Я ничего не успел ответить, а может, не хотел ничего говорить.
Она ещё спрашивает, люблю ли я её? После всего, что было? После того, что я сделал ради неё?
На лестнице послышались шаги, и вопросы Леры на время повисли в воздухе.
Витя вошёл стремительно. В этот раз привычка открывать с ноги любые двери его подвела. Он внезапно дёрнулся на пороге, будто лбом на стену налетел. Его тень растянулась по полу, пытаясь достать до меня, но так и не решилась коснуться.
Он не смотрел на меня. Не сразу.
Сначала его цепкий, ощупывающий взгляд, какой бывает только у ментов, скользнул по Лерке – её опухшим от слёз глазам, дрожащим рукам, сжатым в кулаки. Потом по бутылке на столе, к которой мы с ней уже изрядно приложились. Затем по кровати – аккуратно заправленной, будто здесь никто и не спал. Никогда.
Касьянов обшарил взглядом каждый миллиметр подсобки. Смотрел куда угодно, только не на меня.
Будто если не видеть – значит, этого нет.
Витя всегда умел врать самому себе. Его губы сжались в плотную линию. Он всё понял про нас с Леркой. Осознал, что именно между нами произошло.
Здесь, прямо в этой комнате. Только что.
Он тупой, но не дурак. Впрочем, догадаться было несложно. Запах нашей страсти до сих пор витал в воздухе, подстёгивая уязвлённое мужское самолюбие Витька.
Морда Касьянова раздалась, стала сытой, лощёной, как и полагается полковнику.
Он теперь полковник. Кто бы сомневался? Всё идёт своим чередом, жизнь продолжается.
– Лерочка… – его голос дрогнул, и он резко откашлялся, пальцы нервно потянулись к воротнику рубашки, расстегнули верхнюю пуговицу, словно ему нечем было дышать. – В машине подожди.
– Вить…
– Уйди, сказал! – повысил голос.
Она резко вскочила со стула, как в жопу ужаленная. Проходя мимо меня, бросила сквозь зубы:
– Чтоб ты сдох, козлина! Ненавижу тебя, Барсов!
В этом вся Лерка – одной рукой нежно держит меня за хуй, другой – безжалостно сердце с мясом вырывает.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что задрожала посуда на столе.
Тишина.
Проводив жену взглядом, Витя тяжело опустился на её место. Снял фуражку, положил её на стол, пригладил рукой мокрые от пота волосы на макушке.
Он носил обручальное кольцо в отличие от жены. Оно было неестественно большим и широким. Чтобы сразу в глаза бросалось? Видимо, Касьянов гордился этим браком неимоверно. Ему по статусу положено.
Не спрашивая разрешения, не церемонясь, Витя налил полстакана водки. Себе. Выпил залпом, морщась, будто глотал не алкоголь, а собственную ярость.
Только тогда поднял на меня глаза.
– Ты нахуя её напоил, Барсов? Она же в клуб ходит… Анонимных алкоголиков.
Я фыркнул. Лерка? Да, она всегда была не промах выпить, но чтобы вот так… Лерка не алкоголичка, нет. Просто ебанутая на всю башку.
– Я не знал.
– Теперь знаешь. – Он поставил стакан на стол с таким психом, что тот едва не треснул. – Вернулся, значит?
– А ты думал, не вернусь?
Его губы дрогнули – то ли усмешка, то ли гримаса.
– Тебя объявили погибшим. Хуле тут ещё думать?
– Твоими молитвами, Витя. – Я наклонился вперёд, локти упёр в стол, въедливо вглядываясь в его рожу. – Сопротивление при аресте? Попытка побега? – перечислил статьи, которые мне пытались впаять во время отсидки. – Ну, ты и сука, Касьянов! Я же знаю, что это ты мне контракт смертника выхлопотал, гандон. Подстраховался? Хотел, чтобы наверняка? Перекрестился, поди, как меня на фронт забрали? А я, видишь, везучим оказался.
– Вижу. Везение рано или поздно заканчивается. – Он налил ещё, выпил, уже не поморщившись. – Ну, и что ты тут забыл, Барсов? Так хорошо без тебя было. Ты себе даже не представляешь.
Не дождавшись ответа, Витя выплеснул себе остатки водки, но пить не торопился, медлил. Словно она последняя не на столе, а в его жизни.
– Лерка искала тебя. Долго. Пять раз в Москву летала, – пробормотал он, глядя в стакан. Его голос был пропитан завистью, как будто знал, что ради него Лерка не стала бы так заморачиваться. – До президента дошла. Потом письмо пришло… Официальное. «Героически погиб при штурме. Примите соболезнования».
– Я три года на передовой оттарабанил. Спасибо тебе, Витенька! Тысячу и двадцать два дня в кромешном, беспросветном аду по грязи на одном копыте проскакал! Просто хочу, чтоб ты знал: твои старания не были напрасны. У тебя почти получилось от меня избавиться.
– Ты опытный вояка, Барсов. Не первый раз ведь? Это же лучше, чем в тюряге гнить? – Он криво усмехнулся, словно сделал мне великое одолжение своим гнилым поступком. – Ты теперь ветеран войны, герой! А так бы ещё пятилетку зону топтал с зэками расписными.
Мы немного помолчали, думая каждый о своём. Сколько раз я представлял нашу встречу с Витьком…
Столько же раз безжалостно ему кадык вырывал в своих фантазиях. Всегда убивал его быстро, без лишнего пиздежа.
А сейчас будто перегорела вся ярость внутри, и не осталось ничего. Совсем ничего, кроме презрения и брезгливости.
Или это Лерка меня так хорошо приласкала, что я успокоился и дзен словил?
– Если есть что сказать – говори сейчас, Костян. Ты мне мстить собираешься?
Я злобно рассмеялся.
– Да нахуй ты мне всрался, убогий?
– Вот и прекрасно! – Он допил, поставил стакан уже мягко, но основательно, будто точку в конце предложения. – Не смотри на меня так… Водитель у меня теперь, – буркнул он, зная моё отношение к езде за рулём под градусом. На него мне было похуй. Только за Леру беспокоился. – Лерку в покое оставь. Без неё разборок хватит. У меня войны ваши бандитские вот уже где! – Провёл ребром ладони по горлу.
– Мы случайно встретились. Я её не звал.
Касьянов медленно встал, надел фуражку.
– Костя, ты не думай, что крутой теперь. Я-то лучше всех знаю, кто на самом деле Дракона угандошил.
– Да знай себе на здоровье. Оно тебе ещё пригодится.
– Уезжай отсюда, Барсов. По-хорошему прошу: уезжай! Хочешь, я денег тебе дам? Много. Ты только скажи: сколько тебе надо, чтобы я тебя больше не видел никогда?
– Своих хватает. Спасибо. – Я тоже поднялся, чтобы его проводить. – У тебя было время сделать Леру счастливой, но ты его проебал.
Его лицо исказилось. Он шагнул ко мне, едва не уткнувшись носом в мой нос. Мы стояли, убивая друг друга взглядом, но нас обоих никакими переглядками было не пронять.
– Значит, ты у нас опять весь такой герой распиздатый, а я говно на палке? Так получается?
– Получается, так, – безразлично пожал плечами.
– Война, так война, – обречённо вздохнул он. – Блять, ты что, не видишь? Она нас снова лбами сталкивает, как тупых баранов!
– Так не будь бараном, Вить. На пути не стой, и тебя не зацепит.
В подсобке стало тихо. Слишком тихо.
Будто перед бурей. Я ждал, что Витя кинется на меня. Выхватит табельное оружие, начнёт мне тыкать в рожу стволом, угрожать, может, даже попытается ударить, но он просто отошёл к двери.
– Она теперь Касьянова! Моя жена! – ударил кулаком себе в грудь, словно напомнил об этом самому себе. – И я её никому не отдам! Тем более тебе! – бросил на прощание.
– Посмотрим…
Скотина, сволочь, сухарь бесчувственный!
Я тоже хороша…
Прибежала, как собачка, виляя хвостиком, и ноги раздвинула.
Шлюха! Безвольное существо! Влюблённая дура! Идиотка безмозглая!
Господи, какая же я всё-таки идиотка!
Я уже жалела о том, что переспала с Барсовым.
Всё случилось слишком неожиданно. Разве могла я знать, что он воскреснет? Когда мне Антон сказал, что Костя вернулся, я думала, у мужика фляга засвистела.
А потом увидела его и…
Много раз представляла, как бросаю его в отместку. Это всегда было эффектно, красиво, сильно.
По итогу получилась какая-то несусветная херня. Выставила себя полной дурой и истеричкой, слабой на передок.
Как теперь это пережить? Я знала, что завтра буду жалеть о том, что начудила.
Да какое там завтра, если я уже жалею?
Чего я ждала от бесчувственного Барсова? Сама не знаю. Если у Касьянова всё всегда на лице написано, то по каменной роже Кости ничего не понять. Будто в стену смотришь.
Какие же они разные…
Одного люблю…
Второму позволяю себя любить.
Этот треугольник меня скоро доконает. Даже будучи мёртвым, Костя продолжал стоять между мной и Витей.
Я не верила в то, что он погиб. Отказывалась принимать реальные факты, пока не увижу его труп, и была права.
Что они там делают? Почему так долго?
Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы они поубивали друг друга из-за меня. Впрочем, и без меня хватало причин для грызни, чего уж…
Наконец, Витя вышел из автосервиса, скурил две подряд сигареты и только после этого сел в машину. Не вперёд, как обычно, а ко мне на заднее сиденье. В машине сразу стало тесно, словно Касьянов заполнил собой каждый миллиметр пространства. Даже воздуха стало мало, поэтому я немного приспустила окно.
– Как меня заебали твои пьянки, сука! – сквозь зубы процедил он. – Поехали, Толя! – крикнул он водителю, и машина сразу же тронулась с места.
Витя так говорил, как будто я алкашина запойная. Пропустила мимо ушей, понимая, что он на взводе, а докопаться хочется. Представляю, как он "рад" тому, что Костя вернулся. Это просто чудо какое-то, по-другому и не скажешь.
Мой муж считает, что у меня крыша едет по пьяни, поэтому бесится, когда я выпиваю. А я просто начинаю говорить то, что думаю на самом деле, потому что больше не могу молчать о том, что происходит со мной, с нами, с миром вокруг меня.
А потом я трезвею и становлюсь "нормальной". Такой, какой хочет меня видеть муж, его родители и другие люди, с которыми приходится уживаться в обществе.
Только с Костей я могу быть настоящей. С ним не нужен допинг. Только с ним я могу…
Могла.
Этого больше нет и не будет никогда.
– Ты ключи от байка забрал? – перевожу я тему, потому что слушать нотации Вити при водителе не собираюсь.
– Бля-я-ть… Это всё, что тебя волнует? Серьёзно, Лер? Что он тебе наговорил?
– Ты о чём?
– Расскажи, о чём вы разговаривали! Слово в слово!
Сказать ему, что нам с Барсовым было не до разговоров? Что язык Кости был занят кое-чем другим, вместо того, чтобы сотрясать воздух?
– Давай дома поговорим? – устало предложила я, понимая, что мне придётся завтра самой тащиться за своим мотоциклом, и возможно, снова столкнуться в сервисе с Костей.
– Мы сейчас поговорим, – отрезал Витя. – Мои родители устали от наших ругачек, впрочем, как и я. Я заебался, Лера. Я так больше не могу!
Он снял фуражку и провёл рукой по лицу.
– Так разведись со мной, Касьянов, – усмехнулась я, и он тоже криво ухмыльнулся на это.
– Где ты была всю ночь? Отвечай!
– Каталась на мотоцикле со своими мотобратьями.
– Свора бездельников и самоубийц. – О! Я знала, как сильно Витя ненавидит мотоциклы и всё, что с ними связано. – Я твой байк в реке утоплю, топором порублю к чёртовой матери! Ты слышишь меня? Если ещё раз…
– Заткнись! – не выдержала я. – Я бы ночевала дома, если бы и ты там был. Не хочешь рассказать, где тебя самого носило?
– На корпоративе. Симакин майора получил. Я тебя всегда предупреждаю, чтобы ты не волновалась.
Это было так мило, только вот я вообще не волновалась за Витю. Никогда.
– Шлюха там твоя тоже была?
– Какая шлюха, Лер? Ты чё городишь? Стрелки на меня не переводи. Я этот приёмчик твой знаю.
– Ритка – помощница твоя. Вот какая шлюха. Я знаю, что ты её трахаешь. У вас по любви или она за звёздочки у тебя под столом сосёт?
– Бля-я-ть… Ладно, давай дома поговорим, – резко передумал Витя, как только речь зашла за его косяки.
– Ты меня позоришь на весь город, а я всего лишь пыталась развеяться.
– Может, если бы моя жена чаще раздвигала для меня ноги, я бы перестал искать, куда свой хуй пристроить? Об этом не думала?
Мне нечего было возразить, поэтому я умолкла до самого дома.
Сексом мы и правда занимались редко, а Вите надо было каждый день, как любому здоровому мужику.
Он был хорошим любовником – нежным, внимательным, страстным. Мужчиной – видным, харизматичным, обаятельным. Витя был неплохо сложён, регулярно ходил в спортзал, следил за собой. Женщины сами на него вешались.
Но всё равно был не так хорош, как Барсов. Не было к нему тех чувств, как Косте, того трепета и тяги. Когда трусы мокнут от одного взгляда, от одного мимолётного прикосновения, просто оттого, что ты подумала о нём.
Всю дорогу я пыталась найти хоть намёк на чувство вины перед Витей за то, что ему изменила, но ничего подобного не испытывала. И дело не в том, что он мне тоже изменяет. Просто не чувствовала себя обманщицей, вот и всё.
Касьянов сам знал, на что идёт, когда заставил меня за него выйти. Пусть теперь хлебает полной ложкой, козёл!
Судя по пустой парковке возле нашего дома, родителей Вити дома не было. Хоть поговорим спокойно, без огромных ушей и длинного носа моей свекрови.
Водителя Касьянов не отпустил, значит, собирался ещё куда-то. Это хорошо. Я хотела побыть одна и спокойно осмыслить произошедшее сегодня и сам факт воскрешения Барсова, в который мне до сих пор верилось с трудом, даже несмотря на то, что мы были близки.
Как только мы зашли в гостиную, Витя рванул к бару и налил себе стакан конька. Заглотил его, как воду, будто ярость свою тушил спиртным.
– Рассказывай, Лера, быстрее! – поторопил меня он. – Что говорил Костя. Может, о своих планах пропизделся? Зачем вернулся, сказал?
Надо было что-то отвечать, иначе придётся признаваться в измене. Мне так хотелось сказать об этом Вите. Описать в подробностях, как Барсов грязно выебал его любимую жёнушку в убогой комнатушке на СТО, и как ей было хорошо, так хорошо, как никогда не было с ним самим.
Я была недостаточно пьяной для таких откровений.
– Сказал, что вам всем пизда, – соврала я. – Что вас с Седым в первую очередь покарает.
Глаза Вити забегали по комнате, как будто Барсов уже пришёл за ним и стоит сейчас прямо у него за спиной. Я испытывала удовольствие оттого, как он трепещет от страха.
Бойся, Витя! Бойся сильнее и Седому передай то же самое!
– Что-то ещё? – спросил он.
– Больше ничего. Раз Костя вернулся, я хочу развестись.
– Сука! Тварь! Мало я для тебя сделал?
В бешенстве муж подскочил ко мне и залепил мне такую увесистую пощёчину, что меня сначала развернуло, а потом сбило с ног. Я упала на пол, слыша, как звенит в ушах, машинально схватившись за вспыхнувшую огнём щёку.
В другой ситуации я бы немедленно вскочила и сцепилась с ним в драке не на жизнь, а на смерть. Но сейчас я понимала, что это было заслуженно, и мне не хотелось сопротивляться.
Я сука и тварь – я полностью солидарна с Витей.
Всё, что я сделала – села, притянув колени к груди, и смотрела, как мой муж крушит гостиную. Расшвыривает вещи, разбивает кулаком телевизор, ломает мебель. Он прошёлся по комнате, сметая всё на своём пути: книги, рамки с фотографиями, пульт от телевизора.
Наконец, он выплёскивает свою ярость, падает на диван и закрывает лицо ладонями. Его окровавленные руки подрагивают, но я и без этого чувствую, что он на пределе.
– Я его посажу, – стонет Витя. – Или убью!
– Витя, отпусти меня, – устало произношу я. – Я тебя не люблю. Я люблю Костю.
Касьянов бросается ко мне, и я вся сжимаюсь в ожидании новых побоев. Я знаю, что теперь он будет постоянно меня пиздить. Стоит только один раз переступить черту, наплевав на принципы, и больше не сможешь остановиться. А потом это становится нормой.
Прежде Витя не поднимал на меня руку. Никогда. Хотя были ситуации и посерьёзней. Он мог наорать, вынести мне мозг, обматерить. Но ударить…
Это стало переломным моментом нашего брака, который и так трещал по швам с самого начала.
Витя опускается передо мной на колени и заглядывает мне в глаза.
– Только вот он тебя не любит, – злобно выплёвывает муж мне в лицо. – Он никого не любит, дура! Ты когда-нибудь это поймёшь своей куриной башкой? Развода не будет, Лерочка. Забудь это слово. Мы вместе, пока смерть не разлучит нас.
– Твоя или моя?
Витя ничего не ответил, крепко задумавшись о чём-то.
– Мне терять нечего. Ты самое дорогое, что у меня есть, – Витя обнял меня, прижав к своей груди, и я расплакалась. – Я без тебя всё равно сдохну, – прошептал он, целуя меня в висок. – Не надейся на Барсова. Убей меня сама. Я же знаю, что ты этого хочешь? Давай, прямо сейчас?
Витя отстранился, достал из кобуры свой табельный пистолет и вложил мне в руку. Потом обхватил моё запястье пальцами и приставил ствол к своей голове.
Глаза Вити горели. Я понимала, что он пьян, но в то же время знала, что он не ссыкло, и он сейчас не шутит. Чёртов психопат!
– Одно движение пальцем, и ты свободна! Стреляй, мать твою! Давай, моя девочка! У тебя хорошо получается людей убивать!