; длинные, прижатые к голове уши и круглые безбровые глаза со зрачками непонятно какого цвета и формы; небольшой приплюснутый нос; широкий рот, с отчётливо выделяющимися губами бледно-розового цвета; невысокий, но широкий, почти круглый подбородок; и, как виделось Некрасову, высокую толстую шею, которая уходила куда-то вниз и терялась за краем плоской голограммы. Как казалось Анатолию Некрасову, никакой одежды на этом странном зеленокожем человекоподобном существе не было.
У начальника экспедиции тут же сложилось впечатление, что этот человекоподобный гуманоид из плоской голограммы есть не кто иной, как рептилоид. Ему вдруг вспомнился один из старых фантастических фильмов, который он видел в своём далёком детстве, об атаковавших Землю пришельцах. Так этот человек из плоской голограммы был весьма похож на пришельцев-рептилоидов из фильма, будто сейчас фильм вдруг стал явью.
«Воранги», – вспомнил Некрасов название расы инопланетян из фильма.
Губы рептилоида в голограмме шевельнулись, и зал управления наполнился резким высокотональным звуком, больше похожим на свист, нежели на человеческий голос.
Звук резко оборвался, но у Некрасова сложилось впечатление, будто он не исчез из пространства зала управления, а продолжал висеть в воздухе и упрямо сверлить его барабанные перепонки, словно намереваясь их порвать. Он невольно отвернул голову, но тут же опять вернул её в прежнее положение, плоской голограммы над пультом управления уже не было.
– Проклятье! – механически слетело с губ Некрасова. – Вахтенный! – произнёс он и вдруг не услышал своего голоса.
– Да, гард старший офицер, – донёсся какой-то далёкий, едва слышимый голос вахтенного офицера.
«Гад! Всё же испортил мне слух», – скользнула у Некрасова тревожная мысль.
– Отправь его голос или то, что он из себя представлял, лингвистам, – заговорил он уже громче. – Пусть попытаются разобраться в нём и определить, что этот рептилоид передал нам: приветствие или угрозу.
– Сообщение отправлено, гард старший офицер, – услышал через несколько мгновений Некрасов далёкий голос вахтенного офицера.
«Проклятье! Если слух не восстановится, то придётся обращаться к реаниматору», – всплыла у Некрасова досадная мысль.
– Гард старший офицер! Это вахтенный оператор связи, – услышал Некрасов второй далёкий голос. – Свист этого рептилоида представляет собой очень быструю речь. Я в несколько раз уменьшил скорость его воспроизведения, и фонограмма приобрела вполне человеческое звучание. Я могу её воспроизвести. Только язык этого рептилоида неизвестен системе управления корабля.
– Не нужно. – Некрасов механически мотнул головой. – Свяжись с лингвистами и передай им свои выводы.
В зале управления наступила тишина.
«Интересно, только у меня возникли проблемы со слухом или у ещё у кого-то из вахтенных? – продолжили скользить у Некрасова беспокойные мысли. – Все молчат. Может, не хотят озвучивать возникшую проблему со слухом, боясь показаться невежей? Придётся спрашивать».
Некрасов приоткрыл рот, намереваясь поинтересоваться проблемой со слухом у вахтенного офицера, но тут же плотно сжал губы: из вспыхнувшей над пультом управления голограммы на него смотрел капитан крейсера Григорьев.
Глаза Григорьева скользнули по сторонам и, видимо, найдя начальника экспедиции, замерли.
– Гард старший офицер! – заговорил Григорьев, и вновь Некрасов услышал его голос, будто пришедший издалека. – Нам удалось связаться с представителем расы инопланетян с чужого корабля, вторгнувшегося в пространство этой планетной системы. Несомненно, он высказал угрозу в наш адрес.
– Ты уверен в этом? – поинтересовался Некрасов.
– От приветствия всей вахте уши не закладывает, – губы Григорьева вытянулись в широкой усмешке.
– Может быть, он приказывает убраться нам от этой планеты, – состроив гримасу задумчивости, произнёс Некрасов. – Ты сканировал пространство детектором скрытых масс?
– Он у меня и сейчас активен. – Григорьев поднял плечи. – Я могу гарантированно утверждать, что мы были первыми в этой планетной системе. Никакого чужого корабля до нас здесь не было. Пусть эти уроды сами убираются отсюда, пока…
Он вытянул губы в широкой усмешке.
