Глен Кук
Хроники Черного Отряда: Портал Теней
Однако не все пошло по его плану.
– Он додумался открыть бочку! Поверить не могу. Я-то рассчитывал, что осы через заливное отверстие на него полезут, соревнуясь друг с другом.
Я оглянулся на Одноглазого. Тот дулся – отчасти потому, что его одежду выстирали, пока он сидел в бочке, отчасти потому, что вместо привычного запаха годовалой немытости от него теперь разило рассолом.
Я продолжил расспрашивать Капитана:
– Ты чем-то расстроен?
– Я просчитался. Серьезно недооценил противников. Шепот все сделала не так. Она точно в этом замешана, но я ждал, что ее лейтенант соберет достойный отряд мятежников, чтобы зайти нам в тыл.
Никакого достойного отряда там не оказалось. Попав в засаду, вторая колонна мятежников тотчас рассыпалась. В ней были одни молокососы.
– Капитан, она не глупа. Однажды уже проиграла Хромому и больше этого не допустит.
Капитан пожал плечами:
– Ладно, все равно мы не зря старались.
– Во всем можно найти светлую сторону. Вот, например, ко мне уже три дня никто с грибком не обращался.
Возвращаясь на пост, Хромой должен был пересечь смертоносную пустыню, пресловутую равнину Страха. Как обычно, огромные летучие существа взмыли, чтобы преградить путь незваному гостю. Колдун уворачивался, пикировал и маневрировал. Для Взятого полет над равниной Страха был сущим пустяком. Если лавирование не помогало, он всегда мог прибегнуть к чарам.
Из-за тряски содержимое привязанного под ковром сосуда перемешалось. Наконец от резкого толчка сработал спусковой механизм.
Взрывом снесло переднюю половину ковра. В этот момент Хромой выполнял крутой подъем на высоте две тысячи триста футов. Его бросило вбок. Бочка покатилась следом. Горящие клочья ткани и куски рамы посыпались вниз.
Взятый сотворил защитные чары, а потом до самой земли исторгал проклятия.
Черный Отряд снова его провел. Враги разгадали замысел Хромого. Может, его предала Шепот. В любом случае оригинал указа, который колдун, как он надеялся, заполучил, наверняка остался у Отряда.
В этот раз замести следы не получится. Хромому предстоит долгая прогулка через равнину Страха. На работу он явится с большим опозданием.
7. Однажды: Вопреки объективной реальности
К девушке вернулась неземная красота, какой она, несомненно, обладала при жизни. Но чего-то не хватало. Не все пошло по плану. Она ничего не помнила. Сохранила основные речевые навыки, но говорила редко и заторможенно. Почти не проявляла любопытства и склонности к учебе и практически не ухаживала за собой.
Некроманту не приходилось нянчиться с ней как с ребенком, однако ее личность оказалась практически стерта.
Он сказал, что ее зовут Лаиссой и что она его дочь. Это имя он выбрал, потому что в молодости был влюблен в женщину по имени Лаисса, и если бы у них была дочь, то сейчас ей было бы столько же, сколько этой девушке. Он рассказал, что ее мать умерла от родильной горячки, – почти правда в его искаженном восприятии. Любимая действительно умерла примерно в то время, когда появилась на свет эта девушка. Он пытался спасти Лаиссу, когда унялся его гнев, но было слишком поздно.
Нынешняя же Лаисса, согласно «легенде» некроманта, долго мучилась лихорадкой и только недавно пошла на поправку. Рано или поздно память должна к ней вернуться.
Утрата ничуть не беспокоила Лаиссу. Воскрешенная ничего не знала, а потому ни о чем не грустила. Ей не было одиноко. Она просто была.
Их с некромантом совместная жизнь понемногу налаживалась. Девушка выполняла мелкую работу по дому. Он почти все время проводил в кабинете, выясняя, какой просчет с его стороны стоил питомице ее разума.
Он не был ни религиозным, ни суеверным, но подозревал, что ее душа попросту успела покинуть тело прежде, чем его вернули к жизни.
Некромант уже готовил новое оживление. Много времени и труда на это не понадобится, но… ему придется неоднократно съездить в Сумрак, прежде чем будет составлен окончательный план действий. Великое зло, засевшее в Благодатной башне, конечно же, не прекратит избавляться от трупов прежним образом, однако необходимо проверить, не изменилось ли что-нибудь в надзоре за этой процедурой.
Его не покидала мысль, что похищение Лаиссы не прошло незамеченным.
Мирские дела колдуна не волновали. Он общался только с Лаиссой, которой разговоры были неинтересны. Последний раз он беседовал с кем-то еще в ту ночь, у Нефритовых ворот.
Ему предстоит подготовиться, прежде чем вновь влиться в общество.
Но нельзя оставлять Лаиссу одну. Осторожность ей неведома. Она понемногу научилась за собой следить, но все равно может пораниться. Брать ее в Сумрак тоже опасно. Ее необычность сразу бросится в глаза окружающим, а любой прохожий маг легко почувствует ауру некромантии.
Это обречет обоих на верную гибель.
Спустя полтора месяца после воскрешения некромант обнаружил прискорбную вещь: Лаисса слабеет, ею все больше овладевает вялость. Неопытный наблюдатель мог бы еще несколько месяцев не замечать изменений, но для него они были налицо.
Ее тянет назад смерть. Возвращает то, что у нее украдено.
Вскоре цепкие когти смерти станут видны даже слепому.
Некромант без промедления разработал курс ежемесячных процедур, чтобы остановить увядание Лаиссы. Но эти процедуры чрезвычайно болезненны.
Его проект, его победа, его девушка, его дочь обречена на вечную юность и вечную красоту… увы, и на вечное умирание.
Он впал в тоску. Его привязанность к девушке вышла за рамки отношений между экспериментатором и объектом эксперимента. Он подсознательно связал ее с той Лаиссой, которой давно нет в живых. Оторвался от реальности.
Он понимал это. Его ситуация – палка о двух концах. Можно поддерживать жизнь в Лаиссе, пока не найдется способ спасти ее окончательно и бесповоротно, а можно отказаться от нее в пользу нового, идеального воскрешения.
Эмоции возобладали. Он выбрал свою красавицу.
8. Давным-давно в далеких землях: Сестры
Шесть дней душевное состояние Бетдек было не лучше, чем у главного камергера. Властелин мог в любой момент послать за ней или Доротеей.
Однако его отвлекли и разъярили события в Великом лесу, где три отряда опытных бойцов были уничтожены до последнего человека, до последнего животного дикарями Белой Розы, не желавшими мириться с неминуемой гибелью.
Эта неудача не была первой. Пламя мятежа полыхало на всех границах. Властелин и его Десять не могли разом находиться везде.
В приступе гнева Властелин приказал спалить древний Великий лес, не оставив даже чахлого кустика. Предприятие такого масштаба опустошило бы казну Владычества на десятки лет вперед, но Властелин не понимал, что у богатства есть рамки. Он вообще не знал слово «рамки». Он должен был подчинять, уничтожать, стирать с лица земли всех, кто осмеливался ему противостоять.
На седьмое утро после исчезновения Доротеи Бетдек получила от Сайлит ответ на просьбу о встрече. Сестры Сеньяк не доверяли друг дружке. И жутко ревновали.
Сайлит жила в роскошных покоях. Повелитель был щедр; семейство Сеньяк помогло ему прибрать мир к рукам, а преданность сестер гарантировала, что таковым он и останется. Одна из девушек стала его девой-невестой. Точно не сама Бетдек. Она была уверена, что все ее сестры по-прежнему девственны, несмотря на те непотребства, что с ними порой вытворял Властелин.
Но постойте-ка! Вдруг Бетдек выдали без ее ведома? Мать вполне на такое способна.
Никаких церемоний. Никаких свадебных торжеств. Все произошло втайне, с молчаливого согласия родителей. Да, дева-невеста Властелина может и не знать, что она теперь замужем.
Бетдек полагала, что женой Властелина стала либо Сайлит, либо их старшая сестра Ардат. Не Доротея – ею Властелин насладился бы вдоволь, если бы имел на это легальное право. Доротея воплощала все его фантазии. Она была буквально создана для роли его жены. Однако…
Наступил бы сущий ад, если бы Доротею, тайную жену, случайно убили лакеи.
Ардат. Жуткая Ардат. Старшая сестра была рядом с Сайлит. Неприятный сюрприз. Бетдек не ладила с Ардат.
Ее сестры были сногсшибательно прекрасными, но их коварство не знало границ. Ардат еще не исполнилось двадцати. Поговаривали, что у нее или у Сайлит когда-то была сестра-близнец. Но детские воспоминания Бетдек были отчетливыми. Она не помнила никакой другой старшей сестры. Был только брат, родившийся после Сайлит, но его унесла болезнь, когда Бетдек еще лежала в пеленках. Его она совершенно не помнила.
Сестры Сеньяк обладали невероятным могуществом. У каждой был талант к колдовству, превосходящий силу едва ли не любого из Десяти Взятых, многие из которых также были отпрысками клана Сеньяк.
Бетдек не отдавала себе отчета в том, что не уступала красотой сестрам. Невнимательный наблюдатель мог решить, что они – тройняшки. Только Доротея отличалась от остальных, да и то лишь цветом волос. Ее фигура была такой же, пусть и до конца не оформившейся.
Зачатию Доротеи сопутствовал скандал. Злые языки шептались, что ее мать сношалась с Властелином. Если так, то его брак с Доротеей мог принять неожиданный оборот.
Все сестры Сеньяк были юными копиями своей матери. Та настолько поднаторела в обмане времени и деторождения, что рядом с ними могла сойти еще за одну сестру.
– Ты из-за Доротеи? – спросила Сайлит.
– Да.
Бетдек не удивляло, что сестры знают причину ее визита. Главный камергер шпионил для всех. Она лишь надеялась, что Властелину этот человек не докладывает.
Бетдек рассказала обо всем, что знала, но не о том, что подозревала.
– Что нам делать? – спросила она.
Исчезновение Доротеи касалось их, хотели они того или нет. В последнее время Властелин был особенно подозрителен, и не без причины. Оказалось, что у него больше врагов, чем можно было подумать. Ему вполне могло прийти в голову, что и семья Сеньяк замышляет предательство. Каждый из ее членов, вырвавшись из-под его власти, унесет с собой частичку его могущества. Украдет то, что по праву принадлежит ему.
– Продолжай поиски, – ответила Сайлит. – Мы сделаем так, что тебя не вызовут. В гневе им легко управлять. А новости с рубежей такие, что его гнев пройдет не скоро.
Бетдек завидовала способности сестер в любой ситуации хранить самообладание. Сама она была не готова к встрече с безумцем.
Сайлит добавила:
– Рано или поздно ему придется узнать, но лишь тогда, когда все его мысли будут заняты новым сокрушительным поражением. Этот день обязательно наступит, и нам понадобятся любые, даже мельчайшие, детали, чтобы навязать ему нашу версию событий.
Бетдек кивнула. Зависть к сестрам все разгоралась. Это они, а не Властелин на самом деле правят Владычеством.
– Теперь иди, – сказала Сайлит.
Бетдек ушла, размышляя, почему Ардат не произнесла ни слова. Жизнь Ардат идет в постоянном жестоком соперничестве с Сайлит. У нее должны быть свои идеи.
Или ситуация настолько плоха, что спорам не осталось места? Такое сложно представить. Бетдек и без того убеждена, что все катится к чертям.
9. Наши дни: Костяная пыль
Военная кампания закончилась. Погода стояла мерзкая. Народу в «Темной лошадке» было до черта. Работы на всех солдат не хватало. Жене и сестре Маркега Зораба приходилось помогать официанткам. Некоторые распутники надеялись, что к ним присоединится и его аппетитная дочь Сора.
Масло выругался, увидев последнюю карту. Он сдавал сам, но это не помогло. Удача обходила его стороной.
– Костоправ, ты все выигрываешь, а сам мрачнее тучи.
– Кошмар всю ночь снился. Никак в себя не приду.
Молчун жестом спросил:
– Тот же самый?
– То же воспоминание. – О времени, когда я был заключен в Башне. Подробности улетучились с пробуждением, но ужас остался. – Третью ночь подряд.
Масло усмехнулся:
– Должно быть, твоя милашка тебя вспоминает.
Старый сплетник.
– Прекрати, – сказал Молчун.
Мой ход. Я раскрылся с одиннадцатью очками. Масло снова выругался. Молчун просто помотал головой. Причиндал, игравший вместо Одноглазого, притворно утер слезу.
– Когда бранное поле не бранное? – спросил он.
– Чего? – прокряхтел Масло. – Какая-то тупая загадка?
Неудивительно. У Масла с загадками беда. Он эти орешки молотком и мечом раскалывает.
– Одноглазый так сказал, когда мы последний раз с ним говорили.
Я огляделся. Из колдунов в трактире был только Молчун.
– А где, кстати, Гоблин с Одноглазым? – спросил я.
Их ученика Третьего тоже не было. Он обычно не упускал возможности накачаться пивом. Немудрено, с такими-то наставниками.
Молчун сдал карты. Масло взял свои, будто боялся обжечься.
– Раз обоих нет, жди беды.
Двое колдунов всегда что-то замышляли, но не всегда вместе. Сидевших за столом охватило дурное предчувствие. Причиндал пробормотал:
– Точно жди беды.
Молчун мрачно кивнул.
В этот весьма неподходящий момент Зораб поставил на стол кувшин пива и буркнул:
– Мухи объявились.
Не желая оставлять бар без присмотра, он тут же ретировался.
Я сбросил семерку пик. Причиндал забрал ее, выложил комбинацию пять-шесть-семь-восемь и сбросил красную пятерку. Значит, у него в руке либо туз, либо двойка. Масло с Молчуном уже выложили все тройки и четверки, и Причиндал бы взял их, если бы захотел. Никто не жаловался на свои карты. Темы для разговора тоже внезапно закончились. Все сосредоточились на игре и выпивке.
В пивную вошел Дохломух. Высоченный, кожа да кости – но образ был бы неполон без лишних ног и глаз. Он распахнул плащ, и оттуда вылетел целый мушиный рой.
Причиндал повторил:
– Когда бранное поле не бранное?
Я понял, что в зависимости от контекста этот вопрос можно истолковать по-разному.
Дохломух. Настоящее имя – Шоре Чодроз, колдун-полковник с большими полномочиями из штаба восточной армии. Дар, ниспосланный Черному Отряду Взятой по имени Шепот. Истинную цель своего визита он не разглашал. Говорили, что этот тип – бесноватый человеконенавистник. Наши главные колдуны пропали как раз после его приезда. Прозвище Дохломух привязалось к нему, когда наш Лейтенант, увидев его высокомерную рожу и сопровождавшего его огромного телохранителя, промолвил: «Этот и двух дохлых мух не стоит».
В отместку Дохломух призвал гораздо больше мух – живых и весьма кусачих.
Масло сдал. Остальные втянули голову в плечи. Ох и рассердится кто-то!
Я невольно встретился взглядом с Дохломухом, в очередной раз удивляясь, как тому удалось сохранить целыми зенки. На левой половине его лица красовался огромный иссиня-багровый шрам, протянувшийся со лба до подбородка, но не затронувший глаз. Вероятно, кто-то приласкал его алебардой.
Он направился к нам. И… Ой! Дело плохо – он насторожился. А взволнованный колдун – существо пренеприятнейшее.
Но не мы были причиной. Нас он просто презирал, хотя на всякий случай не отпускал далеко телохранителя. Знал, на что способен Отряд.
Кстати, а где сейчас Канючий Зоб?
Дохломух указал на нас с Молчуном:
– Вы двое, за мной.
Черт. Заваривается дрянная каша.
– С вещами.
Я всегда таскаю с собой лекарскую сумку. Нельзя предугадать, когда понадобится заштопать какого-нибудь оболтуса.
Дохломух направился к выходу. Он не мог даже представить, что мы не подчинимся.
Молчун вышел на улицу и замер. Я уткнулся ему в спину:
– Эй! Кончай выкаблучиваться!
В последнее время Молчун повадился замирать в самых неожиданных местах, будто мим.
В этот раз дело было в ином. В погоде.
Налетевший с севера ветер бросал нам в лицо снежные хлопья.
Дохломуха непогода не беспокоила. И он, в отличие от нас, не был пьян. На холоде мне сильно захотелось помочиться, но колдун рявкнул:
– Идем!
И я пошел.
Канюк ждал нас снаружи в полном боевом облачении. Даже старомодный каплевидный щит где-то раздобыл. Выглядел он изможденным, будто долго мучился животом.
Он был настоящей скалой. Таким ребятам обычно дают прозвища Кроха или Мелкий Кто-Нибудь, и особой подвижностью они не отличаются. Однако этот ходячий шкаф был невероятно проворен, чудовищно силен и вдвойне умен по сравнению со своим хозяином.
Его прозвали Канючим Зобом за узловатую шею и массивный кадык. Потом имя сократили до Канюка.
Он был немногословен. Зато любили его так же сильно, как ненавидели Дохломуха. Канюк утверждал, что побывал вместе с Отрядом в нескольких серьезных переделках, включая битву при Чарах.
Дохломух зашагал по улице. Мы – за ним. Я надеялся, что мне не придется долго терпеть.
На самом деле мы вполне могли послать Дохломуха куда подальше. Официально мы ему не подчинялись. Но он был на короткой ноге с Шепот, а той только дай повод насолить Отряду. Кто знает, сколько еще он будет путаться у нас под ногами. Вдобавок мне очень хотелось узнать, отчего так разволновался колдун-паук.
Алоэ – крупнейший город на сотни миль вокруг, но весьма компактный. Мы следовали за Дохломухом не более трети мили, к огражденному зданию из красного кирпича на побеленном известняковом фундаменте.
– Вон. – Колдун указал на гору коричневого меха на сухой клумбе между фундаментом и поребриком.
Шерсть и мертвые цветы колыхались на ветру.
– Выглядит полуживым, – заметил я.
Молчун ничего не сказал. Канюк схватился за живот.
– Кто это? – спросил я.
На барсука не похоже. Животное слишком крупное, да и окрас не тот. Для медведя – слишком маленькое, и не водятся в здешних краях медведи.
– Не знаю, – ответил Дохломух. – Но чую магию.
Молчун согласно кивнул. Канюку явно хотелось присесть.
Отойдя в сторону, я наконец опорожнил мочевой пузырь. Поднялся парок; залетая в него, таяли снежинки. Хлопья все крупнее, значит теплеет.
Я подошел к неизвестному животному. Оно свернулось кольцом, словно мокрица.
Дохломух сказал:
– Было еще два. Разбежались, заметив нас.
– А я их не видел, – возразил Канюк.
– Пробежали несколько шагов и будто растаяли в воздухе, – объяснил Дохломух, изрядно нервничая.
С чего бы это?
– Как они выглядели? – спросил я.
– Вроде гигантских бобров или сурков. Скрылись слишком быстро, чтобы разглядеть.
Ну ладно. Бобры с сурками – не медведи, управа на них найдется.
Оставшийся зверь окрасом не был похож на сурка. А вот насчет гигантских бобров я не был уверен.
Тут я почувствовал движение, не вызванное ветром.
Молчун дал знак магической угрозы.
– Вершится волшебство, – произнес Дохломух.
Он явно имел в виду волшебство другого сорта, нежели те фокусы, которыми развлекают детей.
Но ничего ужасного не произошло. Волшебный момент окончился пшиком.
Я опустился на колено и принялся строить из себя ветеринара.
Зверь дышал медленно и глубоко. Сердце билось редко. Впал в спячку, как медведь зимой?
Он не проснулся и не набросился на меня. Дохломух воспринял это как сигнал к возвращению его привычного высокомерного вида.
Мы с Молчуном понесли животное на щите Канюка. Сам Канюк не мог нам помочь: слишком уж высоким он был. Вся тяжесть досталась бы тому, кто взялся за нижний край щита. Вдобавок телохранитель с трудом справлялся с позывами к опорожнению кишечника.
Но вот наконец животное оказалось на столе в моем лазарете. Дохломух по-паучьи примостился на табуретке, благоразумно держа язык за зубами. Пришли Капитан и Леденец. Как и колдун, они молча наблюдали за работой специалиста. Канюк воспользовался случаем, чтобы оккупировать уборную.
– Ну и уродливая же тварь, – вынес вердикт специалист.
Распластанный на столе зверь больше напоминал бабуина, чем бобра. Его морда была похожа на жуткую алую маску. Зубам позавидовал бы и крокодил. Глаза были змеиными, а на каждой лапе красовались частично втяжные когти и короткие, но выраженные большие пальцы.
Никто такого прежде не видел.
– Воняет, как из пасти стервятника, – заметил Леденец.
Сердцебиение зверя ускорялось.
– Наверное, холод его усыпил.
Хоть какая-то польза от этой дрянной погоды.
Капитан поковырялся в печном дымоходе.
– Значит, до потепления этих тварей бояться не следует.
А потепление себя ждать не заставит. Местный парень Причиндал пообещал, что до наступления зимних холодов будет еще одна по-весеннему мягкая неделя.
Леденец, третий по рангу в нашем Отряде, обратился ко мне:
– Костоправ?
Нам предстояло много работы. Важной работы. Неспроста же они со Стариком самолично пришли посмотреть.
Им что-то известно? Дохломух, несомненно, думал о том же.
Старик обычно немногословен. Но сейчас он сгорал от любопытства и болтал без умолку:
– Он волшебный? Как называется? Откуда? Кто его призвал? Опасный? Ответьте мне хоть кто-нибудь!
Он был уверен, что это дело рук Дохломуха.
Тот качал головой:
– Клянусь, впервые вижу такого.
– Где Гоблин с Одноглазым? Кто знает?
– Уже несколько дней ни слуху ни духу, – ответил Леденец.
– Полковник утверждает, что этих тварей было больше, – напомнил я. – Надо бы найти остальных, пока не потеплело. – Я был уверен, что добра от них ждать не следует.
– Это какое-то новое оружие? – задумался Леденец.
– Когда бранное поле не бранное?
Дохломух в недоумении нахмурился.
Недавно мы истребили местную ячейку мятежников, что разозлило некоторых наших «друзей». Обнаружили доказательства недобросовестности и злоупотребления полномочиями, вызвав гнев виновных. Сама Шепот оказалась в неловком положении. Возможно, поэтому к нам и пожаловал Дохломух.
Я рассчитывал, что выжившие мятежники отступят, чтобы набрать и обучить новых рекрутов, вооружиться и запастись провизией, и дождутся, когда Отряд переведут в другое место. При отсутствии внешних угроз неприязнь к армии Госпожи росла как на дрожжах.
Доносчики сообщали, что мира ждать не следует. Главари мятежников хотят прибрать Алоэ к рукам. По слухам, в городе может находиться Портал Теней.
Большинство жителей Алоэ не слышали этих отголосков прошлого. Наши осведомители среди мятежников – слышали. От страха честные ребята иногда переходили на нашу сторону.
Я много читаю. Копаюсь в фольклоре, легендах и местной истории. Портал Теней – часть замысла по воскрешению Властелина, хозяина старого Владычества. Многие по-прежнему поклоняются ему как полубогу. Через Портал Теней он может вернуться с того света.
Некоторые предводители мятежников – тайные воскресители. Они суют палки в колеса Госпоже с того дня, когда она сама чудом спаслась, оставив мужа погибать.
Наше назначение в Алоэ объясняется необходимостью отдохнуть, но на деле расслабиться нам не удается. Мы играем важную роль в неизвестном нам плане повелительницы. А слухи о Портале Теней с каждым днем все тревожнее.
Старик и его ближайшее окружение о чем-то знают, но летописца в известность не ставят. Дело летописца – записывать. То, что записано, весьма сложно подвергнуть сомнению.
Что, если это чудище – новое оружие воскресителей? Наши враги еще не замечены в использовании смертоносных паранормальных тварей. Скорее, такого можно ожидать от нас.
Капитан наклонился и потыкал в зверя пальцем. Обратился к Молчуну:
– Как лучше – попросить Костоправа разрезать эту тварь и взглянуть, что у нее внутри, или запереть ее в клетке и подождать?
Молчун пожал плечами. Это было не в его компетенции.
Тогда Капитан взглянул на Дохломуха:
– А ты что скажешь, полковник?
Старика интересовало, не скрывает ли тот чего. Ведь зверя нашел именно Дохломух.
Колдун оставался невозмутим. Он знал, что мы сразу его заподозрили и продолжим подозревать.
– Пусть живет. Только держите его в холоде. И разыщите других. Найдете здорового – вскройте.
Он покосился на Молчуна. Тот вновь пожал плечами, упорно не желая высказывать свое мнение.
Я согнулся над зверем, прочесал шерсть в поисках паразитов. По наличию блох, клещей и вшей многое можно узнать.
– Нагревается, – пробормотал я.
И в тот же миг был оттолкнут Молчуном.
Из ноздрей зверя повалили черные хлопья.
– Подайте склянку. Несколько склянок.
На свет показался черный жук, такой же блестящий, как и хлопья. Он огляделся вокруг, будто оценивая свои новые владения.
– Это еще кто? Скарабей? – поинтересовался Старик.
Следом выбрался другой жук, уткнулся в первого. Первому это не понравилось. Ух ты! Никаких угроз и ритуальных танцев. Жуки просто принялись кромсать друг друга огромными, похожими на медвежьи капканы, жвалами.
Я простонал:
– Кто-нибудь понимает, что происходит?
Никто не понимал. Однако Дохломух схватил мою самую большую склянку и натянул зверю на голову, заткнув промежутки тряпками.
Леденец живо смылся, оставив дверь нараспашку. Пока Молчун ее не закрыл, внутрь намело снега.
Черные хлопья были предвестниками появления новых жуков. Эти не дрались, а лишь пытались выбраться. Мешала склянка.
Тогда они впали в неистовство.
– Ай да резня! – Даже Капитан был поражен, что для него большая редкость.
Зверь стал сдуваться. Дохломух подоткнул под склянку еще тряпок. Несколько блестящих жуков принялись рвать жвалами ткань.
Отвлекались они, лишь когда задевали друг друга.
– Все в склянку не поместятся, – заметил Дохломух. – Сюда бы бочку.
Бамм! Вернулся Леденец, притащил огромный жестяной бак из пищеблока. В нем хранили зерно и муку. Крышка на петлях защищала от проникновения паразитов.
– В самый раз, – с ноткой восхищения произнес Дохломух.
Он не ожидал такой сообразительности от людей, которых рассчитывал без труда заманить в капкан.
– Толкайте его сюда вместе с банкой, – скомандовал Леденец, укладывая бак таким образом, чтобы Дохломух мог спихнуть зверя со стола прямо в него.
Колдун прижал руки к груди, будто выпрашивающий угощение пес. Ему да пальчики марать?
– Чего?! – рявкнул Старик. – Толкай чертову тушу!
В этот момент особо отважный жук решил выбраться через задний проход животного. По воле случая рядом оказался палец Дохломуха, за который жук не преминул цапнуть. Дохломух взвыл:
– Ох черт! Проклятье, больно-то как!
Когда зверь шлепнулся в емкость, из него появился еще более суровый жучила с безразмерными жвалищами и похожим на воронку задом. Растопырив крылья, он налетел на Дохломуха. Сел на тыльную сторону левой кисти, уцепился и от души куснул. Упершись головой, жук изогнулся и погрузил в рану задний конец своего тела.
Все это произошло в мгновение ока. Дохломух снова завопил.
Молчун пришиб жука.
Леденец захлопнул крышку бака. После зверя на столе осталось несколько извивающихся личинок. Старик принялся ловить жуков, которым удалось сбежать. Мы с Молчуном усадили Дохломуха на стул. Долговязый колдун дрожал. Болевой шок? Вряд ли, укус был не настолько силен. Яд?
– Жук отложил яйца, – языком пальцев сказал Молчун.
Жестяная крышка дребезжала, словно железная крыша в ураган.
Старик прихлопнул последнего беглеца и взялся за личинок.
– Леденец, сбрось бак в выгребную яму, а потом собери всех, кто болтается без дела, и отправь на поиски остальных тварей. Собак возьми. – Он подошел взглянуть, как я выковыриваю едва видимые кремовые шарики из руки Дохломуха.
С мороза заявился сержант Эльмо:
– Глядите, кого я поймал с мешком краденого хлеба и свиной грудинки!
Он держал за шкирку нашего молодого колдуна, Третьего.
Леденец унес дребезжащий бак. Молчуну опять пришлось закрывать за ним дверь.
Третий выглядел совершенно несчастным. По правде говоря, с тех пор, как он спутался с Гоблином и Одноглазым, поводов для счастья у него было не много. Вновь и вновь он попадал в переделки.
Старик развалился на стуле и смерил Третьего взглядом. «Ну, давай сочини что-нибудь интересное», – говорил он всем своим видом.
Молчун подал мне банку карболки. Я поместил в нее яйца жука, а затем сбрызнул раствором раны Дохломуха. Тот заскулил.
Третий решил ответить:
– Одноглазый послал меня за едой.
Неужто? Мелкий пакостник никогда не был охоч до свиной грудинки. А вот сам Третий готов жрать ее хоть с живой свиньи.
Я продолжал латать Дохломуха. Молчун разглядывал личинок в банке. Те вели себя не спокойнее взрослых особей. Старик сверлил взглядом Третьего. Снаружи стало шумно – Леденец передал людям приказ Капитана.
Вернулся Канюк. Выглядел он чуть румянее смерти. После похода в нужник ему не полегчало.
– Это я для себя взял, – изменил показания Третий. – Сержант Эльмо застукал меня прежде, чем я начал собирать еду для Одноглазого.
– А у парня правильные приоритеты, – заметил я.
Даже Дохломух нашел силы слабо улыбнуться. Его по-прежнему била дрожь.
Старик проворчал:
– Не сводите глаз с полковника, пока не будете уверены, что ему ничего не грозит. Нельзя давать Шепот лишний повод. А ты, – он ткнул пальцем в Третьего, – со мной.
Канюк принялся сдувать пылинки с хозяина. Дохломух простонал:
– Теш, ты выглядишь так, будто тебя только что пронесло в штаны. И воняешь соответственно. – Он дотронулся до меня здоровой рукой. – Помоги ему. Я уж как-нибудь выживу.
Я предположил, что Канюк где-то нахлебался грязной воды. Что ж, впредь будет осторожнее. Я дал ему микстуру и наказал не уходить далеко от нужника. Он был не рад временному расставанию с Дохломухом.
– Но ты же остался жив и идешь на поправку, – ответил я, когда Дохломух предположил, что мы специально все подстроили, чтобы ему насолить. – Наверное, сам наколдовал этих зверей, а потом от них же и пострадал.
Я сказал это не всерьез. Предположение было удивительным в своей абсурдности, но Дохломух вдруг задумался. Рассчитывал, что и нас покусают?
Впору рисовать мишень на спине у Шепот. Чем меньше порядка в штабе, тем меньше будут донимать нас, любимчиков Госпожи.
Я повторил уже набившую оскомину фразу:
– Когда бранное поле не бранное?
Дохломух взглянул на меня с любопытством:
– Интересный вопрос, врачеватель. Весьма актуальный в наше неспокойное время.
Он склонил голову и прислушался. Я уловил отдаленный звон колокольчиков. Мне стало не по себе. Звук живо напомнил о моих недавних кошмарах.
– Я прилягу и поразмыслю над ним. – Дохломух указал на койку.
Я тоже забрался под одеяло и не вылезал, пока меня не растолкал Капитан.
– Что с ним?
Я повернул голову к Дохломуху. Тот лежал на своей койке, на спине. По щеке размазались слюни. На носу болталась сопля. Красавчик.
– Который час?
– Ночь на дворе. Мы поймали других тварей. Как Чодроз?
– Был все тем же гадким уродом, когда я ложился.
Я опустил ноги на холодный земляной пол, зевнул и поднялся. Наша болтовня не разбудила Дохломуха.
Не успел я дотронуться до него, как почувствовал жар.
Капитан сказал:
– Собаки вынюхали тварей. Валялись без сознания от холода. Ребята сложили их в баки и сожгли в яме. Ни одного жука не проглядели.
– Дохломух весь горит. Надо бы обложить его снегом.
– Делай что хочешь, только не допусти, чтобы он подох.
У Дохломуха был частый неровный пульс и высокая температура.
– Одному мне не справиться. – Я начал раздевать полковника, но он по-прежнему не просыпался. – Третий еще что-нибудь рассказал?
Старика перекосило так, будто он наполнил рот жжеными квасцами.
Гоблин и Одноглазый действительно что-то замышляли. С его молчаливого одобрения.
Старик с суровым видом схватил ведро и вышел на улицу. Там бушевала метель.
