Гейнц Гудериан
Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939–1945
Глава 3
Гитлер на вершине власти
1938 год. Кризис Бломберга – Фрича. Присоединение к рейху Австрии и Судет
Насыщенный событиями 1938 год начался с того, что меня неожиданно произвели в генерал-лейтенанты. Я получил это известие в ночь со 2 на 3 февраля, а вместе с ним – приказ явиться на собрание, проводимое Гитлером в Берлине 4 февраля. Утром, уже в Берлине, я шел по улице, и знакомый, проезжавший мимо в трамвае, поздравил меня на ходу с назначением на должность командующего XVI армейским корпусом. Это было для меня полнейшей неожиданностью; я тотчас же купил утреннюю газету, где с удивлением прочел в новостях о том, что ряд офицеров высшего командного состава, в том числе Бломберг, Фрич и мой хороший друг генерал Лутц, отправлены в отставку. Объяснения этому были частично даны на совещании в канцелярии. Все командующие вооруженными силами выстроились полукругом в большом зале; вошел Гитлер и объявил, что он снял с поста военного министра, фельдмаршала фон Бломберга, ввиду женитьбы последнего, а одновременно с этим был вынужден отстранить от должности главнокомандующего сухопутными силами генерал-полковника фон Фрича вследствие выдвинутых против него уголовных обвинений. О других отстранениях ничего сказано не было. Мы были просто ошеломлены. Эти серьезные обвинения против офицеров высшего эшелона, которых мы знали как людей с безупречной репутацией, задели нас за живое. Они казались совершенно неправдоподобными, однако не могли мы допустить и мысли о том, что высший государственный чин Германии выдумал все эти истории безо всяких на то оснований. Выступив, Гитлер покинул комнату, и нас распустили. Ни один из нас не сказал ни слова. Да и разве можно было что-либо сказать в состоянии шока, не имея никаких возможностей судить о случившемся?
С Бломбергом все было ясно. Естественно, о том, чтобы он продолжал оставаться на посту министра, речи уже не шло. Но вот что касается генерал-полковника барона фон Фрича, тут ситуация была совершенно иной. Расследованием его дела занялся военный суд. Председательствовал на этом суде Геринг, но, вопреки мнению своего председателя, суд вынес вердикт о полной невиновности обвиняемого. Было доказано, что все обвинения против генерала – беспочвенная клевета. Спустя несколько месяцев после того, как эта клевета была признана ложной, нас снова собрали – на этот раз на аэродроме, – где глава высшего военного суда, генерал Хайц, зачитал вердикт с долгим вступлением. Перед оглашением решения суда выступил Гитлер, коротко выразил сожаление и пообещал нам, что такого больше не повторится. Мы потребовали полного восстановления генерал-полковника барона фон Фрича во всех правах; однако главнокомандующему армией, генерал-полковнику фон Браухичу – которого Бломберг сам предложил на это место – удалось назначить генерал-полковника лишь почетным полковником 12-го артиллерийского полка в Шверине. Фон Фрич был таким образом восстановлен на армейской службе, но ни разу больше не получал приказов. Это была слабая компенсация за тот ущерб, который был ему нанесен. Человек, который непосредственно оклеветал фон Фрича, по приказу Гитлера был осужден, но более опасные фигуры, стоявшие за этим трусливым ударом, остались безнаказанными. Смертный приговор, вынесенный клеветнику, был лишь ширмой. 11 августа на территории, где проходили военные учения, в Гросс-Борне, генерал-полковник принял командование над 12-м артиллерийским полком. 13 августа Гитлер посетил там учения. Но они так и не встретились.
Достойная сдержанность, с которой генерал-полковник барон фон Фрич вел себя в последующие месяцы, вызывала восхищение. Неизвестно, было ли это правильным поведением по отношению к его политическим врагам; но такое мнение основывается на фактах, полученных впоследствии от людей, напрямую вовлеченных в это дело.
4 февраля 1938 года Гитлер присвоил себе звание Верховного главнокомандующего вооруженными силами. Пост военного министра оставался свободным. Временно обязанности министра выполнял генерал Вильгельм Кейтель, начальник военно-политического управления военного министерства; позже эти обязанности были разделены среди командующих трех служб. Однако власти отдавать приказы Кейтель не имел. Он называл себя начальником Верховного командования вермахта (ОКВ). Новым командующим 4-й группой, в которую входили три моторизованных корпуса, стал генерал фон Рейхенау, прогрессивно настроенный, интеллигентный военный, к которому я вскоре стал питать дружеские чувства.
4 февраля 1938 года стало вторым – после 13 июня 1934 года – черным днем для высшего командного состава армии. Генералов германской армии впоследствии не раз обвиняли в недееспособности в обоих этих случаях. Но это обвинение справедливо распространить только на нескольких человек в высших эшелонах военной власти; для большинства же реальное положение дел было просто неизвестным. Даже в деле Фрича, обвинение против которого с самого начала казалось не только невероятным, но и безумным, пришлось ждать обнародования судебного решения, прежде чем могли быть предприняты какие-либо шаги. Нового Верховного главнокомандующего просили и даже умоляли, чтобы он предпринял эти шаги, но тот так и не решился. А между тем дело Фрича отошло на задний план перед лицом такого масштабного международного события, как аншлюс Австрии. Благоприятный момент для действий прошел. Дело Фрича свидетельствовало о существовании серьезного недоверия между главой рейха и командующими армией; я понимал это, хотя в силу своего положения не знал, что стоит за всем этим.
Я принял командование от своего благородного предшественника, генерала бронетанковых войск Лутца. Начальником штаба XVI армейского корпуса был полковник Паулюс, которого я знал много лет; это был умный, сознательный, трудолюбивый и талантливый офицер, и просто невозможно было сомневаться в его чистом и возвышенном патриотизме. Спустя несколько лет на него, к тому моменту командующего 6-й армией, потерпевшей поражение под Сталинградом, был обрушен поток грязной клеветы и обвинений; но до того момента, пока Паулюс сам не сможет высказаться в свою защиту, я не приемлю никаких обвинений против него.
Тем временем бронетанковые войска получили новых командующих:
1-я бронетанковая дивизия – генерала Рудольфа Шмидта;
2-я бронетанковая дивизия – генерала Фейеля;
3-я бронетанковая дивизия – генерала барона Гейра фон Швеппенбурга.
Аншлюс Австрии
10 марта в 16.00 за мной послал начальник штаба армии генерал Бек, и от него, под большим секретом, я узнал, что Гитлер обдумывает планы присоединения Австрии к рейху и в связи с этим нужно сформировать войска для наступления.
– Вы снова примете командование над своей 2-й бронетанковой дивизией, – сказал мне генерал.
Я заметил, что это может задеть моего преемника, генерала Фейеля, который был отличным офицером.
– Все равно, – отвечал Бек, – это приказ, руководить моторизованными частями, принимающими участие в этой операции, будете вы.
Тогда я предложил мобилизовать XVI армейский корпус и включить в него, помимо 2-й бронетанковой дивизии, и другие войсковые соединения. Генерал Бек согласился и предложил войсковую дивизию СС лейб-штандарт «Адольф Гитлер», которую также планировалось включить в состав оккупационных войск. В завершение беседы он сказал мне:
– Если аннексии Австрии суждено произойти, то самый подходящий момент для этого – сейчас.
Я вернулся на свое рабочее место, отдал распоряжения в соответствии со сложившейся ситуацией и принялся обдумывать, какие следует предпринять меры для проведения подобной операции. В восемь часов вечера Бек снова послал за мной, и после недолгого ожидания, где-то между 21.00 и 22.00, он отдал мне приказ привести в боевую готовность 2-ю бронетанковую дивизию и дивизию «Адольф Гитлер» и собрать оба подразделения в окрестностях Пассау. Я узнал также, что общее руководство войсками, отобранными для вторжения в Австрию, возложено на генерал-полковника фон Бока. Южнее расположения моего корпуса пехотные части должны были форсировать реку Инн; другие подразделения должны были направиться в Тироль. Между 23.00 и 24.00 я по телефону отдал приказ о приведении 2-й бронетанковой дивизии в боевую готовность; с Зеппом Дитрихом, командиром дивизии СС, я общался лично. Все подразделения были готовы выступить в пункт назначения Пассау. Трудностей в выполнении приказа в отношении дивизии «Адольф Гитлер» не возникало; со 2-й бронетанковой дивизией все было чуть сложнее, так как офицеры ее штаба во главе с командующим дивизией находились на учениях в Триере, в Мозеле. Их надо было сначала всех доставить обратно на машине. Однако, несмотря ни на что, приказы быстро выполнялись, и вскоре войска были уже на марше.
Расстояние между расположением 2-й бронетанковой дивизии в Вюрцбурге и Пассау составляло приблизительно 400 километров; от Пассау до Вены – еще 272 километра; 672 километра от Берлина до Вены.
Перед уходом Зепп Дитрих сказал мне, что собирается к Гитлеру. Я считал, что воссоединение должно было произойти без борьбы. Я понимал, что для народов обеих стран это было желанное событие. В связи с этим мне пришла в голову мысль, что в знак наших дружеских чувств танки должны быть украшены флагами и зеленью. Я попросил Зеппа Дитриха узнать, согласится ли с этим Гитлер, и через полчаса мне сообщили, что тот дал согласие.
Войска XVI корпуса прибыли в Пассау в 20.00 11 марта. Здесь мы получили приказ выступить по направлению к Австрии в 8.00 на следующий день. К полуночи в Пассау прибыл генерал Фейель во главе своих войск. У него не было ни карт Австрии, ни горючего для дальнейшего пути. Вместо карты я смог снабдить его лишь простым туристическим справочником Бедекера. Проблему с горючим решить оказалось немного сложнее. В Пассау имелся военный склад горючего, но он имел строгое предназначение использоваться только для развертывания войск на западе и для обороны западной линии (так называемой линии Зигфрида); было приказано давать топливо только в случае мобилизации и исключительно для этой цели. Местным офицерам не сообщили о нашей операции, и с ними нельзя было связаться среди ночи. Начальник склада, исполняя приказ, отказался выделить мне даже немного своего драгоценного горючего; в конце концов я смог добиться своего только угрозой применения силы.
Транспортировать запасы нам было не на чем, пришлось решать эту проблему на ходу. Мэр Пассау помог нам, снабдив грузовиками, из которых мы на скорую руку сколотили необходимые колонны для перевозки горючего. Вдобавок к этому пришлось запросить, чтобы австрийские заправочные станции, располагающиеся на дальнейшем пути следования, были готовы к обслуживанию наших колонн.
Несмотря на усилия генерала Фейеля, пересечь границу ровно в восемь оказалось невозможным. Только около 9 часов первые части 2-й бронетанковой дивизии проехали под поднятыми пограничными шлагбаумами, и народ Австрии радостно встречал их. Авангард дивизии состоял из V (Корн-вестхаймского) и 7-го (Мюнхенского) разведывательных батальонов и 2-го (Киссингенского) мотострелкового батальона. Этот авангард быстро проскочил Линц, до которого добрался к полудню, и направлялся в Санкт-Пёльтен.
Я находился вместе с основным составом 2-й бронетанковой дивизии, а дивизия СС «Адольф Гитлер», только что присоединившаяся к нам после долгого марша из Берлина, двигалась позади нас. Идея с флагами и украшениями на танках оказалась удачной. Народ видел, что у нас дружеские намерения, и нас везде встречали радушно. Ветераны Первой мировой войны с наградными знаками на груди приветствовали нас, когда мы проезжали мимо. На каждой остановке танки засыпали цветами, а солдатам давали хлеб. Им пожимали руки, целовали, люди плакали от счастья. Не случилось ни одного неприятного инцидента, омрачившего бы событие, которого долгие годы с нетерпением ждали обе стороны. Дети одной нации, в течение многих десятилетий разделенной нерадивыми политиками надвое, наконец-то смогли объединиться.
Мы продвигались по одной дороге – дороге, ведущей через Линц. Незадолго до двенадцати часов я приехал в Линц, отдал визит уважения местным властям и принял участие в совместном обеде. Я уже собрался покинуть город, направляясь в Санкт-Пёльтен, как мне встретился рейхсфюрер СС Гиммлер в сопровождении австрийских министров Зейсс-Инкварта и фон Глайзе-Хорстенау. Они сообщили мне, что фюрер приедет в Линц около 15.00 часов, и попросили меня проследить, чтобы были закрыты дороги в город и на торговую площадь. Я отдал приказ своему авангарду остановиться в Санкт-Пёльтене, а сам, посредством находившихся в моем распоряжении основных войск, произвел все необходимые приготовления в самом Линце и его окрестностях. Войска австрийского гарнизона попросили разрешения принять участие в этих действиях: им это было дозволено. Вскоре 60 000 человек заполнили улицы и площади города. Народ был очень возбужден. Немецких солдат громко и радостно приветствовали.
Было уже почти темно, когда Гитлер появился в Линце. Я ждал его за пределами города и стал свидетелем его триумфального въезда. Я также слышал его речь с балкона ратуши. Никогда ни до, ни после того случая я не видел такого энтузиазма, как в те несколько часов. После своей речи Гитлер посетил нескольких человек, раненных во время предшествовавших аншлюсу волнений, а затем вернулся к себе в отель, где я доложил ему, что выступаю дальше в направлении Вены. Было видно, что он глубоко тронут тем, как его приветствовала толпа на рыночной площади.
Я покинул Линц около 21.00 и прибыл в Санкт-Пёльтен в полночь. Своему авангарду я сразу же приказал выступать и лично возглавил колонну, продиравшуюся сквозь ночную метель в Вену, куда мы и прибыли в час ночи 13 марта.
В Вене только что закончилось факельное шествие в честь празднования аншлюса, и улицы были полны счастливых и возбужденных людей. Поэтому неудивительно, что появление первых немецких солдат послужило сигналом к всеобщей бурной радости. Авангард промаршировал мимо Оперы вслед за австрийским военным оркестром и в присутствии командира Венской дивизии австрийской армии генерала Штумпфля. По окончании марша военных на улице снова началось массовое веселье. Меня несли на руках, пуговицы с моей шинели оторвали на сувениры. Нас встречали очень дружелюбно.
После недолгого отдыха я снова занялся делами. Рано утром 13 марта я нанес ряд визитов командирам австрийской армии; все без исключения приветствовали меня очень учтиво.
14 марта было полностью посвящено приготовлениям к грандиозному параду, который должен был состояться на следующий день, 15 марта. На меня возложили ответственность за подготовку, и для меня первая работа с новыми товарищами стала поистине удовольствием. Вскоре мы пришли к соглашению о том, как организовать парад, и на следующий день нам было приятно видеть, как проходит первая демонстрация в Вене, ставшей частью Германского рейха. Войска Австрии открыли парад; за ними вперемежку шли немецкие и австрийские подразделения. Народ приветствовал всех с энтузиазмом.
В один из вечеров я пригласил несколько австрийских генералов, с которыми недавно познакомился, на ужин в отель «Бристоль», надеясь таким образом укрепить наши новые отношения. Затем я отправился в инспекционную поездку по стране. Моей целью был осмотр различных механизированных частей австрийской армии; мне предстояло решить, как лучше интегрировать их в наши новые объединенные войска. Я особенно хорошо помню два из совершенных мной визитов. Один – в Нойзидлер-Зе, где располагался гарнизон моторизованного егерского батальона, второй – в город Брук на реке Лайта, в танковый батальон австрийской армии. Последним руководил генерал-полковник Тейсс – отличный офицер, у которого было увечье, полученное в танке. Его подразделение произвело на меня великолепное впечатление, и я быстро наладил отношения с его молодыми офицерами и солдатами. И боевой дух, и дисциплина в этих двух подразделениях были настолько сильны, что их присоединение к армии рейха было и выгодным и приятным.
Мы хотели показать австрийцам Германию, а не только немцам Австрию, чтобы таким образом еще больше усилить чувство единения. Группы солдат из бывшей австрийской армии отправлялись с короткими визитами в рейх. Одна из таких групп попала в мой бывший гарнизон в городе Вюрцбурге, где моя жена организовала все, чтобы их хорошо встретили и чтобы они не скучали.
Немного спустя моей дорогой жене удалось приехать в Вену, и мы смогли отпраздновать вместе день ее рождения – 25 марта.
Из оккупации Австрии немецкие войска извлекли для себя несколько важных уроков.
Марш прошел в целом спокойно. Поломки среди колесной техники были небольшими; среди танков это число было, однако, намного больше. Я не могу припомнить точных цифр, но они никак не могли составлять больше тридцати процентов. До парада 15 марта почти все танки были в хорошем состоянии. Учитывая скорость марша и огромное расстояние, которое они преодолели, поломок было не так уж много; но для того, чтобы понять это, надо было иметь определенные знания о танках, которых генерал-полковник фон Бок, например, не имел. Поэтому после парада наш молодой род войск подвергся резкой критике со стороны определенных структур. Было заявлено, что танки показали полную неспособность к долгому непрерывному наступлению. На самом же деле критику следовало бы направить на более заслуживающие ее цели. Чтобы по достоинству оценить продвижение бронетанковых войск к Вене, нужно было учесть следующее:
а) войска не были готовы к такой операции. Когда начался марш-бросок, подразделения находились еще в процессе обучения. Офицеры 2-й бронетанковой дивизии интенсивно проходили теорию предыдущей зимой; закрепить эти знания планировалось на учениях в Мозеле, о которых я упоминал ранее. Никто не предполагал неожиданной зимней операции дивизионного масштаба;
б) высшее командование тоже не было готово. Решение было принято только по личной инициативе Гитлера. Все было сплошной импровизацией; для бронетанковой дивизии, которая существовала с осени 1935 года, это было трудное задание;
в) импровизированный поход в Вену означал, что 2-я бронетанковая дивизия должна была преодолеть расстояние в 672 километра, дивизия СС «Адольф Гитлер» – в 960 километров за сорок восемь часов. В целом задача была выполнена удовлетворительно;
г) самым уязвимым местом было неудовлетворительное состояние техники, особенно танков. Это стало очевидным еще на осенних маневрах 1937 года. Обещание исправить такое положение дел не было выполнено к марту 1938 года. Эта ошибка больше никогда не повторялась;
д) особенно значимой проблемой оказался вопрос поставки топлива. Вопрос о его нехватках был на будущее улажен. Боеприпасов мы в этот раз не расходовали, поэтому проблема о поставках боеприпасов возникла лишь по аналогии с проблемой о поставках топлива. Этого хватило, однако, чтобы и здесь были приняты меры;
е) в любом случае наши надежды в отношении возможностей бронетанковой дивизии были оправданны;
ж) этот марш-бросок показал нам, что вполне допустимо передвижение более одной моторизованной бригады по одной дороге. Наша точка зрения на оперативные возможности моторизованных войск получила весомые подтверждения;
з) следует, однако, отметить, что весь полученный опыт лежал в сфере передвижения и снабжения танковых частей; опыта ведения военных действий в этот раз мы не приобрели. Однако будущее показало, что немецкие бронетанковые войска и здесь были на правильном пути.
В своих воспоминаниях, кстати весьма ценных и значимых, Уинстон Черчилль описывает аншлюс совершенно иначе[5]. Его стоит процитировать целиком:
«Триумфальный вход в Вену был давней заветной мечтой капрала-австрияка. Ночью в пятницу 12 марта нацистская партия провела в столице заранее запланированное приветственное факельное шествие в честь героев-завоевателей. Но герои не прибыли. Поэтому троих баварцев из интендантской службы, которые приехали на поезде, для того чтобы решить вопрос о размещении солдат, пришлось, как единственных представителей, нести по улицам на руках, чему сами они были сильно удивлены… Сами же виновники торжества продвигались весьма неторопливо. Немецкие боевые машины неуклюже перешли через границу и остановились возле Линца. Несмотря на хорошую погоду и отличные дорожные условия, большая часть танков сломалась. Поломки имелись также и у моторизованной тяжелой артиллерии. Дорога от Линца до Вены была забита тяжелой колесной техникой, отказавшейся двигаться дальше. Ответственность за поломки, которые показали неподготовленность германской армии на данной ступени реформ, возложили на генерала фон Рейхенау, фаворита Гитлера, командующего 4-й группой армий.
Гитлер сам, проезжая через Линц, видел эти заторы и пришел в ярость. Легкие танки смогли выбраться из затора и вошли в Вену рано утром в воскресенье. Колесную технику и моторизованную тяжелую артиллерию доставили по железной дороге на открытых платформах, и только таким образом они успели к церемонии. Известно много картин, изображающих, как Гитлер следует через Вену посреди ликующей или испуганной толпы. Но у этого мистического триумфа была неспокойная подоплека. Фюрер еле скрывал бешенство, в которое привело его свидетельство явных недостатков германской военной техники. Он отчитал генералов, а те не промолчали в ответ. Они напомнили Гитлеру о том, что он отказался слушать Фрича, предостерегавшего о том, что Германия не в том положении, чтобы пойти на риск серьезного конфликта. Однако внешние приличия были соблюдены. Официальные празднования и парады состоялись…»
Уинстона Черчилля, очевидно, дезинформировали. Насколько я знаю, из Баварии до Вены поезда 12 марта не ходили[6]. «Троим сильно удивленным баварцам» пришлось бы лететь туда. Немецкие боевые машины задержались в Линце по моему приказу для встречи Гитлера, и ни по какой другой причине. В любом случае они достигли Вены тем же днем. Погода была плохая; к полудню начался дождь, а ночью была сильная вьюга. Единственную дорогу из Линца в Вену ремонтировали, и отдельные ее участки находились в очень плохом состоянии. Большинство танков добрались до Вены без поломок. Дефектов в тяжелой артиллерии не проявилось, по той причине, что у нас не было тяжелой артиллерии. И заторов на дороге не было никогда. Генерал фон Рейхенау только что получил командование над 4-й группой армий 4 февраля 1938 года, и едва ли он мог отвечать за снаряжение своих войск, которыми командовал только пять недель. И его предшественник, генерал-полковник фон Браухич, занимал свою должность еще столь недолго, что его тоже нельзя было винить в чем-либо.
Как уже было сказано, я лично встретил Гитлера в Линце. Его можно было назвать каким угодно, только не разъяренным. Это был, пожалуй, единственный случай, когда я видел его глубоко тронутым. Пока он обращался к взволнованной толпе внизу, я стоял рядом с ним на балконе ратуши в Линце и видел его вблизи. Слезы текли у Гитлера по щекам, и слезы эти были искренними.
На тот момент у нас были только легкие танки. Тяжелых танков не существовало, так же как и тяжелой артиллерии, и потому их никак нельзя было перевезти на открытых железнодорожных платформах.
Насколько мне известно, ни один офицер не был «отчитан». Не было выдвинуто никаких возражений; а даже если и были, я об этом ничего не знал. Что касается меня, то в эти майские дни Гитлер относился ко мне неизменно учтиво, как в Линце, так и в Вене. Единственным человеком, который выдвинул против меня какие-то обвинения, был генерал-полковник фон Бок, главнокомандующий оккупационными силами, – и то лишь из-за украшений, которые я приказал поместить на танки и которые он признал противоречащими правилам. После того как я объяснил, что это сделано с разрешения Гитлера, вопрос был исчерпан.
Та же самая военная машина, которая сейчас «продвигалась весьма неторопливо», доказала свои возможности уже весной 1940 года, быстро и легко расправившись с устаревшими армиями держав Запада. Очевидно, что в своих мемуарах Уинстон Черчилль усиленно пытается доказать, что политические лидеры Великобритании и Франции могли вступить в войну в 1938 году и что у них имелись на тот момент хорошие шансы на победу. Военные же лидеры этих стран были настроены более скептически, и не без причин. Они знали о слабости своих армий, хотя и не знали, как улучшить положение. Немецкие генералы тоже хотели мира, однако не по причине слабости или страха перед инновациями, а только потому, что были уверены в способности своей страны достигнуть своих национальных целей мирным путем.
2-я бронетанковая дивизия осталась в окрестностях Вены и с осени того же года начала пополняться австрийцами. Дивизия СС и подразделения XVI корпуса вернулись в Берлин в апреле. Территория вокруг Вюрцбурга опустела, и именно здесь осенью 1938 года и была основана новая. 4-я бронетанковая дивизия под командованием генерала Рейнхардта. Кроме того, были сформированы 5-я бронетанковая и 4-я легкая дивизии.
Летом 1938 года я выполнял те обязанности, которые возлагаются на командира корпуса в мирное время. Они заключались в основном в инспектировании войск, которыми я командовал. Мне удалось познакомиться и с офицерами, и с простыми солдатами, и я заложил основу хороших отношений и взаимного доверия в будущем, чем был вправе гордиться.
1 августа мне удалось поселиться в Берлине в доме, предназначенном для командующего XVI корпусом. В том же месяце состоялся визит венгерского регента, адмирала Хорти, который прибыл в Берлин в сопровождении жены и премьер-министра Имреди. Я присутствовал на его встрече на станции, на параде, на обеде, который организовал Гитлер, и на премьере в опере. После обеда Гитлер подсел за мой столик и мы с ним обсудили проблемы, связанные с танками.
Гитлер был недоволен политическими результатами визита Хорти. Он, вне всякого сомнения, планировал убедить регента подписать военный договор, но это ему не удалось. К сожалению, он не скрыл своего разочарования, что нашло свое отражение и в речи, которую произнес, и в его поведении после обеда.
С 10 по 13 сентября мы с женой присутствовали на Национальном дне партии (Reichsparteitag) в Нюрнберге. В тот месяц напряженность между Германией и Чехословакией достигла пика. Атмосфера становилась тяжелой и угрожающей. Особенно ярко это выразилось в заключительной речи Гитлера в Нюрнбергском зале собраний. Будущее казалось тревожным.
Я должен был прямо с Дня партии отправиться на боевые учения в Графенвёр, где стояли 1-я бронетанковая дивизия и лейб-штандарт СС. Следующие несколько недель ушли у меня на учения и проверки. К концу месяца мы начали готовиться к марш-броску в Судеты. Чехи наотрез отказывались идти на какие-либо компромиссы, и угроза войны надвигалась все ближе. Ситуация становилась все более и более серьезной.
Однако на Мюнхенской конференции удалось решить дело мирным путем, и в результате присоединение Судет к рейху прошло без кровопролития.
Мне пришлось принести одну личную жертву текущей политической ситуации. 1 октября мы с женой должны были отметить серебряную свадьбу; вместо этого я провел весь день в Графенвёре, в то время как она находилась одна в Берлине, а наши сыновья, вместе со своими полками, – на границе. Но мы получили самый лучший подарок, который только можно было пожелать, – мир был сохранен.
