Гэри Вульф
Кто подставил кролика Роджера
11
Психиатр Роджера согласился встретиться со мной по окончании приема. Он оказался солидным мультяшным бобром. Каждое его движение было медленным и точным, поэтому слой жира на животе придавал ему вид дородного достоинства, а не колыхавшегося излишества. Его плоский овальный хвост покоился в специальном кармане, пришитом к нижней стороне белой куртки, благодаря чему доктор Бивер одновременно напоминал горбуна из Нотр-Дама и ракетку для пинг-понга. Шерстка на голове, такого же грязновато-каштанового цвета, как и речное дно, была разделена на прямой пробор и зачесана на обе стороны, закрывая короткие ушки. Свои жидкие усы он щедро покрывал слоем воска и скручивал в такие тугие жгутики, что при плохом освещении их можно было принять за руль мотоцикла «Харли-Дэвидсон». Желтые тонированные очки-авиаторы скрывали его смешные выпученные глазки-пуговки и прерывали сплошную дугу, протянувшуюся от кончика носа до макушки.
Для утоления своей тяги что-нибудь погрызть бобёр держал рядом со своим столом, в антикварной подставке для зонтиков, несколько поленьев красного дерева. Солидный серебряный совок и аккуратная метелочка предназначались для уборки щепок.
Медицинский диплом, выданный двадцать лет назад, сообщал, что перед вами выпускник Христианского университета Мультауна.
Его словесные шарики напоминали исписанные корявым почерком бланки рецептов, с которыми обычно ходят в аптеку.
– Поскольку Роджер – мой пациент, я, естественно, не могу обсуждать с вами медицинский аспект его дела, – заявил он. – Но, если у него возникли проблемы, которые я могу разрешить, я с удовольствием сделаю это. Разумеется, пока моя профессиональная этика не окажется под угрозой. – Обнюхав по всей длине деревянный карандаш, он небрежно сгрыз его, как человек съел бы конфету. Затем, осторожно сняв с губ оставшийся ластик, он бросил его в корзину для бумаг. – Так в чем заключается проблема? – важно спросил он.
Съеденный карандаш чуть не положил конец нашему разговору, который, собственно, толком еще и не начинался. Как можно серьезно допрашивать психиатра, который перекусывает карандашами? Но, вспомнив об авансе, я устремился в бой.
– Больше всего меня интересует случай с нападением, где в качестве орудия используется пирог с заварным кремом.
Когда бобер откинулся назад и погладил свой сильно скошенный подбородок, его белый халат распахнулся, открыв темно-синий костюм-тройку, сшитый из ткани в тонкую полоску и искусно скрывающий его выпирающий животик.
– Да, этот случай известен мне довольно хорошо, – произнес он после короткого раздумья.
– В самом деле?
– Можете не сомневаться. – Доктор Бивер провел передней лапой по настольному диспенсеру с гигантским клубком сверхпрочной зубной нити, совершенно необходимой тем, кто склонен грызть красное дерево. – Постараюсь сформулировать свой ответ как можно деликатнее. В последнее время Роджер находится в огромном напряжении. В перспективе у него всего лишь роль второго плана в комиксе Малыша Германа. Уход жены стал кульминацией в череде его семейных проблем. На мой взгляд, Роджер серьезно болен, этот кролик способен выдумывать самые фантастические истории, оправдывающие его неудачи в жизни. Существует ряд довольно сложных психологических теорий, объясняющих такое поведение. Иными словами, если перевести на язык обывателей, Роджер не способен отделить реальность от фантазии. Один из самых частых его кошмаров заключается в нападении некоего безликого агрессора, размахивающего пирогом. Он неоднократно сообщал мне о таком нападении. Хотя обычно уточнял, что это была лимонная меренга.
– Но я своими глазами видел пустую жестянку из-под пирога.
– Охотно вам верю. – Бобёр наклонил вперед круглую голову на короткой шее и поправил выбившиеся из усов волоски. – Скорее всего, Роджер либо нанял кого-то, кто кинул в него пирог, либо сделал это сам, а нападавшего выдумал. Раньше он проделывал то же самое с другими своими кошмарами, то есть воплощал их в реальной жизни. Естественно, с моего ведома. На мой взгляд, проигрывать глубоко укоренившиеся страхи весьма полезно: высвобождая их из подсознания, пациент встречается с ними один на один и видит, что в действительности они далеко не так страшны, как ему казалось. Эпизод с пирогом Роджер раньше не разыгрывал, несмотря на мои рекомендации. Думаю, на следующем нашем сеансе я услышу его рассказ об этом розыгрыше. И я бы посчитал такое признание большим прогрессом.
На полях своего блокнота я нарисовал несколько больших кукушек. Комментарии бобра все прояснили. Кролик Роджер был законченным психом. Если следующий пункт моего плана пройдет так, как я ожидаю, это дело можно будет закрыть на законных основаниях.
* * *
На следующее утро я первым делом отнес форму от пирога в кондитерскую, название которой было указано на ее дне. Разумеется, продавец вспомнил, что пирог купил не кто иной, как кролик Роджер.
Продавец достал из кассы пятнадцать центов и протянул их мне. Залог, сказал он, за форму.
Я отдал ему форму и взял деньги, чувствуя, что заработал их все, до последнего пенни.
12
Из кондитерской я направился прямо к Роджеру. Когда я подходил к входной двери, мимо прогрохотал серо-белый туристический автобус, пассажиры-люди в его салоне вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть, как живет другая половина города.
– Я всего лишь пришел в гости! – чуть не закричал я, когда несколько туристов сфотографировали меня из автобуса.
Я от души стукнул кулаком по входной двери Роджера. К моему удивлению, она чуть приоткрылась, а затем снова закрылась, будто закрепленная на толстой резинке. Я еще раз толкнул дверь, но почувствовал то же упругое сопротивление.
– Привет, Роджер, ты дома? – крикнул я в узкую щель, но не получил никакого ответа.
Я уперся в дверь обеими руками и просунул в щель ногу. Дверь приоткрылась, и я увидел, что мешало войти, – нотная строка, один конец которой торчал из рояля Роджера, а другой свободно болтался, накинутый на вешалку для шляп возле входа. Навалившись плечом на дверь, я толкнул ее. Мгновение строка держалась, а затем сложилась в несколько раз, и я наконец попал внутрь. Взяв строку в руки, я осмотрел ее. Я не очень хорошо разбираюсь в музыке, но и это была не симфония Бетховена. Скорее всего, какая-то простенькая версия песенки «Когда загадываешь желание на звезду». Намотав нотную строку, как лассо, на руку, я завязал на конце аккуратный узел и повесил ее на край скамейки возле рояля. Позже Роджер сможет погладить ее, разрезать на фрагменты и вставить в свою тетрадь с нотами. Какой же я все-таки заботливый парень, даже за пять минут до того, как скажу ему прости-прощай.
– Роджер, – позвал я, – ты здесь?
И снова никакого ответа.
Я рискнул пройти дальше в дом, через прихожую, мимо гостиной и столовой. Роджера нигде не было.
Тогда я вошел в смежный коридор, лестница из которого вела на второй этаж.
Там-то я его и нашел.
Кролик свисал с перил лестницы. Только декоративное украшение на конце перил не позволило его телу соскользнуть на пол. Треугольные обрывки, какие получаются, когда прорываешь лист бумаги карандашом, окружали зияющее пулевое отверстие в спине Роджера. В поисках пульса я коснулся пальцами пушистого запястья. Ничего. Я оттянул ему веки и увидел две черные оливки, плавающие в двух продолговатых блюдцах со свернувшимися сливками.
Никакого сомнения не оставалось: Роджер отправился в кроличий рай.
Прислонившись к стене, я оценил варианты моих действий. Можно развернуться и уйти, затем анонимно позвонить в полицию и никогда больше не говорить о мультяшках, не думать о мультяшках и не связываться с мультяшками. Вполне логичный выбор. Но был и другой вариант, заставивший меня сделать неприятный вывод о том, что я, Эдди Вэлиант, выдающийся частный детектив, совершил колоссальный промах. Если бы я отнесся к словам кролика серьезно, если бы мне не хотелось заграбастать его денежки, а его самого спустить в унитаз, возможно, кролик Роджер был бы жив.
Я оказал Роджеру большую медвежью услугу, которая привела к его смерти. Никто, даже чокнутый мультяшный кролик, не заслуживает такой расплаты. И хотя я не мог воскресить кролика, я мог, по крайней мере, поступить благородно – довести дело до конца и выяснить, кто третировал кролика Роджера и почему.
Поднявшись на несколько ступенек, я внимательно осмотрел дыру в спине Роджера. Это было выходное отверстие, значит, в него стреляли спереди. Бóльшая часть крови вытекла через рану в груди. Рана на спине почти не кровоточила, за исключением почти незаметной струйки.
Я осмотрелся, пытаясь определить, откуда прогремел смертельный выстрел.
Заглянув в кухню, я разглядел на полу у плиты едва заметный дымчатый шарик. С помощью карандаша я поднял шарик и принюхался – от него слабо пахло порохом. Я слегка встряхнул его, чтобы разобрать, что в нем написано: одно слово – «бах!». Шарик почти умещался между кончиком моего мизинца и большим пальцем, выходя всего на несколько дюймов. Как минимум, 45-й калибр, а может, даже больше. Я вернул шарик на пол.
Я провел взглядом воображаемую линию от кухни до того места на лестнице, где, похоже, в момент выстрела стоял Роджер, подошел к стене и поискал пулю. И сразу обнаружил ее именно там, где и рассчитывал. Одно большое отверстие, и словесный шарик идеально к нему подходил. Вспомнив предыдущие обвинения полиции в подделке улик, я устоял перед соблазном вытащить пулю из стены.
Вместо этого я вернулся к Роджеру. Кролик был одет в яркий классический полуприталенный пиджак зелено-красно-желтой расцветки, темно-бордовые домашние тапочки размером с ласты и мешковатые оранжевые брюки с резинками на лодыжках. В его внешнем виде не было ничего необычного.
В карманах тоже ничего интересного не нашлось. Около двух долларов мелочью, несколько чахлых морковок, ключ от дома и гигантская расческа.
А вот под самим кроликом, похоже, действительно что-то было.
Я осторожно взял за плечи Роджера, свисавшего с перил, словно лист застывшего свечного воска, и снял его. Под телом кролика я нашел словесный шарик с его последними словами. Скорее всего, он пробормотал их сразу после выстрела, а затем упал на шарик и умер.
Я снял деформированный шарик с перил, стараясь обращаться с ним очень осторожно. Затвердевший, он напоминал ломкие картофельные чипсы, что, в сочетании с присущей ему тонкостью, делало его чрезвычайно хрупким. Когда до него доберутся эксперты из криминалистической лаборатории полиции, они измерят скорость его отвердевания и по ней определят точное время смерти. Мои знания об этом процессе были не велики, поэтому я не мог с уверенностью сказать, что еще они смогут определить.
Словесный шарик затуманился, и слова в нем сильно поблекли, но, поднеся его к свету, я обнаружил, что их все еще можно прочитать: «Нечестно! – говорил Роджер. – Все благодаря тебе? Джессика. Мой контракт…» Если Роджер, когда в него стреляли, разговаривал с женой, это означало, что она либо стреляла в него, либо видела стрелка. Переписав слова в блокнот, я повесил хрупкий шарик обратно на перила и поместил поверх него Роджера.
Дальнейший осмотр лестницы в поисках улик ничего не дал.
В гостиной я подошел к журнальному столику, но ни стаканов, ни сигарет или чего другого, указывавшего на то, что незадолго до кончины Роджера кто-то нанес ему визит, не нашел. С кухней было то же самое. В ходе тщательной проверки остальных комнат на первом этаже я также не обнаружил ничего подозрительного.
Аккуратно обойдя тело Роджера, я поднялся на второй этаж. В гостевой спальне только двуспальная кровать и комод. В шкафу пусто, как и в ящиках комода. На хрустящих чистых простынях никогда не спали. В аптечке в ванной комнате хранился запас безрецептурных лекарств, немного зубной пасты и две зубные щетки: одна гигантского размера для больших передних кроличьих резцов, другая – обычная – для остальных зубов. Естественно, никакого крема для бритья, бритвы или бритвенных лезвий, никакой электробритвы. На полке в душе я нашел кусок мыла, бутылку обычного шампуня и пластиковую бутылочку в форме заячьего хвостика с этикеткой «Кондиционер для зайца».
Я перешел в последнюю комнату на втором этаже – спальню Роджера.
На стене висело несколько картин, принадлежавших кисти какой-то небрежной художественной школы. Как и во всем остальном, связанном с Роджером, в них не было ни капли смысла.
Со шкафом я снова потерпел полную неудачу. У Роджера был смокинг, который светился в темноте, но недостаточно ярко, чтобы пролить свет на убийство. Ни в комоде, ни в бюро тоже ничего не было.
Я проверил его тумбочку. Поиски стали интереснее. В ящике я нашел задвинутый в дальний угол револьвер 38-го калибра. Я понюхал ствол – из него недавно стреляли. Отщелкнув барабан, я обнаружил в нем одну стреляную гильзу. Пистолет, из которого застрелили Роджера, гораздо большего калибра, значит, этот не был орудием убийства. Тогда во что или в кого стреляли из него? Переписав серийный номер револьвера в свой блокнот, я вернул оружие в ящик.
Затем я осмотрел территорию вокруг дома. На земле, за кустами, прямо под окном, выходящим на место убийства, я нашел пластмассовую игрушку – лягушонка Кермита. Игрушка пролежала на земле недолго, так как трава под ней была мокрой. Вчера вечером шел дождь, а это означало, что игрушку уронили, скорее всего, во время или после ливня, иначе трава под ней осталась бы сухой.
Я сжал лягушонка. Кермит выпучил глаза и высунул язык. И я сунул игрушку в карман.
Осмотр места преступления подошел к концу. Я не обнаружил больше ничего интересного.
Поэтому я прошел к телефону и позвонил в полицию.