– Не каркай, – буркнул «Крот».
– Мне что… Вам – виднее… Только потом не говорите, что я не предупреждал.
«Ангел» поинтересовался:
– До чего-нибудь удалось договориться?
– Думаю, что да, – ответил «Спиридон». Он налил немного в рюмку водки, выпил, отставил рюмку в сторону, закусил балыком. – Точиев предлагает дельную вещь: обменяться наблюдателями.
– Не понял, – сказал «Шило», уставившись в «Спиридона».
«Шило» неожиданно поддержал «Ангел».
– Если честно, я – тоже. Наблюдатели? Это что-то новенькое.
– Новое – всегда лучше старого, – возразил «Спиридон».
– Может, все-таки объяснишь? – спросил «Крот».
– Смысл заключается в том, что наши ОПС обмениваются наблюдателями, которые присутствуют на заседаниях, когда решается вопрос, который в той или иной мере может затронуть интересы наших конкурентов. Например, когда возникает спор насчет сфер влияния. Или когда надо лоббировать в городской администрации принятие решения, которое отвечает нашим общим интересам.
– С трудом, но понять смысл можно. Ты, «Спиридон», считаешь, что время стихийных разборок прошло, так? – спросил, недоверчиво качая головой, «Крот».
– Если можно, то надо договариваться, – ответил ему «Спиридон». – Настала пора не «мочить» конкурента, где ни попади, а вести диалог.
– Совместные усилия, конечно, эффективнее, однако… Все же больше на анекдот смахивает.
– «Ангел», ты опять не веришь?
– Честно, «Спиридон», нет!
– А ты вспомни, как полтора года назад, здесь же, почти в том же составе я завел с вами разговор о необходимости легализации своей деятельности и впервые сказал о необходимости учреждения и регистрации НТПС. Как идею назвали? Не идиотизмом?
– Это так, но… Это – другое дело… Тогда был прецедент…
– Ты, «Ангел», об «Уралмаше»?
– А о ком же еще?!
– «Уралмаш», действительно, был первым, – сказал «Спиридон». Плеснув в рюмку чуть-чуть водки, он выпил, закусил куском заливной осетрины и продолжил. – Надо идти дальше…
«Шило», мрачно ковыряясь в тарелке в поисках наиболее лакомых кусочков, хмыкнул.
– Чушь собачья! Где это видано, вишь ты, чтобы конкурента допускать в святая святых – в наши планы и задумки?
«Спиридон» ничего не сказал на это: лишь мельком бросил взгляд в сторону «Шило». И наблюдательный человек мог заметить, как в глазах сверкнула колючая искорка, не предвещающая ничего хорошего тому, кому была адресована. Сверкнула искорка и тотчас же погасла. И вновь голубые его глаза заизлучали ласковую теплоту.
Бесшумно отворилась одна из дверей, и появился исполнительный директор. Он нес в руках глубокие тарелки, вилки и ложки для вторых блюд, уполовник. Следом за ним молодой парнишка нес на вытянутых руках большой глиняный горшок, из-под крышки которого шел горячий пар.
«Шило» потянул носом, облизнулся.
– Как сегодня, «Кривой»? Можно жрать твое жаркое?
Убирая со стола грязную посуду с остатками закуски и ставя на ее место чистую, предварительно протерев столешницу и сменив салфетки, «Кривой» сказал:
– Как всегда, господа. По вашему вкусу. Не было претензий раньше, не будет и сегодня.
Исполнительный директор зачерпнул уполовником содержимое горшка и вылил в тарелку. Наверху оказался большой кусище тушеной телятины. По комнате отдыха распространился аромат. Через минуту отдыхающие вновь остались одни. Они наполнили рюмки.
– Выпьем за полезное сотрудничество с «Кавказом», – предложил «Спиридон» и улыбнулся, – если, понятно, вы не против.
– Чушь собачья все это, – сказал, взяв в руку рюмку, «Шило», – но…
«Спиридон» не стал дожидаться окончания речи братана.
– Будем считать: трое – за, один – воздержался. За это и выпьем.
Все чокнулись.
Медленно пережевывая тяжелыми скулами телятину, «Шило» спросил:
– А кто будет официально представлять наши интересы в «Кавказе»? Ведь не я, да?
– Успокойся: только не ты, – громко рассмеявшись, ответил «Ангел». – Ты – не дипломат. Ты – «мокрушник».
«Шило» проворчал:
– Чистюли… Свои ручки вы не станете пачкать… – и презрительно протянул. – Гос-по-да…
«Спиридон» заметил:
– Этот вопрос тоже нам надо решить.
«Шило» предложил:
– Может, «Крота»? Он их всех знает. Ему и карты в руки.
– «Крот» решительно возразил:
– Нельзя! Формально я не вхожу в состав НТПС, тем более в его исполком.
«Спиридон» поддержал его.
– Действительно, нельзя. «Крот», учитывая его специфические обязанности, не подлежит легализации.
«Шило» вновь предложил:
– Тогда – «Кривого».
«Спиридон» снова не согласился с предложенной кандидатурой.
– Не тот уровень. Нужен кто-то из исполкома.
«Шило» обиженно заметил:
– Ну, тогда не знаю. Предлагай свою кандидатуру. Если она у тебя есть.
– Есть такая кандидатура. Она устроит всех. В том числе и «кавказцев». У них не будет, во всяком случае, аллергии. Кандидатура с вполне приличным прошлым. Известен человек общественности как крупнейший советский спекулянт. И его три «ходки на зону» нынче, скорее, достоинство, чем недостаток.
– Это ты, «Спиридон», обо мне, что ли? – догадавшись, спросил «Ангел».
– Именно. А ты против?
– Да, нет. Воля большинства – закон.
«Крот», опрокинув очередную рюмку, поддержал «Спиридона».
– «Ангел» – кандидатура, что надо. Ты прав.
«Шило» тоже не стал возражать.
– И я не против.
– Вот и хорошо: будем считать, что решение принято единогласно.
Наступила тишина. Все с присущей им активностью принялись за жаркое. Минут через пять тишину нарушил «Ангел».
– «Спиридон», когда совет директоров будет утверждать годовой баланс?
– Не раньше марта. А что?
– Скажи, как «общак»?
– А что?
– С «зоны» вернулся «Зуб». Ему надо помочь обустроиться.
– Ты его знаешь? Хорошо?
– А что бы я стал за него просить? Он пригодится.
– Тогда – нет проблем. Скажу кассиру, чтобы выдал материальную помощь. Святое дело. Тем более, что братва, как я понимаю, не станет возражать.
– Мужики, я вам вот что хочу сказать…
– «Крот», ты возражаешь»? – спросил его «Ангел».
– Да, нет, мужики. Я этого братка не знаю… Кажется, никогда не встречался… Кстати, как его фамилия?
– Зубов.
– Нет… да, эта фамилия мне ничего не говорит.
– В чем же дело?
– Я – не о нем. Я – в принципе. Мужики, надо быть осторожнее, когда привлекаете новых людей.
«Спиридон» насторожился.
– То есть?
– Я о том, что кто-то может оказаться подсадной уткой. Он по амнистии вернулся?
– Да, – ответил «Ангел».
– Вот-вот… Тем более… Повторяю: против этого парня у меня ничего нет. Но…
– Не крути… Говори, – «Спиридон» даже рюмку отставил в сторону.
– Может, и не новость для вас, но все же хочу предостеречь.
«Спиридон» поморщился.
– Не тяни кота за хвост.
– Не следует забывать: спецслужбы не дремлют. Особенно во время очередной амнистии. Например, выбирают соответствующую кандидатуру, вербуют, то есть делают своим «стукачом»; потом подводят под амнистию и подсаживают на свободе туда, куда им надо. Таким образом, получают замечательного осведомителя. Такого «стукача», на которого братва и подумать не может.
«Спиридон» согласился.
– Напоминание, как нельзя, кстати. Слышь, «Ангел»?
– В деле проверим. При первой возможности. Хотя… «Зуб» – в доску наш.
«Шило» встал, подошел к телевизору, включил и стал перебирать каналы.
– Братки, – сказал он, – у меня тоже…
«Спиридон» спросил:
– Тоже кому-то потребовалась помощь?
«Шило» зло бросил:
– Не «кому-то», а мне.
– Вот как? Вроде, не бедствуешь.
– Да, но… Парень у меня поступил на экономический факультет Уральской горной академии… На платной основе… Не дешево обходится.
– Сколько? – коротко спросил «Спиридон».
– Сто «кусков».
«Ангел» рассмеялся.
– Не пудри ты нам мозги. Деваха, поди? Доит?
– Честно, мужики!..
«Спиридон» сказал:
– Он правду говорит. Надо помочь. Кстати, братки, после утверждения годового баланса на совете директоров будет поднят вопрос повышения зарплаты. Инфляция. Цены растут, – он улыбнулся и пошутил. – А то ведь будем бедствовать… Как пенсионеры… Или учителя, – вспомнив что-то, посерьезнел. – Раз уж зашла речь о благотворительности… Предлагаю помочь учителям шестнадцатой школы.
«Крот» удивился:
– Почему именно им?
– Потому что я в этой школе учился.
– А чем хуже педагоги, которые нас учили?
– Нет проблем. Предлагайте. Пусть это проходит как наша благотворительная акция. Через наших журналистов гласности предадим. Общественность должна знать благородные акции НТПС «Высокогорье».
1
Фомин нервничал. Он стоял в тамбуре электрички и выглядывал на перрон.
– Опаздывает, черт. Что за привычка приходить за минуту до отхода. Вот-вот двери закроются.
Фомин решил первый день Нового года (разумеется, по старому стилю) провести на озере, за рыбалкой. Не один, а со своим самым близким другом. Договорились, что поедут первой электричкой. Во втором вагоне. Меньше шума и потеплее.
Выглянув в очередной раз на улицу, он увидел бегущего от подземного перехода Чайковского. Он крикнул:
– Прибавь газку, парень! Поезд ждать тебя не станет. Поезд – без мозгов и ему не дано знать, что бежит не кто-нибудь, а самый настоящий генерал.
Фомин самодовольно заулыбался. Чайковский заскочил в тамбур. И зашипела тотчас же тормозная система. Двери закрылись. Вагон со скрипом дернулся, и поезд, завывая, стал стремительно набирать скорость.
– Извини, Сашок, – сказал Чайковский, удобно устраиваясь у окна. – Не рассчитал малость. Отвык, знаешь ли… Все на колесах. Пешедралом-то редко. Да еще в кромешной темноте и по колдобинам.
Фомин, слушая друга, удивленно спросил:
– Пешком? Ты?! Почему не вызвал дежурку?
– Ерунду спрашиваешь, Сашок. Сам-то ведь тоже на своих двоих добирался. Вон, откуда. А я? С Антона Валека на Девятое Января, по Челюскинцев – и на вокзале. Почти рядом.
– Чудишь, парень.
– А ты?
– Я – другое дело.
– Как это?
– Я – всего лишь старший опер, а ты – фигура, – Фомин ухмыльнулся и шутливо, склонившись в его сторону, чтобы другие редкие в этот час пассажиры не услышали, добавил. – Как-никак генерал.
– Вот именно: как-никак! – Чайковский снял шапку-малахай из собачьей шкурки, положил рядом. – Уффф, вспотел! – он расстегнул две верхних пуговицы довольно ветхого, но все еще удерживающего тепло, овчинного полушубка и, указав взглядом на ноги, заметил. – Валенки с большим трудом откопал. Много-много лет не надевал, – он посмотрел в прогалину полузамерзшего окна. – Сортировку проехали. А, кстати, куда мы едем? Ты же мне так и не сказал.
– До станции Таватуй. Потом немного пешком и будем на озере.
Чайковский, хитро прищурив один левый глаз, заметил:
– Непочтителен ты к начальству.
– Не понял, Паша.
– Тащишь генерала, будто котёнка, невесть куда и никаких аргументов.
– Захотелось, знаешь ли, провести какое-то время «вдали от шума городского» и в обществе человека, который мне страшно дорог.
– Ну, это, допустим, я слышал. Но почему именно на озеро Таватуй?
– Сначала мой план был махнуть в Сылву…
– Куда-куда?! – Чайковский недоверчиво смотрел на него, стараясь разгадать, шутит тот или всерьез.
– Да-да, в Сылву. Далековато, конечно, но зато места там… Всякий рыбак, знающий себе цену, если предоставить ему право выбора, то без колебаний отдаст предпочтение Сылве: потрясающий природный ландшафт, целебный воздух и огромный чистейший пруд. И еще одна немаловажная деталь для истинного ценителя зимней рыбалки: отменный клёв. Успевай только менять наживку на крючке.
– Будет врать-то.
– Нет, честно! Знаешь, какие там лещи проворачиваются? Голова в лунку не проходит. Подведешь к лунке, а оттуда глаза таращатся – каждое с блюдце. Приходится рассекать и вынимать по частям.
– Мели, Емеля…
– Не веришь?!
– Естественно. Откуда тебе знать-то? Днюешь и ночуешь на службе. Слушая тебя, можно подумать, что ты заядлый рыбак и все выходные проводишь на пруду.
Фомин тяжело вздохнул.
– Ты прав, Паша, как всегда, прав. Не до рыбалки. Но все равно: я правду говорю. Более красивых и удобных мест для отдыха горожанина я не знаю. Это же настоящая уральская Швейцария…
– Может быть, когда-то…
– Все еще, Паша, Сылва – один из немногих оставшихся заповедных уголков на Урале. Как-нибудь я все-таки тебя туда заманю. Сам увидишь.
– Избавь меня, Сашок. Ты же знаешь: я не рыбак. И к рыбной ловле страсти никогда не испытывал. Сегодня согласился поехать, но исключительно ради тебя.
– Благодарю!
– На здоровье! – в том же шутливом тоне откликнулся Чайковский.
Дребезжащий мужской голос из громкоговорителя сообщил:
– Станция Исеть. Следующая остановка – Сагра.
Фомин, потирая руки, сказал:
– Ну, вот: скоро и мы прибудем на место.
Они замолчали, каждый думая о своем. Через пару минут генерал Чайковский поднял на Фомина глаза и спросил:
– Ты ничего не хочешь сказать мне?
– А что? Что я должен сказать, господин генерал? – вопросом на вопрос ответил Фомин, и глаза его засверкали озорным блеском.
– В пятницу, уже под конец дня меня вызывал шеф…
– Краснов, что ли?
– У меня другого нет, насколько тебе известно.
– У тебя проблемы? Из-за меня?
– Нет, конечно. Но мне показалось довольно-таки странным, что он со мной завел речь…
– Догадываюсь: обо мне! Что ему надо было от тебя?
– Как я понял, хотел посоветоваться, зная наши с тобой особые отношения, прежде чем принять решение. Он тебя не вызывал?
– Нет. А должен был? Ладно, не тяни кота за хвост, говори, в чем там дело. «Телега», что ли, опять? Господи, теперь-то с какой стороны?!
– Успокойся, на этот раз нет никакой «телеги».
– Что тогда?
– Он высказал намерение поручить тебе кое-что… По Нижнему Тагилу… Как я понял, этому делу он придает серьезное значение. Судя по его нервным репликам.
– А! – Фомин хлопнул себя по коленку. – Вот в чем дело! Вот откуда ветер дует!
– Так ты знаешь?
– Да. Вчера генерал Воробьев провел со мной обстоятельную беседу. Но он не сказал, что в успехе сего предприятия лично имеет интерес Краснов. Почему – непонятно.
– Ты согласился?
– Приказ не обсуждается, приказ исполняется. К тому же у меня к тагильчанам особо теплые чувства.
– Вот-вот! Не мое это дело, но хочу тебя попросить: не глупи ты там, не горячись. Не давай волю чувствам. Принимай решения на трезвую голову.
– Наставление будет исполнено, господин генерал! – шутливо ответил Фомин.
– Серьезно, Сашок. Ты там будешь за главного. Сдерживающего начала рядом не будет. За любое решение – отвечать тебе и только тебе.
– Я, и тебе это известно, никогда не бегал от ответственности.
– Не обижайся… Я же по-дружески.
– Паша, не волнуйся за меня: все будет, как надо.
– Рад бы, но слишком хорошо тебя знаю. Учитывай также и местную психологию. Сам знаешь, как тагильчане не любят, когда кто-то со стороны вмешивается в их внутренние дела. Мы, считают они, сами с усами.
– Может быть и с усами, но дали же Курдюкову ускользнуть. Надо быть полными идиотами…
– Не спеши с оценками, Сашок. Особенно, когда будешь в Нижнем Тагиле. Не говори все, что у тебя на уме.
– Согласись, что это же азы…
– То, что азы, – да. Однако надо тебе иметь в виду, что в данном случае, по меньшей мере, я усматриваю два варианта. Вариант первый: действительно, оплошали, прошляпили. Вариант второй: а что, если специально, после выхода из суда, Курдюкова «проглядели»; может, в этом и состоял весь замысел?
– Ты хочешь сказать, что в исчезновении замешан кто-то из нашего ведомства?
– Я, Сашок, ничего не знаю. Но, как вариант, со счетов не сбрасываю. И тебе советую иметь в виду.
Фомин задумчиво произнес:
– А ведь прав, черт тебя побери!
– Вот, видишь?! Опять спешишь с выводами. Только я высказал предположение, а ты…
– Нет, Паша, я ведь в том смысле усматриваю твою правоту, что если бы у нас не было предателей, то борьба с преступностью велась бы более успешно.
– Ты выражаешься казенным языком.
– А, черт с ним, с языком! Я, по сути, прав. Трудно работать, когда рядом возможный потенциальный предатель. Подозревать приходится. Иногда вполне честного человека.
– Ничего не поделаешь…
– Как это?! – Фомин не на шутку разгорячился. – Даже специальную службу внутренней безопасности создали. Понасадили кучу людей. И что?
– Не горячись, батенька, не горячись.
– Знаешь, зло распирает: одни сутками «пашут», другие протирают штаны, бумаженции подшивают; делают вид, что работают. И получают не меньше. Ты, Паша, когда-нибудь задавался вопросом, сколько у нас лишних людей?
– У нас нет лишних. У нас даже недокомплект.
– В уголовном розыске – да. Зато, посмотри, в многочисленных пресс-службах всегда полный комплект лейтенантов и капитанов. Все стулья заняты. Всегда заняты!
– Сейчас это модно.
– Модно, согласен, но невыгодно. Для государства невыгодно. Из таких вот деятелей можно было бы укомплектовать целое подразделение по борьбе с преступностью.
– Ты, как всегда, сгущаешь краски. Впрочем, пусть об этом голова болит у дятла.
– Кстати, о «дятлах». Я тут слышал шепоток насчет ухода прокурора Тушина на пенсию. Поговаривают, что о нем не лестного мнения полномочный представитель Президента. Как? Ты что-нибудь знаешь?
– Мои источники те же, что и у тебя. Во всяком случае, слухи часто имеют под собой некоторые основания.
– Хорошо бы!
– То есть?
– Тушин из прошлого. Хорошо, если действительно уйдет.
– Не спеши радоваться.
– Почему?
– Поговаривают также, что на его место прочат Казанцева
– Казанцева?! Но он же новичок в городской прокуратуре и никак себя не показал.
– Зато – губернатор за.
– Странно… Конечно, Кондрашов, первый заместитель Тушина, из коммунистической элиты, и вряд ли его стоит назначать. Однако там с огромным опытом другой зам – Туфлеев. Мужик все прошел: огонь, воду и медные трубы. Почему бы его не назначить? Странно.
Чайковский пошутил:
– Странно то, что нас с тобой почему-то не спрашивают, назначая.
– Ну, и хрен с ними! – в сердцах бросил Фомин. – Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево. Какое мне дело до того, кто будет новым прокурором?
– Не скажи.
– У тебя препротивная манера, Паша, говорить намеками. Интриган несчастный! Ну, говори! Что еще у тебя в «заначке»?
– У тебя могут возникнуть проблемы, если прокурором области станет Казанцев.
– У меня?! Проблемы?! Какие?! Я его не знаю, он меня тоже.
– А ты забыл, что Казанцев выходец из Нижнего Тагила? Связи у него не порваны наверняка. Два года как оттуда.
– И что из этого следует?
– То, что через будущего прокурора области могут тебе крепко помешать в проведении доследственных оперативно-розыскных мероприятий. Будь готов.
– Буду.
– И еще. Между нами говоря, и под Красновым стул-то шатается. По тем же самым причинам.
– Да ты что?!
– Может, и удержится. Но кто его знает. Полномочный представитель Президента сильно на Краснова пофыркивает – это видно.
– Ну, к этому нам не привыкать, – усмехнулся Фомин. – За десять-то лет который начальник?
– Пятый, если с Фроловичева начинать счет, – ответил Чайковский.
– То-то же. Тушин же все это время сидел. И сидел крепко на месте. Алексеев будет рад. Много из него кровушки попил Тушин.
– А ты разве не слышал?
– О чем?
– Следователь Алексеев уходит на пенсию.
– Не в первый раз.
– Теперь – окончательно.
– Если это так, то очень жаль. Честное слово! Хороший мужик.
– Но когда-то, если мне не изменяет память, ты…
– Что было, то быльём поросло. Очень жаль… А я, признаюсь, в душе рассчитывал, что когда придет время, то следствие по моему делу поведет именно Алексеев. Сработались мы с ним.
– Может, спились? – шутливо подколол Чайковский.
– Что ты, Паша! Он же почти совсем не пьет. Ангел, а не человек. Строг, чуть-чуть даже зануда, ничего не скажешь, но башковитый – просто страсть. Плюс – юрист абсолютной честности. По правде говоря, таких крайне мало. Больше всё ловкачи, приспособленцы, угодники, ловят на лету каждое желание начальства, извини за выражение, без мыла в задницу лезут.
– Ну, что за выражения, дружище? А еще к интеллигентам себя причисляешь. Нехорошо, батенька, очень нехорошо.
– Я же заранее извинился, Паша.
– Похожее оправдание я уже однажды слышал. От кого – не помню. Кажется, от одного фигуранта по делу. Он также прежде, чем сделать гадость, очень извинялся. А один убийца убеждал, помню, меня в том, что в его планы не входило убивать жертву. Он не хотел убивать, искренне раскаивается и готов извиниться перед убитым. А сам, нехотя, нанес потерпевшему шестнадцать ножевых ранений. Причем в жизненно важные органы.
– То же мне… сравнил. С подонками. И кого?! Самого непорочного, самого обаятельного и привлекательного сыщика, или как сегодня принято называть, сыскаря.
2
«Спиридон» сел на заднее сидение шестисотого, откинувшись на спинку, прикрыл глаза.
– Куда, шеф? – повернувшись, спросил водитель.
– В клуб, – односложно ответил «Спиридон», не открывая глаз.
– Не понял.
«Спиридон», недовольно скривив губы, уточнил:
– В наш клуб тяжелой атлетики.
Водитель переключил скорость и машина, взвизгнув тормозами, со двора выехала на Карла Маркса, потом на Газетную и Ленина, повернула направо и, набрав скорость, полетела в сторону горсовета. Навстречу, ударяясь о лобовое стекло, летят крупные снежинки. В салоне тепло и уютно. Из автомагнитолы льется приглушенная музыка, и лишь она нарушает тишину.
Водитель уже свыкся, что его машину сотрудники инспекции по безопасности дорожного движения никогда не останавливают, поэтому, не глядя на спидометр, довел скорость до ста двадцати. Первое время, устроившись на работу, осторожничал. Но потом быстро догадался, что люди с жезлами его машину хорошо знают, поэтому опасаются тормозить и придираться. Хозяин у него еще тот. Он – авторитет. Ему в рот палец лучше не класть.
Водитель стал чувствовать себя на улицах города королём, не обращая внимания на другие транспортные средства, на всякую, как он выражался, шошу-ерошу.
Все также, не открывая глаз, хозяин неожиданно заметил:
– Освоился, гляжу, на дороге. Это, конечно, хорошо, но не переусердствуй. А то в гроб загонишь себя и меня. Во всем должно присутствовать чувство меры.
Водитель согласно кивнул, давая понять, что замечание шефа принято к сведению, а потом спросил:
– У вас проблемы?
– С чего ты взял?
– Плохое настроение, вижу. Может, супруга чего-нибудь? Они, бабы, умеют портить нам настроение.
– Ты, Васек, не за мной следи, а за дорогой, – и пропел. – Чтобы не пришлось любимой плакать, крепче за баранку держись, шофер!
Васек загоготал.
– Понял. Извините.
У «Спиридона», водитель прав, отвратительное настроение. Ему предстоит не слишком приятная и мало желанная процедура, но необходимая. Он бы с радостью от нее отказался. Но так решила братва. В интересах общего дела.
Еще вчера, обменявшись мнениями, братва (точнее – ее руководящее звено) пришла к мнению: имеется острая потребность в проведении профилактических мероприятий – самых обычных для подобных случаев. А иначе о дисциплине можно и забыть навсегда. О дисциплине сверху донизу. Без каких-либо исключений. Без скидок на прошлые заслуги и личные достоинства.
«Спиридон», поднимая этот вопрос, понимал всю деликатность ситуации, поскольку речь шла о человеке из ближнего круга, поэтому он не совсем был уверен в поддержке, в единодушной поддержке. В этой же ситуации единодушие – краеугольный камень. Иначе может возникнуть трещинка внутри, которая приведет к расколу. Хуже того, к грызне, междоусобице. Все это, в конечном счете, смерти подобно.
Подобного развития ситуации, по мнению «Спиридона», во что бы то ни стало необходимо избежать.
С ним согласились все. Последние сомнения рассеялись после того, как «Спиридон» напомнил их собственный уговор после ухода «Курдюка», возомнившего себя единственным вождем, попытавшегося других оттеснить от руля власти и все замкнуть на себе. Уговорились же, что впредь подобные попытки кого-либо будут пресекаться на корню, что все жизненно важные решения приниматься на условии консенсуса, на принципах цивилизованности, что время урок кануло в Лету, что уважительность, такт, деликатность – три составных и главных части взаимоотношений внутри НТПС. Тогда все согласились. Значит, надо исполнять. И любое поползновение в сторону вождизма следует давить в зародыше. Но поскольку любая инициатива наказуема, то и поручили проведение профилактики тому, кто заострил вопрос, – «Спиридону».
Правда, «Ангел» все-таки заметил:
– Ты, «Спиридон», там поосторожнее. Как-никак, но он свой, он в доску наш.
«Спиридон», усмехнувшись, заверил всех, что все меры предосторожности будут соблюдены, что бить будут сильно и больно, но неопасно для его здоровья, что профилактика будет длиться лишь до той поры, как он не попросит прощения и не даст слово в будущем не задирать хвост. И обронил, как бы ненароком, фразу:
– «Курдюк» тоже был в доску наш. И что?
«Ангел» возразил:
– Не сравнивай. Здесь мы имеем начальную и не столь еще опасную стадию. Там же, в ситуации с «Курдюком», налицо был с его стороны полный беспредел.
Машина свернула, наконец, во двор многоэтажки и остановилась возле крыльца старинного двухэтажного здания, в котором раньше размещался детский сад, а с 1994 года открыт элитный клуб тяжелой атлетики. Почему элитный? Да потому, что его двери открывались не перед каждым желающим, а лишь перед, как минимум, кандидатами в мастера спорта, ушедшими из большого спорта, а ныне работающими в частных охранных структурах.
Жильцы многоэтажки не имели претензий к новым хозяевам старого особняка. Потому что всё вокруг было тихо и пристойно. Машины незаметно появлялись и столь же незаметно исчезали. Люди тихо приходили и столь же тихо уходили. А что творилось за толстыми стенами особняка – никто не знал. Лишь предполагали, что там вчерашние спортсмены, звезды российской тяжелой атлетики поддерживают себя в форме. Обитатели двора не только не ворчали по адресу соседей, но и с радостью рассказывали, что те взяли на себя заботу о поддержании чистоты и порядка на всей дворовой территории, за свой счет содержали дворника, который (не в пример коммунальщикам) исполнял свою обязанность аккуратно, то есть подметал и убирал мусор два раза в сутки – ранним утром и поздним вечером. И, конечно, в порядке были и детские игровые площадки. За этим тоже следили они. Старожилы не могли понять того, куда подевались дворовые завсегдатаи, – хулиганствующие подростки, бродяжки и пьяницы. Все произошло как-то незаметно для их глаза, будто по мановению волшебной палочки.
В прошлом году кто-то прицепил табличку, на которой было написано: «Двор образцового содержания». Говорят, за победу в городском конкурсе.
– Васек, чья это машина? – спросил, кивнув в сторону впереди стоящего авто, «Спиридон». – Не Шилова?
– Да, шеф, его.
– Значит, уже здесь.
– Да, здесь, – подтвердил водитель.
– Говоришь так, будто все знаешь.
– Знаю, шеф.
– Откуда? Может, шофер лишь приехал.
– Что вы, шеф! Он сам водит машину. Не доверяет.
– Ах, да. Из головы выскочило.
– А еще знаю, что Шилов не любит иномарки. Он счастлив, что имеет «Волгу» последней модели. Рассказывают ребята, что это его мечта детства…
– А еще что рассказывают ребята?
– Много всякого.
– Например?
– Он млеет не только от того, что за рулем «Волги» сидит, но и от того, что она черного цвета и номера с двумя нолями. Короче, ловит кайф.
– Сбылась мечта идиота.
– Это вы о ком, шеф?
– Будешь много знать – скоро состаришься, Васёк.
Водитель ухмыльнулся. Он еще что-то хотел сказать, но удержался, увидев, что шеф, открыв левую дверцу, вышел.
Ступив на первую ступеньку высокого парадного крыльца, «Спиридон» обернулся.
– Пробуду здесь не долго, – сказал он и посмотрел на наручные часы. – В пятнадцать у меня совещание в гостинице «Высокогорье». Жди!
Водитель согласно кивнул, а «Спиридон», на ходу расстегивая куртку, скрылся за массивной двухстворчатой дубовой дверью.
3
Чайковский встал со своего раскладного стульчика и стал топтаться на одном месте.
– Ты куда меня приволок, а? Окоченеть же можно! Ветер хоть и не сильный, а пробирает до костей. Нельзя же так. Ну, что ты молчишь?! Уставился в лунку… Что ты там не видел?!
Фомин, наконец, поднял голову.
– Осторожничает. Шевелит, а брать не берет. Чебачок мелкий, скорее всего, балует.
Он встал, потянулся до хруста в костях. Потер озябшие на ветру руки.
– Эхма! Как хорошо-то! Огромная ледяная равнина, окруженная лесом, а в середине мы и только мы. И тишина, нарушаемая лишь твоим, парень, ворчанием.
– Неисправимый и дилетантствующий романтик, – буркнул в ответ Чайковский, подходя к нему и разглядывая его улов – несколько окунишек и чебачков. – Странная вещь: сидим рядом, ты тягаешь, а я нет.
– Во всем нужна сноровка, смекалка, тренировка, – пропел Фомин. – Ладно, об этом потом. А сейчас, следуя старой рыбацкой традиции, надлежит принять для сугреву, откушать то есть, после чего, сказывают старики, рыба косяком пойдет. Рыба, будто бы, игнорирует трезвенников-язвенников.
– Да? А у меня нет. Почему раньше не сказал?
– Зато у меня есть, парень, – Фомин хихикнул и стал рыться в рыбацком сундучке, вынимая оттуда свертки. – Тут и бутерброды с ветчиной, тут и стакашки.
У Чайковского округлились глаза.
– Спятил? На морозе ледяную водку?!
Фомин, изо всех сил изображая из себя заядлого знатока зимней рыбалки, только рассмеялся в ответ на столь глупый вопрос. Он постучал себя по левой части груди, где из-под полушубка что-то выпирало.
– Тут у меня все в порядке, старина.
Он расстегнул верхнюю пуговицу, достал бутылку, отвинтил пробку, быстро наполнил до краев стакашки. Один из них взял себе, другой протянул Чайковскому.
– Значит, так. На зимней рыбалке все надо делать быстро. Хоп – и нету. На одном дыхании. Понял? Ну, давай. За Новый год! Не тяни, – он поставил бутылку с остатками жидкости во внутренний карман, взял бутерброд с салом, откусил изрядную долю и стал аппетитно пережевывать. Заметив, что его напарник все еще не решается выпить, воскликнул. – Остывает же! Ну! Взяли!
Чайковский последовал его примеру.
– Тебе какой – с салом или ветчиной?
Чайковский, переводя дыхание, отрицательно замотал головой.
– Понял: с ветчиной. На, заешь.
– А, черт побери, и в самом деле хорошо-то как! – произнес Чайковский и крякнул. – Никогда бы не подумал, что водка может так легко проскочить.
– А я тебе что говорил? Прием для сугреву на зимней рыбалке – штука классная. Да ты закусывай, – Фомин вновь потянулся к внутреннему карману полушубка.
Это его красноречивое движение Чайковский понял однозначно.
– Может, хватит, а?
– Никак нет, господин генерал. За Новый год рванули, а за саму рыбалку нет. Нельзя останавливаться на полпути. Плохая примета. Не повезет. Клёва не будет, – он вновь до краёв наполнил стакашки. – За удачную рыбалку! За нас! За наших близких и друзей! За то, чтобы все у нас было хорошо.
– И за твоих детей и супругу! – добавил Чайковский и выпил первым.
Фомина уговаривать не пришлось. Он даже порозовел от того, что друг вспомнил самое дорогое и самое обожаемое в его жизни – жену и детей.