Георгий Алексеевич Михайлов
Галактику музыка двигает

Полная версия

Галактику музыка двигает

Дорогой читатель, здесь ты найдешь продолжение приключений героев из книги «Находка в другой стороне галактики, или Помнить свое же начало».

Посвящается тем же и Музыке.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

И синий кругозор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть море

И пышный цвет долин.

Я заключил миры в едином взоре.

Я властелин.

К.Д. Бальмонт, «Я в этот мир пришел»

Часть Первая. Подготовка

Глава

I

О, чего только мы не увидели на пути к Фаварису. Видели мы, видали такое, что очень нужно в сказке сказать, но придется пока только пером описывать. А если что, Вы перескажете. Так вот. Ну, перво-наперво мы увидели все же Пласкетту. Потому что вот опять – приняли решение посреди ночи: «картины Гати посмотрим, романтика» (почувствуйте, как я передразниваю собственный полуночный романтизм). А между тем – план есть план. Сказано – сначала к двойной звезде, потом – хоть куда. Ну, в общем, с утра, когда проснулись, уже давно двигались маршрутом к Лебедю (по-дилетантски), но пришлось баламутить компьютер, выслушивать его подначки (такой он тоже, типа искусственный интеллект, но на самом деле живой¹, ощущение при общении с ним – что он слушается, но и свою голову на плечах имеет), перекраивать маршрут с заворотом к Единорогу. «Ходим тут, как по зоопарку» – подумал я. С ворчанием, но придумал красивую петлю компьютер. Полетели, куда следует.

Жизнь, в общем, двигала нас, а мы – нашу повозку. Путь не очень-то близкий. Однако было весело. После посещения вотчины галактического бога Санта мы были все с очень вдохновительным настроем. Со мной, честно говоря, вот прям такого творческого напора, идущей изнутри силы и охватывающего желания творить и не случалось еще никогда. Это нельзя было не связать с нашим визитом в гости к высшему существу. Хотя, с другой стороны, больше живешь – все четче понимаешь, что Бог – он и правда в тебе. Ты сам становишься самому же себе, своим помыслам, своей душе и своему духу трамплином, с которого сам же взлетаешь ввысь, цепляешься за край чудо-острова будущих своих свершений, вскарабкиваешься на него и двигаешься дальше, покачивая ошеломленно головой и во всю ширь ошалело улыбаясь. Мысли такие в моей голове находились, а тем временем дежурную, а иногда и внеплановую, работу я выполнял четко. Особенно радовало, что и моя команда все лучше понимала друг друга и мои посылы. Естественно, творческий настрой я задействовал для работы, создав для Севербалиданды при помощи одного огромного стихотворения белым стихом один новый вид деревьев (говорил же я, что стихи мои обладают подобной силой), а для Земли тем же стихом – новый вид злаков (хотя до этого я творил только внепланетные чудеса при помощи стихов). Тот же творческий накал применяли мы с супругой и в еще одном естественном направлении. В нашем таком необыкновенном послесвадебном путешествии по-другому и быть не могло (ну и это, по сути, оказался еще один подарок нашего знакомого Санта). Да, как все же хорошо, что мы смогли перед великолепием Фавариса и волшебства картин Гати оказаться впервые в своей истории у двойной звезды, поглядеть на нее, облететь кругом, полюбоваться этим чудом природы, которое, пожалуй, точнехонько передает настоящий союз двух любящих душ, скрепленных единым духом. Два огромных, ярких, пышущих жаром шара, освещающих мир вокруг на много-много миллионов верст, не просто дающих жизнь, а буквально создающих эту жизнь своим теплом и светом. Две цельные и завершенные в своей гармонии, звенящие посреди небывало огромного зала мелодии, составляющие при этом один мотив на бархате космоса, кружащиеся друг вокруг друга и помнящие о том, что цель этого кружения – быть все ближе и ближе друг к другу и, все ускоряя движение, постепенно сливаться в один единый плотный божественный огненный ком. Два сгустка высшего пламени, таких мощных, таких прекрасных и сильных, а при этом состоящих по преимуществу из газа, из чего-то по своей природе летучего. Да, Боги говорят явлениями.

Тем временем даже при движении вокруг роскоши двойной звезды (круг почета в честь этой красоты) нам приходилось периодически ужинать, а иногда и завтракать, и даже обедать, и почему-то так вышло, что в те дни мы дружно перепробовали все возможные блюда (включая смузи и уху) из чемго² – недавно опять вошла в моду эта полутвердая ягода. Говорят, мол, можно одной только ей питаться и организм будет насыщен, в общем-то, всем необходимым. Ну, вот мы и проверили слухи. А то у нас с собой благодаря заботливости и увлеченности новыми веяниями Сэнни (напомню, студентка-дочь Ульти) было 2 больших мешка этой сверх-еды, и, если бы мы не вспомнили сейчас, все бы попортилось, а путь еще неблизкий, запасы лучше было использовать. Скажу, что после впечатлений от Пласкетты в сочетании с чемго-диетой мы откровенно излучали силу, как будто силовое поле у каждого появилось, чуть ли не предметы на расстоянии могли двигать (ну, я лично мог, подходил к дивану в кают-компании сбоку, к примеру, ближе 5 шагов и тот начинал скрежетать по полу к дальней стене). В общем, несмотря на кое-какое однообразие пищи и замкнутое пространство, в эти недели было очень даже весело всем (хотя и хотелось все ж услышать голос или мысли Молодого). Про посох я пока не вспоминал. Но думы, кто ж такой или чем так интересен этот раганский писатель Карринду или какие далекие планы простроил на нас то ли Самбур, то ли сам Сант (дух захватывает, что на тебя конкретно есть планы у бога-создателя³ галактики), иногда навещали.

К слову замечаю. Когда мы общались с создателем нашей галактики, Богом Сантом, наедине, проговорили мы многое (пусть и было впечатление, что разговор занял минут пятнадцать, но там правда что-то со временем в его этой усадьбе). Прошлись по моей жизни от и до, начистоту сказать-то. Про него я тоже расспрашивал (и кое-что он ответил). Но память моя удержала и то, естественно, что Раган, этот приземистый, но гордый город небольшой плотности населения (но населенный очень плотно сбитыми волевыми людьми), стал на долгое, по человеческим меркам, время обителью одного писателя. Так вот, как объяснил Сант, тот посох, который я подобрал у горы Аораки в Новой Зеландии, это не просто палка, а специально завезенный в ту степь объект этого писателя. Он в Рагане настолько свое любительское дело – работу с деревом, художественную резьбу, ну, в общем, столярное мастерство – поставил на поток, что даже и на выезде из города есть его скульптура – исполненный из местного парльера⁴ в полный рост (а это больше трех с половиной метров) барьентерс⁵ на задних лапах с задранным вверх подбородком, глядящий на дорогу. В общем, посох был раганского пошибу. Причем так-то реально ну просто палка чуть изогнутая кверху по-необычному, конечно же, чуть обтесанная, гладкая, в руке удобно держать опять же, по весу самое то, и не тяжело, и удар будет весомый, плотный, как должно. По длине чуть ниже солнечного сплетения, опираться удобно, устойчивая. А так – ну просто палка же. В общем, открыл глаза мне (а я потом – и Ульти с Молодым, естественно) Сант на то, что во всей круто замешанной нашей истории поприсутствовал и маэстро Карринду. Но это потом уже Ульти мне после рассказа сопоставила «Раган – известный писатель оттуда с тягой к дереву – Абтод Карринду (которого как раз ездила уговаривать тогда еще будущая моя невеста и который в то время как раз писал о жизни растений)». Я-то и не знал даже, что Карринду, оказывается, еще и знаменитый в своем городе скульптор.

Конечно же, все наши большие планы и дальнейшие действия мы успели обсудить за время перехода до Фавариса. Но хватало и быта. Я, к примеру, на корабле носил только ярко-синие штаны из грубой ткани (ну, менял иногда одни на другие похожие) с коричневым ремнем и тонкие свободные рубахи без пуговиц белого или красно-белого цветов с круглой нашивкой справа у ворота в виде двух диагонально перекрещенных синих линий на белом фоне, над которым схематично изображен сокол, держащий правое крыло козырьком как бы для лучшего обзора (это эмблема моего личного вольного флота, такая же, только громадная, изображена по центу правого борта корабля, но я эту форму теперь везде ношу, понравилось).

Из-за этих моих нескончаемых синих штанов произошел у нас как-то разговор, пока я готовил (моя очередь была) рыбу на обед (чемго закончилось к тому времени давно):

– Любимый, а у нас сегодня рыбка на обед! – воскликнула с улыбкой Ульти, только войдя на порог кают-компании (у меня ж на корабле не так много места, чтоб еще отдельно кубрик был).

– Да уж.

Заглянула мне через плечо (я как раз чистил почти размороженную тушку):

– Что-то она синенькая такая, почти как твои штаны.

– Не, до моих штанов ей далеко.

– Вот хотела спросить. Я заметила, что у тебя не только в одежде, но и вообще во всем очень много всех подряд оттенков синего.

– Заметила – улыбнулся я довольный.

– Сложно было не заметить, да – серьезно и сосредоточенно по-детски сказала. И продолжила – Почему так? Это обет какой-то?

– Мне просто синий цвет нравится.

– Это я вижу, да – она добавила смеха в голос – Но ведь не только, да?

– С чего ты взяла?

– Чувствую.

– Хм – я покачал головой, немного поверну голову вправо, вспоминая – Да, не только.

– Расскажешь?

– Шесть лет назад я гостил на одной планете у окраины галактики, Лас-Ласги-Гил называется, в области влияния системы Тив. Ну, это где бабочки громадные.

– Да знаю я – кивнула пару раз энергично жена.

– У меня там небольшое дело было, еще и приятель там давний живет, переехал. А вообще планета курортная. Поэтому я отдохнул немного, на озера их съездил, по всяким необычным местам прогулялся, с товарищем пообщался. А один раз проезжал по пути с озера как раз через обычный, не курортный, не выставочный там, поселок. Ласгигильцы и так живут очень по-свойски, особая у них структура. А заглянуть в нетронутое другими цивилизациями место – как окунуться с головой в новое. Ну, понимаешь.

– Ты рыбу-то закинешь в духовку когда-нибудь?

– Так-то она моими историями коптится – ответил я голодной супруге и закинул наконец фаршированную овощами и напитанную специями рыбку в разогретый духовой шкаф.

– Ну и я вообще-то случайно, для мелочи, короче, заехал туда. Думал, кафе там какое-нибудь есть. Ниче там нету. Но пока искал, прогулялся по центральной площади. Там была табличка, посвященная племени, которое давным-давно, много лет назад, основало это поселение. Там было много всего про них написано, интересно, я зачитался. Ну и отдельно мне запомнилось, что до сих пор сохранилась традиция у этого племени – перед смертью (у них болезней нет, но есть четкое понимание, когда твой срок подошел) одеваться во все синее, вплоть до обуви и головного убора, готовясь таким образом к слиянию с небом.

Тут Ульти посмотрела на меня с прищуром и в глазах промелькнуло насмешливое понимание:

– А ты что ж, помирать тут собрался?

– Да нет – я даже сам удивился, что и правда ж так получается по моему рассказу. Оделся тут в синее, пришел умирать на корабль. Подготовился, то бишь. С расчетом. Это и меня рассмешило. Особенно учитывая, что я даже и не осознавал до этого, что именно такая складывается логика (и долго еще потом вспоминал с улыбкой, да и сейчас усмехаюсь, когда описываю тот диалог). А тогда добавил:

– Просто я-то не знаю, когда и что. Но вообще – мне просто синий цвет нравится.

Во время обеда (рыбка была, естественно, вкуснющая) Ульти на меня поглядывала и во взоре ее читалось, что она взглянула на меня и мои мотивы по-новому, с другой позиции, будто бы заглянув на глубину, а потом осмотревшись и поняв, что кроме захватывающей глубины есть еще и впечатляющая же широта. Да и вообще, много раз потом, при разных необычных случаях и моей в них реакции, я замечал этот взгляд, как будто супруга смотрит на новую грань меня (и, к счастью, замечаю и теперь, так же, как и сам, бывает, в очередной раз восхищаюсь свежестью ее мыслей и ходов).

Самбарку на том обеде не присутствовал, у него дела поважней были. Всю дорогу он непрестанно осваивал коридоры корвета, как взлетно-посадочную полосу (ну, на нормальный полет все ж места совсем не хватало). Потом, правда, мне казалось, что и он как-то по-странному еще несколько дней на меня посматривал. Ну и ладно, думал я с усмешкой, в конце концов, я не летаю по коридорам.

Глава

II

Наконец через долгий месяц (и то спасибо большое волшебному компьютеру нашего корабля) прибыли мы на планету ВантРи-Ла, совершенную родину величайшего художника современности – Винвинтоана Гати.

Вообще это дивное дело – путешествие. Тысячи раз описано, миллионы раз рассказано, и не счесть, сколько миллиардов раз прожито существами живыми, разумными, как сильно путешествие того или иного рода может преобразить живую душу, преобразовать дух, ввести свежего воздуха в мерное существование. Как там древний Юнг сообщал? «Чтобы случилось путешествие внутреннее, нужно, чтобы сначала случилось путешествие внешнее». Задумаешься – а почему ж так. Ведь действительно прав был великий исследователь. Смена видов для глаза, смена упругости почвы под постоянно шагающим путешественником, особое состояние ума при движении, развевающиеся волосы на огромной скорости, как символ поднятого флага и такого деятельного, ведущего ветра странствий – все это впитывает разум, душа утоляет жажду чувств, дух радостен благодаря преодолению всяческих препятствий, которые всегда есть в любом путешествии (каким бы технологичным или быстрым, или даже, страшно сказать, комфортным оно бы ни было). Даже если это путешествие от дома до лицея в маленьком, с мягкими сиденьями, разрисованном яркими сценками⁶ местном деревенском автобусе (предназначенном для детей из лицея), чтобы прогуляться по лицейскому парку (в Новой Зеландии, где я жил, в моей деревне у меня деревенский лицейский парк был любимым местом прогулок). Даже в таком мини-путешествии ты выходишь из автобуса уже немного улучшенным, немного обновившимся в сравнении с тем тобой, который сел в автобус в начале пути. То ли мысли успокаиваются и все раскладывается по полкам, то ли движение само по себе – это то, что дает жизнь (а ведь так и говорят: «движение – жизнь»). А может, это тайна самого понятия «расстояние». Есть же тайны у понятия «время». Расстояние – ничем не хуже по глубине замысла.

Но среди многообразия видов путешествий – полет на метле или дельтаплане, плавание на космическом лайнере или на самодельном плоту, поездка на том же автобусе или на велосипеде, ходьба пешком или тот сумасшедший, все еще продолжающийся непрерывный кругосветный забег кенийки Макены Кайемби⁷ – нет телепортации, естественно. Телепорт – это не путешествие, это перемещение. Когда я на кухне взял кружку и переставил ее со столешницы у стены на круглый стол в центре, я не назову это путешествием кружки (хотя вот она сама – могла бы). Ладно, давайте так – когда я (или ты) взял иголку, вдел в нее нитку, узелком перевязал и сделал первый шов, соединив две части прорвавшегося рукава футболки – вот как хотите, но не я (или ты), ни сама иголка (и даже нитка) не назовем это действие путешествием иголки. Вот так и телепорт – две части пространства на мгновение соединились и ты вышел в другой части, а они потом, эти две части, также разошлись мгновенно (как будто иголку вынули, не пройдя всей длиной иголки через сотворенную дырку).

Так это я к чему? Телепорт – не путешествие. А путь через огромные пространства в космосе при помощи изнанки этого самого обычного пространства – это штука удобная, времени очень много экономит. Но это тоже – не путешествие. Это – крайне, в триллионы (ну или больше) раз замедленный телепорт. Это ход через черновик Всевышнего. Там нет ничего. Там нет расстояний, времени, видов для глаз, почвы для ног, пищи для разума – ну ничего нет. Варишься в котле своего «Я», но, в отличие от нормального путешествия, не вывариваешься во что-то обновленное. То есть каким был до начала входа в изнанку, таким и вылетишь из нее, даже если внутренние часы корабля насчитали десятилетия пути. Ничего там интересного нет.

Возвращаясь к роли личности, на самом деле, родился Гати, как нам на экскурсии в голографическом музее на Земле объясняли еще в школе (да-да, ему уже было за семьдесят, когда мне было пятнадцать), а во время путешествия по ВантРи-Ла и еще раз напомнили (и только тут я вспомнил, что еще в школе слышал это), вообще не здесь, вообще не в Млечном пути, и вообще с фактом этим в связи он местами ведет себя ну типа как кот (в той части галактики, где располагается Фаварис, достаточно активно последние лет триста развиваются отношения с соседской спиралью, с планетой Тавердилад, название столицы планеты на местном языке звучит, по смешному совпадению, примерно как «Котяной»). Кот – это я уж совсем по-простому, но правда, те разумные соседи похожи сильно на больших котов с мягкой, но не слишком густой (судя по виду), песчаного цвета шерстью, вертикальными зрачками, стоячими ушами и острыми зубами (хотя и без огромных львиных клыков). Вроде как его дед – один из первых вантрийцев-дипломатов, кто заключал соглашения и налаживал первые контакты с соседями – долго и безвылазно согласно уговору двух сторон жил среди тех котов, ну, естественно, с женой. Причем с ними больше никого и не было, это вроде как такая проверка была (от котов такая же дипломатическая пара жила на ВантРи-Ла лет двадцать). После длительного «карантина», вне родной культуры, уже пошли более тесные контакты, больше людей стало к котам приезжать, больше котов – к людям. Но договоренность была в том, что изначальная пара продолжает жить только на планете будущих друзей и также безвылазно. В общем, у деда родился сын, он возмужал и, когда приехали новые представители родной планеты, сын познакомился с одной молодой дерзкой дипломаткой. У них тоже родился сын, назвали его Винвинтоан (на планете котов в это время шло долгое празднество весеннего равноденствия, которое длится десять суток – до и десять – после самого равноденствия, а кульминация этого праздника, само равноденствие, так и называется – Винвинтоан). Учитывая, что оба родителя младого Винвинтоана – дипломаты, носились они постоянно туда-сюда по галактике. Мальчик, а потом и юноша, очень часто гостил у дедушки (которому согласно все тому же уговору надлежало жить у котов, если взять в общем, не менее пятидесяти оборотов их планеты вокруг их же солнца). Ну и понахватался котовых всяких особенностей, природной грации, где-то хитрости, где-то взглянуть между мирами, где-то высокомерия, а где-то и откровенных для человека странностей вроде обмахивания себя хвостом при нервном состоянии (ну совсем странно, да, когда человек вдруг начинает обмахиваться хвостом, которого у него нет). Ну, все равно, известность В. Гати получил на ВантРи-Ла.

Ежу и даже севербалидандскому галосу ясно, что талантливая Земля талантлива во всем. На ухо Вам, читатель, прошепчу, что далекая (кому как) система звезды Фаварис и без всякого Гати очень плодородна на всякие удивительности. Один только летучий айсберг над северным (два всего) континентом СэрЛо-Ра⁸ чего стоит. Эту планету в тот раз мы не посетили, но мы видели на картинках в космопорту. Изучить особо даже и родину художника в тот раз у нас не оказалось момента. Было время только картину Гати (подробно, но вышло только одну), потому что цель наша (чувство было у меня и у Ульти) находилась все же где-то там, на Севербалиданде. Мы приземлились после общения с Сантом, любования Пласкеттой и оттуда еще месячного перехода в одном из трех космических портов дипломатической столицы галактики. Не было фанфар, ну и ладно. Бело-голубое небо с ультрамариновыми облаками было волшебным, тем более что и яркое солнце (было недалеко до полудня) лазурного цвета светило вовсю. К слову, в целом, все время после приземления и до отлета, быть может, на эмоциях, но мы общались исключительно с ангелами, с людьми высокого полета и большой силы (и красоты). Я, Ульти и Зверюга (бабочки остались на корабле) отправились в заранее забронированный через галактическую сеть отель (но сеть эта, да и вообще любая связь, не работает в изнанке, через которую мы прошагали большую часть пути, поэтому бронировали, уже выйдя в физический мир возле Фавариса), ни бельмеса не понимая на местном. Но это совсем ничего, так как по всей галактике принятый межзвездный язык – тот же, который стал первым языком давней организации ООН – то бишь русский (пусть и несколько отяжеленный на слух в сравнении с применительным на Родине). Доехали мы туда при помощи извозчика на летающем ну типа коне, но только громадном. Конь этот называется кельгеллелеги, если я правильно запомнил. У него такая широкая и мощная спина, что мы сидели в открытом сверху корпусе, как от кареты сняли с колес верх, в мягких креслах, перед нами на полу умостился Молодой и наш багаж (рюкзак и сумка, и еще посох), а извозчик сидел перед нами. Все это кельгеллелеги взнес ввысь почти без разбега, только на силе могучих четырехметровых примерно крыльев. Извозчика того мы нашли просто. Когда оказались за воротами космопорта, никто к нам специально не подходил. Воспитания и дипломатичности здесь, конечно же, хватает у каждого. Тут же узрели (ну а как про него сказать) этого зверя крылатого, он лежал на траве вдалеке и справа от помпезного, в виде открытой ракушки, покрытого блестящими полудрагоценными (и драгоценными тоже, по-моему) разноцветными камнями не входа даже, а лучше сказать – портала, подошли к зверю и, только когда с другой стороны коня вдруг появился человек загорелый среднего роста, нам стало ясно в сравнении, насколько зверь вымахал. Мы с человеком с большою радостью и довольно долго поболтали о космических пространствах, об особенностях местной фауны (да о чем угодно поговорить с живым человеком – после долгих недель в стенах корабля, где диалоги были только между собой, ну и монологи в сторону Зверюги). Домчал он нас с ветерком, но и через ветерок мы в полете побеседовали (говорил владелец местного пегаса на ломаном русском, но слова его были вески и акцент терялся в весе каждой грузной фразы). Отель был нормальный, человеческий. Приличных размеров двухэтажный гостевой дом на четыре семьи с четырьмя отдельными входами с разных сторон света. При заселении мы видели, как из дома со своей стороны вышла немолодая человеческая пара в одеяниях простых, просторных и практичных (в том смысле, что туника – и правда очень практичная штука, поменьше швов, побольше воли) и отправилась по гравийной дороге в городок неподалеку (несмотря на дипломатический статус, здесь не принято запихивать всех в одно место, и территория планеты заселена везде, по всему шару, точками городков-поселений).

В одном из таких городков, в центре большего из двух континентов (на каждой планете Фавариса по два континента, интересная особенность, наверно, тоже расположила жителей к мастерству в переговорах), расположился целый кампус-музей «живого искусства», состоящий из четырех белых и круглых построек, полностью в свою очередь состоящими из легкого на вид и немного проминающегося под пальцами упругого (но, вероятно, прочного) материала с крышами полусферой. Весь главный корпус кампуса – это картины Гати. Но у него много учеников появилось за почти девяносто лет жизни, их картины и скульптуры – в двух отдельных корпусах. Еще в одном, самом небольшом из четырех – произведения (и тоже только картины, как и у Гати) лучшего ученика Гати, Волно⁹. Все это узнали мы, когда той же гравийной дорогой, что и наши соседи по дому, дошли до ближайшего городка в двух километрах от отеля и через стационарный телепорт оказались у густого заросшего парка. Прошли его насквозь и обнаружили музей на берегу неправильной формы озера с голубой водой.

Но это было на следующий уже день. Сразу после заселения Молодой, зафиксировав место сбора, улетучился по своим делам. Здесь, кстати, на планете у нас с ним опять проявилась телепатическая связь:

– Так, вы здесь на сколько?

– Ну, всего на шесть дней. Что, дела?

– Да, интересно все тут поразнюхать, родичам расскажу потом.

– Ладно, но днем, до четырех тридцати, через шесть дней уж соизволь быть в отеле.

– Ага.

И умчался, последнюю мысль уже улетая проговорил.

Мысленная связь наша произошла при Ульти, мы даже пройти в нашу часть дома не успели. Моя спутница даже и спрашивать не стала, взгляда было достаточно для понимания.

Новая планета, свежий воздух (а не консервированный на корабле), яркость впечатлений подобрали хорошую подоплеку под наши следующие занятия. После длительного нахождения в закрытом пространстве голова как-то тоже немного закрывается. Будто бы тесно (обращали внимание, да?) не только телу, но и разуму (но не духу!). В общем, мы отдохнули и до ночи были заняты друг другом. А под утро перезагрузившемуся моему мозгу привиделся необыкновенный красочный сон. Мы с моим товарищем (но лицо незнакомое, хотя и приветливое, доброе) каким-то образом (не помню логику сна до этого момента) оказались вместе на поляне, рядом стояло несколько зданий и все несколько закругленное под нами (как на сфере стоишь, на большой такой). Вдруг подул ветер, но без дождя. А у меня с собой большущий сиреневый, что ли, зонт. Я думаю: «нужно раскрыть, давно пора». Ну и раскрыл. А в правой руке холщовая сумка. А ветер сильный. Он меня подхватил, а еще за зонт зачем-то товарищ мой схватился, и у него в левой руке холщовая сумка другого цвета, не как у меня. Сам он, кстати, в бежевом длинном пальто из мягкой ткани. Ну и мы летим. Держаться одной рукой все тяжелее. Еле хватаюсь еще и левой рукой за зонт (а мы все выше летим). Тут и товарищ сообразил, ухватился и догадался как-то подправить направление зонта и мы пришвартовались где-то уже далеко-далеко, на возвышенности, но при этом в трех соснах, так сказать. А возле одной красавицы-сосны стол прямоугольный, деревянный, простой. Мужик нервный по стволу в сук бьет. Ударил, а сук с другой стороны вышел, из другой дырки какой-то. А чуть выше, еще из одной дырки, белка веселая вылазит и говорит с хитринкой мужику:

– А ты что ж, еду добыть хочешь? А заранее-то, что ж, не подготовился, да? А нужно заранее, за девять месяцев готовиться. Что же ты?

Мужик в ответ промолчал, но как задумался будто бы. А я думаю «Надо зонт привязать, а то улетит же, а нам потом как». А к той сосне не хочу подходить, мужик нервный все ж, хоть и видно, что просто не в своей тарелке. Потом мы с товарищем в пальто еще побыли на этом живописном округлом пригорке, спустились чуть ниже, там было небольшое, но прочное, влитое прямоугольное здание, каменное, в легком стиле итальянского лета.

Товарищ разложил свое огромное бежевое пальто, как плед, на совсем невысокую зеленую траву. Тут уж я проснулся.

Было раннее утро, за окном свежий легкий ветер, восходящее солнце, поле с растущими бледно-желтыми растениями с фиолетовыми вкраплениями. Супруга сонно приоткрыла глаза, когда я уже взбодрился пробежкой и зарядкой. Только когда капли воды под душем смыли с меня «усталость сна», я улыбнулся, вспомнив сон и эту белочку, с насмешливой серьезностью наставлявшую «заранее, за девять месяцев нужно готовиться». Мы позавтракали, я был задумчив, глядел на любимую, рассеяно любовался ею. Тут меня осенило наконец и я аккуратно спросил:

– Как ты думаешь, где должны рождаться дети?

– Я думаю, что где-то в тепле и под солнцем.

– А если это случится в походе? В космосе, на корабле, во время прохождения через изнанку пространства?

– Не хочется.

– Как их вообще выращивать-то… – забота о потомстве во мне появилась.

– Бережно. И лучше дома, вероятно.

– Зато, если он родится на корабле, то будет гражданин Галактики.

– Он?

– Ну, он, сын мой – говорю.

Ульти задумалась с мечтательным взором, подняв голову с копной душистых волос чуть вверх и вправо:

– Да, похоже. А как ты вообще умудрился раньше меня понять?

– Да сон приснился – и я пересказал этот яркий, немного нелепый, но чистый сюжет.

– Да, белочка дело говорит, мудрая – улыбка озарила лицо супруги.

– Ну вот и спасибо ей. Буду, значит, готовиться.

– Я помогу.

– Ты чудо. А я – тебе.