Глеб Ковзик
Щерба
Майор и кум
I
– Ты на меня не кричи, Валера, – из трубки донеслось недовольное бурчание Кузьмука. – Я по-хорошему предупредить хотел, а ты мне в ответ ругань. Некрасиво.
Валерию Морозову, командиру войсковой части под бывшим селом Красиловка, ныне почти без остатка поглощенным Зоной, взаправду стало стыдно.
– Прости. Дуркую.
Тишина в трубке.
– Злое у тебя сердце, Валера, – пришел намеренно придержанный ответ. Кум знал, как давить на Морозова.
Снова тишина. Командиру показалось, будто весь воздух из кабинета откачали.
– Ты мне не чужой дурак, Валера, – просопевший голос Кузьмука дал понять, что извинения приняты. – Я ж себя подставляю этим звонком, сам понимаешь.
– Понимаю. Так когда?
– Скоро. Я уже видел подписанный приказ начальника. Вылет завтра утром, внепланка у тебя. Надеюсь, Валер, в батальоне всё в порядке? На днях одного майора проверили в Волчкове, до сих пор в пятому углу сидит и боится высунуться.
Морозов громко вздохнул. Это какой-то кошмар.
– Ну, что делать будешь? – Кузьмук снова забурчал. Сквозь трубку слышался ритмичный стук карандашом.
– Нарисую картину, – признался Морозов.
– Принято. Слушай, у тебя на носу повышение. Идешь на подполковника. Обещали в Киев перевести, так что думай. Спотыкаться не разрешаю.
– Кум дорогой, ну подсоби немного! – взмолился Морозов.
Тишина в трубке. Затем – крепкий мат.
– Дело дрянь, Валера?
– Дрянь…
Тишина.
– Ладно. Давай-ка сверимся по календарю. На Воздухофлотском считают потенциал выброса по методике Сахарова, но аппаратура может подвести, всякое бывает. В какой день у вас прогнозируется выброс?
Морозов нервно стряхнул ненужные бумаги со стола. Под стеклом лежал майский календарь двенадцатого года с красными отметками. Восемнадцатое число обведено трижды.
– По нашим расчетам – восемнадцатого.
– По нашим – это по каким? – усомнился голос Кузьмука.
– Докладывали со станции Янтарь и с института “Агропром”. Эрхабэшники тоже прислали измерения: аномальная активность в ближайшие дни резко возрастет до семи баллов.
– Принято. Погоди-ка, на Янтаре же этот энйштейнов Сахаров работает? Ай, пусть так. Семь баллов, говоришь? Это чрезвычайная ситуация. Значит, генералу только через неделю прилететь разрешено. Вот и хорошо, а то мне эсбэушники звонят, всё спрашивают: “Верить или не верить примерным сводкам из Дитяток?”
Морозов засмеялся. В Дитятках блокпост давно заброшен после очередного расширения Зоны.
– Только учти, Иван Алексеевич, что после выброса у нас не всегда спокойно. В Красиловке хоть и предбанник, так всё равно стрелять по зверью приходится.
– Разберись с бардаком, Валера. Сердечно советую. Всё, бывай.
Трубку на той стороне повесили. Морозов с минуту глядел в окно, не вставая с кресла, всё так же держа в руке телефон. Когда разум прояснился, а по спине прошлась волна мурашек, майор рванул из кабинета.
II
Майский луч чистым светом согревал яблоню, разросшуюся возле штаба. Дерево было гигантским, а белые цветы – большими и пахучими. Запах крепок до того, что перебивал вонючий бензин, недавно пролитый на плац.
Ветви гнулись к проклятой земле, окропленной кровью павших и радиоизотопами.
Богдана, командира экипажа злосчастной машины Т-80, у которой каждый день что-то да отваливалось, радовало солнце. Сигарета быстро закончилась, и он взялся за вторую. Рапорт, сложенная вдвое бумажка, дожидался своего часа.
– Тащ командир, разрешите доложить? – к Богдану явился Михаил Петров, или Динь-дон на языке батальона, механик-водитель боевой машины. Отцовские часы, когда Миша отдавал приветствие, стальным ремешком дернули его за волос на запястье, от чего на секунду он подумал, как бы замечательно было бы кинуть их в ближайший гравиконцентрат.
Миша был хорошим, поистине добрым и безобидным человеком, чьи мохнатые лапы способны спасти почти любой загинувший в Зоне механизм. Всё, кроме своего танка, он мог починить быстро и качественно, несмотря на острый дефицит подручных материалов. Динь-доном Миша стал потому, что всегда свои неудачи по службе скрывал за радостным докладом. Он никуда не рос, только старел потихоньку; его копеечное жалование в батальоне оперативного реагирования, с надбавкой в десять процентов за тяжелые условия службы, устраивало, и даже ооновские ребята не смогли переманить к себе в миротворческую бригаду.
– Разрешаю, – лицо Богдана сморщилось, и подчиненный не мог понять, то ли командир недоволен его появлением, то ли слишком ярким солнцем.
– К выполнению боевой задачи машина не готова.
Машина требовала нового двигателя после того, как прошлым месяцем попала в “карусель”. С минуту, если не больше, Мише пришлось вытаскивать из аномалии танк на высоких оборотах. Газотурбина не подвела, не заглохла в самый ответственный момент, и к общей радости порождение Зоны не раскрутило на запчасти танк с экипажем. Но после возвращения в часть двигатель категорически отказывался запускаться.
– Да и пох… – расслабленно произнес Богдан. – Без нового движка ты не запустишь колымагу.
Лицо Михаила побелело.
– Товарищ командир, так ведь…
– Мишка, сгинь! – вскрикнул Богдан. Третья сигарета вспыхнула алым огоньком. Мехвод ничего не понял, в недоумении почесав голову.
Из штаба выскочил командир части. Двое встали по стойке смирно.
– Вороненко, где сейчас замком Шмелёв? – Морозов, злобно глядя на Богдана, вынудил последнего позабыть о своем рапорте.
– Товарищ командир, начальник МТО в ангаре.
– А что с твоей машиной?
– Не фурычит.
Услышанное взбесило командира. Отправив подчиненных в гараж чинить безнадежно потерянный танк, он снабдил их воодушевляющей бранью, да к тому же с наказом не возвращаться, пока машина не двинется своим ходом.
Морозов ушел быстрым шагом. Богдан достал рапорт, но окликнуть майора так и не решился. Михаил, заприметив бумажку, всё понял и заметно сник.
III
Ангар пропах машинным маслом, дизелем и старой копотью; на полу – черные пятна, местами пропесоченные. Два уазика стояли без передней колесной пары; подорвавшись на внезапно возникшем “трамплине”, они сиротливо ждали новых запчастей, которых нет уже полтора года.
– Шмелёв! – Морозов рыскал по ангару в поисках подчиненного.
– Я тут, Валера… – увидев гримасу командира, начальник МТО быстро встал в стойку смирно. Его форма выглядела обыкновенно грязной. – Тащ майор, разрешите доложить.
Морозов, будучи коренастым, чувствовал себя великаном на фоне Тараса Шмелёва. Его подчиненный и внешне, и внутренне соответствовал своему предназначению: в части постоянно что-то исчезало, хотя изредка это случалось по согласию с Морозовым. Но сейчас от Шмелёва требовалось совершить обратное чудо.
– Тарас, нам хана. Сюда едет генс из ГВИ.
Начальник МТО поперхнулся, раскашлялся, побежал к шкафчику, где стояли полупустые бутылки. С горла напившись, он спросил:
– Где сейчас генус?
– В Киеве.
– Что? Так он на вертолете прибудет? Валера, у нас же ничего не готово! Хоть сбивай вертушку, коли всё пропало. А кто хоть едет?
– Без понятия. Нужно что-то придумать, Тарас. Рисовать картину.
Морозов прошелся по ангару. В рыжей голове кипела армейская смекалка. Мысль о внеочередном звании подполковника красила его воображение и топила печаль от поганой службы на периферии Зоны, где люди помирали порой чаще, чем военспецы на оперативном задании. Нужно что-то сделать. Но что?
Он слегка стыдился своего нытья. Все стенания по охране периметра Чернобыльской зоны казались ему нытьем, позорящим офицерскую честь; была служба страшнее и опаснее, вроде экспедиций с военными сталкерами, патрулирования территории возле завода “Янтарь” и десантных операций по “выявлению преступных элементов” рядом с бывшей РЛС. Служба на периметре редко заканчивалась двухсотыми, хотя цинковые гробы из его батальона всё-таки вывозили на Большую землю.
– Будем рисовать, – повторил Морозов.
– Но как? – сопливо прожжужал Шмелёв.
– Что у нас по боевым машинам?
– Да как сказать… Негусто. Из бэтэрок только две семидесятые в деле. Из танков шестьдесят четверка.
– А машина Вороненко?
– Тьфу, там дерьмо страшное, – Шмелёв с досады сплюнул, немного измарав себя. – Эти ослы проегорили танк.
– Ясно. В общем, план таков. Пусть этот генус к нам приезжает, погоду от этого не испортит. Посидим, покумекаем, в тире постреляем, ещё раз покумекаем, в бинокль всё посмотрим, а на конец проведём инспекцию за забором.
– Прям через забор генуса закинешь?
– Ну да, – усмехнулся Морозов. – По колее, вдоль колючей проволоки, и в каждом кусте через пятьсот метров по бойцу с гранатометом. Пусть смотрит себе сколько угодно на эту Зону, будь она проклята.
Морозов взял в руку бутылку. “Что за дрянь ты пьешь, Тарас? – молча возмутился майор. – Воруешь на сотку, а живешь от силы на десятку”
– Сколько у нас времени, Валер?
– Неделя на приведение в порядок дел. Машину Вороненко поднимите, что угодно сделайте, но к началу инспекции она должна стоять заведенной.
– Чего тебе так его танк пригляделся?
– Это единственная новая машина в батальоне, с нормальным дозиметром и детектором аномалий. И с газотурбинкой мне будет спокойнее, я не хочу, чтобы генерал застрял посреди дороги и в аномалии. К завтрашнему утру сведи весь учет по готовности. Спрашивай с каждого по всей строгости, – Морозов оглядел коренастого Шмелёва. – Господи, приведи себя в порядок, свинья мазутная!
IV
Сутки до инспекционной проверки. Выброс случился в точности по методике Сахарова, так что генерал в штабе ждал зря. Ему, впрочем, кум Морозова по-товарищески разъяснил, что на Зоне всё иначе, что лучше перебдеть, чем сгинуть по глупости. Генерал сопротивлялся не стал, но к утру следующего дня планировал на вертолете уже прибыть в расположение батальона.
Богдан с мехводом ковырялся в танке. Настроение было паршивейшим – емму обещали, что если всё будет сделано на отлично, то рапорт будет подписан немедленно и без проволочек. Проблема заключалась в том, как исполнить приказ. Танк категорически сопротивлялся, двигаться не желал и всем своим мамонтовым видом показывал смирение с участью.
В части нет ни одного рабочего двигателя, подходящего под восьмидесятку. В боксах стоят два Т-64 – оба разбитые в хлам, обгоревшие после попытки прорваться на Агропром. Конвой шел с дозиметристами по бортам – их метко обстреляли диггеры, пришлось оставить двухсотых в ближайшем сарае. Кроме них грамотно измерять аномальные возмущения никто не умел. Вот и влетели на танках в едва приметные для глаза аномалии.
К тому же только на Т-80 установлен детектор ДА-2М, с которым можно мало-мальски обнаружить почти все известные аномальные поля, кроме тех, что находятся в центре Зоны. Единственный танк, на котором не страшно спровадить генерала на внутреннюю инспекцию, немо стоит в гараже и ждет себе новое сердце.
– Что ты всё ковыряешься там? – возмутился Шмелёв. Он проверял готовность машины каждый час, и каждый раз слушал просьбу Богдана достать новый двигатель.
– Сколько уже можно говорить, что двигатель не заводится?
– Хватит придуриваться. Заставь Петрова отремонтировать. Наш Кулибин разучился? Родите уже работающий движок.
Богдан утерся тряпкой. Сейчас бы гаечным ключом Шмелёву по харе дать. Без интонации, сухо он произнес:
– Нужен новый двигатель, тащ замкомандира батальона. Закажите с Харькова, установлю за несколько часов.
– Да не будут ничего заказывать тебе, Вороненко! – Шмелёв заорал так, что ноги Петрова, видные из-под днища танка, вздрогнули. Каждый раз, когда Шмелёв орал, его лицо покрывалось красными пятнами, багровел и превращался в истерика. Он заколотил по танку кулаком, всё больше распаляясь. – Роди сам, если так надо. Ты солдат или пиджак гражданский? Утром танк должен проехаться по дороге!
– Я что, похож на волшебника? – Богдан повысил голос. – Ну сколько можно говорить, что двигатель не работает?
– Делай что хочешь, или напишу на тебя особистам, – в злости Шмелёв превращался в противнейшего гнома. – Если вы такие косорукие и в бронетанковом научились только крепко держать хозяйство, то возьмите артефакт и приложите подорожником. Вдруг поможет! – начальник МТО вышел из гаража не прощаясь.
Богдан яростно заматерился: мат строчил по броне, стенам и рикошетом задевал самого командира экипажа. Сбросив напряжение, он потянулся за пачкой сигарет в кармане. Из-под танка выкатился Миша.
– Истеричка знатный…
– Не говори-ка. Ты слышал? Пугануть меня решил. Три года службы в войсках, и теперь я саботажником оказался.
– Забудь, он погорячился, – Миша похлопал по плечу.
Ночь в звёздах. Возле гаража, присев на пни, оба закурили, смотрели в черное небо и гадали, как дальше жить.
– Слушай, командир, а давай и правда воспользуемся артефактом? – словно не веря своим словам, Миша дернул волосы на запястье.
– М? – рассеянно, будто не услышав предложения, спросил Богдан. Он потрогал голову, и на ладони осталась маленькая копна. Нервы или радиация, но к концу службы командир уйдет совсем лысым.
– Пошли в секцию А. Там же конфиската полно.
– И зачем?
– Как зачем? Это же артефакт. Нарушает законы физики. Глядишь, двигатель заведётся.
– Ерундой занимаешься. Лучше присобачить Дашку на шестьдесятчетверку.
– Бать, я детектор если спилю, то вместе с корпусом. Там всё намертво прикреплено, с мясом сдирать придется.
Ухнула сова.
– Там и радиации полно, Миш.
– Я схожу за Фроловым с дозиметром.
Богдан пожал плечами, тряхнул пепел в консервную банку. Выбирать не приходилось. Из всех вариантов осталось только чудо, а из чудес под рукой лишь конфискованные артефакты.
– Да всё получится, командир!
– Ну, давай… Динь-дон ты настоящий, Миш.
Фролов, штатный дозиметрист в батальоне, нехотя пошел в секцию А. Скуластый и черноглазый, он с самого начала эхал и кстати и некстати упоминал, как ему хотелось спать. Прямо у входа дозиметрист и вовсе встал, будто окопанный, явно выдавав шкурный интерес к делу. Тогда Богдан сказал, что взамен за услугу даст в награду что-нибудь из хранилища.
Дозиметрист сразу ожил.
– А Шмелёв? – недоверчиво спросил он.
– Договорюсь.
Секцией А на блокпосте обозначали склад конфискованных вещей, предполагаемо имевших аномальное происхождение. Обычно это прямоугольное хранилище по типу погреба, где расположены по бокам стен два стальных стеллажа. Артефакты стараются хранить в пластиковых боксах и в удалении друг от друга, во избежание неизвестных процессов взаимодействия.
Желтый свет растворил тьму в помещении. Фролову показывали артефакты из номенклатуры, и он говорил: “Норма. Норма. Зашкал”. Один раз дозиметрист, как только артефакт блеснул яркой вспышкой белого света, да так, что его черные радужки стали коричневыми, шарахнулся от увиденных показателей на приборе:
– Убери это немедленно! Годовую дозу получили.
– А вот это что? – Богдан добрался до последней полки стеллажа. – Золотой шар какой. И тёплый к тому же.
– Норма, – Фролов убрал дозиметр. Он подвел руку к артефакту. – Надо же, тёплый какой.
Шар переливался изнутри, как будто вязкую лаву заключили в стекло. Тепло тоже было необычным: мышцы в теле задубели, отяжелели, в жилах загустилась кровь.
– Наверное, подойдет. От него прям энергией несёт. Только что с ним делать? – спросил Миша.
– Не знаю. Возле двигателя прикрепить? – Богдан не разбирался в артефактах. По общевойской инструкции от них следовало держаться как можно дальше. Его служба всегда заключалась в “предотвращении попыток проникнуть на территорию зоны экологического бедствия, а также недопущении выхода за пределы охраняемого периметра пораженных биологических видов и предметов”. Больше его в Зоне ничего не волновало.
– Давай шлифовалкой по нему пройдемся, а пыль натрем во входной патрубок? Или с топливом смешаем?
– Ты дурак? – Богдан покрутил пальцем у виска. – Газотурбинку пылью лечить собрался?
– Так это же артефакт! – наивно воскликнул Миша. – Он ведь нарушает физику в нашу пользу. Не стали бы сталкеры таскать из Зоны погремушки, не будь они полезны.
Как мертвому припарки, подумал командир. То ли отчаявшись, то ли и правда поверив в сказку про Зону и чудо-артефакты, он махнул рукой на танк и Мишу одновременно. Будь что будет.
Мехвод спросил, не радиоактивен ли артефакт внутри, если его расколоть. Скулы Фролова в рыжем свечении артефакта подобрели:
– Ну… По идее, нет. Вот ты вопросы задаешь, конечно. На всякий случай работай в противогазе.
Из хранилища трое вышли в разном самочувствии: Богдан шел понурым, не надеясь на успех и повинуясь злому року судьбы, что ему никогда не сбежать из Зоны, никогда не уйти с ненавистной службы, не уйти на гражданку, в люди, в мир, где люди танцуют в клубе и пьют Оболонь в заросшем деревьями дворике; Миша радостно шел в подсобку за инструментами, веря в то, что его руки впервые поработают с настоящим артефактом; весёлым шел и дозиметрист Фролов, неся в кульке едва светящийся кусок, напоминающий вырванный с плотью обломок берцовой кости.
В ночной майской тишине зашумела шлифовалка. Искры – алые, золотые, белые, – летели от шара, а светящийся порошок падал в поддон, откуда мехвод будет брать волшебную пыль.
V
Генерал Бурый оказался обыкновенным человеком с наставническими замашками. По-видимому, инспекцию он воспринимал как служебную командировку с бенефитом, а ещё как способ присесть на уши офицерскому молодняку.
Генерал был стар, но активен, брови у него постоянно в движении; руки крепкие, по-хозяйски проверили каждую деталь и каждую винтовку; прошелся по всей части, заглянул в каждый дом и пристройку, осмотрел технику.
– На ремонте, товарищ генерал, – виновато сказал Морозов, когда инспектор рассмотрел уазики под брезентом. – Аномальная активность в последние полгода очень высокая. Попали в “трамплин” на марше до базы в Агропроме.
Кучные брови инспектора поднялись вверх.
– А что, вслепую ездите по Зоне? Как же детекторы?
– Оборудование поставляется с перебоями, товарищ генерал.
Собеседник хмыкнул.
– Сраные тыловики, – тихо, только для майора улыбнулся Бурый. – Но технику надо беречь, товарищ майор.
– Есть беречь технику!
В тире постреляли из основного оружия, но в качестве презента принесли конфискат. Бурый лучше всего управился с LR-300, подчеркнув хорошую кучность стрельбы. От L-85 остались неприятные воспоминания: «Бестолковая какая!»
Решили подарить ему любое оружие из конфискованного, но генерал, памятуя о том, что в Зоне почти всё имеет аномальную природу, вежливо отказался.
Чем дольше инспектор сидел за столом, тем больше говорил о своем прошлом и тем меньше интересовался делами войсковой части. Морозов даже представил, будто генералу правда понравилась чистая и подстриженная лужайка, белые бордюры и свежий запах краски от каждой пристройки.
– У вас в батальоне спокойно, – заметил Бурый, туша сигарету в хрустальной пепельнице. На улице светло, в окно бил солнечный луч. Китель с орденской планкой висел на спинке стула, и яркие пуговицы от света становились ещё желтее. – Двухсотых мало, сталкерского отребья немного, прорывов почти нет.
– Верно, товарищ генерал, – соврал Морозов.
– Как после выброса живется?
– На этот раз всё спокойно, товарищ генерал. Стаи кабанов, слепых псов, тушканы всякие. Мелочь, снимаем автоматной очередью.
– Что, псы здесь правда слепые? – удивился Бурый.
– Так точно, – Морозов взял закуску, прожевал и громко проглотил, заметно двигая кадыком. – Последствия. Но они ничуть не слабее зрячих.
– Гораздо хуже на севере, ближе к границе, – продолжил генерал. – Там стоит отдельная танковая, так её после каждого выброса рвут на куски. Уже не знаем, что с ней делать, то ли ООН просить, то ли в НАТО жаловаться… Варшавского-то больше нет, понимаешь.
Морозов промолчал.
– Ещё годика три-четыре, и будем бетонной стеной заниматься, – сказал генерал, жуя лук-перо. – От Зоны только так нужно защищаться. Автоматические доты, минные поля. Вот выстроим эшелонированную оборону, тогда двухсотых будет по нулям, коррупционные схемы с артефактами поломаются. Ведь противник у нас кто? Не полководец же. Разбить стену не сможет. А ученые потом разберутся, как избавиться от мутантов, аномалий и артефактов.
Морозов снова промолчал. Ему становилось противно.
“Ну и осел, ей богу, – подумал майор. – Да что он понимает в здешних реалиях? Какая стена? Зона растет, пока стену построишь – экскаватор на обратном пути в аномалию угодит! А деньги откуда на мероприятие? – голова майора отвернулась от стола, чтобы взглядом не замечать генерала. – Это я должен разъезжать по Зоне с инспекциями. Я боевой офицер, а не паркетный звездонос. У меня боевой опыт, радиоактивную землю месил пузом, молокосов наивных за воротник тащил обратно под мамкину юбку…”
Через два часа, к позднему утру, когда у майора оставалось совсем немного сил, а у генерала, напротив, силы только возрастали от хорошего стола, в дверь постучался Вороненко. Командир батальона посмотрел на него насупившись:
– Чего тебе?
– Товарищ командир, машина готова, – радостный Богдан наблюдал, как у его начальника округлились глаза от удивления. – Экипаж ждёт приказа.
Морозов не верил подчиненному, но Богдан впервые за долгое время выглядел улыбающимся.
– Отставить. Товарищ генерал всё проинспектировал. Можешь идти.
– Погоди, сынок, – Бурый рукой осек Морозова. – О чем разговор?
– Инспекция периметра Зоны. Маршрут до блокпоста Дубовая-1. Боевая машина готова к выполнению поставленной задачи… – голос Богдана слабел под напором покрасневших от гнева глаз Морозова. Генерал же, охмелев донельзя, обрадовался внезапному вояжу.
– Хорошее дело! Готовьте машину, – всё более смелевший генерал, обратившийся к Морозову, решительно поднялся со стула. – Да ты не волнуйся, Морозов. Всё хорошо у тебя в части. Спасибо куму передай. Он у тебя мужик добрый.
Майор, понявший, что скоро взаправду уедет из богом проклятой земли, уже представил на секунду кабинет и соседствующих рядом полезных людей. А что дальше? Дружить, дергать за усы подчиненных, подписывать приказы? Ну мёд, а не сказка.
– Когда выступаем? – спросил он.
– Выступаем немедленно, – генерал стянул со стула китель, позвенев звездами. – Приказывай ребятам, пусть заводят машину.
– Товарищ генерал, позавчера прошел выброс, – испуганный майор представил, как танк по случайной оказии влетит в новорожденную аномалию, зажарив его будущее навсегда. – Эрхабэшники ещё не прошлись по маршруту. Возможно, появились новые аномалии на дороге, невесть что со зверьем. Дайте хотя б разведку провести.
– Отставить разговор. Мы и есть разведка. Приступаем к исполнению боевой задачи! – спина генерала уже показалась в дверях. Майору ничего не оставалось, как бежать за своим потенциальным будущим.
VI
Танк ехал ровно, вдоль тёмно-зелёного еловника, лязгая гусеницами на всю округу. Расставленный по маршруту караул, контрабасы, усиленные гранатометами, позевывал в кустах, пока машина проезжала мимо. Утренняя погода испортилась: шел моросящий дождь, тучи, как освинцованные, держали в оковах небо, дул ветерок, раскачивающий остатки кабелей на ЛЭП.
Морозов остался в расположении части, трясясь вместе с Шмелёвым. Последний, чтобы наверняка танк не подвел, перекрестил трижды экипаж Вороненко. В последний момент к Богдану прицепили нового наводчика по фамилии Бровко, который слишком часто поглядывал на орденосца.
– Где мы находимся? – спросил генерал.
В кабине стоял спертый воздух, душный от работы двигателя и паров спирта; газы попадали внутрь, изредка в глазах мерещилась золотая пыль, искрящая как римская свеча; Богдан опасался, как бы генерала не укачало в дороге, поэтому требовал от мехвода держать скорость на 20 километрах в час.
– Стещина пройдена, – ответил мехвод. – Ещё немного осталось, товарищ генерал.
– А где расхваленная живность? Тормози-ка.
– Товарищ генерал, это неразумная идея. Мы всё-таки Зоне, – опасливо запротестовал Богдан.
– Тормози, кому сказал.
Танк остановился у сосново-березового бора, прямо возле моста, под которым текла мелкая речушка. Лес шумел свежей, полной жизни листвой, но мрачное небо придавало ему угрожающий вид. Генерал высунулся из башни, поднес бинокль и сказал:
– Вижу каких-то тварей, идущих вдоль воды к границе. Развернуть башню.
Дуло орудия теперь смотрело на стадо каплевидных существ. Богдан узнал в них обыкновенную плоть, коих много в предбаннике Зоны.
– Это плоть, товарищ генерал.
– Что ещё за плоть?
– Мутировавшая свинья.
– Приказываю уничтожить противника, – инспектор шлепнул рукой по корпусу, когда не услышал подготовку. – Командир, ты там уснул, что ли? Ну, ахонь!
– Так точно, товарищ генерал, есть уничтожить противника, – Богдан резким кивком приказал наводчику: – Осколочно-фугасным по группе.
На зарядку орудия ушло семь секунд. После того, как Богдан скомандовал “Огонь!”, случилось невероятное: снаряд вылетел из орудия и мгновенно превратился в каплевидное состояние. Пролетя с километр, капля развалилась на части и поразила плотей так, словно их ударили жидкой металлической брызгой. Танк от выстрела резко дернуло назад с такой силой, что стволом можно было поцарапать небо.
– Что это было? – Миша обернулся к командиру, но тот смотрел на наводчика, онемевшего с открытым ртом. У юнца, только прибывшего в батальон, всё происходящее было диковинным.
– Хлопцы, что это было? – ошарашенный генерал спустился в башню. – Это что за снаряд такой?
– Это… Это экспериментальный образец для ведения боевых действий в Зоне, товарищ генерал, – Богдан попытался наобум придумать что-нибудь вразумительное.
– Интересная штука! – генерал щипнул себя за ус. – Ну-ка повторить.
Когда генерал снова высунулся из башни, наводчик, моложавый парнишка, окончивший учебку и не понимающий, что не так с танком и снарядами, со страхом спросил: “Товарищ командир, как бы не разорвало ствол от следующего выстрела”.
– Заряжай осколочно-фугасный.
Ещё семь секунд. Экипаж в страхе ожидал худшего.
Выстрел. В башне заискрило золотой пылью. “Черт побери, наглотались радиации? – Богдан пытался подавить в себе страх, но чувство слабости в коленях нарастало. – Надо было дозиметриста взять на борт. Если показания в норме, что же это?”
– Отличная работа, ребята! – генерал от азарта заблестели глаза. – Так держать. Чтоб этому зверью неповадно было.
От стада почти ничего не осталось. Горящие останки обуглились, конечности рефлекторно подергивались. Берег речушки, где находились плоти, словно остеклился от жара.
– И много вам поставляют таких снарядов? – спросил генерал. – Почему нам не сообщили о разработке? Странное дело. Высокая у вас тут секретность.
– Никак не знаю, товарищ генерал, – ответил Богдан.
Танк продолжил движение. Бурый периодически спрашивал «А это что? А это кто?», часто ему попадались обычные коряги и плешивые зайцы, но бывало, что взглядом выхватывал простенькие аномалии «трамплин» в поле и «жгучий пух» на ветках.
И всё было бы прекрасно, если бы ближе к Дубовой двигатель не зачудил. Генералу Бурому захотелось выйти наружу, по его словам, чтобы “почувствовать почву под ногами”. Богдан всячески отнекивался, но получил громкое и полное недовольства приказание, от которого не мог увернуться:
– Миша, что по аномальной активности?
Мехвод посмотрел на показания детектора аномалий.
– Вроде чисто.
– Так вроде или чисто?
– По меркам Зоны – очень чисто.
– Тормози.
Танк не послушался: траки застопорились, а двигатель продолжил работать на полных оборотах.
– Что вы там, уснули опять? – заорал в люк генерал.
– Никак нет, товарищ командир! Петров, тормози.
– Не получается.
– Что с движком?
– Да не понимаю я.
– Глуши.
Мехвод заглушил двигатель, но движение продолжилось несмотря ни на что. Гусеницы, пустившиеся в задний ход, рвали землю, удерживая танк на месте. Генерал, похоже капризничая, спрыгнул с медленно идущей машины, прихватив с собой АКСУ и взялся изучать окружение. Осмотревшись, он подошел к старому дубу, повесил Калашников на плечо и замер в удовольствии.
– Миша, ну епвашу ж, останови машину! – закричал командир.
– Ну не получается! – чуть не заплакал Миша. Вороненко показалось, что его подчиненный впервые за жизнь всерьез чему-то испугался.
Стоило Бурому закончить облегчение, как танк, отказываясь любым командам, двинулся вперёд, в сторону Дубовой-1. Инспектирующий аномальные деревья, обомлев от увиденного, махнул выскочившему из люка Вороненко:
– Эй! Хлопцы, что творите? А ну, остановись!
– Товарищ генерал, машина взбесилась! – сквозь рёв двигателя прокричал Богдан. Клубы сизого выхлопного дыма становились всё крепче.
– Стоять! – генерал вмиг протрезвел – либо от страха остаться наедине в Зоне, либо от гнева быть брошенным экипажем танка. Он бежал резво, минуя свежие лужи в суглинке, обходя крупные ветки на пути; в какой-то момент показалось, что ещё чуть-чуть и взберётся на рычащую машину, но поскользнулась подошва от глины. Лицом упав в лужу, генерал взревел как медведь от элекропогонялки.
– Ой мама, мы пропали, – обомлевший Вороненко положил руку на шлемофон.
VII
Караульный Митька простоял третий час под кустом. Его изрядно покусал одиночный тушкан, вылезающий из погреба-тайника. Сапог был весь порезан от резцов мутанта.
Митьке было не столько жаль себя, ибо завхоз устроит ему взбучку за порчу имущества, сколько жалко тушкана, который и съесть его не может, и с голоду дуреет.
– Иди сюда, глупая ты тварь, – солдат кинул здоровенную галету тушкану. Существо пискнуло и в один присест слопало гостинец. По-видимому, сигнал был верно понят – тушкан присел на лапки и немо уставился абсолютно черными глазами на человека, подергивая правым ушком.
Так они и просидели ещё минут десять, а может и двадцать, играя в гляделки, и Митька радовался, что он больше не один в кустах ждёт генерала на танке. Но вскоре тушкан засуетился и сбежал обратно в погреб. Издалека послышался рык мотора.
– О, вот и наши гости, – приготовился Митька, как вдруг увидел выезжающей из-за угла танк. Машина выкатилась из-за еловника, медленно и верно катясь по проселочной дороге, сделанной многоразовыми проверками пограничников. Но потом Митька заметил, как командир орет что-то в люк башни, а за танком бежит… да-да, бежит генерал!
Весь в грязи, в глине, измазавшийся и потерявший фуражку, бегущий на крыльях благого мата человек махал рукой и делал одиночные выстрелы в воздух. Танк бухнулся в лужу, что притормозило его движение, чем воспользовался генерал: залезая на броню, он дал танкисту столь звонкую оплеуху, что даже Митьку стало больно.
– Кубок, я Виктор-6. Вижу танк и генерала, та только тут нелад какой-то…
VIII
– Что ты творишь, командир? – измазанное глиной лицо Бурого плевалось соплями и слюной. – Совсем учудил?
