Это случилось, когда пригодился
мне лук,
я снимал шелуху слой за слоем.
Вот он, смотрите, стоит обнаженный,
кричат теперь многие,
что не решались и в руку взять лук,
ибо боялись, что обнаружат в нем нечто,
нет, хуже,
что не найдут ничего,
что их позволит заметить.
Как в детстве клоун
в цирке у Саррасани,
так называется месяц.
Дурачусь,
корчу гримасы,
словно в четырнадцать.
Уже кажусь себе странным,
на суде скором
у праведников.
В колпаке, скрученном
из вчерашней газеты,
это на все времена.
отварена в костном бульоне,
охлаждена для жаркого дня,
приправим укропом,
сдобрим и мелко порубленной мыслью о супе,
что я хлебал как-то в Польше,
когда всего было в обрез.
Сладкий горох, как у Гейне,
зеленый стручок покидает:
прыгает детская радость
в дрожащих руках старика,
например у меня.
жуем свежую кукурузу.
Чуть-чуть отварить
и промаслить немного
вдоль всего початка.
За едою мы все,
даже дети,
наконец замолкаем.
Не осталось ни зернышка.