Генри Райдер Хаггард
Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера
После этого торги возобновились.
Глава III
Сэр Александр и Стивен
В этот самый момент я увидел полного джентльмена с квадратной седой бородой и красивым, но сердитым лицом. Он озирался по сторонам с видом человека, попавшего в малознакомое место.
– Сэр, не подскажете, здесь ли джентльмен по имени Сомерс? – обратился он ко мне. – Я близорук, а в аукционном зале слишком людно.
– Да, он здесь, – ответил я, – и только что купил замечательную орхидею, называемую одонтоглоссум паво.
– В самом деле? Вот как! А не знаете ли вы, сколько он заплатил за нее?
– Огромную сумму, – ответил я. – Сначала я думал, что две тысячи триста шиллингов, а оказалось, что две тысячи триста фунтов.
Полный джентльмен так побагровел, что я испугался, как бы с ним не случился припадок. Он тяжело задышал.
«Коллекционер-конкурент», – подумал я и пустился рассказывать историю покупки, которая, как мне казалось, будет ему очень интересна.
– Видите ли, молодого джентльмена вызвали к отцу. Я слышал, как мистер Сомерс, перед тем как уйти, приказал своему садовнику Вуддену купить растение, сколько бы оно ни стоило…
– Сколько бы оно ни стоило! Великолепно! Продолжайте, сэр. История очень занимательная!
– Садовник буквально вырвал это растение на торгах из других рук. Смотрите, вон он упаковывает орхидею. Вряд ли его хозяин рассчитывал на такую большую сумму. А вот и Сомерс собственной персоной. Если вы его знаете…
Руки в карманах, незажженная сигара в зубах – молодой мистер Сомерс, слегка побледневший, с рассеянным видом направлялся ко мне, очевидно собираясь переговорить со мной. При виде пожилого джентльмена он сложил губы, как для свистка, и выронил сигару.
– Ба, отец! – воскликнул он своим приятным голосом. – Мне передали, что ты меня ищешь, но я помыслить не мог, что увижу тебя здесь. Орхидеи же тебя не интересуют?
– Нет! – сдавленно проговорил отец Сомерса. – Меня не интересует вся эта вонючая ерунда. – Он указал зонтиком на красивые цветы. – Но с тобой, Стивен, дело обстоит иначе. По словам этого маленького джентльмена, ты только что купил великолепный экземпляр.
– Я должен извиниться перед вами, – вмешался я, обращаясь к мистеру Сомерсу-старшему. – Я совсем не знал, что этот… видный джентльмен… ваш близкий родственник.
Сомерс-младший слабо улыбнулся.
– Пустяки, мистер Квотермейн, – сказал он. – К чему скрывать то, что напечатают в газетах? Да, отец, я купил великолепный экземпляр. Собственно, купил Вудден, а не я. Мне пришлось вас разыскивать. Но это не меняет сути, ведь он действовал от моего имени.
– И сколько ты заплатил за этот цветок? Мне назвали сумму, но я думаю, тут какая-то ошибка.
– Не знаю, что тебе передали, отец, но цветок достался мне за две тысячи триста фунтов. Это много больше того, чем я располагаю, и потому я прощу тебя одолжить мне эту сумму ради чести семьи, если не ради моей собственной. Впрочем, можно поговорить об этом потом.
– Конечно, Стивен, можно и потом. Но, по-моему, самое подходящее время – сейчас. Поедем ко мне в контору. И вас, сэр, – обратился он ко мне, – я прошу отправиться с нами, так как вам, кажется, известны обстоятельства дела. Поторапливайтесь, остолоп вы этакий, поедете с нами. – Последние слова относились к Вуддену, который приблизился к нам с растением в руках.
Конечно, необязательно было принимать приглашение, высказанное в такой форме. Но я не отказался. Мне хотелось увидеть, чем все закончится, и, если представится случай, замолвить слово за молодого Сомерса. Мы вышли из аукционного зала под смешки орхидистов, которые слышали весь разговор.
На улице стояла великолепная карета, запряженная парой лошадей. Напудренный лакей открыл дверцу. Сэр Александр, чье лицо хранило свирепое выражение, кивком указал мне внутрь экипажа, и я занял заднее сиденье, где было больше места для моего жестяного ящика. Потом в карету сел мистер Стивен, затем Вудден, державший драгоценное растение перед собой, точно скипетр, последним вошел сэр Александр.
– Куда прикажете, сэр? – спросил лакей.
– В контору, – буркнул сэр Александр, и мы покатили.
Четыре безутешных родственника, возвращающихся с похорон, и те были бы разговорчивее нас. Казалось, нас обуревали чувства, которые словами было не передать. Впрочем, одно замечание сэр Александр сделал. Относилось оно ко мне.
– Буду премного благодарен вам, сэр, если вы перестанете жать мне в ребра своим проклятым ящиком.
– Извините, – сказал я и при попытке переставить ящик уронил его прямо на ноги сэру Александру. Не стану повторять его второго замечания. Но должен заметить, что он, по-видимому, страдал подагрой.
Маленькое происшествие чрезвычайно развеселило его сына. Он потихоньку толкнул меня в бок и едва удерживался от хохота. Я сидел как на иголках, ибо не знаю, что случилось бы, если бы молодой Сомерс расхохотался. К счастью, в этот момент карета остановилась у красивого здания. Не дожидаясь, пока лакей откроет дверцу, мистер Стивен выскочил из кареты и скрылся в доме – я полагаю, чтобы вволю посмеяться, – потом вышел я с жестяным ящиком, за мной – Вудден с цветком и, наконец, сэр Александр.
– Ждите меня, – сказал он кучеру, – я ненадолго. Прошу следовать за мной, мистер… как бишь вас, и вы, садовник.
Мы последовали за ним и очутились в большой комнате, обставленной массивной роскошной мебелью. Надо сказать, что сэр Александр был очень успешным маклером по золоту, чем бы там маклеры ни занимались. Мистер Стивен уже устроился: он сидел на подоконнике и болтал ногами.
– Ну вот мы и одни, – саркастически изрек сэр Александр.
– Сказал удав кролику, брошенному к нему в клетку, – продолжил я.
Язвить я не хотел, но сильно нервничал, вот слова и слетели с языка. Сэр Александр побагровел. Он отвернулся к окну, словно желая полюбоваться стеной дома напротив, но я-то видел, как у него дрожат плечи. Блеклые глаза Вуддена заблестели: не прошло и трех минут, как он понял шутку. Он что-то буркнул про удавов и кроликов и коротко хохотнул.
– Боюсь, я не уловил сути вашего замечания, – проговорил сэр Александр. – Не соблаговолите повторить? – Я просьбу не выполнил, но сэр Александр не унимался: – Тогда, может, повторите то, что рассказали мне в аукционном зале?
– Зачем? Выразился я ясно, и вы все поняли.
– Вы правы, – согласился сэр Александр. – Время тратить ни к чему. – Он обернулся к Вуддену, который так и стоял у двери, прижимая к груди завернутую в бумагу орхидею. – Говори, остолоп, зачем ты купил этот цветок?! – закричал сэр Александр.
Садовник ничего не ответил, только перекатился с носка на пятку. Сэр Александр повторил вопрос. Тогда Вудден поставил цветок на стол и сказал:
– Если вы обращаетесь ко мне, сэр, то меня зовут иначе. А если еще раз назовете меня так, я разобью вам голову и не посмотрю, что вы сэр. – Вудден демонстративно засучил рукава пиджака.
– Послушай, отец, – сказал Стивен, выступая вперед, – к чему ломать комедию? Все совершенно ясно. Я действительно приказал Вуддену купить этот цветок во что бы то ни стало. Более того, я написал ему доверенность и передал ее аукционеру. Отпираться не стану. Правда, на две тысячи с лишним я не рассчитывал, скорее фунтов на триста. Но Вудден только исполнил мой приказ. За это его бранить нельзя.
– Вот это господин, которому стоит служить, – вставил Вудден.
– Прекрасно, мой милый, – сказал сэр Александр, – ты купил этот цветок. Но, будь добр, скажи, чем ты заплатишь за него?
– Полагаю, отец, что деньги дашь ты, – вкрадчиво ответил мистер Стивен. – Две тысячи триста фунтов или в десять раз больше того значат для тебя одинаково мало. Впрочем, если ты мне откажешь, что вполне возможно, я расплачусь сам… Как тебе известно, моя мать оставила мне по завещанию некоторую сумму, с которой ты пожизненно получаешь доход. Под обеспечение этой суммы я деньги достану.
Если прежде сэр Александр злился, то теперь стал похож на взбешенного быка в лавке с китайским фарфором. Он в ярости метался по комнате, изрыгая отборную брань, от чего приличному маклеру следовало бы воздержаться, – в общем, делал то, что не соответствовало его положению. Утомившись, сэр Александр подбежал к письменному столу, выписал чек на предъявителя на две тысячи триста фунтов, вырвал его из книжки, промокнул, смял и бросил чуть ли не в лицо сыну.
– Никчемный бездельник, сопляк, негодяй! – взревел он. – Я взял тебя в эту контору, чтобы ты научился хорошему делу и со временем унаследовал от меня успешное предприятие. И что в ответ? Операции с золотом тебя ни капли не интересуют, по-моему, ты и ознакомиться с ними не соизволил. Деньги свои, точнее, мои ты тратишь не по-людски – не на скачки, не на карты, не на… Впрочем, неважно! Ты скупаешь жалкие, мерзкие цветы, которые едят коровы, а продавщицы выращивают у себя на заднем дворе!
– Хобби древнее, со времен Аркадии, – вставил я. – Полагают, что Адам жил в саду…
– Может, попросишь своего приятеля со щетинистыми волосами немного помолчать? – надменно изрек сэр Александр. – Добавлю, что ради чести семьи я покрываю твои долги, но с меня довольно! Я лишаю тебя наследства, точнее, лишу, если доживу до четырех часов, когда закрываются нотариальные конторы. Слава богу, у нас нет заповедного имущества! Со службы я тебя тоже увольняю. Зарабатывай чем хочешь, хоть поисками орхидей! – Он замолчал, чтобы отдышаться.
– Это все, отец? – спросил мистер Стивен, вынимая из кармана сигару.
– Нет, холодный ты слизняк, голодранец! Дом в Туикенеме, который ты занимаешь, принадлежит мне. Будь любезен немедленно освободить его, я желаю им пользоваться.
– По закону я как любой арендатор имею право прожить в нем еще целую неделю, – сказал мистер Стивен, закуривая сигару. – Если ты откажешь мне в этом, я потребую от тебя судебного постановления о выселении. Ты же понимаешь, мне нужно подготовиться, прежде чем начинать жизнь с чистого листа.
– Вот наглец какой, бесчувственная колода! – бушевал разгневанный маклер. Вдруг его осенила какая-то мысль. – Мерзкий цветок для тебя дороже отца? Хорошо! Я положу этому конец!
Он бросился к орхидее, стоявшей на столе, явно решив ее уничтожить. Но порыв не укрылся от бдительного Вуддена. Один шаг – и он заслонил цветок от сэра Александра.
– Только троньте павлиний глоссум – с ног собью! – с расстановкой проговорил Вудден.
Сэр Александр посмотрел на «павлиний глоссум», потом на кулачищи Вуддена и… изменил свои намерения.
– Черт побери ваш «глоссум» и всех вас вместе с ним! – крикнул он и кинулся прочь, хлопнув дверью.
– Ну вот и конец, – спокойно сказал мистер Стивен, обмахиваясь носовым платком. – Забавный спектакль, да я его видел уже не раз. Мистер Квотермейн, что скажете относительно ланча? Ресторан Пима здесь рядом, а там превосходные устрицы. Только, думаю, надо заехать в банк и обналичить этот чек. В гневе мой отец непредсказуем. Он может передумать и распорядиться не выдавать денег по этому чеку. Вы, Вудден, отвезете орхидею в Туикенем. Сегодня морозно, так что держите цветок в тепле. Поставьте его на ночь в оранжерею и немного – слышите, чуточку! – полейте тепловатой водой, осторожно, не касаясь стебля. Наймите четырехколесный кеб, они медленные, но безопасные, закройте в нем окна и не курите. Я вернусь домой к ужину.
Вудден дернул себя за вихор, взял горшок с цветком в левую руку и вышел, подняв правый кулак – наверное, на случай, если сэр Александр караулит за углом. Мы же с Сомерсом заехали в банк, обналичили чек, который, невзирая на большую сумму, приняли без вопросов, потом поели устриц в переполненном ресторане, где было невозможно разговаривать.
– Мистер Квотермейн, – сказал Сомерс, – ясно, что здесь нельзя беседовать, тем паче рассматривать вашу орхидею, которую я хотел бы изучить без спешки. Еще с неделю у меня будет крыша над головой. Не погостите у меня пару дней? Я мало знаю вас, а обо мне вам известно только то, что я лишенный наследства сын, не сумевший угодить своему отцу. Однако мы сможем провести несколько приятных часов в разговоре о цветах и прочем. Соглашайтесь, если располагаете временем.
– Я совершенно свободен, – ответил я. – Я простой путешественник из Южной Африки, живу в отеле. Если позволите, я захвачу саквояж и с удовольствием переночую у вас.
В Туикенем мы приехали в элегантном двухколесном экипаже Сомерса, взятом из городской конюшни. До наступления темноты оставался примерно час. Небольшой дом, называвшийся Вербена-Лодж, был построен из красного кирпича в раннем георгианском стиле. Примыкал к нему сад площадью почти целый акр, очень красивый, точнее, наверняка красивый летом. В оранжерею мы не заглядывали, так как для осмотра цветов было слишком поздно. Следом за нами прибыл Вудден на четырехколесном кебе и вместе с хозяином стал устраивать «павлиний глоссум» на новом месте.
Ужин получился прекрасным. Для мистера Стивена тот день сложился не очень удачно, но он не позволил обстоятельствам испортить его лучезарное настроение. Еще он, очевидно, решил пользоваться благами жизни, пока они есть: за ужином подали шампанское и портвейн превосходного качества.
– Видите ли, мистер Квотермейн, – начал мистер Стивен, – сегодня произошла ссора, назревавшая уже давно. Мой почтенный отец сколотил огромное состояние и желает, чтобы я продолжал его дело. Я же смотрю на жизнь иначе. Я очень люблю цветы, особенно орхидеи, и терпеть не могу операций с золотом. В Лондоне единственные приятные места для меня – это аукционный зал, где мы с вами встретились, и ботанические сады.
– Понятно, – с сомнением проговорил я, – но мне кажется, дело серьезное. Ваш отец, по-видимому, не изменит своего решения. А как вы проживете без всего этого? – Я указал на дорогое серебро и вино.
– Не думайте, что я беспокоюсь, перемены пойдут мне во благо. Кроме того, отец может изменить свое решение, ведь в глубине души он любит меня – очень уж я похож на свою покойную мать. Но даже если этого не произойдет, дело обстоит не так уж скверно. Мама оставила мне шесть или семь тысяч фунтов. Одонтоглоссум паво я продам сэру Тредголду – тому самому длиннобородому джентльмену, который, по вашим словам, начал набавлять цену с тысячи восьмисот фунтов и не отставал от Вуддена, пока она не достигла двух тысяч трехсот. А может, найдется другой покупатель. Я напишу Тредголду сегодня же. Серьезных долгов у меня нет. Отец платил мне по три тысячи фунтов в год, – по крайней мере, так вознаграждались мои потуги в операциях с золотом, и если я тратил деньги, то только на цветы. К черту прошлое и да здравствует будущее!
Мистер Стивен потер стакан портвейна, который держал в руке, и весело засмеялся. Действительно, это был весьма симпатичный молодой человек, правда немного легкомысленный, но легкомыслие и молодость связаны друг с другом, как бренди с содовой.
Я поддержал его тост и выпил свой портвейн. Хорошее вино я люблю, как и любой, кто месяцами пьет скверную воду, хотя допускаю, что последняя для меня полезнее.
– Теперь, мистер Квотермейн, – продолжал Сомерс, – закуривайте свою трубку. Мы перейдем в другую комнату и хорошенько рассмотрим ваш циприпедиум. Я не усну, если снова его не увижу. Стойте, подождем растяпу Вуддена, а то потом он завалится спать.
– Вудден, – сказал хозяин, когда садовник вошел в комнату, – этот джентльмен, мистер Квотермейн, покажет вам орхидею, которая в десять раз красивее паво.
– Извините, сэр, – отозвался Вудден, – но если мистер Квотермейн утверждает это, то он говорит неправду. В природе не существует орхидеи красивее павлиньего глоссума.
Я открыл ящик и вынул из него золотистый циприпедиум. Вудден глянул на него и перекатился с носка на пятку. Затем посмотрел снова и ощупал себе голову, будто желая убедиться, на месте ли она. Потом воскликнул:
– Какой чудесный цветок, если только это не подделка! Я умер бы от счастья, если бы увидел растение, на котором он расцвел.
– Сядьте, Вудден, и помолчите, – велел ему хозяин. – Да, так, чтобы видеть циприпедиум. Мистер Квотермейн, пожалуйста, расскажите нам историю этой орхидеи полностью. О месте, где она растет, можно не упоминать, если желаете. Тайны выпытывать нечестно, хотя Вудден и я сумеем держать язык за зубами.
Я заметил, что вполне доверяю им, и добрых полчаса рассказывал об орхидее почти не прерываясь, не опуская ни одной подробности. Потом объявил, что ищу человека, согласного финансировать поиски этого замечательного, уникального растения, и выразил уверенность, что во всем свете существует единственный экземпляр.
– Дорого ли обойдется экспедиция? – спросил мистер Сомерс.
– По моим подсчетам, тысячи в две фунтов, – ответил я. – Нам понадобится много людей, ружей, припасов, различных вещей для подарков и на обмен.
– По-моему, сумма небольшая. Предположим, экспедиция будет удачной и вы добудете растение. Что дальше?
– Я полагаю, что Брат Джон, открывший это растение, получит треть суммы, вырученной от его продажи, треть достанется мне как начальнику и организатору экспедиции, а все остальное – тому, кто финансировал поход.
– Великолепно! Значит, решено.
– Что решено? – спросил я.
– Разделим стоимость орхидеи на три равные части. Только я ставлю условие получить свою часть, так сказать, натурой. Вы должны дать мне исключительное право на покупку всего растения, во сколько бы мы его ни оценили.
– Вы хотите сказать этим, мистер Сомерс, что дадите две тысячи фунтов на экспедицию и сами примете в ней участие?
– Ну да. Я думал, это ясно. Вы, ваш полубезумный друг и я будем искать этот золотой цветок и найдем его. Говорю же, решено.
На следующий день были расставлены все точки над «i» – мы составили договор в двух экземплярах и оба подписали его. Перед этим мистер Сомерс, по моему настоянию, повидался с моим бывшим компаньоном Чарли Скрупом и тет-а-тет расспросил его обо мне. Очевидно, беседа прошла успешно: после нее молодой Сомерс стал относиться ко мне тепло, даже уважительно. Кроме того, я считал своим долгом указать Сомерсу в присутствии Скрупа (в качестве свидетеля) на опасности предприятия, в котором он вызвался участвовать. Я прямо сказал ему, что он может погибнуть от голода или лихорадки, попасть в руки дикарей или в когти дикого зверя, между тем как успех весьма сомнителен.
– Но ведь вы тоже рискуете, – заметил мистер Сомерс.
– Да, – ответил я, – но опасность – неотъемлемая часть профессии охотника и исследователя. Мне приходилось часто рисковать. Кроме того, я немолод и пережил много невзгод и лишений, о которых вы и представления не имеете. Поэтому я мало ценю свою жизнь. Мне совершенно безразлично, погибну я или проживу еще несколько лет. Наконец, приключения стали для меня потребностью. Не думаю, что я смог бы долго прожить в Англии. Помимо всего прочего, я фаталист. Я убежден, что умру в предопределенный час, и ни приблизить, ни отложить его я не в силах. Что же до вас… Вы еще молоды. Если останетесь здесь и выберете удачный момент, ваш отец наверняка забудет резкие слова, которые сказал вам недавно. Тем более вы его сами спровоцировали и понимаете это. Стоит ли отказываться от таких перспектив и подвергать себя опасности ради поисков редкого цветка? Я убеждаю вас себе в ущерб, ведь мне трудно будет найти другого человека, который согласится вложить две тысячи фунтов в сомнительное предприятие. Но я настоятельно прошу вас обдумать сказанное мной.
Молодой Сомерс посмотрел на меня, весело рассмеялся и воскликнул:
– Кем бы вы ни были, мистер Аллан Квотермейн, вы джентльмен! Ни один маклер из Сити не разложил бы ситуацию по полочкам собственной выгоде вопреки.
– Благодарю вас, – сказал я.
– Что касается остального, мне надоела Англия, – продолжал он. – Я хочу посмотреть мир. Не золотистый циприпедиум ищу я, хоть и не прочь его найти. Орхидея только символ. Я ищу приключений и романтики. Кроме того, я, как и вы, фаталист. Господь посылает нас в этот мир, когда Ему угодно. Будет на то Его воля, Он заберет нас к Себе. Значит, и риск, и опасности – все по воле Всевышнего.
– Хорошо, мистер Сомерс, – торжественно сказал я. – В Африке вас ждет немало приключений и романтики. А может, безвестная могила в каком-нибудь малярийном болоте. Однако выбор вы сделали, и я его одобряю.
Впрочем, разговор с мистером Стивеном не принес мне удовлетворения. За неделю до нашего отъезда, после долгих размышлений, я написал сэру Александру Сомерсу письмо, в котором предельно ясно изложил дело, не умолчав об опасностях нашей затеи. В заключение я спрашивал его, считает ли он разумным отпустить своего единственного сына в такую экспедицию. Ведь мистер Стивен решил участвовать в ней после той небольшой размолвки между ними.
Ответ не приходил, и я занялся подготовкой к отъезду. Денег у нас было более чем достаточно. «Павлиний глоссум» с убытком продали сэру Джошуа Тредголду, что дало мне возможность с легким сердцем покупать все необходимое. Никогда прежде меня не обеспечивали таким снаряжением, какое я теперь заблаговременно переправил на пароход.
Наконец наступил день отъезда. Мы стояли на платформе в Паддингтоне и ждали отправления поезда в Дартмут, ведь в те времена почтовые пароходы, отплывающие в Африку, отходили из этого порта. Минуты за две до отправления, когда мы собирались подняться в вагон, я заметил человека, лицо которого показалось мне знакомым. Он, по-видимому, искал кого-то в толпе. Это был мистер Бриггс, управляющий сэра Александра; я видел его в аукционном зале.
– Мистер Бриггс! – окликнул я клерка, когда он проходил мимо меня. – Наверное, вы ищете мистера Сомерса? Он здесь.
Клерк заскочил в вагон, метнулся в купе и вручил письмо мистеру Сомерсу. Потом вышел и в ожидании встал у двери. Сомерс прочел письмо и, оторвав от последнего листа чистый клочок, нацарапал ответ. Он попросил меня передать записку Бриггсу. Я не удержался и прочел ее. Вот содержание:
Слишком поздно. Храни тебя Господь, дорогой отец. Надеюсь, что мы еще свидимся. Если же нет, не поминай лихом своего беспутного сына.
Стивен
Через минуту поезд тронулся.
– Между прочим, – сказал Сомерс, когда мы отъехали от вокзала, – отец просил передать вам это письмо.
Я вскрыл конверт, надписанный четким округлым почерком, весьма подходившим его обладателю, и прочел следующее:
Милостивый государь!
Я высоко ценю мотивы, побудившие Вас написать мне, и сердечно благодарю за письмо, которое доказывает, что человек Вы честный и порядочный. Как Вы предполагаете, экспедиция, в которую собрался мой сын, представляется мне очень рискованной. Разногласия между мной и сыном для Вас не секрет: они достигли апогея в Вашем присутствии. Должен извиниться за то, что втянул Вас в неприятную семейную ссору. Ваше письмо попало ко мне в руки только сегодня: его переслали в деревню из конторы. Я хотел сразу же вернуться в город, но, увы, сильный приступ подагры лишает меня возможности двигаться. Поэтому я могу лишь написать сыну, в надежде, что письмо, переданное со специальным посыльным, вовремя попадет ему в руки и, быть может, заставит отказаться от путешествия. Хочу добавить: вопреки нашим многочисленным разногласиям, я горячо люблю сына и желаю ему добра. Я даже думать боюсь о том, что с ним может случиться беда.
Я понимаю, что, если мой сын в последний момент откажется от экспедиции, вас ждут серьезные убытки и неудобства. Позвольте сообщить, что в таком случае покрою все расходы и возмещу две тысячи фунтов, которые, насколько я понял, мой сын вложил в организацию экспедиции. Однако не исключено, что мой сын, унаследовавший мое упрямство, откажется изменить свое намерение. В таком случае прошу Вас опекать его и присматривать за ним, как за родным сыном. Попросите его при случае писать мне и, если можно, пишите сами. Кроме того, передайте ему, что я прикажу ухаживать за его цветами, оставленными в Туикенеме, хотя и ненавижу их.
Ваш покорный слуга Александр Сомерс
Это письмо глубоко тронуло меня и сильно смутило. Не говоря ни слова, я передал его своему компаньону, который внимательно прочел его.
– Хорошо, что он обещает присматривать за моими орхидеями – сказал он. – Мой отец вспыльчив, всю жизнь командует, но сердце у него доброе.
– Что же вы намерены делать? – спросил я.
– Конечно, продолжать путешествие. Я взялся за дело и не пойду на попятную. Иначе я распишусь в трусости и окончательно разочарую отца, что бы он ни говорил. Поэтому не пробуйте убеждать меня. Бесполезно!
Молодой Сомерс помрачнел, что случалось с ним нечасто. По крайней мере, он долго молчал, разглядывая зимний пейзаж за окном. Мало-помалу он оправился и к приезду в Дартмут стал весел, как всегда, – но я этого настроения не разделял. Перед отплытием парохода я написал сэру Александру письмо, в котором подробно изложил положение дел. Думаю, его сын сделал то же самое, хотя и не показал мне письма.
В Дурбане, когда мы уже собирались отправиться дальше, я получил от сэра Александра ответ, посланный со следующим пароходом. Что бы ни случилось, уверял сэр Александр, он ни в чем меня не винит и всегда будет питать ко мне самые дружеские чувства. Он просил меня написать ему в случае денежных затруднений и сообщил, что связался по этому поводу с Африканским банком. В конце письма он прибавил, что его сын, по крайней мере, проявил твердость, за которую он уважает его.
Теперь мы надолго простимся с сэром Александром и всем, что относится к Англии.
