Глеб Ковзик
Щерба
– Машина сошла с ума, товарищ генерал!
– Да что у вас с восьмидесяткой? Опять свалишь на секретку?
Танк вырвался из заключений лужи, мехвод повернул вправо, чтобы остановиться.
– Либо в баке топливо закончится, либо так прыгать, Богдан! – поседевший на пару волос Миша взглянул на дозиметр и детектор. В кабине всё ярче искрило золотой пыльцой. – Показатели норма, можно спрыгнуть с борта.
Генерал просунулся обратно в башню, взял пятерней за воротник.
– Хлопцы, под трибунал пойдете за анекдот…
– Да пошел ты со своим трибуналом! У меня танк рехнулся, очнись наконец! Это Зона!
Башня тоже решила ожить, принялась поворачиваться против движения корпуса. Минутная кавалькада прервалась громким ударом в борт, и в ушах послышался тонкий звон.
IX
– Да ты що, совсем с ума выжил? – Митька кричал в рацию. – В генерала стрелять, та меня немедленно на гиляке наш майор повесит.
– Это приказ командира, идиот! Бей под юбку, прямо в катки, чтобы движение остановилось. И сразу вытаскивай их из машины.
– Я не буду стрелять в генерала!
– Тупой осел, это Морозов с тобой сейчас говорит. Живо исполняй приказ, не то шкуру с тебя сдеру.
Митька, не верящий, что он сейчас сделает, снял гранатомет с плеча, зарядил снаряд и выстрелил.
X
Недолго думая, Богдан приказал покинуть машину. Генерала пихнули обратно на землю, затем вылез наводчик, который, кажется, скоро планировал отдать богу душу, за ним выскочил контуженный и седой Динь-Дон, приговаривавший “Всё будет хорошо, машина скоро встанет!”. Последним спрыгнул сам Богдан.
К ним из кустов подбежал контрактник, козырнул генералу и молча предложил ему платок. Генерал вырвал у него из рук, протер лицо и сказал:
– Ну, хлопцы, здесь похлеще Афгана. Какие у вас номера тут приключаются.
Вороненко жадно пил с фляги. Лист с рапортом он скомкал и бросил в грязь. Наводчик Бровко, забыв про конспирацию, докладывал кому-то в свою рацию. А Миша, с побелевшим ежиком на голове, удивленно восклицал про движущийся вокруг оси танк.
Через забор напрямик, не глядя на аномалии выехала зелёная “Нива”, мигая фарами: “Я тут! Я спешу на помощь!”. Морозов на ходу спрыгнул, подбежал к Бурому.
– Товарищ генерал, что случилось? – взгляд прыгал то на инспектора, то на экипаж, то на танк, который почему-то продолжал движение вкруговую.
Генерал лишь усмехнулся.
XI
Патруль из трёх контрактников медленно прочесывал район возле блокпоста Дубовая-1. Стояла осень, мокрый лес влажно дышал, делая форму и без того липкой. Обход был спокойным, так как с последнего выброса прошло две недели, идеальное время стабильности в Зоне.
Послышался знакомый рев мотора.
– Так это он? – спросил первый из тройки. Митька, остановившись и сбросив разгрузку, размял плечи от бронника.
– Ага. Ты представляешь, с полгода назад генерала катали на танке, а тот решил зажить своей жизнью. Та это ещё не всё, я в самого генерала стрелял. Из гранатомета!
– Брешишь, – заявил второй с сигаретой во рту. Небрежно тыча в телефон, он искал иконку камеры для запечатления момента.
– Не каждый день такое увидишь, – заявил первый. Он толкнул обоих к себе. – Ладно, делаем снимок и обратно, не то наш майор опять разорётся. А ну-ка все чи-и-из!
Позади них, углубившись до уровня башни, делал очередной круг аномальный танк.
Не фортануло
Вовку Кабанчика, сподручного главаря банды Бубнового, ответственного за стрелки с пацанами и сталкерами, братана с прежде чистейшим авторитетом среди братвы и имевшего серьезную перспективу выйти в законники, “поймали” с поличным. И не на каком-то пустяке, а на краже из общака. Почти невероятный случай из бандитской жизни Зоны, без того тяжелой от скудной за последние месяцы добычи.
Из общака красть – всё равно что крест с груди батюшки сорвать, а потому шум подняли неимоверный. Даже с Дикой Территории бандиты писали на КПК: “Че творится на Кордоне, дайте знать? Султану хоть дали раскладку?”
Шутка ли это была, или же дурость Вовки, никто понять не мог. Всё обвинение держалось на заявлении Бубнового и Гренки, числившегося бригадиром с мутной репутацией. Хотя, казалось бы, какая же ещё может быть репутация у бандита? Суть, однако, в том, что Гренка случайно заметил припрятанный в матрасе Вовки артефакт, который считался самым дорогим в общаке; появление у братана такой редкой вещицы вызвало закономерное подозрение, поход в подвал, обнаружение пропажи, ну а дальше рассказано Бубновому. Главарю перечить никто не желал, поэтому версия Гренки была со скрипом принята.
Братва потребовала решить судьбу в самое ближайшее время. Как раз подступала дата выброса, и некоторым показалась забавной идея показательной отправки на улицу, под алый гром, чтобы провинившийся сандальнулся в страшных муках. Сам Кабанчик утверждал, что ничего красть из общака не собирался, что всегда следовал кодексу, хотя и объяснить, откуда у него в схроне нашлись Мамины бусы, так и не смог. Выводы напрашивались сами.
В Тёмную Долину отправили маляву от лица Генки Бубнового и всего честного народа на Кордоне: “Привет всем бродягам из ТД. Ставлю Вас в курс дела. Мой верный братан Вовка то ли распрягся и шестерку свою заставил сбарыжить из общака, то ли беспредельничать захотел. Вовку просто так крысой назвать незя, не из отмычек, всегда на виду был, эхе. Пошукать бы кого-нибудь из авторитетов, с хорошей репутацией, шоб чики-пуки… Братва волнуется, думает, что дело шито, хочет раскачать ситуацию на сходке. А знаешь, кандехай к нам, вдруг Вовчик попробует рвануть на болота? Султану маляву послали, он шастает на Агропроме, ширеньхается с местной сталкерней…”
Боров, недолго подумав, ответил: “Приветствую Вас, братья, мир и благополучия нашему обществу, с пожеланиями Добра и крепкой Удачи от Зоны-мачехи…». Он посчитал, что судить Кабанчика на Зоне и правда могут только законники. Более того, ему показалось странным, как развивались события в кодле Бубнового. Слухами Зона полнится. Так или иначе, Боров, всегда тонко чувствовавший настроения пацанов, решил проведать братву на Кордоне. Со старой фабрики из Тёмной Долины отправилась процессия с самим тузом.
– Ты, Вовка, не кипишуй особо, я за тебя словечко брошу, – успокаивал Бубновый давнего подельника. – Сегодня пошуршим, а завтра всё решится.
– Та чую я, что мне ремешок-то накинут, – Кабанчик со сбитым лицом сидел в отдельной комнатке, ставшей временным изолятором. Кирпичная стена, исцарапанный стол, табуретка, бутылка водки. Всё. Кто-то из бродяг намекнул, что Бубновый слишком уж смилостивился и подарил Кабанчику шанс порезаться и не быть судимым.
Но Вовчик, однако, ни разу не попробовал покуситься на собственную жизнь. Бутылка стояла сухой и грелась от солнечного мая. Ему и бритву тайком передали, так он голову себе обрил.
– Ну, будь шо будет, – крепко вздохнул Кабанчик.
– А ты не кипишуй особо. Всё пройдет чики-пуки, вот увидишь. На сходке всё решится, – уверенно заявил Бубновый.
Михай, по несчастью стороживший обвиняемого, сказал как-то за обедом:
– Чет наш Кабанчик не мандражует совсем. Вроде бы судьбу скоро распишут пером, или в аномалию отправят прогуляться, а ему хоть бы хны.
– А то он должен в мандраже сидеть, – жирный Гренка проглотил разом сосиску. Его третий подбородок затрепыхался как желе. – Ты че распустился? Он бригадир, ему по статусу положено не поднимать кипиш.
Михай от услышанного совсем скис: тонкое лицо скукожилось донельзя, сгорбился над столом. Братва за спиной называла его вертухаем, что страшно оскорбляло и приносило чувство несправедливости. “Ну хоть бы ты сдох, Кабанчик!”, со злости Михай отбросил от себя тарелку с разогретой тушенкой.
Заметив настрой собеседника, Гренка с большим напряжением вылез из стола. Его любимой привычкой перед ходкой в Зону было покурить три сигареты за раз, пусть через слёзы и досадный кашель. Пыхтя над третьей, толстяк поинтересовался, как долго будет длиться жмурная погода и стоит ли ему прихватить с собой плащ.
– Плащик всё-таки возьму, а то на дело мокрым вернусь. Чего? Да мне только туза встретить на дальнем блокпосте. Сюда вернусь к ночи. Ну, бывай.
Михай вышел на улицу. Крапал дождь, цветы спрятались, небо не радовало – всё в серо-свинцовом одеяле. Что вышел из тюремной камеры, что не вышел, погода на Зоне мало чем отличалась от бетонной конуры. КПК запиликал мелодией: “Погиб сталкер Лёня Кривой, возле АТП, стая слепых псов”
– Вась! Вася, оглохля! – прокричал Бубновый из своего кабинета на втором этаже. – Стой на шухере, скоро кодла придет. И постреливай псину, а то совсем уже охренела, мочой воняет на весь двор.
Вася, единственный из кодлы, носивший крепкий сталкерский комбинезон, взял из погреба АКСУ.
– Ты бы “ксюху” проверил, – по-доброму заметил Михай, указав горящей сигаретой в автомат. Он проводил взглядом идущего на дозор. – Она в последнее время плюется, как бы не заклинило нах.
– Спасибо, товарищ вертухай! – азартно козырнул Вася. – Если я не посплю, кто же будет пахать? Берегите мой сон, вертухаи…
“Вот падла, – подумал про себя Михай. Дождь усиливался. Капюшон уже промок, а с кожаной куртки текли крупные капли – вниз, в кроссовки, напрасно их только намачивая. – Ну чтоб тебе дождь всё до аппарата намочил!”
Кабанчик лежал в углу, когда Михай пришел его проведать. Коренастый, чрезвычайно крепкий в теле, от чего вызывал неподдельный страх на стрелке, бритоголовый и цепью на шее, он хмурился и чесал покрытые коростой костяшки на кулаке.
– Надо чего? – спросил Михай у заключенного.
– Сушняк. Воды дай.
Напившись, Кабанчик спросил, где сейчас Боров.
– Да через часик будет. Ты покемарь. Амба у тебя, всё. Боров решать будет строго. Надо радоваться, что не Султан колеса катит. У Султана всё построже.
– Я не грабил братву, мое честное воровское слово, – Кабанчик опустил глаза в бетонный пол и замолкнул.
Михай хмыкнул. Он свечку не держал и лично не видел, как бывший сподручный Бубнового, устроитель наездов на сталкерскую шелупонь, расписывавший борзоту на Свалке, вдруг пожелал стать обыкновеннейшим шнырем. Дело, впрочем, всё равно не его, тут авторитеты будут решать. Михаю только вертухайничать поручили, с горькой досадой заметил он. Есть во всём этом несправедливость. Михаю бы в бригадиры вместо Кабанчика. Расти надо. Хороший шанс попался.
– Идут! – крикнул Вася со двора.
– Ну вот и всё, Кабанчик. Ты помолись, что ли. Человеком был ты хорошим, правильным, попробуй сломать проблему, – посоветовал Вася.
– Кишку не бей своими причитаниями, – заключенный подошел к двери. – Иди к Бубновому, скажи, что побазланить нужно.
Михай, секунду посидев на корточках, решил не быковать. В его глазах Кабанчик всё равно труп. Какая разница? Сейчас авторитеты раскачают, сходку закроют, кому-то придется замочить леопарда в лесу, возле упавшего с рельс тепловоза. Возможно, этим человеком будет сам Михай. Что ж, тоже хорошо, рядом «медузы» и «выверты» прыгают, как солнечные зайчики, можно подсобирать на будущие лаве.
С этими мыслями он потопал к Бубновому, а потом спустился на первый этаж, рухнул на кривой диван и заснул после утреннего дежурства.
Через двор, под сильным дождем и наблюдением десяток глаз из барака, в сторону дома главаря неспешно двигалась процессия из пятерых. У ворот остался ждать Михай, всё выискивая в кустах слепых псов. Вдали пробежали кабаны, с рыком отгоняя от себя собачью свору. Будучи тупыми от рождения, клыкастые на полной скорости влетали в «трамплин», получали по бокам мощный гравитационный удар и падали навзничь – со сломанными ребрами и конечностями.
В дом зашли трое, а четвертый, самый грузный и в плаще, видимо сам Боров, остался ждать снаружи, вместе с личным охранником что-то обсуждая и куря.
Бубновый, раздевшийся до свитера, дабы показать гостеприимство и безопасность перед авторитетом, зашел в комнату Кабанчика:
– Ты готов?
– Конечно.
– Тогда передай привет от меня Боровому, – с этими словами Бубновый хлопнул кореша по плечу. – Ну, замантуль дельце как следует.
Кабанчик выдернул из кобуры Бубнового пистолет. Черное дуло Макарова посмотрело на грязное, покрытое прыщами и плохо выбритое лицо авторитета; ловким и молниеносным ударом рукояткой Кабанчик повалил его на пол.
Перво-наперво он прошел по коридору в кабинет Бубнового, извлек из письменного стола LR-300 и четыре обоймы к ней. Авторитетам положено иметь хороший ствол и не менее хорошие маслины, так что в обойме Кабанчик ожидаемо увидел патроны 5,56 АР. Навинчивая на дуло глушитель, бандит аккуратно вышел наружу, спустился по лестнице и одиночными выстрелами уложил троицу из процессии. Никто из братвы не понял, что случилось, сколь внезапно было нападение, да и оружие к тому же сдали в тумбочку при входе.
– Эй, ты чего? – проснувшийся от шума, Михай не сразу верно среагировал, за что поплатился жизнью. – Как так? Погоди-погоди!
Наконец, пули были аккуратно уложены в спины Борова и его охранника.
Никто даже пискнуть не сумел. Прекрасная работа. Под шум дождя смыло все возможные опасения. В бараке к тому же кодла балдела благодаря вовремя переданному щедрому подгону от Бубнового.
Кабанчик вылез наружу, перевернул толстое тело и удивленно ахнул:
– Елы-палы! Вот это запарка. Аллё гараж, это что за жмурик тут у нас.
Даже с крепко задернутым капюшоном легко узнавались черты лица Гренки. Капли с козырька падали на широкий лоб, сильно раскрытые глаза, стекали в рот, сохранивший напряжение – всё выдавало в Гренке смешанные чувства ужаса, удивления, поражения от случившегося. Телосложение сыграло с ним злую шутку. Бывает ведь, что в Зоне могут спутать с известным тузом!
Вася предупредил группу Борова, с каких сторон простреливается двор. Решили штурмовать двойками – со стороны дороги, из леса и напролом. Потянули жребий, неудачникам было приказано готовиться стать живой мишенью для Кабанчика.
К кодле Бубнового, размашисто развлекавшейся в бараке, решено отправить Васю с Фраером. Васю послушают, но не так охотно, как правую руку Борова, крепко держащую при себе винтовку с подстволом. В конце концов, подыхать от немилости главаря банды из Тёмной Долины было намного страшнее, чем проявить нелояльность к Бубновому.
Сам Боров выжидал окончания, банковал с майором Кузнецовым у развалин моста, одновременно уточняя ситуацию на фабрике. Мутные из кодлы Борова, по-видимому, откуда-то прознали, что афера Бубнового с театрально поставленной мокрухой не сработала, да и КПК главаря исправно работал, поэтому никто не стал лязгать челюстью. На всякий случай. Очевидно, что они будут встречать Борова-авторитета самыми первыми, клясться в верности понятиям и так далее. Всё это Борову было ясно, обиды нет, быть обиженным нельзя, звезды на плечах не позволяют.
“Потом припру к стенке, сук неверных”, с этой мыслью главарь бандитов из Тёмной Долины принялся и дальше у костра мочить коры с продажным зольдером. К ночи на КПК пришло сообщение: “Босс, один жмурик из наших, одному маслина ногу раздробила, тупо фарш с костями, аж блевать потянуло. Обкололи новокаином, но чую, завтра ожмуреет. Бубнового связали, а Кабанчика мы сами на перо посадили, уж больно дерганым был”
Вот и ладушки, подумал Боров.
Бубнового пытали сутки. В отличие от своего сподручного, яростно сопротивлявшегося и погибшего в перестрелке, главарь встретил свою участь спокойно и без лишней драмы, чем удовлетворил и одновременно оскорбил многих. Братва от него, когда узнала обо всём, молниеносно отреклась, протрезвела, раскидала сообщения по сети, что-де какие нынче жизненные повороты случаются в их общем воровском доме.
– Ты, фраер, что-то явно попутал, и у меня от вашего театра остались малясь непонятки, – Боров палкой ткнул в «медузу», которую запихнули в штаны Бубновому. – То, что Хмурый, твой давний кореш из «сотки», на фабрике воду мутил и жучил на меня, известный факт. Чего ради? Доля на Кордоне скудная? Так и в Долине глухо, в общаке артефактов и стволов – хрен да маленько. Тебе не западло было устраивать развод? К чему беспредел?
Пленник молчал. Для большей издевки у его ног положили дозиметр, быстро и бесперебойно щелкающий. Стояла глухая ночь. Протяжно выл слепой пёс – тяжело выл, с горечью, и могло показаться, что это воет душа Бубнового.
– Молчишь? А мне всё ясно и так. Попытался разыграть комедию со своим лосем Кабанчиком, который у тебя в вышибалах и киллерах игрался. Думаешь, в твою травлю кто-то всерьез поверил? Так я с самого начала догадывался, что ты беспределить собрался. Я твоего Гренку побил по батареям, он сразу тебя выдал, даже в красках план описал: как ты подставляешь Кабанчика, как пишешь мне маляву, как сходку организуешь, и про то, что никакой малявы Султану ты не писал, и как якобы планировал встретить у себя на Кордоне, войду я в дом, а мне маслины в лицо от вырвавшегося. Неплохо, беспредел что надо. За этот рассказ подарил Гренке шанс, так твой лось его и грохнул по ошибке. Не судьба топтать Зону… Хотел, значит, ты с Хмурым подняться на высоту, быстро решить дельце и общаком завладеть, а вот и шиш тебе радиоактивный, – Боров показал ему свой волосатый кулак с расплывшимися от времени синюшными татуировками. – Одно только хреново. Пацанов ты положил правильных. Михая, двух моих, Кабанчика, рыся опытного, потеряли, авторитет ему ты намочил. И как он вообще согласился на такое? Валяется теперь в углу, ну и участь! Ему на Дикую Территорию сталкеров на счетчик ставить: там нетронутые поля «электр» и «жарок» – бери артефакты сколько влезет, хоть на пальцы надевай. Ну а кто теперь будет Кордон держать? Вояки борзеют, лезут во все дела, уже на Агропроме вальсируют, а ты беспредел устраиваешь. С лохов надо было стричь артефакты и бабло, дурья ты башка, – с озлоблением палка больно ударила по «медузе», из-за чего сквозь штанину промелькнула вспышка.
Пленника сильно потянуло на рвоту. Тошнота усиливалась в такт импульса «медузы», неугомонного артефакта, столь же радиоактивного, как какой-нибудь грузовик со времен первого Чернобыля.
– Ещё часок-другой пусть цветет тут, а потом в колодец, к утреннему полднику, – приказал Боров Васе. Парнишка оказался очень смышленым: узнав в фигуре с плащом Гренку, а позади него Фраера, он быстро понял, какую сторону нужно занять, нашел нужный контакт и отправил маляву от себя. Теперь всё исполняет с поддакивающим кивком, явно переигрывая.
Уже перед выходом, когда Боров одной ногой стоял в коридоре, Бубновый поднял голову и сказал:
– Не фортануло.
– Ах вот как, не фортануло? – осклабившись, Боров с яростью хлопнул дверью. В ту же секунду Бубнового вырвало.
Вася посмотрел на бывшего главаря, не то сочувственно, не то с презрением. На Большой земле та же канитель, подумал он, такие же разборки, только в Зоне все черты характера и слабости натуры проявляются многократно быстрее. Так что не распускаться надо, а радоваться. Ведь Бубновый мог всех подставить под свой беспредел, а получилось всё наилучшим образом, повезло как Васе! Теперь и место вакантно, и бригадиры новые понадобятся, глядишь, после зимы перекочевать в более сытные места удастся, куда-нибудь за Агропром, а может, и на Дикую Территорию.
Утренний воздух искрил от напряжения. Люди, чувствительные к болезни местной природы, начинали испытывать странные ощущения – у кого под ложечкой засосет, кому в спину спицей ткнут или волосы дыбом по всему телу. Выброс всегда удерживал последние пять минут в особом состоянии.
Двое вытащили Бубнового – с лицом буро-малинового цвета, с «ядерным» загаром на руках и ногах, всего в рвотных массах и с кровопотеками, едва ковыляющего – на улицу, под молчаливый взор бандитов поднесли к колодцу. Кто-то сочувствовал, кто-то злорадствовал, кто-то искренне боялся, но никто не сводил глаз с бывшего главаря.
Бубновый рухнул в сухой колодец, и даже звука не подал. Тут же случилась дрожь земли, а потом из центра Зоны прилетел толчок. Гравитационная волна оповестила, что начинается Выброс. Бандиты, сбросившие Бубнового на дно, мигом исчезли и даже из жалости не закрыли крышкой колодец, тем самым подарив бывшему боссу самую страшную смерть из всех возможных. Бубновый из последних сил поднял голову, чтобы увидеть Ад.
«Не фортануло», усмехнулся полумертвец.
Небо заволокло алым. Сверкало белой молнией.
Магический час
Сегодня ты осветил очи наши, Монолит. Я пишу это письмо как верный слуга, внимающий каждое слово. Ты – наше будущее, величие, которое мы бдительно охраняем от посягательств неверных.
Сегодня ты вновь убедил, что наша вера искупляющая. Наши братья утром услышали рёв в небе. Мы подумали: началось Преобразование, исполнение планов твоих! Магический час, о котором я так упорно говорю своим братьям, час расплаты неверных перед ликом Монолита, час всепобеждающего марша по ещё несвободным от ереси земли.
Как горьки были наши слёзы, когда узнали правду. Неверные! Их нечестивые помыслы смердят отравленным дымом. Они покусились на самое сокровенное. На тебя! Вознамерились использовать нашу уязвимость в воздухе. Мы вовремя раскусили планы нечестивцев.
Сегодня ты указал нам в небо. Я верю – это великий знак. В бой, сказал я нашим братьям. Каждый передал твою волю остальным. В хоре и в едином шагу мы ответим отвергнувшим единение с Монолитом.
Сегодня ты напомнил нам, что смерть необходима. Нечестивцы хотят осквернить Зону, грязными руками посягают на дар, присланный нам из космоса. На тебя! Эти неразумные животные не понимают всех планов будущего. Я не вынесу боли мук, если у них получится навредить великой Миссии. Приложу все силы, чтобы враги сгорели в адском пламени!
Наш брат извлек из тайника, как было велено, оружие против нечестивцев. Они пришли к нам с грохотом в небес, и мы ответили им тем же. Стрела против грифа взлетела со свистом, отправилась ввысь, распустив хвост белым дымом.
Я видел, как стрела поразила грифа. Как кричали мы. Монолит! Свет силы поразил нас в этот день. Моя вера укрепилась ещё сильнее. Бойтесь нас, неверные…
Самолет Су-24МР, вылетев ранним утром из Барановичей, готовился для разведывательной миссии, утвержденной на самих “верхах” Международных Миротворческих Сил.
То было первое в истории Чернобыля мероприятие, поскольку с 2006 года командование старательно избегало применять авиацию в Зоне, кроме фронтовой – в виде вертолетов, барражирующих вдоль границ запрещенного периметра. Все предыдущие годы самолеты неизбежно попадали в участок воздействия аномалий, взрывались, разрывались на части, рассыпались… Для самолета сделали особенное изделие – излучатель Кузнецова-Карпухина – последняя разработка совместного НИИ трёх республик, более всего пострадавших от второй катастрофы.
Предполагалось, что машина войдет на глубину территории, сквозь самые тяжелые и пораженные сектора севера, сделает аэрофоторазведку, определит расположение бандитских вооруженных формирований на маршруте “Медин Лес – Припять – Чернобыль – Городище”, затем совершит разворот и проведет радиационную разведку над Чернобыльской АЭС. Задача выглядит простой, но в Зоне всё простое проверяется трижды на прочность клыками, радиацией и кислотой из аномалии. Чтобы не оплошать, инженеры из НИИ, вопреки инструкции, под строгим словом воздействия товарищей в погонах настроили работу излучателя Кузнецова-Карпухина “за пределы заводских показателей”.
Экипаж имел большой послужной список, сомнений в лояльности, а уж тем более профессиональной пригодности не имел. Летчик Столяр, в звании майора, ждал перевода в часть передового реагирования, а штурман Громов, известный небольшим балагурством на гражданке, планировал в скором времени уйти со службы, поэтому старательно берёг репутацию ради военной пенсии.
Командование ММС надеялось, что взятие под контроль северных частей ЧЗО установит должный уровень безопасности для всего региона. Проблемы накапливались, нагрузка на военнослужащих, охраняющих периметр Зоны, возрастала. Чрезмерная активность иностранных наемников уже привела к серьезным потерям среди миротворцев. Из Брюсселя звонили каждый день, особенно генерал Пирс, который категорически не понимал, по какой причине так много убитых и раненых.
Люди хотели перемен. Для этого они прибегли в очередной раз к своим любимому кредо: “Надзирай и властвуй”. Ученые, находясь в руках военных, боролись с симптомами, а не с болезнью.
– Тебе страшно? – динамик хорошо передал волнующийся голос летчика.
– Ну немного, – ответил штурман. – Я в первый раз буду пролетать над Зоной. А ты?
– М-да. Пару раз летал на “крокодиле”, учился визуальному обнаружению аномалий. Знаешь, Вова, над Афганом не было так страшно, как здесь. Летишь себе, бах, душманы обстреляли. Ты знаешь, что твоя смерть внизу, где-то в камнях прячется. А тут? Я эту Зону вообще не понимаю…
Самолёт вышел на заданную траекторию.
– Бери высоту 300.
– Есть.
– У меня, кстати, один знакомый служит в Чернобыле. Такие истории рассказывает – кровь от мозгов отливает.
– Прям как сейчас в полёте, что ли?
– Ну типа того…
– А про что рассказывает-то?
Летчик шумно выдохнул. Сквозь фонарь самолета он смотрел на землю, где не было ни пашен, ни ровных квадратных полей с колосящейся пшеницей, ни активности в виде машин и тракторов. Чем ближе к Зоне, тем меньше мирной жизни, тем больше “блокпостов спецреагирования” и “спецрежимных объектов”.
– Да много чего, – летчик одновременно проверял показания на приборах. – Про чудовищ, которые кровь сосут, про бандитское зверье, про иностранных наемников, про аномалии и артефакты.
– Так что, надеемся на Бога? Обойдет стороной, думаешь? – штурман нервничал всё сильнее. – Полёт вроде рядовой, ну почти…
– Вова, надеемся на нашу птичку. Ничего не случится, если сделаем ровно. Включай генератор помех.
– Есть.
Самолет шел на низкой высоте, когда штурман включил экспериментальную систему подавления аномальных полей. Внутри округлого контейнера, напоминающего подвесной топливный бак, находился излучатель. Теперь, согласно теории ученых, аномалии не будут замечать локальную сферу до 50 метров. На это устройство возлагали большие надежды. При соблюдении нагрузок на организм, впервые открывалась возможность проникновения в Зону без опасения поцеловаться лбом с аномалией.
Летчик снизился до 200. Заход в Зону шел через территорию Беларуси. Строго в определенное расписание войска ПВО Беларуси получили приказ прекратить наблюдение и охрану участка госграницы. Стихли радары, антенны онемели, дивизион С-300 уснул в ожидании. Самолет летел в идеальных условиях, чтобы не исказилась работа экспериментального излучателя.
– Снижаемся до 100. Приготовиться провести фотосъемку.
– Есть. Через 3 минуты пересечем границу Зоны.
Этот гриф, стальная птица… грязная машина нечестивцев. Они что-то хотели сделать с нами. Твой голос предупредил нас. Спасибо, что обратился к нашим душам – мы успели подготовиться к нашествию нечестивых.
Я передал решение своим братьям, обозначив на карте места усиления трансляции воли Монолита. Братья построили алтари, но вернулись на базу не все; у выживших тяжелые радиационные ожоги и рваные раны, полученные в схватке с детьми Зоны. На всё воля Монолита! Жертвы искупятся, уверен.
Когда гриф зашел в наш Эдем, воля Монолита транслировалась с невиданной ранее мощью. У рабов не было ни единого шанса.
Мы подчиним весь нечестивый мир нашей вере! Никто не будет свободным от могущества Монолита!
Летчики на боевом задании всегда сталкиваются с повышенными перегрузками. Их специально тренируют быть готовым к этому. В обычной боевой ситуации главный враг самолета – человек. Он сидит в зенитке, наблюдает за тобой при помощи радара, управляет истребителем в воздухе, запускает молниеносную ракету ввысь, навстречу тебе. Но он – человек, и его военная хитрость рано или поздно будет раскрыта противником.
Чего не сказать про Зону, бесконечно коварную и бесчеловечную. В её поведении зримо пренебрежение естественными законами, на которых строится вся цивилизация. Физические закономерности искажаются или вовсе игнорируются. Предметы, обладающие чудесными свойствами, дарующие невероятные силы. Существа, способные на такие действия, о которых никто никогда не знал за всю историю биологической эволюции Земли.
На все человеческие ухищрения Зона отвечает одним и тем же вердиктом – смертью.
Смерть, смерть, смерть. И человек, пытающийся укрыться за очередной диковинкой – завесой подавляющего излучения, чтобы его летающая машина стала слепым пятном для аномалий, чтобы электра не ударила мощным разрядом и не сожгла оборудование, чтобы карусель не втянула в турбулентный поток сверхвысокой мощности, лишь лелеет надежду, что “всё учтено”. И дополнительные нагрузки на организм, вызванные излучением, неизбежно провоцируют ослабление в чем-то другом.
Является ли Зона оскорблением мира?
Су-24 пролетел над драконовыми зубами и пулеметными вышками. Дальше – черный лес.
– Мы в Зоне, командир, – штурман принялся за фотосъемку.
– Ноль один, это Прилив. Уточните район нахождения, – из командного пункта передали информацию, что в Зоне стабильная ясная погода.
– Ноль один – Приливу. Вошли в Медин лес, движемся к Новошепеличам.
– Принято. Доложите обстановку.
– Нулевая активность. Аномальные поля на машину не воздействуют.
– Принято. Продолжайте.
Лётчик Столяр радостно заговорил: “Ну, вот видишь! Хорошее начало” Но штурман не радовался – он сильно наклонил голову и что-то пробовал сделать со шлемом. В глазах у него ощутимо рябило. Столяр поначалу смолчал, но потом, когда стало ясно, что у товарища проблема, он спросил:
– Лёва, а что там с тобой? – летчик стукнул пальцем по фонарю, чтобы привлечь внимание. – Лёва, ответь мне.
– Серега, в глаза сильно давит.
– У меня тоже, – Столяру и правда казалось, что самочувствие поменялось. – Может быть, это их блядский аппарат на нас воздействует?
– Не знаю, – вяло ответил штурман. Ему стало душно.
– Давай-ка разворачиваться, – летчик вызвал командный пункт. – Я Ноль один. Штурману плохо, прошу вернуться на аэродром.
– Ноль один, что случилось?
– Прилив, повторяю, штурману плохо. Зрительное восприятие нарушено, – в этот момент у летчика пожелтело в глазах. – Прилив, наблюдаю зрительное искажение.
– Понял, Ноль один, можете продолжить задание?
“Вы, бараны безмозглые, экипаж хотите угробить”, – разгорячился летчик.
– Серега, мы под Новошепеловичами. Припять уже видна.
– Лёва, что по радиации? Нас переоблучило?
– Да нет, всё по нулям, – штурман зашмыгал носом. – Серег, у меня нос закапал. Ах черт.
– Разворачиваемся, – приказал лётчик.
Су-24 ещё не успел совершить поворот, как замигала индикация ракетной тревоги.
Зона не любит человека. Своеобразная экологическая вендетта за все преступления перед природой. Цивилизация, узаконившая получение блага через эксплуатацию всего живого и неживого, впервые сотряслась от удара, к которому оказалась не готова. Магический час курантов Иерихона остановился.
