Георгий Комиссаров
Посланник МИД. Книга третья
– Иден на это с волнением спрашивает: – Как? Неужели германское правительство согласилось поставлять оружие для вашей Красной Армии?
– Товарищ Сталин, ему отвечает: – Да, согласилось, и мы, вероятно, в ближайшие дни подпишем договор о займе.
– Иден воскликнул: – Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует в пользу искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР.
– Совершенно верно, – поддержал его Сталин. – Ну разве это политика? Разве это серьезная политика? Нет, мелкие, неловкие люди сидят в Берлине.
– Мне было очень приятно услышать из Ваших уст и от господина Молотова, – сказал Иден, – что Вы решительно стоите на точке зрения мира и целиком поддерживаете систему коллективной безопасности. Великобритания и СССР – оба члены Лиги наций и такое совпадение взглядов обоих правительств на основные вопросы момента создает предпосылки для их сотрудничества в Женеве.
– Да, это хорошо, – поддержал его товарищ Сталин. – Мы вступили в Лигу наций вовсе не для игры, но мы понимаем, что сейчас Лига наций не пользуется сколько-нибудь серьезным авторитетом, даже Парагвай над ней смеется. Лигу наций надо укреплять, а для этого необходим пакт взаимной помощи, – добавил товарищ Сталин.
– Я доложу о нашей беседе своему правительству, и я не сомневаюсь, что оно будет очень довольно, когда узнает о вашей готовности сотрудничать в системе коллективной безопасности в Европе и, может быть, в других местах, – торжественно заявил тогда Иден, сказал Майский, отпивая из своего бокала.
Затем о снова продолжил:
– На этом, товарищ Козырев, их официальная беседа окончилась. Затем товарищ Молотов пригласил всех присутствующих за длинный стол выпить за успех переговоров.
– Подходя к столу, Иден обратил внимание на большую карту СССР, висящую на стене, и заметил: – Какая прекрасная карта и какая большая страна! Сталин шутливо ответил ему: – Страна-то большая, да трудностей много. Иден посмотрел на то место, которое на карте занимала Великобритания, и прибавил, что вот, мол, Англия совсем маленький остров. Товарищ Сталин посмотрел на Великобританию и сказал: – Да, маленький остров, но от него многое зависит. Вот, если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла,– мир в Европе был бы обеспечен. Идеи на это ничего не ответил, – добавил Майский, а я задумался над гением Сталина видеть главное…
А Майский тем временем продолжал повествовать мне о дальнейших приключениях Идена в Москве:
– В тот же день Иден осматривал Кремль: Ивана Великого, Царь-пушку, Царь-колокол, Грановитую и Оружейную палаты, долго стоял на кремлевской стене и смотрел на открывающийся оттуда широкий вид Москвы. Идена всё время сопровождали Стренг, лорд Чилстон и леди Чилстон – женщина интересная, умная и культурная…, – с придыханием высказался лестно о последней Майский.
– Вы представляете, товарищ Козырев… в Оружейной палате разыгрался маленький инцидент. В одном из залов музея была представлена огромная коллекция английских серебряных изделий XVI–XVII веков – чаш, кубков, блюд и так далее… Иден невольно воскликнул:
– Откуда у вас эти сокровища?! У нас, в Англии, их не имеется.
Тут вмешалась леди Чилстон и ответила:
– Все это подарки английских королей и королев русским царям, а у нас всё серебро во время революции было переплавлено на монету.
– Вот как! – разочарованно воскликнул Иден и, обращаясь ко мне, прибавил – Вам можно позавидовать.
Потом он помолчал мгновение и продолжал:
– Можно только удивляться, как все эти драгоценности сохранились во время вашей революции.
А я, товарищ Козырев, засмеялся и сказал им:
– Теперь вы можете убедиться, что наша революция была гораздо более культурной, чем в Англии обычно её представляют. Ха-ха-ха.
Мы с ним посмеялись…
Затем Майский принялся за принесённый нам десерт – рисовый пудинг, а когда он с ним покончил, я у него спросил:
– Ну, а что там ещё было интересного?
Он видимо только и ждал моего вопроса. Тут же оставил чай и снова продолжил свой рассказ:
– Вечером в тот же день Литвинов пригласил Идена в Большой театр. Шел балет «Лебединое озеро». Иден был в восхищении. Но, вы представляете товарищ Козырев и тут произошел маленький инцидент…
– Ну… ну…, что за инцидент?, – подбодрил я рассказчика.
– После того как поднялся занавес и потухли огни, в ложе установился какой-то уютный полумрак. На сцене началась игра. Прошло минут 10, и вдруг… Почти совсем рядом со мной раздалось мерное похрапывание… Сначала легкое, потом сильнее, потом еще сильнее. Откуда оно могло исходить? Я стал осторожно всматриваться и, наконец, увидал трогательную картину…
– Вы представляете… товарищ Козырев… Английский посол – лорд Чилстон, склонившись головой на плечо Литвинова, мирно почивал, испуская предательские звуки… Леди Чилстон, сидевшая рядом с мужем, осторожно разбудила его и поспешила увезти домой… ха-ха-ха.
Майский и я от всей души посмеялись, а рассказчик вошёл во вкус и продолжил:
– Вот… товарищ Козырев… ещё один любопытный момент….
– Выкроив время, Максим Максимович увез Идена к себе на дачу, километрах в 30 от Москвы. Там был устроен радушный завтрак, хозяйничала жена Литвинова – Айви Вальтеровна. Вы с ней знакомы… Очаровательная молодая женщина, – с придыханием и некоторой завистью сказал Майский и продолжил:
– Так вот… настроение там было у всех превосходное, и оно достигло своего апогея, когда на столе появился большой кусок масла с английской надписью «Peace is Indivisible», то есть «Мир неделим»!
– Этот же лозунг, выдвинул Максимом Максимовичем и сейчас он приобрёл огромную популярность, – проявил и я свою осведомлённость.
– Да… товарищ Козырев… в том смысле, что мир – как результат безопасности стран, неделим, – расшифровал Майский этот знаменитый литвиновский принцип и продолжил своё повествование об этом историческом визите:
– А 31 марта, по указанию самого товарища Сталина, Идену был показан новейший авиационный завод в Кунцево. Он произвел на англичанина и на сопровождавших его лиц, среди которых было немало военных, очень сильное впечатление.
– Они, товарищ Козырев, явно не ожидали увидеть у нас в СССР столь технически передовое предприятие, – с гордостью сказал Майский.
– Ещё бы… они думают, что мы всё лаптем щи хлебаем, – поддержал я и мы рассмеялись, а Майский продолжил:
– Так вот… товарищ Козырев… когда мы вышли во двор завода, нас встретил неожиданный сюрприз: в воздухе началось выполнение большой программы авиационной акробатики. Летчик, выполнявший ее, был настоящий асс. Он делал самые сложные и замысловатые фигуры пилотажа…, то стремительно пикировал на землю, то почти вертикально подымался вверх, то круто ложился на крыло, то летел вниз головой… Минут 20 мы все стояли с запрокинутыми головами и раскрытыми от удивления ртами… Впоследствии я узнал, что летчиком, так поразившим Идена и всех нас был Валерий Чкалов.
– Идену изменила его английская выдержка и он при этом восхищённо воскликнул:
– Это изумительно! Никогда не видел ничего подобного!
Затем Майский и я выпили за здоровье товарища Сталина и Чкалова.
После этого Майский несколько развязанным тоном продолжил:
– К концу пребывания Идена в Москве, товарищ Козырев… естественно, встал вопрос о коммюнике. Это я вам скажу важный вопрос, – при этом Майский снова раздулся и поднял палец к потолку.
Я, чтобы его подбодрить, тоже важно закивал, и окрылённый этим … он начал пояснять:
– Во время приема в британском посольстве Литвинов и Иден конечно же договорились об основных пунктах коммюнике… И вот вечером 30 марта Максим Максимович поручил именно мне набросать примерный текст этого документа.
– Утром 31 марта я уже показал свой набросок наркому, и он одобрил его. Затем я поехал в британское посольство, и там оно тоже не вызвало возражений.
– И вот это коммюнике было опубликовано в печати 1 апреля 1935 года…
– Самая существенная его часть гласила…, – громко воскликнул Майский и начал цитировать, как с трибуны:
«В результате исчерпывающего и откровенного обмена мнений представители обоих правительств констатировали, что s настоящее время нет никакого противоречия интересов между обоими правительствами ни в одном из основных вопросов международной политики и что этот факт создает прочный фундамент для развития плодотворного сотрудничества между ними в деле мира. Они уверены, что обе страны, в сознании того, что целостность и преуспевание каждой из них соответствуют интересам другой, будут руководствоваться в их взаимных отношениях тем духом сотрудничества и лояльного выполнения принятых ими обязательств, которые вытекают из их общего участия в Лиге Наций».
Когда Майский насладился своим триумфом, я резко перешёл к своему делу:
– Товарищ Майский, а что вы думаете по поводу демарша английского посланника во Франции по вопросу франко-советского пакта?
Майский явно не ожидал такого резкого перехода и поэтому ответил мне довольно кратко, но содержательно:
– Товарищ Козырев, я сегодня имел довольно продолжительную беседу с Ванситтартом, это зам их министра иностранных дел…
Я кивнул ему, что в курсе, кто есть кто, и он продолжил:
– Так вот … я указал Ванснттарту на упомянутый демарш, который во Франции был воспринят, как холодный душ, как некое предостережение со стороны английского кабинета.
– Я, товарищ Козырев, резко заявил ему, что у нас создалось определенное впечатление, что данным демаршем Лондон хотел если не сорвать, то во всяком случае, затруднить ход франко-советских переговоров.
– Я спросил у него: – Как понять и как сочетать действия британского правительства?
– Ванситтарт подтвердил, что английский посол в Париже действительно сделал демарш во французском министерстве иностранных дел, но содержание этого демарша было-де совершенно безобидным. Он всего лишь попросил французское правительство оформить пакт «в рамках Лиги наций» и избежать противоречия между пактом и Локарно…
– Затем… мы ещё спорили…
– Короче говоря, товарищ Козырев, из всего сказанного отмечу следующее: Первое, Ванситтарт обещал в самые ближайшие дни дать мне справку о британском толковании Локарно в интересующей нас связи.
– Второе Ванситтарт в ответ на мой вопрос заявил, что английское правительство не имеет возражений против заключения франко-советского и
советско-чехословацкого пактов взаимопомощи.
– Я затем дважды в разных комбинациях переспрашивал Ванситтарта, но оба раза он определенно подтвердил, что возражений нет и что это не только его личное мнение, но и мнение всего правительства.
– И третье, самое главное, Ванситтарт, однако, указал, что очень важно оформить пакты «в рамках Лиги наций», ибо эта, как он выразился, мистическая фраза сильно облегчит благоприятное или, по крайней мере, терпимое отношение к пактам в английских политических и газетных кругах.
– И всё же… товарищ Майский… Почему британское правительство считало необходимым сделать этот демарш?, – задал я главный вопрос, ответ на который внутри я знал, но хотел ещё раз себя проверить.
Майский пожал плечами и ответил мне:
– Причина ясна, товарищ Козырев. Как я полагаю франко-советские переговоры подходят к своей развязке? Ваш приезд в Париж и бурная там деятельность ни от кого не скрылась… Значит пакт уже редактируется. И чтобы избежать каких-либо неожиданностей, британское правительство захотело напомнить французам, пока еще не поздно, что надо привести франко-советский пакт в соответствие с Ковенантом Лиги наций и Локарно…
– Чего они привязались к этому Локарно?, – вырвалось у меня.
Майский, хорошо отпив из своего бокала виски, тем не менее, невозмутимо продолжил:
– Первое важно с точки зрения лучшего восприятия пакта британским общественным мнением, второе же важно вот почему:
– По Локарнскому договору, товарищ Козырев, Великобритания приняла на себя определенные обязательства в отношении Франции и Германии. Если эти обязательства не будут учтены Францией и СССР при редактировании пакта, то в будущем может создаться парадоксальная ситуация, когда при возникновении конфликта с Германией, Англия, согласно букве Локарно, вынуждена будет выступить на стороне Германии против Франции. Этого английское правительство меньше всего хотело бы. В целях предупреждения подобной опасности форин офис и считал полезным на всякий случай сделать свой демарш, – пояснил мне Майский свои мысли на этот счёт.
Я его оптимизма не разделял, но информацию принял.
На следующее утро я заявился прямиком в германское посольство… тоже отметиться.
И каково же было моё удивление, когда я встретил там своего сослуживца по «бюро Риббентропа» некоего Шмульке, – тоже типа меня – «посланника Риббентропа по особым поручениям».
Закончив с посольскими формальностями, я предложил тому вместе позавтракать.
Тем более что вид у того был помятый… Явно провёл ночь не в своей постели.
И вот после кружки пива, как говорят у нас в России «на старые дрожжи», его развезло и он вывалил на меня так не хватавшую мне секретную информацию.
Оказалось, что Гитлер поручил Риббентропу связаться с англичанами и начать переговоры по заключению двустороннего пакта в обход Версаля и Франции.
Речь пока шла о разрешении Германии иметь флот в соотношении 35% от британского.
Это была бомба!
Видимо «шеф» мне не совсем доверял и поэтому такую информацию держал от меня подальше.
– Но ничего, теперь англичане попляшут, – решил я, отправляясь прямиком к Болдуину.
***
Болдуину доложили ещё вчера, что на остров прибыл с частным визитом спецпосланник НКИД СССР некто Козырев.
Он помнил этого не по годам смышлёного юношу…
Почти год назад он принимал тут Риббентропа по протекции неких влиятельных господ из Сити. И этот Козырёфф, как тогда его представили на немецкий манер, сопровождал бывшего торговца шампанским.
В тот раз договориться не удалось… Был простой обмен мнениями.
Но вот появление того же самого человека уже в качестве спецпосланника НКИД СССР вызвало у Болдуина интерес. И он запросил досье на него.
Вначале в нём шла выписка из его личного дела из их НКИД, доставленного в Англию одним из многочисленных «невозвращенцев».
Судя по ней, парню первого мая должно исполниться всего 25 лет…
Он сам в его возрасте ещё вёл весёлую жизнь студента элитного кембриджского университета, а политическую карьеру начал почти в сорок лет, заняв место отца в парламенте, и только в 50 лет впервые попал в правительство.
Дальше шла справка о том, что скорее всего данные автобиографии Козырева искажены.
Фамилия и отчество явно выдуманы. Как и дата рождения. Но год приблизительно такой же – 1910.
Однако достоверно это проверить нельзя из-за революционных событий.
В справке также говорилось, что по косвенным признакам Козырев не может быть из семь питерского рабочего, а как минимум из семьи высокопоставленного служащего. Причём… судя по акценту его немецкого, тот для него родной. Так называемого остзейского диалекта с вкраплениями оборотов поволжских немцем России. А французский и английский языки, опять же судя по произношению, ставили ему в детстве носители этих языков – няни, гувернёры. И специалисты даже определили из каких они мест. Другие языки уже были им выучены в более взрослом возрасте. Но это не важно…
Он был беспризорником, потом воспитывался в интернате. Даже имел отношение к основанию некой детской организации юных коммунистов по типу бой-скаутов…
Потом учёба на курсах НКИД и работа дип-курьером…
Первая его внешнеполитическая акция, где пересеклись интересы СССР и Британии, произошла в весной 1927 года в Китае.
Там чудесным образом ему удалось создать единое правительство этой раздробленной страны и не дать расколоться революционному движению «Коммунистический гоминьдан Китая».
Причём, оно было признано всеми странами, включая и британского поверенного в делах.
Но новости об этом достигли Лондона не сразу…
Первым их тут озвучил этот самый Козырев.
Также появившийся внезапно и сорвавший планы по разрыву дипотношений с СССР из-за этого самого Китая.
Болдуин помнил те события… Тогда всё уже было готово. Но вот появление Козырева и его пресс-конференция разрушила эти приготовления.
Он тогда развил в Лондоне бурную деятельность и повстречался со многими политиками, в том числе и с тогдашним премьером – Чемберленом…
Затем Козырев побывал в Японии и… Япония лишилась своих концессий в Китае, а СССР помог разгромить китайцам квантунскую армию и очистить Квантун от японцев. Таким образом смыв позор проигранной войны ещё царской России 1905 года. Совпадение? – Сомневаюсь, – ответил себе Болдуин, продолжив читать досье Козырева.
И вот он пересёк океан и оказался в САСШ…
Через полгода случился мировой финансовый кризис и на выборах в САСШ победил тогда мало известный политик – Рузвельт.
И странным образом рядом с ним был замечен Козырев.
Затем последовало событие мирового масштаба – «признание Америки», то есть восстановление дипломатических отношений между СССР и САСШ.
От обилия громких событий, рядом с какими находился Козырев, вызвало изжогу у Болдуина и он налил себе стакан содовой, которую залпом выпил.
Потом шёл перечень материалов и оборудования, которое было поставлено в СССР по бросовым ценам из САСШ и к чему Козырев имел прямое отношение. В том числе и новейшие разработки в танкостроении…
Была отдельная записка о вкладе этого всего в Индустриализацию и в обороноспособность СССР.
– Нужно было виски добавить, – подумал Болдуин, когда на следующей странице увидел подзаголовок: «Германия».
Из первых строк ему стало понятно, как Козырев вполне легально стал фон Козырёфф, да ещё и сотрудноком внешнеполитического бюро Риббентропа.
Как оказалось – ничего таинственного. Много народу из СССР училось и потом стажировалось, и работало в Германии. В том числе военных и даже в святая святых – Генеральном штабе рейхсвера. Тут же приводится справка, что нынешние командующие самых важных западных округов СССР – Киевского и Белорусского, командармы, некие Якир и Уборевич, тоже учились в академии генштаба Германии и затем проходили там службу.
Но то, что, прочитал Болдуин дальше, заставило его таки налить себе виски и залпом выпить.
В досье приводились факты непосредственного участия Козырева в приходе Гитлера к власти.
Там были фото его в обществе Гитлера и его приближённых… как в официальной обстановке, так и на отдыхе.
Как неопровержимый факт, приводились фото из газет сделанных у вилы, где проходили первые переговоры между Гитлером и фон Папеном.
Болдуин уже ничего не понимал.
В самом начале досье было написано, что Козырев не просто специальный посланник НКИД СССР, а личный посланник Сталина.
– Это что… Сталин и Гитлер заодно?, – пронзила Болдуина мысль.
– Нет… этого быть не может, – тут же он её прогнал.
Более правдоподобная версия была тут же изложена:
«Вероятнее всего Козырев используется как канал для передачи информации между Сталиным и другими лидерами Мира».
– Ну или дезинформации, – подумал про себя Болдуин.
– Но что ему нужно в Лондоне?, – задался он тут же вопросом.
Ответ на него он получил на следующей странице с надписью: «Франция».
– Ну конечно же… Он проталкивает франко-советский пакт, – догадался Болдуин.
– И приехал он туда сразу, как отбыл из Парижа Литвинов…, – продолжил рассуждать Болдуин.
Закончив с досье, но так до конца и поняв, что может предпринять Козырев с британским демаршем, Болдуин отправился на заседание Тайного совета.
Лорд-председатель Совета, – так называлась должность, которую он официально занимал. Это четвёртый по значимости высший сановник Великобритании, следующий после лорда-казначея и предшествующий лорду-хранителю печати, но именно он является главой Тайного совета.
Хотя фактически Болдуин уже сейчас возглавлял Правительство, так как официальный премьер – старина Макдональд, был болен и вот-вот должен был оставить этот пост именно Болдуину… пройдя через формальную процедуру голосования в Парламенте.
Уже под самый конец Совета, Болдуину доложили, что к нему с частным визитом прибыл господин Козырев.
Поэтому Болдуин не затягивая закрыл заседание и быстро отправился на встречу с личным посланником Сталина. А что именно в этом качестве прибыл к нему Козырев, он сомнений не питал.
***
Конечно, вот так без приглашения тут ходить не принято.
Но «знает кошка чьё мясо съела», поэтому я был принят тот час.
Вернее, как только Болдуину доложили о моём визите, от тут же прекратил совещание и прибежал к себе, где рядом… в комнате для таких вот дипломатических встреч меня развлекал клерк по протоколу.
Мы в нарушение всех английских традиций пили чай на час раньше положенного днём, ха-ха.
Но тут наконец раздался звонок и клерк сообщил мне, что Болдуин будет с минуту на минуту.
Не успел он договорить, как в дверь стремительно вошёл человек, отдалённо напомнивший мне Керенского с наших советских карикатур.
– Странно… в прошлый раз я это не заметил, – подумал я про себя.
После процедуры приветствия и дождавшись, когда за клерком закроется дверь, я начал:
– Господин Болдуин, я в Лондоне с частным визитом, поэтому попрошу без формальностей…
– Как угодно господин Козырев или вам привычней фон Козёфф?, – тут же поддел он меня.
Я не повёлся на его уж слишком неформальный тон и продолжил серьёзно:
– Господин Болдуин… в силу моего положения… я знаю о предстоящих переговорах между вами и Риббентропом…
Тут я сделал паузу, чтобы дать собеседнику переварить услышанное и лишний раз убедился, что пресловутая английская невозмутимость лишь красивый миф, ха-ха.
Затем снова продолжил:
– Конечно… СССР не приемлет Версальский договор и его ограничения…
И снова я сделал паузу, чтобы Болдуин окончательно потерял надежду, что я не по поводу морского пакта между Британией и гитлеровской Германией.
– Мы уважаем неуклонную политику СССР, – выдавил из себя Болдуин.
– Это прекрасно, – сказал я улыбнувшись, – значит мы друг друга поняли?, – спросил я.
– Абсолютно, – согласился тот.
– Тогда могу я надеяться завтра утром получить письмо от правительства Вашего величества, что с вашей стороны нет возражений по заключению франко-советского пакта без всяких условий?, – задал я главный вопрос.
– Конечно, господин Козырев, – выдавил из себя Болдуин.
Уже прощаясь, я сказал ему:
– Господин Болдуин, примите искренние заверения товарища Сталина, что ни одна душа от нас не узнает о…эээ… этом… и отошлите назад этого эмиссара моего берлинского шефа, который напивается тут у вас и треплет языком … А Риббентропу напишите, чтобы приезжал сам и желательно в июне… Когда улягутся во Франции ликования по поводу нашего пакта…
Болдуин с каждым моим словом светлел и в конце просто зацвёл улыбкой.
Расстались мы почти друзьями. Ну по крайней мере держась за руку он меня провёл до выхода из его приёмной, повторяя:
– Рад знакомству… Его величество Георг V оценит ваш вклад…
Выйдя из здания английского правительства, я отправился прямиком в полпредство, где завалился спать в отведённой мне комнатёнке, сказав, что будить меня только в случае звонка товарища Сталина и из местного форин-офиса.
Я здраво рассудил, что всю грязную работу Болдуин скинет на «стрелочника».
И оказался прав… Утром меня разбудил лично товарищ Майский с озабоченной физией:
– Товарищ Козырев, вас внизу дожидается сам …
Тут я подумал: «Неужели Георг V так быстро оценил меня?»
Но действительность было прозаичнее…
Лично прибыл в наше полпредство сам Ванситтарт, заместитель главы внешнеполитического ведомства Британии.
Майского можно было понять… Если в посольстве нет приёма, то такие приезды обычно связаны с крайне важными обстоятельствами… сродни объявлению войны, например.
Но я, улыбнувшись, вальяжно сказал Майскому:
– Европа подождёт… пока я умоюсь и оденусь…
Майский, дрожа, на подкашивающихся ногах покинул мои покои, а я поплёлся совершать утренний моцион.
Выручила нас жена Майского, госпожа Майская, которая как радушная хозяйка хлопотала вокруг гостя, угощая того «русским завтраком».
То есть были поданы к столу вологодское масло, икра… чёрная и красная на льду, блины и самовар… К ним… разного рода варенье и выпечка. От сушек и бубликов, до ватрушек…
Агния Александровна, необычайно подвижная, была очень гостеприимной хозяйкой.
Когда я спустился к ним, Ванситтарт был в милом расположении духа и начал примирительно с фразы:
– Вы, однако господа, неправы, когда думаете, что за английским демаршем скрывается какая-то злая воля. Вы чересчур подозрительны.
– И вот вам подтверждение, что британское правительство по существу относится к франко-советскому пакту положительно.
При этом он извлёк из кармана незапечатанный конверт и протянул его мне.
Я быстро достал письмо на бланке правительства Его величества и пробежал по его тексту.
– Да… всё верно, – пробормотал я и передал ценную бумагу Майскому.
А гость продолжал расшаркиваться:
– И я и оно … в смысле наше правительство… желают вам всякого успеха в этом деле. А дабы рассеять ваши опасения окончательно, мною уже вызван Корбен (французский посол – буркнул мне Майский) и я дам ему необходимые
разъяснения в духе этого письма.
В заключение Ванситтарт показал нам только что напечатанную в «News Letter» статью Макдональда, в которой тот довольно резко выступает против Германии.
– Эта статья до своего напечатания была просмотрена Болдуином вчера поздно вечером, и она отражает нынешнее настроение кабинета. Это еще одно доказательство того, насколько несостоятельны ваши подозрения, – продолжал Ванситтарт.
Тут встрял Майский и чуть всё не испортил:
– А прогерманские настроения?
Надо отдать должное Ванситтарту, он сохранил выдержку и спокойно ответил:
– Конечно, в Англии имеются люди, которые хотят и считают возможным соглашение с Германией… Необходима еще большая воспитательная работа для надлежащей перестройки британского общественного мнения. Но правительство, во всяком случае, сейчас уже стоит на достаточно определенной позиции в отношении Германии, и, если бы не лейбористы, действия правительства были бы более энергичны, чем сейчас, – закончил он туманно.
На этом мы распрощались, а Майский побежал докладывать в Москву.
Вечером мы с ним слушали сообщение ТАСС о ходе советско-французских переговоров относительно договора о взаимной помощи.
«Сегодня 29 апреля 1935 года, ТАСС получил из авторитетного источника следующее разъяснение о ходе франко-советских переговоров касательно пакта взаимной помощи:
«Вопреки сообщениям различных органов печати, вопрос о так называемом «автоматизме» помощи никаких разногласий не вызывал и не вызывает. На этой именно основе и начаты были переговоры, когда речь шла о региональном Восточном пакте и о советско-французском гарантийном пакте.
Несколько затруднительным оказалось подыскание соответствующих формул.
Со своей стороны советская сторона стремится к тому, чтобы: Первое, обеспечить полную взаимность обязательств; Второе, придать пакту такую форму, при которой он не толковался бы как направленный своим острием против одной какой-либо стороны; Третье, заранее установить одинаковое понимание обеими сторонами пределов обязательств, которые они принимают на себя.
Нет оснований думать, чтобы эти стремления не соответствовали также желаниям французского правительства и чтобы оказались непреодолимыми препятствия к достижению полной договоренности о редакции всех статей пакта»
На следующий день, перед своим отбытием, я снова посетил германское посольство и убедился, что моего коллеги уже и след простыл. Затем я отправил шифровку Риббентропу, где представил всё как предварительную договорённость между британским правительством и германским правительством о параметрах «морского пакта» в пропорции 35:100.
Затем я нанёс визит вежливости Ишбел. Вернее, я заранее предупредил её, что заеду в гости к её папе, которому послал свою карточку сразу по прибытии в Лондон и получил ответ со временем на сегодня.
И вот я в доме Макдональда.
На мой вопрос к дворецкому, где примет меня его господин?, – тот со скорбной миной ответил:
– Хозяину стало лучше… он уже встаёт, но ещё не сходит…
В переводе с языка английских аристократических традиций это означало, что Макдональд примет меня у себя в спальне, так как пока не спускается на первый этаж в гостиную.
Мы чинно поднялись на второй этаж и проследовали в хозяйскую опочивальню.
По дороге я задумался…
– Как мог видный деятель рабочего движения Британии… которого знал и ценил сам великий Ленин и даже приглашал его на съезды ещё тогда РСДРП… выродиться в банального аристократа… правда ещё пока без титула?
– Как он мог порвать со своей партией лейбористов, то есть по-русски – «трудовиков»… и стать таким махровым консерватором?
Не найдя быстрых ответов, я приготовился к светской беседе.
Перед самой дверью мы остановились. В неё вначале прошмыгнул дворецкий, а потом через некоторое время она распахнулась, что по договорённости служило мне сигналом войти и сразу же прозвучал негромкий, но отчётливый голос мажордома:
– Его превосходительство, специальный посланник правительства Союза Советских Социалистических Республик – господин Козырев…
Я быстро вошёл и сразу увидел Ишбел, которая присела в кнессете с лёгким поклоном.
– Рад Вас видеть, – прошипел Макдональд, слегка помахав мне рукой, полулёжа на широкой кровати с балдахином.
– И я рад видеть Вас… сэр…, – ответил я, опустив именование его должности, подчеркнув этим частный статус моего визита.
– Девочка, Ишбел, распорядись насчёт чая для гостя, – обратился больной к дочери.
Та поклонилась и юрко убежала, стрельнув в меня глазками.
– Эх… хороша… чертовка, – пронеслось у меня, но я тут же собрался и обратился к Макдональду:
– Господин Макдональд благодарю вас за своевременную статью…
– Да не стоит благодарностей…, – замахал он руками и добавил:
– Я всегда рад сослужить службу …
Это было достаточно двоякое заявление, в чисто английском стиле…
Кому «сослужить»? Нам? Немцам? Или скорее всего Британской Империи, у которой, как известно – «нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы».
Затем мне принесли чаю, и мы поговорили на чисто английскую тему: «переменчивой лондонской погоды». Тоже … несмотря на её «невинность», полностью пронизанной подтекстами, намёками и недосказанностями.
О делах и болезнях в таких ситуациях говорить тут считается табу.
На этом моя аудиенция была завершена и я, пожелав Макдональду скорейшего возвращения в строй, откланялся.
В коридоре был перехвачен его дочерью и почти силком впихнут в знакомый мне будуар.
Там произошёл бурный «обмен любезностями»…
В результате чего, в комнате на полу и на разных предметах обстановки, вперемешку оказалась наша с ней одежа, а мы разгорячённые на её кровати.
