Харитон Байконурович Мамбурин
Гремучий коктейль – 1
– И напиться, – вычленил я хоть одно желание в той мешанине чувств, эмоций и импульсов, что бурлила у меня внутри, – Нужно как следует надраться.
– В безопасности! И по дороге дальше! – тут же вставила свои пять копеек даймон.
– Разумеется.
Мне не с чего было доверять говорящему талмуду, тем более что я прекрасно помнил ту жуткую холодную ненависть, что почувствовал, взглянув на книгу после… пробуждения. Но сейчас других источников информации нет, а у меня есть дела поважнее подозрений к единственному советчику, так что буду действовать так, как она предлагает. Альтернатив – ноль.
Прямо сейчас, до приезда в город, мне нужно до конца удавить импульсы юного придурка, рвущегося с волевого поводка как молодой перевозбужденный хаски. Если уж я это в ближайшее время не сделаю, то жить точно будет незачем.
///
Городовой, надзирающий за порядком на вокзале, едва успел отдёрнуть руку, которой планировал врезать выскочившему из поезда парню по его непричесанной и хамски непокрытой голове. Стервец, небрежно, даже не поздоровавшись и не поблагодарив за поездку, сунул билет в руку опешившего служителя вокзала, а когда тот промямлил, что всё в порядке, тут же рванул чуть ли не бегом мимо полисмена. За такое обезьянство нужно на трое суток сажать, остыть и подумать о своем поведении, так кто бы осудил служителя закона за педагогический лещ?
Никто.
Но он еле успел отдёрнуть руку, увидев на поясе у придурковатого паренька с челкой, падающей на глаза, хавн. Настоящий дворянский хавн! И опознавательный кристалл, болтающийся у невежи на шее, был прозрачным! Благородный!
Лысина под фуражкой у полицейского моментально покрылась ледяным потом.
– Это что же такое делается…, – пробормотал он себе под нос, глядя на чуть ли не бегущего куда-то молодого человека, – Как же… так?
А тот знай пёр себе по замощенной вокзальной площади в центр города, помахивая тощей сумкой в руке и периодически подпрыгивая, чтобы утрясти небольшой набитый рюкзак за спиной. Даже, наверное, не подозревая, что из-за своего невежества чуть не оставил целую семью без кормильца. За подзатыльник благородному полисмена бы посадили года на три, а то и повесили бы…
Да как ему в голову втемяшилось бегать… бегать! …в таком затрапезном наряде?! Как оборванцу деревенскому! Нет, положительно сегодня нужно принять успокоительного, наверное, даже две бутылки!
Полисмен не видел, что случилось дальше. Как торопыга, напугавший пару очень прилично выглядящих девушек, забежал в парикмахерскую, откуда вышел, щеголяя встопорщенной лютой бородой, как заглянул к старьевщику, разжившись у того старой латаной кепкой, на козырьке которой смогли бы ужиться три, а то и четыре голубя. Как потом, нагло обругав Ганса Калеку, известного на весь город своей учтивостью извозчика, парень шмыгнул прямиком в мэрию.
Выйдя через полчаса из неё еще более наглым и грубым субъектом, обматерившим и так расстроенного Ганса вообще жуткими словами, причем даже не на франкском языке. Хотя, потом… потом как раз этот бешеный юноша и выдаст извозчику на пропой немалую деньгу всего лишь за то, что тот расскажет ему про огромный маналёт, летящий на посадку в каршлинский аэродром. Затем, задав Калеке еще пару вопросов, парень побежит в сторону ближайшего шинка, где и приобретет чуть ли не на последние деньги три тяжелые двухлитровые бутылки мутного белого шнапса, крепкого и духовитого пойла, весьма уважаемого в народе.
Дальше жители тихого городка Каршлин навсегда потеряют из виду грубого, бородатого и нечесаного парня, замеченного последний раз одним из дворников по пути к аэродрому, куда тот будет с натугой тащить свою потяжелевшую и звякающую сумку.
Глава 3
– Ваше имя, пожалуйста!
– Кейн. Дайхард Кейн. Благородный, безземельный.
– Добро пожаловать на Русь, благородный господин! Могу ли я узнать цель вашего прибытия?
Милая румяная девушка так отчаянно улыбалась, что мне хотелось погладить её по голове и сказать, что у неё всё хорошо получается. Правда, поднять для такого действия руку было бы настоящим подвигом, потому что у меня отваливалось всё, что только можно. Даже в прямоходящем положении я держался за счет морально-волевых и рюкзака с пожитками, который уравновешивал моё усталое тело.
– На постоянное место жительства, – вяло шевельнул плечами я, – И учебу. Учиться буду. В а…академии. У вас открыли эту новую… как её…, да?
– Да! То есть нет! Её открыли заново! Санкт-Петербургская Ратная Академия проводит набор студентов на бесплатной основе! Снова! Такое событие! – быстро закивала девица, начав копошиться под стойкой, – Позвольте, я выдам вам буклет! Там перечислено всё необходимое…
Необходимым мне было срочно упасть спать. Вот это – да. Но буклет я из в меру пухлых пальчиков принял, в карман сунул, да и побрёл себе на выход из вокзала. Впрочем, решив хоть немного вздремнуть, сидя на лавке, я, бросив на буклет взгляд, сменил приоритеты на срочный поиск извозчика. Абитуриентам и тем, кто собирался таковыми стать, обещалась бесплатная комната в одном из общежитий города. Слишком нас много ожидалось к переоткрытию академии, чтобы местные власти не взяли вопрос расселения в свои руки.
В Каршлине мне повезло просто дуром с этим маналётом. Не только из-за того, что догадался набрать шнапса и договориться с одним курящим в укромном местечке матросом с испитым лицом, а потому, что он и оказался самым подходящим для задуманного человеком. Сделку мы заключили простую – шнапс ему, а я прячусь за оболочкой маналёта, где и сижу всю дорогу до Финланда, но не просто так, а еще и вычищая эту самую оболочку изнутри.
Работа была адской. Маналёт из себя представлял пародию на пассажирский воздушный лайнер, засунутый внутрь оболочки дирижабля, с шестью (!) могучими крыльями, на которых у этого чуда местной техники было аж дюжина мощнейших пропеллеров (снаружи оболочки). Так вот, учитывая, что под оболочкой был не летучий газ, а мягкие резервуары с этим самым газом, то в нижней части воздушного судна было довольно много свободного места. Только очень засранного, если уж говорить прямо. Птички, мышки, прочая сволочь… я так подозреваю, что алкаш, протащивший меня на борт, должен был убирать всё это дело, но явно манкировал своими обязанностями. Во всяком случае, способ, с помощью которого мне предполагалось избавляться от мусора, был довольно рискованным мероприятием, изобретенным тем же самым алкашом.
Зато я мог быть уверен на все сто процентов, что отследить мои перемещения будет невозможно. Старый воздушный моряк так ужрался к концу последнего перелета, что вроде бы даже не дышал. Улизнув в глухой ночи в финском маленьком аэропорту, куда маналёт сел, чтобы высадить пассажиров, я остервенело намылся и постирался в небольшой речушке, а затем, дождавшись утра, купил в местной лавке дешевый и слегка великоватый мне костюм, а затем, часом позже, билет на поезд до Санкт-Петербурга, куда вскоре и прибыл, уставший как собака и пытающийся не порвать себе пасть зевотой.
Откуда деньги? Ну, Фелиция отыскала заначку пьянчужки. Она вообще предлагала выкинуть мужика в тот же люк, куда я скидывал мусор, но мне это не понравилось. Гримуар чуть позже согласилась, что ни один благородный в своём уме не станет копаться в грязи, которой и матрос-алкоголик брезгует, да и тем более красть у этого самого алкоголика, так что удрал я качественно и очень надежно.
Еще один бонус? Осколки психики дурного пацана не вынесли такого святотатства. Чтобы он попал на воздушный корабль (!!!) впервые в жизни, и чтобы при этом возился в тухлых мышиных трупах, трухе и мумиях голубей?!! О, это была легендарная битва, пока я остервенело сгребал смердящие массы в поганый мешок, а внутри меня билась и психовала суть невоспитанного и разбалованного мальчишки, буквально разъедаемая происходящим! И ведь рассыпалась! Прямо как говны из этого мешка, когда я в первый раз увидел, куда их предстоит скидывать!
Так что вот, любите и жалуйте, месье Дайхард Кейн, чистый, свежий, гордый и бедный абитуриент переоткрытой Императором Всероссийским Петром Третьим шараги для благородных. Иммигрант, конечно, чего уж там. Зато как на русском говорю, аж хвалят.
– «Дурацкую фамилию ты себе выбрал. Англикане будут смеяться», – сварливо донеслось от лежащей в рюкзаке книги, – «Не мог нечто приличное подобрать?»
– «Я в этих ваших аристократических танцах несилен», – вяло и мысленно отвечал я гримуару, подманивая к себе с сомнением водящего носом извозчика, – «Только вот думаю, что прими я что-то распространенное, то наверняка бы начали задавать вопросы, пытаясь уловить смысл и происхождение…»
– «Это твои танцы, мальчик. Я не имею к миру носящих плоть и кровь никакого прямого отношения!»
– «Будешь называть меня мальчиком, буду называть тебя шлюшкой. В честь того, что ты обычно носишь и как выглядишь»
– «…!!!»
Визгливая девичья ругань оказала благотворное влияние на моё ментальное состояние, от чего я смог не вырубиться в карете, а вполне себе доехать до одного из пятиэтажных «свежих» общежитий, пахнущих государственным свежим общежитием – ядреной краской, хлоркой и полиролью. Там, кое-как заполнив заявку о намерениях, выданную прямо вахтершей, я получил ключ в комнатушку на четвертом этаже, которую даже не успел разглядеть. При виде кровати тело само на неё пошло и рухнуло лицом вниз.
Проспав почти сутки, проснулся с деревянной головой и полностью отсутствующим обонянием, ушибленным витающими в комнате запахами лакокрасочных изделий. Химоза была настолько ядреной, что, совсем забыв о таких низменных нуждах организма как туалетные потребности и голод с жаждой, я почти час лежал, рассматривая слегка бугристый и точно еще не до конца просохший потолок, вспоминая, где я, кто я, и зачем сюда попал.
Я уже упоминал, что в мире есть магия? Ага, она самая. Только волшебников, бросающихся огненными шарами или творящими джигурду из ничего… тут нет. Они как бы есть, но нет, такие дела. Почему? Потому что сотворение заклинаний – это очень сложно, долго и опасно, когда ты делаешь это ртом. Любой парень с палкой успеет пожрать, поспать, поковырять в носу, а затем двинуть по голове старательно выговаривающему чуть ли не две страницы текста волшебнику, целиком и полностью сосредоточенному на произношении каждого слова. Так что вместо классической фэнтезийной магии тут сплошной ритуализм и техномагическое развитие общества.
В целом, местным дико повезло, потому что магия бесконечна. Она заменяет пар, электричество, уголь, ядерную энергию, солнечную, да хоть пердячую! Найди гору повыше, застрой её сборщиками, проведи энергетические магистрали – всё! Энергии хватит на десяток городов. На отопление, освещение, индустрию, канализацию. Вся технология местных базируется на техноритуалах – написал на специальных металлических платах несколько заклинаний, создал механизмы, где нужное будет крутиться, вертеться и шевелиться под воздействием этих заклинаний, запитал от источника энергии – и вот тебе то, что душа желает! Утюг, машина, педальный конь, машинка для педикюра.
Как будто этой халявы для местных было мало, так боженька или кто там его заменяет, решил это дело усугубить. Магия бывает двух видов: дикая природная, и та, которую живое существо в себя впитало и хранит, иногда даже умея как-нибудь использовать. Вот эта магия в живых называется маной, она обладает другим спектром свойств, в основном действующих на живых. То есть, по сути, кроме всего прочего, является универсальным удобрением и стимулятором роста. Да-да, вы правильно поняли – аграрный сектор. И если в древние времена местные племена набегали одно на другое ради человеческих жертв для маны на свои поля и пастбища, то сейчас всё решается куда проще – налогами.
Везде, по всему миру, в каждом поселении установлены сборщики маны, куда человеки ежедневно переливают её из себя. Точнее – из кристалла арканита, что носят на шее. Эти висюльки есть у всех и каждого, являясь и хранилищем энергии, и аналогом паспорта. А вот сборщиками они являются не у всех, а только у простолюдинов.
Да, в этом мире есть сильнейшее сословное деление, правда, неслабо сглаженное как культурой, так и экономикой. Сильнейшее потому, что ни один простолюдин за одну свою жизнь аристократом стать не сможет. Слишком серьезно деформируется его, простолюдина, внутренняя энергетическая система от ежедневной сдачи мана-налога. Перекосы жуткие. На организм это почти не влияет, но черту очерчивает очень четкую. Аристократы могут использовать магию, простолюдины – нет. Точка.
Меня, конечно, интересовали первые, так как к ним я теперь и принадлежал. Голубокровные делились на три круга: Истинные, земельные и вольные, которых еще называют обидно «излишками» или «свободными». Вот когда Фелиция меня просвещала на эту тему, пока я драил себя в холодной финской речке, то у меня чуть ум за разум не зашел. Суть была в том, что кроме плюшек и шлюшек судьба может подкинуть бочку дегтя даже целой планете…
На эту Землю периодически открывались порталы с других миров. Через эти порталы лезла разная сволочь, которой сюда очень хотелось, но не потому, что дома было плохо, а потому, что тут было кое-что нужное этим интервентам – мана и местная особая магия. Первая, естественно, находилась внутри человеков и даже некоторых зверей, поэтому пришельцы ловили их и… ну, несложно догадаться, да? Извлекали ману, а то и просто-напросто жрали пойманное живьем. Раньше порталов было мало, а вот теперь, когда люди на дешевой и здоровой жратве размножились…, всё стало куда энергичнее.
И тут в дело вступают аристократы. Не принимаем во внимание «земельных», они, можно сказать, классические, не интересные. Бароны, графы, князья и герцоги, со своими наделами и прочим имуществом. С «истинными» всё куда веселее, потому что у таких во владении не заводы/пароходы/замки с веселыми гувернантками, а… целые миры. И они имеют к ним доступ через свои порталы, добывают там ресурсы, импортируют их на Землю и не только. Некоторые Истинные называют себя Великими Домами, что, в общем-то, более чем заслуженно, и очень напоминают по структуре своей фамилии некоторые японские дзайбацу, о которых я помнил из своего мира. То есть Великие Дома являются в большей степени корпорациями, управляемыми благородными родами. Весело? Очень. Сильверхеймы как раз из таких, причем они еще и один из трёх действующих Домов, добывающих и поставляющих на землю кристаллы арканита, которые, внезапно, при существующем миропорядке и технологиях, необходимы…
Не выдержав, я вскочил с кровати, имея твердое желание оросить не постель, а унитаз, но был слегка переориентирован в планах, поэтому раздумья и воспоминания продолжил, сидя на белом друге по более вескому поводу.
«Вольные» аристо. Безземельные, свободные как сопля в полёте, без постоянного источника финансов. Изгнанники, бастарды, обнищавшие, просто третьи и четвертые сыновья, ушедшие искать лучшей доли. А то и просто удравшие от набравших долгов родителей и прошедшие через процедуру смены именного кристалла, также как и я. Суть в том, что таких орлов и орлиц было много, но в отличие от истории моего «старого» мира, в этом они были ого-го как нужны. Просто потому, что только имеющий гримуар аристократ мог закрывать порталы из других миров, откуда к нам сюда лезет разная срань. Магией.
Но будет ли он это делать, если он сыт, пьян, нос в табаке, полная кровать шлюх и банковский счет далеко не пуст? Нет. А вот голодный, холодный, молодой оболтус – еще как будет, да еще и стараться станет, так как хороший и эффективный ревнитель-ветеран с гримуаром на вес золота.
Особенно – в большой, широкой, щедрой и доброй матушке-Руси, в которой лесов, степей и рек, где может открыться иномировое окно, через которое начнет лезть разная срань… просто дохренища.
Не самый разумный выбор для попаданца, который в жизни прошлой никого крупнее кролика не убивал, правда? Только нам, молодым и свободным, особо выбора местная цивилизация не даёт. Можно, конечно, забиться в какую-нибудь глушь, вроде той, где я жил раньше, да не показывать никому гримуар, но рано или поздно по глазами вычислят. Радужки у местных аристо яркие-яркие, у меня, например, даже светятся в темноте. А дальше… ну по-всякому может быть, вплоть до того, что местный смотритель из благородных просто на пинках тебя к порталу погонит в качестве живого мяса для разведки и определения, какая там сволочь вылезла.
Ноблесс оближ! …и всё тут. То есть, горькая правда жизни в том, что мне вовсе не обязательно служить на благо человечеству, охраняя то от разного иномирового говнища с зубами, клыками и хвостами, лезущего из порталов в лесах и полях. Нет. Но уметь это делать я обязан, потому что те, кто обязан, но не хочет – платят много-много денег и трахают много-много женщин, чтобы обеспечивать шараги вроде новооткрытой Санкт-Петербургской Ратной Академии баблом и рекрутами.
Присосавшись к крану в страстном поцелуе, я заполнил себя водой, пахнущей тиной. На вкус она была как холодное болото с хлоркой. Даже жирная жаба, плавающая белым брюхом кверху в центре омута, почудилась. Зато, когда выпрямился, осовело отдуваясь, то почувствовал, что пробившийся сквозь химозное отравление голод перестал терзать потроха.
Итак, расклад ясен. Поступаем, учимся, не жужжим. Потихоньку осваиваемся.
Нет, стоп. Галя, неси отмену. Сначала найти пожрать, затем в академию. Поступать, учиться, не жужжать. Искать деньги. Нужна одежда, куртка и мотоцикл.
Нет, снова отмена. Первым делом мне нужна… краска!
– Зачем тебе краска? – подозрительно поинтересовался гримуар, высунувшись из рюкзака наполовину.
– А ты себя в зеркале видела? – хрюкнул я, поглаживая бурчащий живот, – У нищеброда такой книги быть не может!
Память старой жизни, которая ощущалась не как нечто несправедливо и недавно утраченное, а как потёртое удобное седло, позволяла взглянуть на книгу свежим взглядом. Что для пацана было обычным, то для меня удивительным. Гримуар Горизонта Тысячи Бед был книгой массивной, роскошной на вид, с переплетом, забранным в темную сталь, посверкивающую мрачными фиолетовыми оттенками. В общем, мы с ней не сочетались, никак. Как студент, подрабатывающий курьером, и 50-метровая белоснежная яхта с искусственным интеллектом, семью заполненными каютами с элитными эскортницами и цистерной «Вдовы Клико» в трюме.
– Я в жерле вулкана не пострадаю, смертный! – высокомерно заявила мне книга, – А ты хочешь вымазать меня в грязи?
– Ну, тогда придётся тебя держать в каком-нибудь тайнике, а себе взять другую, – пожал я плечами с грустным видом, – В буклете написано, что выдают типовые в кредит…
– Эй! Я могу сменить внешний вид! – тут же возмутился гримуар и… моментально превратился куда меньшую по размерам пухлую книжку с сплошным черным переплетом, снабженным скрепляющими обложку ремешками.
Заинтересовавшись, я извлёк книгу-трансформер из рюкзака, а затем начал её с любопытством мять. Ни о какой маскировки и иллюзии речи не шло, она действительно превратилась, став гораздо меньше, мягче и… легче.
– Что же ты, зараза, раньше так не сделала? – закатив глаза, спросил я, – Зачем я из-за тебя, талмуд бессовестный, плечи натирал?!
– Как был деревом, так и остался, – буркнула гадкая книженция, – Только сучки теперь в другую сторону. Я женщина, придурок! И должна быть красивой!
– Ну и как? Многие на тебя полюбовались во тьме рюкзака? – ехидно спросил я, чувствуя, как голова начинает болеть при мысли о том, как надо надругаться над законами физики, чтобы сменить не только внешность, но еще и объём с весом.
– Ничего ты в женщинах не понимаешь, Дайхард Кейн, – фыркнул талмуд, – Идем уже регистрироваться. Помни, что ты уже потерял восемнадцать лет из своей жизни. Не потеряй остальное!
– Это вообще был не я. И не потерял. Весело было.
Но кого это волнует, да?
Только меня. Память о второй молодости, проведенной так легко и беззаботно, как я никогда бы не смог себе позволить в первой жизни, оказала очень благотворное влияние на мой характер и мировоззрение.
Глава 4
Санкт-Петербург умудрился крайне мало измениться, несмотря на то что это был уже другой мир, эпоха, параллельная реальность и вообще с магией и волшебством. Те же тесные улицы, отвратительная погода, одухотворенные лица аборигенов, неспешно дефилирующих под гнусным питерским ветрищем, который, на самом деле, куда как более мерзкая достопримечательность, нежели отсутствие солнца, сырость и солевые наркоманы. Еще очень сильно не хватало вездесущих ларьков с шавермой, а отсутствие красочных вывесок усугубляло депрессивную картину этого прекрасного города, но мне так даже нравилось больше. Тем более это прекрасный шанс таки отравить шавермой быт этого многосложного города, на чем и стать в светлом будущем большим красивым мультимиллионером.
Люди, кстати, сами по себе приятно удивили. Не они сами, конечно же, а бытующая мода. Человеки ходили по улицам с зонтами, а на теле имели чаще всего деловые костюмы-тройки с плащами поверху, правда, без галстуков, еще блестящие ботинки коричневых и черных цветов, а на голове имели шляпы вполне пристойного вида. Некоторые носили котелки. В целом, было очень похоже на Америку 30-ых годов, если не считать того, что половина виденных мной джентльменов имела шикарные шарфы с закинутыми назад концами. Дамы, впрочем, не отставали и, к моему удивлению, половина из представительниц прекрасного пола ходили в штанах и чем-то наподобие легкого запахнутого камзола, поверх которого тоже носили плащи. Также, по пути к академии я отметил парочку рож чересчур надменного вида, чья одежда почти ничем не отличалась от костюмов знати конца 19-го века. Рубашки, манишки, фраки… правда, не цилиндры на голове, а некая их укороченная версия.
На разглядывание манамобилей, повозок и прочих чудес местной науки времени особо не было, как их самих в обозримом будущем. Везде были студенты.
Мечты, мечты, где ваша сладость. Пока до этого было чрезвычайно далеко. Я стоял, нервно потея, в здоровенной толпе молодых людей моего возраста, заполнившей немалых размеров площадь перед основным зданием знаменитой академии ратных дел. Вокруг болтали минимум на четырех хорошо различимых языках, а зная их благодаря счастливому детству и книгам, я смог быстро составить своё мнение о происходящем.
На Руси, издавна имеющей большую нужду в магических бойцах, ратные академии были, причем побольше, чем в других странах. Одна из них, как раз в Питере, обучала как русских, так и прибалтов с поляками, которые плодили своих благородных в невероятных количествах, выступая буквально рассадником кадров для всей Европы. Вторая находилась в Крыму, привлекая турков, татар и степные племена. Третья, основная, ютилась в Подмосковье, куда и собирала наиболее перспективных студентов со всей страны.
Пять лет назад короновался Петр Третий, оказавшийся очень деятельным государственником. Спустя пару лет у него дошли руки до академий, где новоявленный монарх с большим неудовольствием выяснил, что крымская и питерская стали рассадниками коррупции и натуральных родовых войн за перспективных выпускников. В результате им было принято решение черноморскую закрыть к такой-то матери, обломав турков, жаждущим боевых волшебниц в свои гаремы, а питерскую он решил полностью реформировать, тоже временно прикрыв. Киргизы, узбеки, казахи взвыли, завалив канцелярию императора жалобами и прошениями, но он в ответ на это лишь сказал, чтобы либо строили своё, либо нанимали за звонкую монету русских защитников.
Причина? Они и так нанимали, предпочитая отсылать своих в сторону Карибского бассейна и Великого Шелкового пути немножко пиратствовать, немножко наниматься, немножко торговать рабами. В том числе, кстати, совсем нередко и выпускницами крымской академии.
В общем, император долбанул кулаком по столу, закрыл все эти бордели (кроме подмосковного), а вместо них приказал достроить корпусами огромную академию в Санкт-Петербурге, где будут обучать «ревнителей» и на экспорт, и на импорт. Под очень строгим государственным надзором, чтобы исключить ошибки прошлого.
И, соответственно, восточно-европейское сообщество в течение пары лет нервно мяло булки, ожидая, пока откроется новая академия. Народу тут сейчас было… тысяч пять одних студентов, не меньше. Тема «как русские смогут обучить такую толпу» изредка проскакивала среди абитуриентов, заставляя тем самым интересоваться и меня. Ну, в смысле, как? Академия может быть большой, но она нерезиновая!
А русские и не собирались.
…когда с трибуны суховатый строгий мужчина в прикольных узких очках заявил через мегафон странные слова: «медицинский осмотр» и «максимальный возраст», толпа заволновалась.
…когда он сказал страшное слово «конкурс», толпа его не поняла, но заволновалась еще сильнее.
…а вот когда он заявил, что не знающие русский язык могут ехать домой… и когда это незнающим перевели…
В общем, я очень радовался своему решению встать скромно с краю всего этого дела и не отсвечивать. Огромная масса студентов и их сопровождающих просто взбесилась!
Торчал я изначально скромно с краешка, около боковой парадной (осспади, грёбаный подъезд же!) в одно из крыльев университета, поэтому, как только началась движуха, то, повинуясь инстинктам пацана, очень часто уходившего в прошлом от шухера, тут же полез на козырек этого самого подъезда. Вопрос оказался полной фигней – тут схватиться, отсюда оттолкнуться, чуть напрячься и… оп! Высоко сижу, далеко гляжу, никто меня не пихает, не бьет, не трясет, не брызжет слюной в лицо!
ДОННН! – гулкий низкий звук разнесся по площади. Исходил он от установленных на крыше полутораметровых штырей, сделанных вроде бы из металла, натыканных через каждые десять метров. Что это такое было, я не знал, но, видя, как вся буйствующая, матерящаяся и трясущая кулаками толпа не обращает внимания на это, тоже забил, принявшись с любопытством наблюдать за происходящим. А оно да, продолжалось. Уже даже кому-то били морду и даже пытались разнять.
– Уой! – выкрик, прозвучавший где-то рядом, отвлек меня от лицезрения бушующей, орущей и толкающейся толпы. Повернув голову на звук, я увидел повисшего на фигурной решетке окна ребенка, явно планирующего повторить мой залёт на козырёк, но понявшего, что на прыжок достаточной длины сил не хватит. Миленькое такое белокурое создание, сейчас смотрящее на меня со смесью возмущения, злости, страха и надежды. Ну как такому руку не протянуть?
Я и протянул, ухватив беднягу в полёте и подтянув к себе, в безопасность.
– Thank you, good sir! – голосом, вообще никак не демонстрирующим половую принадлежность, поблагодарило меня белокурое создание с почти светящимися голубыми глазами и ангельской улыбкой, а затем, хлопнувшись задом на мою сумку с Фелицией, пробурчало себе под нос, – Ну почти сразу всё сообразил, чурка нерусская…
– Слышь ты, чудовище, – хрюкнул развеселившийся я, – Сейчас обратно полетишь!
Блондинистое чудо вытаращилось на меня как на беспроцентную ипотеку от конторы по быстрозаймам. Я ответил ему тем же. Ростом и весом это гуманоидное существо впечатлить могло только некрупного пуделя, так-то я бы ему дал сантиметра 153 роста и килограмм «почти-сорок» веса. Одетое в нечто мальчиковое, почти унисексовое, существо было бы невероятным милым, если бы не ровно бледная морда лица. Говорят, что таким натуральным белокурым блондинам очень идет румянец, но тут вот как раз им и не пахло. Белесая шерсть, огромные голубые моргалы, приоткрытый в удивлении рот.
Только вот, он был очень дорого одет. Качество материала и сам пошив его наряда превосходили то, что я видел до этого, пока шел в академию, на порядок, если не несколько.
– «Фелиция, откуда я так разбираюсь в качестве старомодной одежды?!», – тут же послал я запрос гримуару.
– «Кейн, на мне что, сидит чья-то жопа?!», – с нотками истерики и недоверия осведомилась книга.
– Откуда на Руси чернявые и с глазами зелеными…? – ошалело пробормотало «чудовище», полностью теперь совпадающее по моему мироощущению с эталонными блондинками.
– Я не русский, просто язык знаю, – пояснил я существу, тут же делая вид, что продолжаю наблюдение за орущей толпой. На самом деле продолжал мысленно спорить с гримуаром, даймон которого орала всё громче с каждой миллисекундой.
– Чего только не бывает…, – тряхнуло локонами это, тоже принимаясь смотреть за происходящим.
А творился натуральный дурдом. Сами абитуриенты, будучи робкими иностранными молодыми детьми с 17 до 22-23 лет, вели себя не так уж и громко, но вот их сопровождающие были совсем другим делом. Дядьки, тетки, слуги и прочее орало во весь голос, потрясая руками и обещая жаловаться всюду и везде. К тому же они, явно пребывая в большом потрясении и печали, то и дело пихали соседей, на что те, безусловно, обижались, тут же производя алаверды и иногда даже кулаком в глаз.
– У меня два вопроса – что происходит и почему до сих пор не стреляют…, – ошеломленно пробормотал я, рассматривая этот балаган. Действительно, буквально все, кто были на площади, носили на поясах как минимум кобуру с пистолетом, а как максимум – еще и кинжал-переросток, точь-в-точь напоминающий мой хавн. А это оружие далеко не похоже на нечто цивилизованное! Эта штука в моем мире называлась венецианской чинкуэдой, будучи тяжелым кинжалом-мечом для городских боев. Плавно заостряясь из толстого и широкого основания лезвия, чинкуэда позволяла совершать широкие и несколько неуклюжие махи – и горе было тому мясу, что попадало под её сужающееся к концу лезвие! В общем, такой себе лютый кынжал изрядного веса.
– Ты откуда выполз такой? – недовольно поинтересовалось блондинистое, досадливо тряхнув кудрями, – Ай, ладно, я тебе слегка должен, так что слушай…
В общем, дорого одетый странный ребенок повторил то, что я уже знал, кроме нескольких моментов, о которых ранее услышать мне было негде.
Нельзя просто так взять и создать школу, в которой будут обучаться будущие ревнители. Это в принципе невозможно без вливания колоссальных средств, требующихся на установку системы, ограничивающей и контролирующей силу магии на определенной территории. Вот те штыри, торчащие на крышах академии, и были частью этой системы. Другой её частью являлся чрезвычайно мощный и разумный даймон, круглые сутки следящий за всем, что происходит на территории учебного заведения. Такую тварь тоже под половиком не найдешь и за печеньки так вкалывать не уговоришь.
Вот русские, у которых на территории было аж три академии из двенадцати, бытующих по всему миру, и открыли двери двух из них для желающих становиться защитниками земли от разной иномировой сволочи. Но, как обычно, халяву быстро перестают воспринимать с благодарностью и начинают требовать большего. Сначала император еще Андрей Второй сотню лет назад дал добро на обучение на трех языках, что раздуло штат крымской и питерской академий, затем пришлось заводить отдельный штаб переводчиков-писарей, работающих с определенными группами студентов, затем…
