– Мизон, что такое у вас? Вы пришли ко мне позавтракать? – спросил мистер Джон Шорт. – Знаете, сначала я подумал, что вы явились ко мне как клиент. – Клянусь Иовом, старый дружище, я – ваш клиент! – ответил Юстас. – Я был у вашего брата, он послал меня к вам, заявив, что долг профессии вынуждает его не принимать клиента без свидетеля.
– Совершенно верно, совершенно верно! Мой брат прав! Я удивляюсь, что, имея столь малую практику, он так хорошо знаком с теорией судопроизводства. Ну, какое у вас дело?
– Знаете, Шорт, ваш брат сказал, что будет ждать нас обоих к себе в два часа. Я думаю, будет лучше всего, если мы отправимся к нему и обсудим дело сообща!
– Отлично! Собственно говоря, я не имею обыкновения уезжать из конторы в это время, так как всегда могут подвернуться клиенты. Но для вас, Мизон, я готов сделать исключение. Уильям! – обратился он к мальчику. – Если кто-нибудь спросит меня, пожалуйста, скажи, что я отправился по важному делу к своему брату, мистеру Шорту, и надеюсь вернуться после трех часов.
– Слушаю, сэр, – сказал Уильям, запирая за ними дверь. Затем, положив бумаги на полку шкафа, откуда их легко можно было достать при малейшем намеке на клиента, он написал на двери, что сейчас вернется, и весело отправился играть с другими маленькими клерками по соседству.
В это время Юстас со своим спутником приехали к мистеру Джеймсу Шорту.
Какой гордостью наполнилось сердце адвоката, когда в первый раз за всю свою карьеру он увидел настоящего клиента в сопровождении свидетеля! Теперь все это было на законном основании, и он мог приняться за дело! Конечно, он предпочел бы, чтобы свидетелем был кто-нибудь другой, а не его родной брат, а клиентом – не близкий приятель, но, во всяком случае, какое это было приятное зрелище!
– Не угодно ли вам сесть, джентльмены? – произнес он с достоинством.
Джентльмены уселись.
– Надеюсь, Мизон, вы объяснили моему брату дело, в котором вам понадобился мой совет?
– Нет, я ничего не говорил, – ответил Юстас, – я полагал, что могу объяснить все сразу вам обоим.
– Э, нет! – сказал Джеймс. – Это неправильно! Согласно этике профессии, к которой я имею честь принадлежать, так делать нельзя. Обычно нужно, чтобы присутствовали представители газет… но я предвижу, что здесь дело важное и экстренное…
– Да, это правда, – подтвердил Юстас. – Я пришел к вам по дел у о завещании!
– Я знаю, – заметил Джеймс, – но где это завещание?
– Оно вытатуировано на шее одной дамы!
Братья вскочили с мест с совершенно одинаковым жестом изумления и так забавно посмотрели на него, что Юстас разразился громким смехом.
– Надеюсь, Мизон, что это не мистификация? – серьезно заметил Джеймс. – Вы, конечно, знаете, что смеяться и шутить теперь не время и не место!
– Конечно, Мизон, – добавил Джон, – вы должны питать должное уважение к закону и его представителям!
– Разумеется. Уверяю вас, что говорю правду. Это настоящее завещание!
– Да, – заключил Джеймс, – очевидно, это инцидент далеко не обычный!
– Вы правы, старый дружище! – согласился Юстас. – А теперь слушайте. – И он спокойно и четко рассказал всю историю завещания.
Когда он кончил, братья переглянулись. Ничего подобного им не приходилось слышать. Но Джеймс умел быстро ориентироваться. Он твердо держался аксиомы «Никогда не высказывать затруднения или замешательства в делах».
– Это замечательный случай и, могу сказать, довольно редкий! Он совершенно не подходит под общие законы о завещании. Обычно завещание пишется на бумаге или пергаменте, но я не сомневаюсь, что кожа молодой леди – великолепный материал для завещания! Продолжаю. Допустим, – я полагаюсь на слова мистера Мизона, – что завещание было составлено совершенно правильно завещателем или тем лицом, которое производило татуировку в его присутствии, что оно подписано, как следует, и сделано по статуту. Но я подхожу к тому, что мне кажется поистине ужасным! В завещании не помечено даты! Не уничтожается ли оно отсутствием ее? Отвечу: нет! Заметьте: это завещание не могло быть сделано на шее мисс Августы Смиссерс ранее восемнадцатого декабря, когда погиб «Канчаро», и, значит, уже существовало в день Рождества, когда мисс Смиссерс была спасена. Очевидно, завещание было вытатуировано между восемнадцатым и двадцать пятым декабря.
– Верно, старый дружище! – заключил Юстас. – Вижу, что вы умеете взяться за дело. Но что следует предпринять сейчас? Я боюсь, что будет поздно! Как будто бы завещание утверждено!
– Завещание утверждено! – повторил великий Джеймс с плохо скрываемым презрением. – Разве закон так беспомощен, что может утвердить завещание, несмотря на видимую ошибочность фактов? Конечно, нет! Как только все предварительные формальности будут соблюдены, нужно подать прошение об отмене первого и утверждении позднейшего завещания. Тут нет душеприказчика! Это очень важный пункт. Необходимо потребовать, чтобы суд признал завещание действительным и подтвердил законность документа!
– Но как это сделать, если тут замешана мисс Смиссерс? – неуверенно возразил Юстас.
– Мне кажется, – сказал Джеймс, обращаясь к брату, – нам придется привести мисс Смиссерс в суд, чтобы она присутствовала при показаниях свидетелей.
– Конечно, – подтвердил Джон с таким видом, словно это было самое простое дело.
– Как? – поразился Юстас, глазам которого предстала Августа с обнаженной перед судьями шеей. – Разве возможно вести леди… это немыслимо!
– Мыслимо или нет, это необходимо сделать прежде всего! Погодите. Я надеюсь, что заседания сессии суда уже начались! Хорошо бы попасть туда завтра.
– Да, да, – согласился Джон.
– Да, – подтвердил Джеймс, – это все надо сделать поскорее. Поспешите вручить мне все документы и инструкции возможно скорее! Кроме меня, будут у вас еще адвокаты?
– О, да, да, – произнес Юстас, – только вот насчет денег… Я не знаю, чем буду платить за все это… У меня есть пятьдесят фунтов сбережений, но с ними далеко не уйдешь!
Джеймс мрачно взглянул на брата. Это было ужасно.
– Пятидесяти фунтов как раз хватит на первые издержки! – сказал Джеймс, вытирая свою лысину платком.
– Возможно, – согласился Джон брюзгливо, – но чем платить за все остальное? Не можете ли вы, – продолжал он, обращаясь к Юстасу, – достать где-нибудь денег?
– Пожалуй, – ответил Юстас, – у леди Холмерст! Если она согласится дать… Я предложу ей разделить добычу…
– Дорогой мой, – сказал Джон, – ваших денег мало!
– Мало! – повторил Джеймс, всплеснув руками. – Это невозможно! Неизвестно, что будет дальше и что может еще случиться!
– Право, я не знаю, как быть, – вздохнул Юстас, – я мало смыслю в законах.
– Наверное, Джеймс, – повернулся к брату Джон, – это будет очень интересное судебное дело!
– Так, Джон, так, но вы хорошо знаете, что моя профессия не позволяет мне вести дело даром. Желудок всего адвокатского сословия, индивидуальный и коллективный, возмущается и бунтует при одной мысли, что кто-то из его членов работает за просто так!
– Да, – добавил Юстас, – я знаю, что существуют строгие правила.
– Верно, верно, дорогой Джеймс, – подтвердил Джон со сладкой усмешкой, – издержки предстоят большие. Ученый адвокат похож на ящик с сигаретами или новоизобретенную весовую машину на станции: она ничего не сделает для вас, пока вы не опустите туда денег. И эти деньги уже не вернутся к вам обратно. Впрочем, Джеймс, это постоянно практикуется людьми вашей профессии: они ждут, пока накопится пятьсот фунтов, а потом требуют свой заработок. Почему вы не можете сделать то же самое? Если мы выиграем дело, то противная сторона заплатит все издержки; если проиграем, вы все же не будете в убытке. Это лучше и выгоднее всего для вас, мой милый Джеймс!
– Отлично, Джон, пусть будет так! – заключил Джеймс.
– Ну, а теперь, – произнес Джон, – у меня есть дело с другим клиентом! – И пояснил Юстасу: – Мой баланс не высок!
– Я понимаю, – грустно заметил Джеймс, – и сочувствую… Таким образом закончилось совещание ученых адвокатов.
После полудня Юстас вернулся в дом леди Холмерст, чтобы сказать своей дорогой Августе, что на следующее утро ей необходимо идти в канцелярию суда. Можно себе представить, как горячо протестовала против этого Августа, несмотря на все доводы своего возлюбленного! Ее поддержала и приятельница ее, леди Холмерст, которая вскоре ушла из комнаты, предоставив им вдвоем обсуждать дело.
– Это, наконец, ужасно! – сказала Августа, топнув ногой. – После всего, что я перенесла, я должна еще показывать свою несчастную шею разным ученым адвокатам[5] и тащиться Бог знает куда, чтобы увидеть старые, заплесневелые бумаги!
– Дорогая моя! – возразил Юстас. – Или надо идти туда, или бросить все дело! Мистер Джон Шорт уверяет, что это необходимо, что документ должен храниться в канцелярии.
– Но как же быть? Меня, вероятно, посадят в шкаф или еще куда-нибудь разделять участь других завещаний? – спросила Августа, чувствуя желание плакать.
– Я не знаю, – ответил Юстас, – мистер Шорт уверяет, что это обсудят потом. Его личное мнение, что ученый доктор – будь он проклят! – пожелает, чтобы вы сопровождали его всюду, пока дело не выяснится! Но, – продолжал Юстас мрачно, – если ученый доктор захочет, чтобы вы ходили за ним всюду, то пусть и меня таскает с собой!
– Зачем? – удивленно спросила Августа?
– Затем, что я не могу доверить вас ему – нет!.. Он стар? Да, стар, и, кроме того, этот ученый джентльмен двадцать лет практикует в суде… Ну, скажите, что можно ждать от человека, который двадцать лет только тем и занимался, что разводил да сводил людей! Я знаю, знаю! – убежденно говорил Юстас. – Он влюбится в вас сейчас же… этот старый волокита!
– Право, вы забавны, Юстас! – воскликнула Августа, расхохотавшись.
– Не знаю, чем я забавен, Августа! Но если вы думаете, что я отпущу вас одну с ученым доктором, вы ошибаетесь! Он непременно влюбится в вас, а может быть, и его клерки! Кто может находиться около вас и не полюбить?
– Вы так думаете? – спросила Августа, нежно взглянув на него.
– Да! – пылко ответил он.
На этом закончился их разговор и не возобновлялся до обеда.
На следующее утро, в одиннадцать часов, Юстас явился с мистером Джоном Шортом, чтобы везти Августу и леди Холмерст в суд, на что они в конце концов согласились.
Мистер Шорт раскланялся с дамами, на которых произвел впечатление своим ученым и неотразимым видом. Он потребовал взглянуть на завещание, но Августа отказалась, уверяя, что вполне достаточно, если она один раз покажет им свою шею. Вздохнув и покачав головой, мистер Шорт покорился. Затем явился экипаж, и все отправились в суд. Добравшись до места, они миновали бесчисленное множество коридоров и вошли в неуютную комнату с календарем на стене, простым засаленным столом и несколькими стульями; в комнате сидели несколько клерков.
Здесь они ждали около получаса или более, к великому ужасу Августы, так как она сделалась предметом исключительного внимания клерков, не сводивших с нее глаз. Тонкий слух помог Августе уловить несколько слов одного из клерков, маленького человечка с желтыми волосами и огромной булавкой в галстуке, напоминавшего собой только что вылупившегося цыпленка. Он сообщил другому клерку, что посетительница – героиня знаменитого дела о наследстве и что о ней говорит теперь весь Лондон.
В это время чья-то голова просунулась в дверь.
– Шорт и Мизон! – выкрикнул кто-то и исчез.
– Леди Холмерст, мисс Смиссерс, прошу вас! – обратился к ним мистер Джон Шорт. – Позвольте мне указать вам дорогу! Пожалуйста!
Бедное живое «завещание» очутилось в большой комнате с низким потолком. Повернувшись спиной к окну, за столом сидел приятного вида джентльмен средних лет, который при появлении дам в сопровождении мистера Шорта и Юстаса Мизона вежливо раскланялся и просил их сесть.
– Чем могу служить вам? Мистер… мистер… – он усиленно смотрел в свою записную книжку. – Мистер Шорт… Если не ошибаюсь, у вас завещание, и при особых обстоятельствах?
– Да, сэр, – вдумчиво ответил мистер Джон Шорт. – Завещание Джонатана Мизона относительно его имущества и двух миллионов капитала. Предполагали, что Мизон утонул вместе с «Канчаро», и президент принял и утвердил его завещание. Между тем Джонатан Мизон погиб на острове Кергелен через несколько дней после гибели «Канчаро» и перед смертью составил новое завещание, которым отписал все своему племяннику Юстасу Мизону, вот этому джентльмену. Мисс Августа Смиссерс…
– Как? – перебил ученый регистратор. – Неужели это мисс Смиссерс, о которой мы так много читали, – героиня острова Кергелен?
– Да, я мисс Смиссерс! – ответила Августа, краснея. – А это – леди Холмерст. Ее супруг…
Она оборвала себя на полуслове и замолчала.
– Для меня – огромное удовольствие познакомиться с вами, мисс Смиссерс! – заявил ученый доктор, нежно пожимая ей руки и кланяясь леди Холмерст.
Юстас смотрел на него подозрительным взглядом.
– Начинается! – бормотал он про себя. – Я так и знал. Оставить Августу ему на хранение? Ни за что! Никогда!
– Самое лучшее, что можно сделать, – продолжал мистер Шорт, которому все эти разговоры казались ненужной интермедией, – это предложить вам взглянуть на документ… этот документ несколько необычного вида…
Он взглянул на покрасневшую до ушей Августу.
– Хорошо, хорошо! – согласился ученый муж. – Завещание у мисс Смиссерс? Да?
– Мисс Смиссерс сама и есть завещание, – пояснил мистер Джон Шорт.
– Простите, я не совсем понимаю…
– Нет ничего проще. Завещание вытатуировано на мисс Смиссерс!
– Что такое? – воскликнул ученый муж, вскочив со стула.
– Завещание написано на мисс Смиссерс, – продолжал мистер Джон Шорт спокойным тоном. – Мой долг – представить вам документ на рассмотрение…
– Документ на рассмотрение!.. – бормотал изумленный доктор. – Как же я буду его рассматривать?
– Я объясню вам, сэр, – сказал мистер Шорт, с сочувствием поглядывая на растерянное и изумленное лицо ученого. – Завещание написано на спине леди, и я…
Леди Холмерст засмеялась. Что касается ученого доктора, он, совершенно растерявшись, стоял у своего стула, не зная, что делать.
– Хорошо! – произнес он наконец. – Надо что-нибудь решить! Я не могу уклониться от своей обязанности! Итак, мисс Смиссерс, я должен побеспокоить вас и взглянуть на это завещание. Там стоит шкаф, – указал он в угол комнаты, – и вы можете… там… приготовиться.
– О, этого не нужно, – возразила Августа со вздохом, снимая жакет.
Доктор тревожно следил за ее движениями.
– Она молодец! – бормотал он про себя. – Но какие странные обычаи на этих пустынных островах!
В это время Августа сняла жакет. Она была одета в открытое платье с белым шелковым шарфом, накинутым на плечи. Этот шарф она сбросила с себя.
– О-о, я вижу, она в открытом платье… Это – другое дело. Но за всю свою практику я никогда не видал и не слышал ничего подобного. Подписано и засвидетельствовано, но без даты! А может быть, число там… ниже?
– Нет, – возразила Августа, – даты нет… я не могла больше выносить татуировки… Когда все было кончено, я упала без чувств!
– Я поражен! Это самоотверженный поступок, редкое самообладание!
Он грациозно склонился перед Августой.
– Ага! – бормотал Юстас. – Начинаются любезности, несносный старый лицемер!
– Хорошо, – продолжал между тем ни в чем не повинный объект его подозрений, – разумеется, отсутствие даты не меняет сути дела, это не более как доказательство. Во всяком случае, я не могу ничего сказать тут, это не мое дело! Однако, мисс Смиссерс, так как вы очутились здесь в качестве важного документа, могу я спросить вас, что прикажете с вами делать? Нельзя же запереть вас в шкаф с другими документами, а выпустить завещание отсюда – значит, поступить против правил. На это требуется специальное разрешение. Ясно, что я не имею права посягать на свободу личности и приказать вам остаться здесь. Сознаюсь откровенно, я несколько смущен и не знаю, что мне делать с этим завещанием!
– Смею предложить вам, сэр, – вмешался мистер Шорт, – сделать копию с этого завещания.
– А-а! – сказал ученый муж, протирая очки. – Вы подали мне блестящую мысль! С согласия мисс Смиссерс мы сделаем не копию, нет, а настоящую фотографию завещания!
– Имеете вы что-нибудь возразить на это, моя дорогая? – спросила леди Холмерст.
– О нет, – угрюмо ответила Августа, – мне кажется, я стала теперь общественным достоянием!
– Отлично! Одну минуту, подождите, пожалуйста. Я сейчас же напишу фотографу, к которому уже не раз обращался в официальных делах!
Через несколько минут получили ответ фотографа: он рад служить доктору и явится в три часа.
– Итак, – заявил ученый муж, – я не могу отпустить мисс Смиссерс, пока не будет сделана фотография завещания. Сегодня утром я свободен и полностью к вашим услугам. Что вы скажете, если я предложу вам позавтракать? Буду счастлив, если вы доставите мне удовольствие и мы вместе где-нибудь перекусим.
Леди Холмерст проголодалась и охотно согласилась, все общество, за исключением мистера Шорта, который уехал, ссылаясь на дела и обещая вернуться в три часа, уселось в коляску леди Холмерст и отправилось в соседний ресторан. Здесь они основательно позавтракали. Доктор был так мил и любезен, что обе леди положительно влюбились в него, даже Юстас вынужден был признать, что среди ученых иногда попадаются очень приятные люди.
В конце концов ученый муж ласково взглянул на Августу и Юстаса.
– Я слышал от леди Холмерст, – сказал он, – что вы, молодежь, собираетесь повенчаться! Многолетний опыт показал мне, что вступление в брак – рискованное предприятие! Но я могу сказать, основываясь на фактах, что никогда не слышал о таком романтическом и многообещающем союзе. Молодой джентльмен ссорится с дядей из-за молодой леди и лишается огромного наследства. Молодая леди при самых ужасных обстоятельствах принимает героическое решение, чтобы вернуть ему состояние. Что будет дальше, я не знаю, получите ли вы наследство или нет, но у вас есть нечто лучшее – взаимное доверие, уважение, что вернее всякой любви и всегда приносит хороший результат. Мистер Мизон, вы – счастливый человек! В мисс Смиссерс вы нашли красоту, смелость, талант, и если позволите старику дать вам добрый совет – старайтесь беречь свое счастье и помните, что человек, который в юности нашел себе такую подругу жизни, поистине счастливец! «Он любимец богов, ему улыбаются радости жизни!» Закончу свою речь пожеланием вам обоим здоровья, счастья и благоденствия!
Доктор выпил стакан вина и так добродушно посмотрел на Августу, что ей захотелось расцеловать его.
Даже Юстас крепко пожал ему руку. С этого момента началась их дружба, которая продолжается до сих пор.
Затем все вернулись в контору, где их уже ждал фотограф, который был очень удивлен, когда узнал о том, что именно он должен фотографировать. Он сделал своим аппаратом три снимка со спины Августы и ушел, сказав, что через два дня принесет готовые карточки. Тогда доктор распрощался с новыми друзьями, заявив, что не имеет права дольше задерживать Августу. Они отправились домой, очень довольные тем, что так скоро отделались.
История Августы возбудила немалое волнение, особенно когда в газетах появились ее портреты, когда все узнали, что она молода и красива. Но общее возбуждение достигло апогея, когда начал циркулировать слух о завещании, вытатуированном на ее шее. В газетах появились всевозможные рассказы и истории об этом завещании. Августа не обращала на них внимания.
На четвертый день после того как была сделана фотография завещания, леди Холмерст попросила Августу дойти до магазина на Риджент-стрит и купить ей шнурков для траурного платья. Августа отправилась в магазин в сопровождении служанки. Едва за ними успела закрыться дверь дома леди Холмерст, как Августа заметила двух или трех человек сомнительного вида, бродивших поблизости, которые сейчас же последовали за ними. Не обратив на это внимание, она пошла своей дорогой и когда достигла Риджент-стрит, то заметила, что за ней следовала уже кучка людей, возбужденно перешептывавшихся между собой.
На Риджент-стрит первое, что бросилось ей в глаза, – это человек, продававший фотографии; вокруг него собралась толпа, которой он что-то пояснял. Какой-то джентльмен купил карточку и остановился взглянуть на нее, а так как он был низкого роста, то Августа без труда взглянула на фотографию через его плечо и с негодующим восклицанием отступила назад.
Это был ее собственный портрет в платье с низким вырезом!
Несомненно, это она сама! Завещание на ее шее!
Но волнения ее на этом не кончились, так как в эту минуту появился человек с кипой вечерних газет.
– Описание и портрет прекрасной героини «Канчаро», – закричал он, – с завещанием, вытатуированным на ней самой! Купите фотографию! Факсимиле! Портрет!
– Голубушка! Это ужасно! – обратилась Августа к служанке. – Пойдем домой.
Собравшаяся вокруг них толпа окружила их плотным кольцом. Очевидно было, что человек, следовавший за ними от самого дома, узнал Августу и сообщил эту новость другим.
– Это она! – прошептал один.
– Кто?
– Мисс Смиссерс, героиня «Канчаро», татуированная на пустынном острове!
Раздались возбужденные восклицания толпы. Несчастную Августу прижали к фонарю вместе со служанкой, которая визжала от страха, и с любопытством разглядывали ее. К счастью, явились два полисмена, которые освободили обеих женщин и посадили их в кеб. Экипаж покатился, сопровождаемый возбужденными криками толпы.
Августа была крепкая молодая женщина со здоровыми нервами, но подобные вещи невыносимы! В тот же день она в сопровождении леди Холмерст перебралась в маленький отель на Темзе.
После полудня, прогуливаясь по городу, Юстас увидел выставленные в магазинах фотографии, на которых были сняты плечи его возлюбленной; он пришел в неописуемую ярость, бросился к фотографу и принялся упрекать его в неблаговидном поступке. Фотограф ответил ему, что пустил в продажу карточки потому, что не хотел упустить случая заработать несколько сотен фунтов.
Юстас направился к братьям Шорт. В результате мистер Джеймс Шорт возбудил дело против фотографа, доказывая, что тот не имел права пускать в продажу карточки, представлявшие собой копию важного документа, и воспроизводить их без разрешения суда.
Продажа карточек была немедленно прекращена.
Через восемь дней после этого в суд поступило заявление от поверенных мистера Аддисона и мистера Роскью, наследников Мизона согласно его первому завещанию, сделанному в ноябре 1885 года, в котором они требовали, чтобы суд допросил истца и свидетелей под клятвенной присягой и возможно скорее рассмотрел бы и сличил подписи на первом и втором завещаниях.
Суд назначил день для рассмотрения завещания. Когда разнесся слух, что живое завещание выходит замуж за истца, все ученые мужи широко раскрыли глаза от удивления. Потом поверенные противной стороны получили разрешение суда возражать на требование истца. Прежде всего они заявили, что второе завещание составлено не так, как того требует закон, добавив, что в этом очевидно влияние Августы Смиссерс, что «завещание было сделано под сильным воздействием ее воли на больной ум завещателя».
Время шло своим чередом. Часто, насколько это было возможно, Юстас уезжал из Лондона и устремлялся в маленький отель на берегу реки, где чувствовал себя вполне счастливым.
Закон, несомненно, прекрасная вещь, питающая множество народа, дающая немало выгод своим верным слугам, но горе тому, кто сделался жертвой операций законников!
Судебный процесс был ложкой дегтя в бочке меда Юстаса. Каждый день приносил ему новые хлопоты и тревоги. Братья Шорт боролись, как герои, стойко сражались за свое дело. Юстасу было тяжело поддерживать их деньгами, которых у него не хватало. Как и следовало ожидать, весь блеск адвокатских талантов и красноречия разбивался о невозможность добыть где-нибудь денег, тогда как противники были богатейшие люди и не стеснялись в расходах.
Юстас и Джеймс Шорт, человек по натуре умный и чувствительный, – оба отлично понимали, что для борьбы с противниками, для того, чтобы спасти завещание, нужны большие деньги. Но где их взять?
Это было ужасно. Оставалась одна надежда, что само дело, чрезвычайно интересное, из ряда вон выходящее, в то же время очень несложно и не требует большого числа документов.