Харитон Байконурович Мамбурин
Гремучий коктейль – 1
В общем, когда решили обновить Санкт-Петербуржскую академию, все иностранцы, ждущие продолжения обучения, написали Петру Третьему, императору Русскому, общую петицию-требование о включении студентов в составы крымской и московской академий.
– Требование! – сардонически заявил мой бесполый блондинистый сосед, ехидно ерзая на продолжающей мысленно орать книге, – Вот им – требование! Сейчас их отсюда вышвырнут, вот смотри!
Действительно, оперативно вырулившие из-за углов зданий сероватые мана-мобили в виде автобусов щедро делились с окружающей средой рядами суровых усатых дядек в зеленоватых шинелях. У этих милых людей были длинные черные и злобно искрящие дубинки, а также пистолеты, пока отдыхавшие в кобурах. Усмирение толпы началось. В основном прибывшие справлялись грозными воплями, но при малейшей угрозе тут же пускали в ход свои дубинки, бывшие весьма эффективными. Пораженные ими валились на землю, пуча глаза и мелко сотрясаясь.
– Помяни мое слово, – с неимоверно довольным видом произнес мой сосед по козырьку, – Вся эти шелупонь на следующий год вернется. И балакать по-русски будут. Ломко, криво, тупо, но будут. А их снова пошлют – мол, учитесь лучше. А через еще год… может и примут. Одного или двух, а то и пятерочку. Воздух чище станет.
– Злобный ты, – посетовал я просто для порядка.
– Я этот город люблю! – забавно надулся блондин, доказывая, что я угадал с его гендерной принадлежностью, – Не хочу, чтобы тут пьяные латыши в двери едален плевали за то, что там латышского не знают! И финны в фонтаны ссали, как в прошлом году! А когда у Пскова три прорыва обнаружилось, знаешь, что добрые соседушки нам сказали? Мол, готовьте выкуп в двадцатую часть города, иначе ревнителей не пришлем! Еще и по-доброму так, по-соседски. Так что я, русский, смотрю и радуюсь. Тебе, загранице ободранной, не понять!
А тем временем народ разгоняли по трем колоннам-очередям, каждая из которых была направлена строгими усачами к одному из писарей, которым уже вынесли столы и организовали трудовое место. Подавляющее большинство людей после первого же ответа на вопрос писаря тут же уволакивалась усачами в сторону
– Литвинов, Кусков и Маламедов, – прищурился блондин, привстав на цыпочки, – Тебе к Маламедову, вон к тому, к крайнему левому, понял? Сразу только тычь ему хавном в нос, он близорукий. Долг ниже будет, гораздо.
– Какой долг? – тут же насторожился я.
– Эх темнота…, – в шутку посетовал блондин, – Обучение и кошт по-прежнему бесплатны, а чернокнигу ты где, босота, возьмешь? Дают у нас эти книги, причем хорошую надежную штамповку! Отличную даже! Вся степь русский знает именно по нашим штамповкам! От Черного Моря и до Китая! А за чернокнигу полагается потом полгода на кордонах отработать, после обучения. Не ссы, никто тебя в Сибирь не пошлёт, так, в Астрахани поживешь, может и закроешь пару порталов с отрядом. Не более.
– Ага, – глубокомысленно пробормотал я, подтягивая к себе сумку с злой как собака Фелицией, с которой только что встали, – А те писари, которые не Маламедов, они народ пожирнее обслуживают?
– Точно так, – блондин и не думал на меня оборачиваться, – к Кускову записываются самые знатные из местных, им ни крова, ни книги, ничего не понадобится. К Литвинову нормальные иностранцы и те, кто из наших победнее. Им льгота на чернокнигу полагается. А тебе, значит, к Маламедову! Все! Помоги спуститься!
Экий информативный засранчик, покачал я головой, спуская блондинчика вниз. Причем, обижаться на него не получалось, внутри давно уже вызрела уверенность, что человек, который одевается настолько дорого, сейчас проявил чудеса толерантности, выдержки и дружелюбия.
Правда, после того как я пристроился тому же блондину сзади в очереди, ведущей к Литвинову, тот на меня покосился с изрядным сомнением в моих умственных способностях… а потом удивленно хрюкнул при виде гримуара, изрядно нагретого его собственным задом. Фыркнул, отвернулся с надутым видом.
Трап несчастный.
– Дорогов Винниамин Андреевич. Чернокнига. Остального нема.
– Смотрим-смотрим, Винниамин Андреевич, – писарь делал приглашающий жест на квадратную плиту полосатого камня, куда желающий поступить клал свой гримуар, если тот у него имелся. Плита показывала что-то писарю, тот это объявлял, после чего процесс регистрации продолжался с уточнениями. В основном, насколько хватало моего слуха, книги котировались в ранжире от одной до дюжины «цепей». Тем, кто пришел с книгой, оцененной в 1-3 «цепи» шёл отказ, так как минимальный уровень, «штамповка» от империи Русской, имела значение в четыре «цепи».
– Не годится ваша книга, господин Дорогов, – строго глядел писарь на переминающегося с ноги на ногу парня, – Две цепи всего лишь. Общую брать будете или здравия вам в пути назад желать?
– Буду брать…, – гудел парень, бормоча про себя, мол как это две цепи всего лишь? Родное же, от дяди покойного досталось.
– Записано и заверено, господин Дорогов. Извольте присягу студенческую.
Ну, полгода в Астрахани, это тебе не в Омске, думал мудрый я, стоя за блондином. Наконец, подошла и его очередь.
– Лариненов Константин Георгиевич! – быстро пробормотал мой карманный бывший собеседник, шлепая на плиту тетрадь черного цвета. С черными же страницами, что мне, поверх головы компактного худого блондина, было прекрасно видно.
– Дюжина? – редкие брови Литвинова, мужчины хоть и интеллигентного, но насквозь бюрократического образа, взлетели на середину лба, – А вы, господин Лариненов…
– На полный кошт! – тут же протараторил блондинчик, – Пишусь на полную, за оружие, за проживание, за форму.
Мы аж с писарем переглянулись. Там даже ежу было бы понятно, что одной рубашкой (да откуда я это понимаю?!!! Я что, ёж?!!!) блондин мог бы покрыть весь нехитрый скарб абитуриента, причем, скорее всего, и магический букварь на четыре «цепи», но тот лишь хлопал своими глазенками и хотел отдаться в службу. Литвинов как-то странно повёл носом, а я не менее странным образом понял, что этот служивый человек боится принять решение. Слишком дорогие ткани были на хрупком блондине. Слишком хорошо пошиты. Плюс тетрадка на дюжину «цепей», что, вроде, максималочка. Дело явно пахло керосином.
– Записан! – наконец, решился бедолага-писарь, размашисто ставя подпись под заполненной анкетой, – Держите, господин экзаменуемый! Присяга принята! А вот вам и инструкция, когда и как будут экзамены происходить! Следующий!
– Кейн. Дайхард Кейн, – мне почему-то понравилось представляться именно этим именем, хотя, с другой стороны, сам же выбирал? Вооот.
– Господин Дайхарт? Или Кейн? – уточнил Литвинов, а затем, получив ответ, указал, – Кладите вашу чернокнигу сюда вот, будьте любезны…
Я и положил. Фелиция глухо ругнулась, пообещав, что я ей за все отвечу.
Тишина на несколько секунд, в течение которых глаза писаря становятся всё больше и больше. Задержавшийся белокурый Лариненов притискивается назад, явно привлеченный мимикой бедолаги Литвинова.
– Даймон, – наконец, хрипло выдает работник пера и чернильницы, – Ра-разумная чернокнига, высший уровень…
– Аээ??!! – издал непотребный звук блондин, не отрывая взгляд от моего гримуара.
И тут за нашими спинами раздался визг покрышек нескольких влетающих на площадь манамобилей…
Глава 5
Просыпаться было приятно. Чистая и даже слегка мягкая постель, просторная комната без посторонних запахов лака и краски. Стол, стул, одежный шкаф, большое зеркало, своя личная ванная и туалет. Однокомнатная квартира зачисленного студента-ревнителя особой важности. Еще бы холодильник и кухоньку, но кто позволит благородным себе готовить? Спалят же всё к такой матери…
Именно поэтому я сейчас и улыбался во всю пасть, лежа на своей постели. Выкрутился, пристроился. Не зря гримуар безапелляционным тоном заслала меня на Русь, ой не зря. С такой внешностью и прошлым иначе скрыться было бы невозможно. Особенно после вчерашнего, когда моя рожа точно попала в объектив фотоаппаратов налетевших папарацци. Или, как этих сволочей называют в этой реальности, журналистов-охотников.
На площадь, где прибалтам показали большую русскую дулю, тогда влетела целым кортежем никто иная, как графиня Азова, спешащая спасти свою сыночку-кровиночку от ужасной доли ревнителя, вернув блудное дитя, сумевшее поутру удрать от своих охранников, в лоно семьи и свои любящие объятия. Кровиночка же, торжествуя как самый последний крестьянин, вовсю тряс белокурыми локонами и визгливо, но очень радостно орал на всю ивановскую о том, что он теперь студент, он записан, он под присягой, он *бал маменькины балы, маменькиных престарелых подруг, их салоны, и общее желание всех женских членов Истинного рода Азовых таскать его по разным «тошнотным вертепам» в качестве ручной собачки. Графиня охала, рыдала, прислоняла руку к своей заслуживающей всяческого восхищения груди, требовала подать ей если не ректора, то как минимум уже убежавшего (с документами!) писаря. Вместо этого через три минуты прибыл еще один местный волшебный лимузин, откуда выкарабкался сам граф Азов, несколькими матерными командами наведя порядок – то есть, загнав жену и сына в машину, а затем увезя их к едрене фене на серьезный разговор, то есть, в ближайший ресторан с отдельными кабинетами.
Как я попал во всю эту историю? Так эта белокурая скотина (нет, не бестия!) хоть и орал весьма нагло и задиристо, но в меня вцепился как утопающий в доску от «Титаника»! И да, меня, разумеется, отцепили и пнули бы, но вяк Константина про «разумный» гримуар моментально изменил морду папы, придав ей разгневанно-заинтересованное выражение. А лицо (причем прекрасное!) мамы изменил вторичный вяк, в котором гадкий мелкий блонд самым паскудным образом обозвал меня своим другом. Чего мне, взрослому мужику, стоило не выдать этому засранцу рефлекторного леща – лучше не вспоминать…
Ладно, пора вставаааа…?!
И меня унесло во тьму. Наверное, так иногда и умирают. Лежишь себе лежишь, всё вроде отлично, а потом как вставать – так кондратий и хватил. Оп, и всё. А вроде было-то нормально, было как всегда?
Правда, я не умер. Меня просто несло во тьму как какую-то какашку по трубам канализации. Неудержимый и совершенно неконтролируемый полёт в состоянии невесомости. Как-то чувствуешь, что ты двигаешься, но при этом вокруг тебя ничего не меняется. Почему не меняется? Потому что тут ничего нет!
…а потом появилось. Точнее, я просто-напросто «упал» в большую странную комнату, осознав себя стоящим ровно посередине и пялящимся на книгу.
Книга была знакомой и не очень интересной по сравнению со всем остальным, но внимания я ей уделил в первую очередь. Она возлежала во всей своей первозданной толстой и мрачной красе на специальном пюпитре очень внушительного вида. Слегка, впрочем, странном, так как изначально это определенно был канделябр. Какой-то больной на голову мастер по металлу раскорёжил всю верхнюю часть с подсвечниками, изогнув верхушку и их самих таким образом, что они «обнимали» гримуар со всех сторон, выставляя свечи таким образом, чтобы они освещали раскрытую книгу. Подставка, подсветка и извращение в одном лице, но крайне органично сделанное. В целом вся конструкция напоминала растущий из пола металлический цветок, в наклоненной чашечке которого комфортно возлежит раскрытый магический талмуд.
Справа от этого внушительного, но отдающего больной фантазией творчества, была половина зала, которую я тут же окрестил «девчачьей». Коврики, рюшечки, цветочки, пастельные цвета, горшки с растениями, столики кофейные, уставленные разными сервизами, в которых определенно сладкая и вкусная жратва класса «выпечка с нулем калорий». На здоровенной софе в этой половине возлежала прелестнейшая хрупкая брюнетка с огненной сияющей радужкой глаз на остреньком бледном личике. Одета она была в наряд кремового цвета, вид имела слегка скучающий, а на меня поглядывала с явным снисхождением. Впрочем, из образа комнаты она сильно выбивалась стилем своих шмоток. Создавалось впечатление, что команде наиболее профессиональных видеооператоров «Порнохаба» досталось викторианское платье на подростка, они взяли в руки ножницы, почесали ими затылки и сказали: «Да, с этим можно работать!». Ну и сделали пародию с суперукороченной юбкой, корсетиком, из которого едва не выпрыгивали сиськи, чулками и сапожками. Срамота жуткая, но глаз отвести почти невозможно.
Но я смог. Еще как. Чай не первый раз её вижу. Фелиция умеет проецировать себя в реальный мир, становясь чем-то вроде иллюзии, способной к ограниченному телекинезу, но прибегает к подобному довольно редко. Даймоны, как она рассказывала ранее, очень любят рационально использовать энергию, поэтому даже разговаривают со своими хозяевами не так, чтобы часто.
Вторая половина зала сначала не привлекла моё внимание, будучи полутемной и неинтересной, но после того, как моё периферийное зрение собрало достаточно информации, сразу КАК привлекла!
Ну, первым делом, взгляд цеплял книжные шкафы, которыми было уставлены все стены, кроме массивного камина в торцевой части. Мощное кресло, стоящее ко мне задом, пустовало, а вот напротив него был установлен настоящий трон с очень высокой спинкой. Не пафосный какой-нибудь, а довольно прозаический, деревянный, потемневший от времени, но очень внушительный. Там, в глубине этого эпического седалища, кто-то сидел. И этот «кто-то» курил так, что вся его половина комнаты была закрыта полутьмой и дымом так, что огонек от сигареты и сияние углей в камине тоже были сильно приглушены.
Забавно, но на территории «порнодевочки», в которой я тут же опознал Фелицию Краммер дель Фиорра Вертадантос, дыма не было совершенно.
– Так, хватит глазеть по сторонам! У нас мало времени! – девушка, пружинисто соскочив со своей роскошной лежанки, продемонстрировала мне наличие нижнего белья, которое бы больше подошло очень зрелой и крайне уверенной себе женщине лет сорока, давным-давно расставшейся с последними комплексами. И твердо настроенной провести очень бурную ночь.
– А? – обнаружил я, что могу говорить в этом состоянии и пространстве. Тело внезапно начало чувствоваться как родное.
– Ох, приходи в себя быстрее, – поморщилась даймон, щуря свои огненные глаза, – Наша встреча должна была пройти не так и уж точно не в ближайшем будущем, но ты попался на глаза Истинному! Тебе всего лишь стоило держаться от блондина подальше, его внешность же криком кричала, что он не совсем человек! Но нет, мы будем обезьянничать, да, Юдж… Кейн?!
– Можно без эмоций? И в подробностях? – встряхнул головой я.
– Ты меня чем слушаешь? – наклонила девушка голову на бок, – Задницей?!
– Хватит, даймон. Он прав, – тяжелый и резкий мужской голос буквально придавил девушку, от чего она аж чуть-чуть присела, – Времени мало, и ты его тратишь впустую. Я всё объясню сам.
– Молчу! – робко пискнула брюнетка, безошибочно прыгая задом на свою софу. Причем, у нее в процессе прыжка появилась в руках большая чашка с чаем, в которую она тут же спрятала лицо.
Сидящий в кресле затушил сигарету в пепельнице, ожидающей подношений на столике у трона, а затем встал, сделав шаг вперед, на свет.
Тут-то мне и стало нехорошо. Даже ирония, спасающая остатки разума от творящегося со мной бардака, дала сбой.
Это был мужчина определенно выше двух метров ростом. Относительно худой, если таким его можно было назвать, впечатление слишком уж усиливалось его слегка вытянутым лицом, довольно длинным носом, смуглостью кожи, скрадывающей размеры, да длинными черными волосами, уложенными в очень небрежную прическу. Глубоко запавшие темные глаза смотрели на меня без какой-либо враждебности, либо иного выражения, но…
Он давил. Его образ, присутствие, выражение лица, непонятно что, оно было тяжелым для восприятия. Создавалось впечатление, что ты первоклашка, которого внезапно сорвали с урока и сунули в кабинет к директору, а он лишь молчит и смотрит, заставляя ребенка паниковать и дёргаться. Может быть, даже плакать? Рыдать мне не хотелось, но почему-то складывалось впечатление, что если этот индивидуум нахмурится – то всё возможно. Может и обосрусь, кто знает. Очень зловещий дядька.
Одет он был в элегантный костюм красного цвета. Длинный шерстяной плащ, не застегнутый ни на одну пуговицу, демонстрировал багровую жилетку и белоснежную рубашку под ней. Брюки и туфли не отличались цветом от плаща, а чуть приглядевшись, я понял, что у этого верзилы под одеждой две разные кобурные системы – одна нагрудная и еще одна на поясе. Ремни от них были пропущены так хитро, что он казался безоружным.
– Для начала, нам всем следует представиться, – заговорил этот мрачный высокий человек, – И начну я с тебя.
В его руке появилась трость, которой он указал прямиком на меня.
– Тебя зовут Дайхард Кейн. Ты сам выбрал себе это имя. У тебя было и другое, но ты его забыл, как и многое остальное. Сейчас это не существенно.
Охренеть, как это несущ…?
– Это…, – кончик трости указал на книгу, лежащую на необычном пюпитре, – Гримуар. Он тебе известен под именем Книги Горизонта Тысячи Бед. У него тоже было другое имя, так что вы с ним в чем-то похожи. Нет, Кейн, пока слушай. У нас нет пока времени на ответы. У тебя нет нужных вопросов.
Трость указывает на девушку, продолжающую мелко прихлебывать чай, но с любопытством стреляющую по нам глазами.
– Она – даймон, живущий в гримуаре, управляющий им. Ты её помнишь, как Фелицию Краммер дель Фиорра Вертадантос, что является первой и последней истиной. И, наконец…
Трость гулко стучит в пол, заставляя клубы дыма, вальяжно перемещающиеся по «темной» половине зала, испуганно порскнуть в разные стороны.
– …я. Меня зовут Алистер Эмберхарт, молодой человек. Когда-то я был на твоем месте, поэтому дам совет – услышав от меня следующую фразу, попытайся выкинуть её из головы. Ненадолго. Нам срочно нужно тебя обучить…
– Да вы охренели?! – взвыл я, хватаясь за голову и совсем переставая что-то понимать, – Где мы?! Кто мы?! Что мы?!!! Почему мне представили книгу?!! Ты вообще кто?!!
– Я – это ты, – мрачная длинная физиономия страшного мужика исказилась в удивительно гнусной усмешке, – А теперь заткнись и слушай, потому что твой белокурый дружок уже продрал глаза…
///
В дверь барабанили, как будто за ней стоял гигантский и страдающий недержанием кролик. Со стоном соскребшись с кровати, я, подбежав трусцой к ходящей ходуном защитнице моего уединения и покоя, от всей души рявкнул барабанщику подождать, а потом поскакал в туалет, дабы справить давившую, казалось, уже на мозг потребность. Вымыв руки, вернулся к двери и отпер её, чтобы насладиться зрелищем всклокоченного злого блондина карманного размера. Красного, надувшегося и явно потерявшегося в выборе матюгов, которые хочется произнести.
– Ты чего? – спросил я, тут же слабо, но настойчиво пихаемый в живот. Вдвинув меня в жилое помещение, белобрысый подозрительно осмотрелся, а затем, поплотнее закрыв дверь, безапелляционно потребовал предъявить ему Методу.
– Чего? – блеснул остроумием, красноречием и смекалкой я. Вторично.
– Методу свою покажи…, – прищурившись, зашипел плюшевой змеей блондин, – Не дела… ай, ты же этот. Тьфу, забываю, слишком говоришь чисто! Проявление показывай, говорю! Да блин, не тупи!
Метода, Проявление, Лимит. Волшебство сложное, изучение магии пожирает время твоей жизни. Нужно много и плодотворно учиться, чтобы стать настоящим магом, поэтому волшебников очень мало. Совсем мало. Но магия – это же так привлекательно! До того, как изобрести (точнее, популяризовать) гримуары, люди шли по другому пути развития. Высокородные, имеющие на это время, ресурсы и деньги, заучивали одно заклинание, практикуя его большую часть жизни из поколения в поколение. Они научились этому как раз у волшебников, которые все как один таким образом запоминали заклинание, похожее на телекинез. Но там, где у мага уйдет две недели, обычному человеку требуются поколения. Порядка двух-трех.
Тут были и плюсы, и минусы. Из минусов можно было назвать то, что ни один потомок рода, имеющего Лимит, не мог стать волшебником (что было очень малой потерей), а еще впитавшееся в плоть и кровь заклинание невозможно было «сменить». Плюсы, соответственно, получше: такая родовая магия превращалась в инструмент мало того, что масштабируемый, так еще и усиливала сопротивление к другим воздействиям, даруя благородным определенную защиту от магии. И, конечно, переходя из поколение в поколение под неусыпной практикой, она усиливалась.
Просьба белобрысого наглого Костика сама по себе большим нахальством не была. Большинство аристократов в мирной жизни не носят с собой гримуары, им, в отличие от ревнителей, этого не нужно, да и хорошая книга стоит очень немало. Ходить с такой по городу или на балы – это как с автоматом наперевес. Разумеется, это было бы иначе, не будь Проявлений. А вот их для самозащиты используют довольно часто. Держать подобное в секрете не получилось бы, если я только не захотел бы обрести репутацию инвалида.
Фыркнув, я сосредоточился, заглядывая вглубь себя. Туда, где в темноте клокотала только что показанная мне жутким мужиком в красном энергия. Бело-синяя, буйная, искристая. Её крошечная часть, повинуясь моей воле, устремилась вовне, из груди, через плечо в предплечье, а затем на кончики пальцев выставленной правой руки. Сухо негромко затрещало, по кисти у меня заиграли небольшие заряды электричества, а Константин, ухнув филином, опасливо сделал шаг назад.
– Всё, хватит! – замахал он лапками, – Вижу! Хорошо!
Ну хорошо и хорошо, я тут же прекратил электрогенерацию, от чего мелкий забавно надулся, пытаясь выглядеть посолиднее, а потом родил:
– Род Азов предлагает тебе покровительство на время учебы в академии! Без обязательств, кроме обязательства вежества и дружбы! Со мной, конечно.
– И зачем мне оно надо? – удивился я, – Ты только по-простому объясни, мы люди неграмотные и приезжие, ничего не знаем, всего боимся…
За такую тираду меня удостоили самого подозрительного из всех взглядов, что могла бы родить карманная пенисоносная блондинка, слегка похожая на мальчика, но затем Костик задумался всерьез, а потом, к моему сильному удивлению, вполне подробно объяснил, несмотря на то что для его самолюбия объяснение было тем еще испытанием.
Суть – Костенька наш полуэйн, сын князя и эйны из мира Ларинен, жены князя Азова. И, как любой, имеющий кровь этой гуманоидной расы, он блещет внешностью, но не телосложением. В итоге он мелкий, чахлый и милый как тринадцатая зарплата, что очень печально, потому как дорога Косте теперь только в ревнители, ибо он – одиннадцатый сын. Обосраться и не жить, да? Вот именно. А в среде аристократии совершенно не принято как-то особо заботиться о «лишних» детях, особенно когда они проходят суровую школу жизни в общих учебных заведениях. Вполне здраво, на мой вкус – уж если простым ребятишкам в моем мире было бы полезно хлебнуть дерьма лет в 12, чтобы не маяться дурью, то тут аристократическим и пораньше надо.
Ну так вот, Костю любит мама (она вообще всех любит, но уж больно он миленький получился), граф любит маму (все любят маму. Там есть за что. Такие формы, что у меня чуть глаза не выпали). Гм, о чем это я? Ну так вот, Костя дохлый и мелкий, строить ему, одиннадцатому сыну (!!!) крышу в академии князю Азову очень сильно западло, а вот выдать её обладателю разумного гримуара, который будет корешиться с его сыном – очень полезно, в том числе и для спокойствия мамы, потому как спокойная мама – это счастливый папа. А может быть, даже двенадцатый сын. Не суть важно.
Важно то, что Истинному роду Азовых довольно-таки сильно кашлять на то, что у меня невероятно крутая по местным меркам книга, а вот другим точно будет нет. Поэтому предлагают неизвестно откуда взявшемуся иностранному дурачку побыть крышей для нашего мальчика. Только Проявление покажи, а то мало ли, откуда ты взялся. Вдруг у тебя багровая тьма итальянского черноволосого и зеленоглазого рода Альятто? Нахер-нахер Азовым такие друзья. Кровь – не водица, её одной регистрацией, кристаллом и энергетической встряской не перечеркнешь. Её и искать могут.
– Ты бы сказал, от кого отделился, а? – состроил умильную морду мой уже почти навязанный друг, – Ну так, маме спокойнее будет…
– Аз есмь Дайхард и больше я никто…, – буркнул я, раздумывая.
Имеем наглого и мелкого типа. Определенно слегка психического, но при этом еще и смазливого как сволочь. Его батя (кстати, нормальный такой мужик на вид, по нему вовсе не скажешь, что у него в загашнике целый, мать его, мир!) заботится об отпрыске (11-ый сын. Не ребенок, люди!!! Сын!!!). То есть, проблем Костя может доставить, но также можно ожидать существенную помощь в случае чего. Скажи я «нет», и белобрысый сдристнет, но я окажусь с голой жопой против толпы заинтересованных в моей книжке людей, что может быть весьма череповато.
А еще он, этот голубоглазый девочк, явно неплохой источник информации. И соображёметр у него работает, вон как быстро понял еще на площади, что пора линять, понял куда линять… моментально сориентировался, когда прискакали его маман и папан. За мой счет, конечно, выехал, засранец мелкий, но надо отдать ему должное – не каждый пацан может орать на всю ивановскую, как он имел маминых любимых подруг, пусть даже и в виду. В общем, отмороженный и хитрожопый, а значит – заслуживает приза зрительских симпатий в виде моего согласия.
– Предварительного, – уточнил я вслух необходимую подробность, – Давай поживем увидим. А то вдруг из меня защитник никакой или ты завтра дочку императора за жопу укусишь? Я эти салоны ваши не знаю, чему там молодых мальчиков старые дамы научить могут…
Костя захрипел и побурел. Похоже, в его ментальности у принцесс до этого жопы не было, а тут раз и выросла. Наконец, пробурчав, что зайдет за мной через час и мы пойдем на экзамены, парень выкатился из помещения, шарахнув напоследок дверью. Какой ранимый мальчик этот Костя…
Оказавшись один, я запер несчастную дверь, а затем, встав посреди комнаты, вновь призвал электричество в правую руку. Заряды, еле слышно треща, забегали меж пальцев, обещая, что любому, к кому я прикоснусь этой рукой, станет очень не по себе. А это было даже не на-полную… я мог усилить заряд, мог вывести его волной или импульсом. В будущем, вполне возможно, смогу даже его выводить из тела на определенную цель. Если буду тренироваться. Но сейчас не об этом.
Я поднял левую руку, вновь обращаясь внутрь себя. Там, внутри, во тьме, так похожей на пространство, куда меня утащила воля злобного даймона, была не только кипучая электрическая энергия, которая, как оказалось, принадлежит мне лично. Еще там было висящее в пустоте озёро совсем другой силы. Застывшей, холодной и безразличной, но послушно истёкшей из внутреннего резерва в мою левую конечность. Кисть руки стала блестящей, как будто облитой расплавленным металлом, а еще от неё пошёл густой пар.
Это Проявление, эта Метода… она была куда опаснее моего электричества. Просто прикоснувшись к человеку или предмету, я мог моментально проморозить его насквозь, но любой аристо, ставший свидетелем такого явления, тут же опознает бы мое родство с одним Истинным родом.
Серебристый лёд Сильверхеймов был уникальным и очень известным Лимитом.
Глава 6
– Превосходно, господин Дайхард! – долговязый улыбчивый профессор, радостно улыбаясь, принялся протирать очки, близоруко на меня помаргивая, – Очень рад, что вы не ударили в грязь лицом! Разумеется, соответствуя своей чернокниге, не подумайте лишнего! Все будущие ревнители равны в статусе вне зависимости от того, кем были до того, как прийти под сень нашей академии, но… вы же понимаете…
– Безусловно, профессор Древлин, понимаю, – чуть улыбнулся я, обозначая кивок головой.
– Прекрасно! – водрузил мой экзаменатор очки обратно на свой выдающийся нос, – Итак! Что могу вам сказать, господин Дайхард… хм. История Руси у вас будет, безусловно, а также порекомендую литературу… нет, знаете, не буду! Просто обратитесь позже к госпоже Мересьевой, она вам выдаст список рекомендаций, прочтете их, напишете пару-троечку эссе и сдадите предмет ей же! А вот историю оставляем. Но, только её! В остальном же посещать обязательно будете только занятия и тренировки, имеющие непосредственное отношение к ревнителям. Рекомендую также вам тратить свободное время, развиваясь именно в этом направлении! Настойчиво рекомендую! Все остальное у вас в порядке!
– Было бы странным не сосредоточиться на том, зачем я и приехал в город, – позволил я себе еще небольшую улыбку, – Всенепременно последую вашей рекомендации, профессор!
– Очень рад! Не смею вас больше задерживать!
Топал я на выход из корпуса, отведенного под экзаменационную потовыжималку, в меру бодрый и оптимистично смотрящий в будущее. Свободное время в моем случае – крайне ценный ресурс, потому что от большинства поступивших студентов я отличаюсь пронзительным дефицитом денежных средств. Их, попросту, нету. Это непорядок. Они нужны, очень нужны.
Куда не посмотришь, везде молодые люди. Большинство из них одето в форму, пошитую на заказ из хороших качественных тканей. Тут и там виднеются скромные, но определенно дорогие украшения в виде колец, перстней, нагрудных знаков. Это не просто понты, это язык. И я его понимаю. Правда, не могу на нем пока говорить, так как сам одет не просто бедно, а в отвратительного качества плохо сидящую финскую поделку, купленную на копейки. Да, мне, как и всем первокурсникам академии, выдадут годовой комплект формы, но это лишь слегка исправит ситуацию, подняв меня в глазах окружающих от самого дна до жалкого нищеброда.
Вопрос нужно решить очень быстро, так как всего через полторы недели нас распихают по классам. Нас с Константином сразу зачислили в «Альфа»-класс, как владельцев мощных гримуаров. Можно себе представить, кто там будет еще, да? Если не хочу с первого дня стать парией, то нужно к этому времени озаботиться приличной одеждой.
Откуда у меня такие мысли? Оттуда же, откуда и умение свернуть шею вооруженному ножом человеку, моментальная оценка навскидку качественных вещей, понимание невербальных знаков и психомоторики окружающих меня детишек аристократов. Спонсор всего этого – Алистер Эмберхарт, моё таинственное альтер-эго, поделившееся со мной малой толикой своих навыков и памяти.
До сидящего на лавке смазливого блондина, скучающего в ожидание моей персоны, словесно домогалась полноватая престарелая девушка лет, эдак, 22-ух. В её небольших глазах определенно горел нездоровый огонёк похоти, а приоткрытые губки то и дело облизывались проворным язычком, от лицезрения которого даже мне стало неуютно.
