Глеб Леонидович Кащеев
Живые отражения: Цветные осколки
Глава 1
Этот день не задался с самого утра, когда я открыла глаза и недоуменно уставилась на подозрительно яркое и высокое солнце за окном. Минуты две пыталась понять, что же за смутная тревога бьется в сердце, пока не взяла телефон в руку. Он не среагировал на включение, хотя шнур зарядки торчал из его задницы как мышиный хвостик. Потянула за него и противоположный конец легко выскочил из-за подушки мне в ладошку. Будильник в смартфоне не сработал, потому что ночью зарядник вывалился из розетки, или я вообще забыла его воткнуть.
Чувство долга и совесть подстегнули меня так, что, я воскликнула: «Ах ты ж…», – вскочила с кровати и заметалась по квартире, пытаясь понять, как еще можно выяснить время. Других часов у меня не водилось. Я до сих пор жила среди голых окрашенных стен: все недосуг было заниматься украшательством. Матрас лежал прямо на полу. Кроме него в единственной комнате имелся только встроенный шкаф для вещей, да нелепый горшок с вялыми хризантемами на окошке – недавний подарок… кого-то. Я не могла вспомнить кого именно.
Спешно натягивая брюки, я на одной ноге прискакала на кухню. Там на микроволновке все время раздражающе мигали цифры часов и минут. Сейчас она показывала 23:15. Уже не сдерживаясь, от души выматерилась. То ли электричество скакало, то ли я так и не удосужилась настроить ее когда-то, но попытка узнать, насколько я опаздываю постепенно превращалась в какой-то квест.
Мой босс терпеть не может, когда я опаздываю. Ведь я – вся его жизнь.
А вся моя жизнь ежедневно была расписана по минутам начиная с восьми утра и до позднего вечера, и каждая из них принадлежит боссу. За это мне платят такие деньги, которые большинство офисных клерков только в розовых снах видят. Для начальника я и левая рука, и правая, и даже часть его мозга – та, что помнит все его планы на недели вперед. Сегодня впервые он пришел на работу, а меня нет. Опаздываю и даже не знаю на сколько именно. Пришлось пристать к какому-то симпатичному молодому человеку на бегу с вопросом: «Который час». Он вытащил смартфон и сообщил мне приговор: «Десять тридцать», – а потом сопроводил недоуменным взглядом. Я рванула так, что только ветер в ушах свистел. Хорошо еще, что квартира в пятнадцати минутах пешком от офиса. Это значит всего пять минут бегом.
Когда я добралась до рабочего места и украдкой заглянула в кабинет начальника, то поняла, что зря так мчалась. Босс куда-то уехал. Самое страшное, что я вообще не представляю куда, так как в его расписании, которое я помню наизусть, в это время как раз странное пустое окно. Плюхнулась в свое кресло, поставила смартфон на зарядку и вдавила кнопку включения. Руки дрожали.
Так и есть. Три пропущенных от того, кто в моих контактах располагался на самом верху под кодовым обозначением «№1». Сердце несколько раз судорожно дернулось, а потом вообще замерло.
Поколебавшись пару секунд, я перезвонила. Босс скинул звонок.
«Это залет», – тихо сказала я вслух, бессильно откинувшись в кресле. Пульс не успел прийти в норму после пробежки и теперь кровь билась в висках от волнения с темпом и громкостью ударника Рамштайна. Голова вообще не соображала. Наверное, это и называют панической атакой.
Взгляд упал на раскрытый на столе большой ежедневник со списком дел. Да, у меня все продублировано и в телефоне, и в компе, но бумага все равно была удобнее. Куда же он мог уехать то? И, главное, надолго ли? Невольно я зацепилась за заметку на полях, которую поставила себе же два дня назад: нужно было забрать его костюм из химчистки.
Спешно набрала девушку с ресепшена на первом этаже. Она среди этих кукол с наращенными ресницами была самой вменяемой и наименее вредной. Как же ее звали то? Забыла. Вообще серпентарий на первом этаже меня сразу воспринял в штыки – наверняка каждая из них втайне мечтала оказаться на моем месте – поэтому все мои просьбы игнорировал принципиально. Но этой стоило только чуть намекнуть, как я ей сочувствую, что ей, такой умнице, приходится круглый день торчать в таком ужасном коллективе, так ее и прорвало. Мы проболтали больше часа и в итоге я для нее стала единственной отдушиной, которой можно вывалить все внутренние сплетни, а она для меня – источником необходимых сведений.
Она сообщила мне, что босс вообще пока не приходил, то есть про мое отсутствие точно еще не знал. Значит он куда-то умотал прямо из дома и на работе до сих пор не появлялся, так что мой косяк не заметил, но гадючник из секретарш на ресепшене наверняка все ему доложит. Эти бестии меня ненавидели. Так что нужно срочно придумать объяснение, где я задержалась по делу. Сегодня я должна была забрать его костюм из химчистки, так что у меня в голове родился авантюрный план. Разве я не могла заехать за его костюмом с утра перед работой? Так что я не проспала. Я делом занималась. Была только одна проблема – синяя тройка до сих пор висела где-то в прачечной. Нужно было успеть сбегать за ней пока он не вернулся.
Я переодела обувь, со стильных туфель на удобные кроссовки, чтобы точно успеть сбегать минут за десять, схватила телефон и помчалась к лифту. Пока спускалась вместе с какими-то симпатичными парнями с маркетингового этажа, мой желудок начал предательски неприлично урчать, напоминая, что его обделили завтраком. Да и ужином, если припомнить, тоже. Вчера так устала, что брякнулась в кровать, пообещав себе съесть сковородку омлета с беконом утром. Пришлось по пути в химчистку заскочить в магазин и прикупить себе немного снеди.
Когда я вышла из дверей супермаркета, все и случилось.
Мимо меня прошел странный светловолосый и довольно чумазый парнишка, смахивающий на бомжа, пристально ощупывая взглядом… нет, не ноги и даже не фигуру, а сумку и смартфон в руках. Одет он был чудаковато, словно сбежал со съемок исторического фильма: широкие грязные штаны из светлой грубой ткани и подпоясанная кожаным шнурком мешковатая полотняная то ли куртка, то ли толстая рубаха.
Обычно я не особо замечаю прохожих, но этот мальчишка лет пятнадцати застрял в голове и никак не хотел забываться. Хоть и прошла уже, наверное, метров сто, но все-таки решила обернуться. Из-за этого все и произошло. Так бы он вырвал у меня пакет из рук, и я, потеряв от неожиданности равновесие, скорее всего упала бы, и уж точно не успела сориентироваться и погнаться за ним. Но я обернулась. Он был совсем близко: уже приседал на бегу и протягивал руку к сумке. Покупки я, конечно, удержать не смогла – больно сильно этот ворюга дернул – но адреналин уже вспрыснулся в кровь, а захлестнувшее меня возмущение таким наглым грабежом средь бела дня придало сил и скорости. Я с места рванула в погоню.
У него не было никаких шансов. Мало того, что на коротких дистанциях я уделывала всю школу – ноги то длиннющие, да и бегать люблю – так он еще и обут был в какие-то нелепые разваливающиеся мокасины. Куда им против специальных беговых кроссовок по триста баксов за пару?
Парень оглянулся, понял, что дистанция между нами сокращается, а останавливаться я не намерена, и резко свернул в парк. Дорожки там уже развезло сентябрьской грязью и кроссовки было немного жаль, но уж слишком я разозлилась. Хотя до сих пор не представляла себе, что я сделаю с этим пацаном, когда наконец догоню.
А действительно, зачем я гонюсь? Какое-то шестое чувство подсказало мне, что я делаю глупость. Ну догоню, и что, драться начну? Да может фиг с ней, с едой? Закажу доставку в офис.
Я остановилась и еще некоторое время следила, как впереди мелькают ноги паренька, а затем отвернулась и пошла обратно к химчистке.
Интуиция говорила мне, что я поступаю правильно.
Через неделю я уже и не вспоминала про этот нелепый случай. Все эти дни я возвращалась к полуночи, плюхалась на лежащий на полу матрас, а утром опять мчалась на работу. У босса предстоял совет директоров, к которому он активно готовился, так что объем работы у меня умножился на три, если не на четыре. От недосыпа я периодически подвисала, уставившись в одну точку, но, начальник, слава богу, этого не замечал.
Сам совет должен был случиться в Лондоне, но босс решил лететь туда через Париж, попутно встретившись там с кем-то по делам. Как бы я хотела побывать хоть в одном из этих городов, а еще лучше в обоих сразу, но начальник никогда бы не давал хоть малейших поводов считать, что у меня с ним есть какие-то отношения. Так что я не могла и мечтать о поездке с ним. Зато меня взяли на встречу во французскую торговую палату в Москве в качестве референта – я должна была зафиксировать результаты переговоров с какими-то представителями французского бизнеса перед отлетом.
Место, где мы сидели, было очень красивое: не казенная переговорка, а шикарный просторный холл, со множеством зелени и искусственным водопадом: по вертикальной гранитной стене плавным потоком стекала вода. Ни намека на турбулентность или журчание: если бы я не коснулась пальцем, то сначала бы даже не поверила, что это не покрытый стеклом гранит, а настоящая вода.
Мы сидели прямо у водопада. Босс и пара французов за небольшим столиком, на котором стояли бокалы с коньяком, а я чуть поодаль, как тень, просто разместилась на стульчике с планшетом на коленях и клацала коготками по экрану, записывая основные пункты их договоренностей.
Деловая часть скоро закончилась, они принялись смаковать коньяк, а я заскучала. Сидела и смотрела на то, как течет по граниту вода. Удивительно, как они добились такой гладкой поверхности? В ней как в зеркале отражался французский флаг на противоположной стене. Хотя, если присмотреться, то не так уж и идеально: все-таки незначительные потоки внутри глади делали его кончик размытым, как будто рваным.
Похоже, я опять подвисла. Засмотрелась на потоки и легкую рябь. Она как будто притягивала меня. Я ощутила странный зуд, как будто что-то внутри просилось наружу. Что-то, что я с детства прятала где-то глубоко и вот сейчас, по дрожи в кончиках пальцев, я поняла, что что-то вырвется и я больше не могу с этим совладать.
Меня притягивала вода так, что я не могла сопротивляться. Я приблизила лицо так, что отражение затмило для меня весь остальной мир. Серый гранит и неровный французский флаг. Казалось, дальше нельзя. Еще миллиметр и я просто обмакну в воду нос. Но что-то дернуло меня, я подалась вперед… и провалилась в отражение. На секунду я потеряла ориентацию, мир вокруг меня закружился, и неожиданно я пришла в себя на пыльной улочке. Вокруг оживленно кричал народ, а передо мной висел обгоревший французский флаг.
Я в растерянности обернулась. Вокруг больше не было стен торговой палаты. Обычная парижская улочка. Только город был не современным, а словно сошедшим со старых картин.
Мимо меня пробежала группа людей, крича: «Liberté! Égalité! Fraternité!»
«Свобода, равенство, братство», – машинально перевела я.
Спасибо школьной учительнице французского, старенькой Марии Сергеевне, которую еще чуть ли не декабристы обучали. Но что вообще происходит? Я оказалась на съемочной площадке какого-то исторического фильма? Только сколько не оборачивалась, никак не могла найти софиты и камеры. Где-то слышалась стрельба, крики толпы. Слишком масштабно, чтобы быть декорациями режиссера.
Группа плохо одетых граждан пробежала мимо с тревожными криками. За ними еще несколько человек. Они явно спасались от чего-то, но я плохо разбирала в хаотичных криках от чего именно.
Думать было некогда и я помчалась следом за ними. Мы миновали несколько вонючих переулков, и, наконец, выбежали на более-менее широкую улицу. Тут я неожиданно налетела на спины тех, кто был впереди, потому что они остановились. Машинально я протолкалась вперед, чтобы видеть, что их остановило.
Перед нами стоял ряд солдат с ружьями наизготовку. Сидящий на коне офицер что-то отрывисто приказал, и солдаты синхронно приложили ружья к щеке.
Я не верила своим глазам. Что это? Где я? Как это возможно? Да не могут же они в самом деле стрелять.
Офицер махнул саблей и ружья выстрелили.
Меня отбросило назад на брусчатку. И только после падения в груди и в правом боку взорвалась боль. Я почувствовала, что внутри словно надувался мяч из боли, так, что места для воздуха в легких становилось все меньше. Вскоре он наполнил меня так, что я больше не смогла вдохнуть, и мир для меня померк.
***
Я открыла глаза в полной темноте. Попробовала пошевелиться, но ничего не вышло. Я точно где-то лежала. Где-то. Когда-то. Кто я?
Вопросы подвисали в воздухе как мыльные пузыри, всплывали медленно под потолок, который я не могла разглядеть во тьме, и лопались. Это было так смешно, что я невольно хихикнула, а потом тут же испугалась: вдруг кто услышит?
Где я? Когда я?
Зачем я?
Еще один мыльный пузырь уплыл во мрак.
Вокруг только пустота, в которой плавает маленькое зернышко моего сознания. Безымянное, неопределенное. Не помнящее ничего настоящего и, наоборот, помнящая всю вселенную разом. Во всех ее ликах и проявлениях.
Нужно найти хоть какую-то точку опоры. Хоть крупицу смысла. Что-то незыблемое, настоящее, и тогда я смогу освободиться, встать, найти себя и понять кто я такая.
Очередная порция пузырей поднимается, лопается и брызгами щекочет мне щеки и нос. Я снова хихикаю.
Как глупо. Глупо веду себя. От этого мне тут же становится грустно, и я плачу.
Впрочем, уже через несколько мгновений… а может быть и лет, и я забываю почему рыдаю и снова тупо смотрю во тьму.
Глава 2
Утро мне подарило не только не вычесываемые соломинки в рыжей гриве, но и угрызения совести. Я чувствовала себя воровкой. Еще неделю назад с презрением думала о пареньке, который спер у меня пакет с продуктами, а теперь сама ему уподобилась. Бомжую по застрявшим в прошлом мирам, и не вижу никаких перспектив к улучшению своего положения. Найти в незнакомом обществе приличную работу и честно получать свой хлеб? Это и в родном городе‑то не просто, а странно выглядящей чужачке с акцентом, в грязном пальто и следами ночевки в курятнике это вообще невозможно. Единственный для меня способ не сдохнуть от голода – это хватать жратву и сбегать с ней в отражения. От этого я сама у себя вызывала омерзение, но лучше варианта найти не могла.
Следующие два дня мне было стыдно вспоминать. Я ныряла в отражения в кружках с каким‑то пойлом, в крынку с парным молоком и даже в лужицу конской мочи у выхода из таверны, когда хозяин уже мчался за мной с дубиной в руках. Хватала еду, убегала, ныряла в первое попавшееся отражение, и снова убегала. Ни разу мне не попался мир хоть отдаленно похожий если не на двадцать первый, то хотя бы на двадцатый век. Средневековье, какие‑то полуголые люди в серых туниках, еще более дремучее средневековье, еще более грязные мужики в грубом рубище и так далее.
Пару раз меня успевали схватить за одежду, поэтому один рукав у модного пальто теперь был оторван, а на брюках на коленке появилась дыра после особенно неудачного падения.
Однажды при очередном побеге через миску с молочной лапшой, мне повезло. Я оказалась в спальне утопающей в кружевах толстой мадам и нагло прямо на ее глазах стырила расческу. Женщина сразу заверещала на ультразвуке, и я сбежала оттуда при помощи флакончика духов. Надеялась, что по этому случаю перенесусь в какой‑нибудь Версаль, но так как в флаконе в тот момент отражалось голубое небо за окном, то оказалась на берегу неизвестного озера. Вот так опытным путем я совершила очередное открытие: место перемещения меньше зависело от вида жидкости и сосуда, а больше от того, что отражается в ее поверхности.
Вода была достаточно теплой, лес обступал озеро со всех сторон, а людей вокруг не наблюдалось, так что я решила в кои‑то веки помыться. Полностью разделась, искупалась и даже кое‑как без мыла постирала белье. Сидеть голой на берегу и ждать, пока оно высохнет, не решилась, поэтому надела на себя мокрое и принялась расчесывать волосы новоприобретенной и только что тщательно вымытой расческой.
Кусты за моей спиной зашуршали.
Я взвизгнула от неожиданности и вскочила, чем изрядно напугала выбежавшую на берег светловолосую девицу. Она бросила на меня быстрый сердитый взгляд и помчалась к воде так, словно за ней гналась рота озабоченных солдат. Одета девушка была презабавно: высокие сапоги‑ботфорты с широченными голенищами, кожаные штаны на единственной подтяжке, идущей диагонально через плечо, и белоснежная мужская рубашка с кружевными рукавами. Мне стало любопытно: она что, предполагает прямо так в одежде купаться, или собирается переплыть озеро?
Девушка подбежала к воде и присела, специфически приблизив голову к поверхности. Еще когда она только начала клониться к воде, я уже поняла, что сейчас произойдет.
– Стой! – крикнула я. Блондинка все‑таки среагировала: быстро удивленно глянула на меня, но все равно повернулась к отражению и тут же пропала.
Я подхватила с травы пальто, подбежала к тому месту, где на мокром песке еще виднелись отпечатки ее ног, и присела в том же месте. У меня была твердая уверенность, что я ее догоню. Не важно, какое там отражение было в озере – словно идущая по следу гончая, я знала, что перемещусь в нужное место. Ее удивленное лицо стояло перед внутренним взором, так что я совсем не удивилась, когда оказалась на берегу реки, столкнувшись нос к носу с этой блондинкой.
– Я же просила подождать! – сказала я с улыбкой.
Ее глаза нужно было видеть.
– To je nemožné, – прошептала она.
– Еще как можне. Мне надо поговорить с тобой. Жаль только не знаю, на каком языке, – я старалась выглядеть как можно более миролюбиво.
– Я говорю по‑русски, – ответила она с легким акцентом, – но как ты смогла? Я же возвращалась, схлопывала петлю. Отследить такое перемещение невозможно!
– Значит, мне повезло.
–Ты что, из мрака? – девушка сделала шаг назад, но затем, оглядев меня с ног до головы, усмехнулась. – Пожалуй, нет. Мрак никогда бы не позволил себе так жалко выглядеть. Ты кто такая и что с тобой приключилось?
Да, выглядела я на ее фоне как бомжик рядом с фотомоделью. У моей собеседницы только одежда выглядела нелепо, словно она сбежала с маскарада, где изображала из себя мушкетера. В ее ушках поблескивали бриллиантиками небольшие сережки, а накрашенные ресницы, зеленоватые, в цвет глаз, тени и идеально чистая гладкая кожа позволяли отправиться на фотосессию хоть сейчас. Практически модель, в историческом костюме. Круглолицая зеленоглазая красавица‑блондинка.
– Я потеряла дорогу домой. Теперь скитаюсь по мирам и пытаюсь выжить. Ты первая ныряльщица, которую я встретила. Пожалуйста, не сбегай.
– Откуда тогда ты знаешь термин «ныряльщики», если ни разу не была в Тресте? – она прищурила глаза.
Ого, логика у нее работала как у следователя.
– Встретила одного паренька. Он учился в какой‑то школе ныряльщиков, пока не сбежал, и кое‑что мне рассказал. Но потом мой путь к нему засыпали, и я больше не смогла его найти. А что за Трест?
Блондинка, скептически скривив губы, осматривала меня, явно принимая какое‑то решение.
Я где‑то слышала, что оставить человека в беде, когда ты знаешь его имя, несколько сложнее.
– Меня, кстати, зовут… я замялась. В голове роилась целая куча имен. Екатерина, Александра, Жанна… какое же настоящее? Я не могла определить. При воспоминании о матери и отце я четко видела лица, но вот какое имя они произносили, склонившись над кроваткой? Или кричали в раздражении, типа: «Жанка, ешь! Сколько можно ложкой по тарелке возить?»
Все. Все имена. Я четко помнила и «Сашка», и «Жанка», и «Катька», и даже «Ариадна»
Блондинка ждала пару секунд, а потом скривилась, решив, что я не хочу представляться.
– Помоги мне. Я буду должна тебе. Поверь, я способная, – я постаралась, чтобы звучало уж совсем жалобно.
Она закусила губу и слегка сморщила носик. Посмотрела в сторону реки. Потом тряхнула локонами, повернувшись ко мне:
– У тебя петля не закрыта. Так что мне вперед, тебе назад. Или ты хочешь, чтобы за тобой мрак пришел? Ты вообще в курсе правил?
– В курсе, в курсе.
Особенно если учесть, что в кармане моего пальто лежит куда более веская причина для этого таинственного мрака гнаться за мной.
– Тебе нужно вернуться, но там на берегу меня уже могут ждать. За мной гнались, вообще‑то. Так что я туда не пойду.
– Ты что‑то натворила?
– Тебя это не касается! В общем, тебе туда, а мне оттуда.
– Тогда я иду с тобой! Черт с ней, с петлей. Пусть лучше меня арестует мрак, чем опять жить как бомж.
– Как кто? А… ну, в общем, понятно. Настолько все плохо?
В ее голосе наконец проявилось сочувствие. Я, потупив глаза, кивнула и посмотрела на нее исподлобья.
Она принялась думать, сжав губы и шевеля ими влево‑вправо, от чего кончик ее носа смешно двигался.
– Ладно, давай так, – наконец произнесла она, – вернуться тебе надо в любом случае. Если сможешь смотаться от моих преследователей, то жди меня на том месте, куда сейчас вернешься, в полночь… то есть, – девушка посмотрела на необычно массивные часы на руке, – через девять часов. Обещаю, что приду за тобой. Сейчас я должна завершить задание. Все. Удачи.
Блондинка махнула мне рукой, отвернулась, подошла к реке, присела и снова исчезла.
Спешить было некуда. Если за этой девицей действительно гнались, то сейчас как раз погоня рыщет по берегу, пытаясь понять, куда же она пропала. Где-то через пару часов они уйдут.
Сушить на себе белье, да еще в достаточно прохладную погоду оказалось сомнительным удовольствием. Я опять замерзла. На озере было гораздо теплее. С трудом выждала те самые два часа и подбежала к воде и, потянула за нить перехода и вернулась к озеру.
На берегу песок действительно хранил отпечатки множества ног, но ни одной живой души не было видно. Я села у воды и решила полюбоваться закатом. Когда сзади раздалось еле тихое звяканье, то, задумавшись, не сразу обратила на него внимание. Так расслабилась, что сигнал тревоги дошел до разума только спустя пару секунд. Зато после этого пульс у меня подскочил, и я моментально среагировала, как лань: рванула прочь с низкого старта. Оглянулась уже на бегу.
За мной, придерживая перевязи со шпагами, мчались двое мужчин в одинаковых красных кожаных куртках и черных широкополых шляпах. Солдаты все‑таки остались в засаде в зарослях сторожить берег. Если бы не обилие металлических пряжек на их одежде, то меня, брыкающуюся, уже давно тащили бы в местную тюрягу.
Силы были примерно равны. Они бегали не хуже меня, но моя обувь – осенние ботиночки без каблука – была намного удобнее их разношенных сапожищ. Дистанция еле заметно увеличивалась, но я уже начала выдыхаться. Долго в таком темпе бежать по песку было невозможно, поэтому, обогнув по самой кромке берега вывернутую с корнем сосну и скрывшись от глаз преследователей, подбежала к воде, усыпанной желтыми и бордовыми листьями, и тут же нырнула в отражение.
Я снова оказалась у пруда с огненно‑красными деревьями. На другом берегу по‑прежнему манил к себе белый домик в японском стиле.
Место казалось слишком знакомым. Болезненно-знакомым. Вроде бы еще ни разу не была в том домике, но он манил меня, как давно забытое детское воспоминание.
Я продралась к нему через грязь и заросли, вышла на площадку перед домиком и замерла. Мне почему-то стало страшно.
Вокруг не было ни одной живой души. Стояла невероятная тишина. Даже птиц не слышно. Вроде сиди и наслаждайся тишиной и спокойствием, но мне было очень тревожно.
Там внутри ждало меня что-то очень важное. Жизнеопределяющее.
Общая точка сбора всей меня.
Хотя, о чем я? Сейчас я сама не понимала свои мысли.
Не знаю сколько простояла на гравийной дорожке, хотя помнила, что время тут течет быстрее. Минута здесь могла превратиться полчаса на озере. Откуда я это знала? Я не помнила.
Внутри домика действительно было мало места. Размеры единственной комнатки составляли примерно три на три метра, но все пространство съедал большой алтарь в центре. На черной гранитной глыбе лежала алая атласная ткань, на которой покоилась пустая подставка из красного дерева.
Там должно было что-то быть. Что-то, без чего мой дальнейший путь не имел смысла. Как часть души, без которой я была неполноценным человеком.
Я села на пол перед алтарем, как молящийся, и постаралась погрузиться в нечто вроде медитации. Медитировать я не умела, но чувствовала потребность в самоанализе и размышлении. Что-то пошло не так. Здесь должна была меня ждать какая-то вещь. Символ. Сила. Атрибут. Раз ее нет, значит что-то пошло не так. Но где я ошиблась?
Где я ошиблась?
Где я ошиблась?
Эта мысль, как гвоздь засела в моей голове и не вылезала. Она была важнее текущего момента и касалась не только пустого домика. В моей жизни где-то, как заноса, застряла ошибка, из-за которой каждый раз все идет не так.
Где-то там, на далеком берегу озера уже давно прошло отпущенное мне время. Блондинка, чье имя я так и не вспомнила, искала и не нашла меня, решила, что я схвачена солдатами, и навсегда покинула это место. С ней у меня должна была быть связана важная часть жизни, но она не случилась и не могла случиться без вещи, которой полагалось находиться в японском домике. Но и тот путь с блондинкой был ошибкой. В нем меня всегда ждала смерть. Меня казнили на площадях перед кучей народа, меня тихо закалывал наемный убийца в спальне подруги, меня закрывал своей грудью единственный любимый человек и получал пулю в сердце вместо меня. Смерть, смерть, смерть.
Ошибка точно есть. Где-то в самом начале моего пути, потому что потом, какой путь в лабиринте судьбы не выбирала, все равно итогом была гибель.
И, главное, не только моя. Всегда мои действия приводили к смерти огромного числа людей. Моих армий, солдат противника, групп ренегатов, сотрудников Мрака, детей, которых я стремилась закрыть своей грудью, заговорщиков, сторонников, друзей…
В этой точке сборки, где пересекались все пути, на которых я не умирала еще раньше, я видела ясно и четко все варианты. И среди них не было правильного.
Значит, ошибка была допущена еще раньше. Мне нужно вернуться к истоку.
Осквернять это место не хотелось. Так что я нырнула в Москву на крышу многоэтажки, в которой жила какое-то время, разбежалась и молча прыгнула вниз.
Удар. Смерть.
Я снова оказалась в невесомости в пустоте и темноте. Только пузырей на этот раз нет и мне не смешно, хотя меня пытаются развеселить два глиняных садовых гномика. Они болтаются где-то в вакууме и шепчутся, но делают это так громко, что их мог не услышать только глухой.
– Не приходила в сознание?
– Нет. Но мозг чрезвычайно активен. Это даже не сновидение. Она как будто уравнения в уме решает.
Интересно, как они говорят? У них же даже рты не шевелятся. Один в красном колпачке, другой в зеленом.
– В коме? – я слышу скепсис у более крупного гномика.
– Я констатирую факты.
– Возможно, нужно сменить схему препаратов. Эта не работает. Нет никакой динамики.
– Я бы так не сказал. Динамика есть. Отрицательная. Она уже не реагирует на внешние раздражители. Когда ее привезли сюда, она дралась, а теперь все ближе к овощу. Но мы перепробовали уже все. Без понимания причины ее состояния мы не можем подобрать правильное лечение. Первоначальные гипотезы оказались ошибочны. Это не шизофрения.
– Я читал ее дело и, вроде бы, все было очевидно.
– Да, мне тоже так казалось
– Может быть попробовать электрошок?
Слово мне знакомо. Оно колючее и страшное. Что-то такое со мной уже было. И я очень боялась повторения. Я хотела закричать: «Нет», – но у меня не было рта. Ни ног, ни рук, ни туловища. Не уверена была насчет головы. Где-то же «Я» нахожусь. Глаза, что видят гномиков и та штука, что ворочает мысли. Чтобы думать, нужен мозг. Мозгу нужна оболочка. Называется голова.
У меня нет рта, нет тела, но глаза точно имеются. Можно попытаться поморгать.
Я старательно начала думать про веки. Я не хочу видеть гномиков и мне нужно зажмуриться.
– Вы видели? Активность мозга изменилась. И, кажется, дернулись веки, – воскликнул маленький гномик.
– Она может нас слышать?
– Я ничего не могу исключать.
– Попробуем еще раз. Я назначаю ей электрошок!
– Опять есть реакция!
– Значит она все-таки как-то воспринимает реальность. За это можно зацепиться. Выведите ее из комы как можно скорее, иначе процесс станет необратимым, – сказал крупный гномик, и добавил громко, вроде как специально для меня, – иначе мне придется назначить э-лек-тро-шок!
Главное, его голос показался мне подозрительно знакомым, но я не могла вспомнить откуда.
