Прошло несколько часов. Костоправ ушел, затем вернулся. И хлопнул меня по спине:
– Видишь, Мурген, как просто? Ты когда-нибудь видел такой эффектный фокус – и такой простой?
– Ни разу в жизни, – согласился я. – Как с бревна упасть. Или провалиться в бездонную яму, в чем я уже поднаторел, пусть и не по своей воле. – Хотя на словах все куда проще, чем на деле. Я заранее знал, что и это дело не составит исключения. – Теперь я, по крайней мере, понимаю, почему ты стал таким чертовски загадочным, как узнал эти совершенно невероятные вещи.
Костоправ рассмеялся. Поделившись своим поразительным открытием, он пришел в отличное настроение.
– Давай, попробуй теперь сам.
Я вперил в Старика взгляд, который он предпочел расценить как недоуменно-вопросительный. Да ничего особенного. Все равно что с бревна упасть. Может, и так. Только вот из Одноглазого наставник аховый.
– Делай, как Одноглазый показывал. Реши, что ты хочешь увидеть. Скажи Копченому. И будь предельно аккуратен. Здесь нужна точность. Точность – это все. Двусмысленность смертельно опасна.
– Так об этом, Капитан, я во всех сказках про магию слышал. Допустил двусмысленность – и ты по уши в дерьме.
– То-то и оно. – Кажется, я коснулся душевной раны. Он вдруг о чем-то задумался. – Приступай.
Но мне не хотелось.
– Слишком уж похоже на мои полеты через бесконечную кроличью нору в Дежагор. Может быть, все это Копченый как-то со мной проделывает?
Костоправ покачал головой:
– Никоим образом. Это совершенно разные вещи. Давай. Я приказываю. Только время попусту тратишь. Поищи там что-нибудь – тебя всегда интересовали сведения для Анналов. Мы будем рядом, в случае чего прикроем тебя.
– Может, поискать Масло с Крутым?
– Я знаю, где они. Только что миновали Первый Порог, будут здесь через несколько дней. Попробуй что-нибудь другое.
Масло с Крутым три года назад отправились на север с таглиосским посольством и письмами Госпожи, адресованными тем, кого ей пришлось там оставить. Задача наших братьев – разузнать все, что можно, о Хозяине Теней по имени Длиннотень. Покойная Грозотень оказалась Зовущей Бурю, изгнанницей из бывшей империи Госпожи – она и там числилась в погибших. А еще два могучих и злобных волшебника, вставшие на нашем пути, оказались давно умершими Ревуном и Душелов, безумной сестрицей Госпожи. Появлялся и Меняющий Облик, но с ним мы управились.
То, что Маслу с Крутым удалось уцелеть в столь невероятном путешествии, кажется мне великим чудом. Но их, похоже, сами боги хранят.
– Наверняка привезут целую коллекцию новых шрамов, будет что порассказать.
Костоправ кивнул. Его настроение сделалось мрачным, однако пора продолжать обучение.
Моим воображением завладела одна трагедия из прошлого, ужасная и бессмысленная резня в деревушке под названием Узы, – событие, казавшееся тогда ни с чем не связанным. Я и раньше был уверен, что здесь кроется нечто важное, и очень удивился, узнав, что тайна не разгадана по сей день.
Крепко сжав руку Копченого, я старательно очистил разум и прошептал подробные указания. И унесся в неведомые дали, оторвавшись от собственного тела, отчего меня внезапно объял страх. На миг почудилось, что все это уже я переживал. Однако я не помнил, что будет дальше.
Старик был прав. Вышло совсем не похоже на прежние мои провалы в прошлое. В этом кошмаре я пребывал в полном сознании и сам управлял событиями. Я был бестелесным призраком, летящим к Узам; но этот призрак помнил о своей цели. Разница была огромна. Уносясь в Дежагор, я утрачивал личность и контроль над событиями до тех пор, пока не вторгался в прошлое своего «я». А после этого забывал о будущем.
Узы – деревушка на южном берегу Майна, аккурат напротив Ведна-Ботского брода. Веками Майн служил естественной границей таглиосских земель. Жившие за рекой говорили по-таглиосски и верили в таглиосских богов, однако таглиосцы считали их не более чем данниками.
Несельскохозяйственная часть тамошней экономики образовалась вокруг военно-курьерской станции со сменными лошадьми. О ней заботился мизерный гарнизон шадаритских кавалеристов, заодно охранявший переправу. Такая служба – мечта любого солдата: ни забот, ни хлопот, ни начальства. Бродом можно было пользоваться лишь три месяца в году, в остальное время стояла высокая вода; однако гарнизон получал жалованье круглый год.
Душа Копченого неслась в прошлое, к той давней катастрофе, и я, согбенный, с тяжкой ношей страха, невзирая на все заверения Костоправа, следовал за ней.
Ночь, в течение которой было вырезано все население Уз, оказалась непроглядно темной. Из той ночи, а также из кошмаров, в которых человек куда чаще жертва, чем хищник, и явился ужас. Чудовище бесшумно кралось по деревне, направляясь к армейским конюшням. Я видел все, но не мог никого предостеречь.
В карауле стоял один-единственный солдат, да и тот клевал носом. Ни он, ни лошади не почувствовали опасности.
В конюшне поднялась дверная щеколда. Никакому животному недостанет ума потянуть за веревку… Солдат проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть метнувшийся к нему сгусток мглы с малиново горящими глазами.
Пожрав добычу, чудовище скрылось во мраке. Вскоре оно нашло новую жертву. Крики ужаса всполошили гарнизон, солдаты схватились за оружие. Чудовище, похожее на громадную черную пантеру, прыгнуло в реку и поплыло к северному берегу.
Теперь я понимал, в чем дело. Убийцей был оборотень, ученица волшебника по имени Меняющий Облик. С Меняющим мы разделались в ночь взятия Дежагора, а она скрылась, навеки обреченная носить облик зверя.
Чем же важно именно это происшествие более чем четырехлетней давности?
Захотелось последовать за пантерой и посмотреть, что с ней сталось, но тут Копченый уперся. Коматозный колдун не был личностью и не обладал сколько-нибудь заметной волей, но, вероятно, имел свои пределы и слабости.
Однако ж занятно: до возвращения во дворец у меня не возникало никаких эмоций. Зато после накрыло с головой, да так, что дух перехватило.
– Это правда? – спросил я. – То, что я видел там?
– Нет оснований считать иначе, – ответил Костоправ, на всякий случай ни за что не ручаясь. Подозрителен наш Капитан, как всегда. – Неважно выглядишь. Тяжелое было зрелище?
– Не то слово. – Одноглазого в комнате не было, а душила успел обделаться. Я сморщил нос. – С помощью Копченого можно увидеть все?
– Почти. Кое-куда он не хочет или не может проникнуть. Не способен и возвращаться в то время, когда еще не был в коме. Теперь ты можешь писать Анналы, являясь всему излагаемому истинным свидетелем. Только не забывай, что Копченого надо верно направлять.
– Ну и ну! – Я только сейчас начал понимать, какие перед нами открываются возможности. – Да это же стоит больше, чем легион ветеранов!
Теперь понятно, что позволило нам в последнее время совершить несколько удачнейших ходов. Сидя на плече врага, ничего не стоит предугадывать его действия.
– Гораздо больше. Вот почему ты должен держать язык за зубами даже наедине с любимой.
– Радиша знает?
– Нет. Только ты, я и Одноглазый. Может, еще Гоблин, если Одноглазый просто не мог не поделиться с кем-нибудь. И все. Одноглазый случайно на это наткнулся, пытаясь вывести Копченого из комы. Копченый был в Вершине, бродил по ее залам и встречался с Грозотенью, поэтому нам захотелось его порасспросить. Но это подождет. Так что не говори никому. Понятно?
– Ты еще снова мою родню заподозри…
– Башку снесу.
– Да я понял, Капитан. Перед собутыльниками из обманников этим хвастать не стоит. Ч-черт, с таким оружием мы можем победить!
– Во всяком случае, оно не будет лишним. Но пока держим его в тайне. Ладно, у меня еще дела с Радишей, а ты продолжай практиковаться. И не бойся перенапрячь Копченого – даже если захочешь, не получится.
Он крепко сжал мое плечо и вышел; в его движениях сквозила решимость, а еще фатализм. Наверное, отправился на очередное бюджетное совещание. Если ты Освободитель, то на военные нужды никогда не хватает средств, а если Радиша – военные нужды всегда непомерно задраны.
Итак, в комнате остались только я, полудохлый колдун да вонючий душила под холстиной. Я хотел было при помощи Копченого выяснить, что затевают в Таглиосе дружки этого обманника, но передумал: будь Копченый способен дать нам нужные сведения, Капитан не стал бы допрашивать пленника. Наверное, дело не только в точности указаний – еще нужно иметь хотя бы малейшее представление о предмете поиска. Без этого представления не найдешь даже собственного локтя.
Так что же это за предмет? Старина Копченый – сущее чудо, однако изъянов и слабостей у него предостаточно. И большая их часть наверняка рождается в наших собственных головах. От нас зависит, будет ли нам польза от собственного воображения – или только вред.
Ну и что же мне хочется увидеть?
Я пришел в крайнее возбуждение. Приключения звали вперед. Так какого дьявола? Стоит ли мелочиться? Не глянуть ли через замочную скважину на Длиннотень, который значится первым номером в черном списке Черного Отряда?
Длиннотень, должно быть, вышел прямиком из моих фантазий. Просто ходячий кошмар. Высокий и тощий, он был подвержен приступам ярости и внезапным судорогам наподобие малярийной тряски. Носил нечто вроде мешковатой и длинной, до полу, камизы черного цвета, скрывавшей его уродливую худобу. Ел он нечасто, да и не ел, а так, поклевывал. Должно быть, его постоянно мучил голод.
Камиза сверкала и переливалась золотыми, серебристыми, глянцево-черными нитями – десятками вплетенные в ткань, они защищали своего владельца от статической магии. На первый взгляд он показался в сто раз параноидальнее Костоправа, однако на то у него имелась веская причина. В мире полно народу, мечтающего зажарить его тощую задницу, а друзей, кроме Могабы и Ножа, у него нет.
Ревуна нельзя считать за друга. Ревун – всего-навсего союзник.
Одной из причин навязчивых страхов Длиннотени был Черный Отряд. Этого я совершенно не понимал. Враги такого низкого пошиба и вовсе не должны бы занимать ум Хозяина Теней. Нам, знаете ли, до губителей миров далеко.
Лицо Длиннотени, скрываемое под маской даже тогда, когда он оставался один, здорово смахивало на голый череп. Восковые черты застыли в гримасе страха. Глаза водянисто-серые, с розовыми бликами по краям. Однако мне кажется, альбиносом он все же не был.
Не стоило и гадать, что за народ породил это существо.
Используя способности Копченого, я сновал по времени, чтобы поскорее узнать все достойное внимания. И ни единожды не застал Длиннотень раздетым. Он никогда не мылся, не менял платья. Даже перчаток не снимал.
Последний из четырех Хозяев Теней являлся абсолютным властителем города Тенелова, а в стенах своей крепости, которую он назвал Вершиной, был полубогом.
Малейшее его недовольство порождало сотни страхов, и десять тысяч человек сбивались с ног, умиротворяя повелителя. И тем не менее он был здесь пленником, живущим без малейшей надежды на освобождение.
Вершина – самое южное творение рук человеческих, если не считать легендарного Хатовара. Я пытался проникнуть дальше на юг. Где-то там, в туманах позади Вершины, скрывается наша цель, к которой мы шли долгие годы. Глянуть бы хоть одним глазком на это чудо…
Но Копченый наотрез отказался туда лететь.
Он и в добром-то здравии безумно боялся Хатовара. Именно это заставило его изменить Радише с Прабриндра Дра несколько лет назад. Наверное, страх перед Хатоваром накрепко въелся и в его тело, и в душу.
По сравнению с Вершиной любая человеческая постройка из виденных мною кажется карликовой. Не исключая даже исполинскую Башню Госпожи, что в Чарах. Строительство Вершины, длившееся больше двух десятилетий, стало главной отраслью индустрии Тенелова – города, до появления Хозяев Теней называвшегося Кьяулуном. Что на местном диалекте означает «Врата Теней».
Зодчие работали день и ночь, не зная ни выходных, ни праздников. Длиннотень был полон решимости достроить крепость прежде, чем враги возьмут над ним верх. Он был уверен, что, выиграв в этой гонке, станет властелином мира. Никакие силы небесные, земные либо адские не доберутся до него в стенах достроенной Вершины. Ни даже сама Тьма, еженощно осеняющая его ужасом.
Внешние стены Вершины вздымались по меньшей мере на сотню футов. Не знаете, где бы такую лесенку взять?
Бронзовые, серебряные, золотые письмена сверкали на стальных плитах, укрывавших грубый камень стен. Сонмы тружеников день и ночь ухаживали за письменами, следили, чтобы они не тускнели.
Прочесть их я не мог, но знал, что они содержат защитные заклинания великой силы. Длиннотень слой за слоем покрыл своими чарами эту часть Вершины. Имей он достаточно времени, вся внешняя поверхность крепости скрылась бы под непроницаемой колдовской броней.
На закате Вершина полыхала ярче любого лесного пожара. Сверкающие хрустальные купола, венчавшие каждую башню, превращали крепость в густой лес маяков. Они были сооружены везде, где Длиннотень мог бы обозревать окрестности, недосягаемый для своих страхов. Мощнейшее сияние не оставляло ни единого уголка, способного послужить укрытием Тени.
Того, над чем Длиннотень властвовал, он боялся больше всего на свете. Даже Черный Отряд был для него всего лишь назойливо жужжащим комаром.
Вершина, даже недостроенная, ошеломила меня. Да мы просто ослепленные гордыней безумцы, если наметили маршрут, пролегающий через эту твердыню!
Однако не всех врагов Длиннотени можно так же легко запугать, как меня. Кое для кого и земные крепости, и само время не очень-то много значат. Рано или поздно его оборона падет, и в тот же самый миг он будет пожран.
Он решился играть по высшим ставкам, а в этой игре проигрыш столь же ужасен, сколь велик возможный выигрыш. И бросать ее поздно. Теперь либо венец победителя, либо венец же, но мученический.
Жил Длиннотень в хрустальной палате, венчавшей центральную, самую высокую башню Вершины. Спал мало – слишком силен был страх перед ночью. Долгие часы проводил в неподвижности, взирая на плато блистающих камней.
Над мрачным городом разнесся пронзительный визг. Жители Тенелова не обратили на него внимания. Если они вообще думали о загадочном союзнике своего государя, то наверняка надеялись, что судьба однажды вырвет из рук Длиннотени столь мощное орудие. Кьяулун был населен людьми сломленными, изверившимися и отчаявшимися; так низко не опустились даже джайкури в худшие дни осады Дежагора.
Почти все жители были слишком молоды, чтобы помнить времена, когда не было никаких Хозяев Теней, куда более властных над их судьбами, чем забытые боги.
Но и Длиннотени было не под силу положить слухам конец. Даже в самой глубине его империи кое-кому приходилось путешествовать, а путешествующие непременно приносят новости. И среди этих новостей даже попадаются правдивые.
Народ Тенелова знал, что с севера приближается рок.
Черный Отряд – вот что порождало все эти слухи. И они никого не радовали. Длиннотень дьявол во плоти, однако многие боялись, что его падение станет лишь предвестием куда более суровых времен.
Мужчины, женщины, дети – все население Тенелова было посвящено в одну из истин бытия: за Тенью, которую ты видишь перед собой, прячется Тень неизмеримо более грозная.
Длиннотень сеял страх и боль окрест лишь потому, что сам был жертвой тысячи ужасов.
Словом, там было жутко. До того жутко, что мне отчаянно захотелось вернуться туда, где меня успокоят и ободрят, объяснив, что тьма не всегда несет в себе ужас. Мне захотелось к Сари, к этому ласковому огоньку в ночи, что властвует над миром.
– Отнеси меня домой, Копченый.
Капитан меня предупреждал. «Будь точен», говорил. И не раз.
Я был схвачен и унесен туда, где кровь и пламя и где медленно скручиваются, обугливаясь, бумаги. Я лежал в луже крови, смешавшейся с моей блевотиной. Отдаваясь в ушах, топот бегущих казался мерной, оглушающей поступью гигантов.
Слышал я и крики, и не было им конца.
Костоправ предупреждал. А я забылся. Он ведь не говорил – а может, и не предполагал, – что понятие «дома» чье-нибудь сознание может определить как страшную эмоциональную боль… Я был разорван. В клочья. Копченый отнес меня в Таглиос, да, но я очутился в моменте, что казался концом самого времени. Потрясенный до глубины души, я рванул назад, и отвращение мое было столь сильным, что вместе с ненавистными обрывками прошлого и сбитым с толку Копченым я преодолел всю дорогу до преисподней.
У него не было ни личности, ни воли, поэтому он не мог смеяться над тем, как я тонул в океане страданий.
У преисподней есть имя, и это имя Дежагор. И все же Дежагор лишь меньшая из преисподних.
Из самого большого ада мне удалось бежать. Еще раз.
Ни воли, ни личности…
Вихри метут по плато блистающих камней, но ничто не колыхнется на его поверхности. Опускается ночь, и стихает ветер. Равнина сбрасывает накопленное за день тепло, и пробуждаются Тени. На безмолвном камне селится лунный свет.
Плато простирается на восток и запад, на север и юг, и, стоя на нем, не увидишь его границ; зато легко обнаружить его издали. Потому что в центре высится грандиозное сооружение из той же горной породы, что и само плато, и расставленные на нем колонны.
Ничто не шелохнется на этих бескрайних просторах, лишь дрогнет порой дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так в едва уловимых биениях сердца Тьмы протекает их жизнь – если это можно назвать жизнью.
Нет воли. Нет личности. И нет Копченого.
Только боль. Такая сильная, что даже Копченый растаял в ней. Теперь я всего лишь раб воспоминаний.
Теперь я дома. В обители боли.
Ага, ты уже здесь!
Вот мы и снова встретились. Опять ты где-то пропадала…
Хоть ты и безликая тварь, а все равно кажется, будто улыбаешься, довольная собой…
Ночка выдалась богатая на события, верно? И они еще не закончились. Вон, гляди, Черный Отряд с союзными войсками взялся за тенеземцев, им сейчас небо с овчинку покажется. А то совсем осмелели, прут на рожон, словно решили навеки поселиться в стенах Дежагора.
Гляди, вон двойники и иллюзорные солдаты. Это чтобы обманувшиеся южане выдавали направления своих ударов и попадали в смертельные ловушки.
Ладно, хватит, возвращаемся на стену. Кажется, мелочь, а ведь о таком саги слагают.
Весь бой переместился в восточную половину города. Вряд ли здесь осталось много солдат. Несколько наблюдателей на стенах да еще горстка тенеземских вояк там, в темноте, только остыл их пыл, невелика им теперь цена. Иначе не проглядели бы коротышку, что с паучьей ловкостью спускается со стены по веревке.
И с чего бы это двухсотлетнему волшебнику четвертого сорта спускаться по веревке, да еще туда, где недружелюбные смуглые карлики будут страшно рады возможности поплясать на его брюхе?
Жеребец загадочной колдовской породы перестал ржать. Наконец-то издох. Но зеленоватый пар все еще поднимается из раны, все еще мерцают ее края.
Где? Вон там? Ну да. Жутко выглядят эти двое, окутанные своим розовым туманом. Сущие дьяволы. Хотя вроде не за тем сюда идут, чтобы пожрать весь город, как думаешь?
Что такое? Внизу заметались тенеземцы – ни дать ни взять куры, к которым в птичник пролезла лиса. В воплях слышен неподдельный ужас: что-то темное мечется среди наших недругов. Гляди, поймало кого-то, тащит прочь.
Света теперь так мало, что сместился центр битвы. Наш старичок черен, словно сердце самой ночи. Да разве найдется среди смертных такой зоркий, что разглядит, как этот шибздик крадется среди мертвецов? Кстати, куда он направляется? Неужто к дохлому коню Тенекрута?
Кто мог от него такого ожидать?.. Да он с ума сошел!
И это пятно мглы тоже ползет туда. Нет, ты видел, а? Видел, как вспыхнули красным глаза в зареве городских пожаров?.. Ну что за болван! Ему бы прочь бежать, а он… Дорого может обойтись такое упорство.
Вот черный человечек пропал из виду. Это потому, что замер. Услыхал, значит… И снова припустил к мертвому жеребцу. Копье хочет вернуть! А что, может, это не такое уж и безумство. Он немало потрудился над своим копьем.
Вот снова стал и глаза небось выпучил, принюхавшись и уловив почти забытый запах. А убийственная мгла в тот же миг почуяла.
Ликующий рев пантеры заставил замереть все сердца на равнине. И пятно мглы помчалось – все быстрее, быстрее…
Черный человечек схватил копье и побежал к стене. Успеет ли? Унесут ли короткие старые ноги от стремительной хищницы?
Тварь огромна. Похоже, она уже торжествует победу.
Вот человечек ухватился за веревку. Однако до безопасного места ему еще восемьдесят футов… А он, как ни крути, дряхлый старик. Вот закрутило колдуна, но координация у него отличная. Копье развернулось одновременно с прыжком чудовища. Тварь выгнулась в воздухе, пытаясь избежать смертоносного острия, да не тут-то было: наконечник, пронзив ее морду, вышел за левым ухом. Чудовище взревело, зеленый пар повалил из раны. Пантера утратила всякий интерес к старику, и тот начал свой долгий подъем, закинув за спину копье, испещренное прихотливой резьбой.
Никто этого не заметил. Повсюду кипел бой.