Хельга Воджик
Архив Тирха. Коготь Кулуфины. Том 2
– Ты чего? – элвинг заморгала, почувствовав во рту вкус железа, и прикоснулась рукой к губе – даже не заметила, как прокусила её до крови.
– На, вытрись, – Клыкарь сунул ей в руку салфетку, поспешно натягивая капюшон на макушку элвинг. – И успокойся. Оно вернулось.
Ашри посмотрела на кончики пальцев. Сквозь пятнышко крови сверкали лиловые искры.
Элвинг сделала глубокий вдох – один, другой. Сердце гулко ухало в ушах. Её переполняли радость и страх.
Грав тем временем ухватил за рукав пробегавшего мимо парнишку-подавальщика и, бросив монету, заказал две кружки хмельной лимры.
– Что случилось? – Грав наклонился к Ашри, прожигая янтарным взглядом.
Интерес тхару к парочке остыл так же быстро, как и вспыхнул: разве мало таких, у кого в бурю нервы сдали. Орхмантиру на всякое толкает, а пришлых в особенности. Многие заглядывали в шатару, чтоб поглазеть на таких буйных. Но похоже, эти двое утихомирились: северный больше никуда не волок свою худую подружку, впавшую в раж и что-то бормочущую, а раз так – то и ждать нечего. Центр всеобщего внимания сместился на трёх бистов, решивших потягаться в метании топоров у мишени и поставивших на кон сверкающую реликвию с островов.
Грав слегка повёл ухом, вслушиваясь в голоса. Он сгорал от любопытства, что за артефакт навёл шороху. Но сейчас у него в руках была осоловевшая напарница, и бросить её в таком состоянии, а значит, и подставить под угрозу всё дело, он не мог.
– Рассказывай, – повторил Клыкарь.
– Ты его не слышишь? – Ашри устало прикрыла веки и потёрла переносицу. – Гул, как шёпот. Он везде. Сейчас стал тише, но мгновение назад гудело так, что…
Клыкарь осторожно взял элвинг за руку, и, держа за запястье, повёл за собой. Ашри не сопротивлялась. Она была рада покинуть эту шумную, набитую тхару часть шатару.
Вместе они минули зал со спящими. В помещении с очагами уже пылали несколько огней, а вокруг них сидели бисты. Одни грели кувшинчики с лимрой, другие бросали в пламя траву и беззвучно шевелили губами. Воздух пропитался запахами тел, еды, пряностей и растений, но вместе с тем оставался прохладным.
Грав остановился у стены, в тени за одной из подпорок, держащих крышу и навес с плетёнными корзинами. Он приложил ладонь Ашри к стене и отпустил. Элвинг удивлённо вскинула брови и отняла руку. Камень был испещрён крохотными отверстиями, со стороны совсем невидимыми – как проколы толстой иглы. Но присмотришься, и словно перед тобой отвесный песчаный берег, усеянный гнёздами стрижей. Шёпот шёл извне. Гудела сама стена.
Ашри глянула на Клыкаря, ожидая ответа.
– В Най-Тиарах два типа домов: вырубленных из камня и слепленных из говна и палок. Вернее, палок-то и нет, а вот лепёшек кулу – хоть отбавляй.
– Со мной говорили лепёшки кулу? – обречённо выдохнула Ашри, скорчив гримасу.
– С тобой говорили орхи, – напустив на себя серьёзный вид, изрёк бист и оскалился: – Но через лепёшки кулу.
– А почему воздух холодный? – спросила элвинг, незаметно оттирая руку о штанину.
– Там кусочки холодовика. Воздух проходит через отверстия, охлаждаясь, а когда дует ветер, то камень поёт.
– Скорее, зловеще шепчет.
– Ты б тоже зловеще шептала, замуруй тебя кто в дерьме.
– Тут не поспоришь, – развела руками Ашри.
– В Имоле есть поющая стена. Там всё это устроено куда как эффектнее. Будем в тех краях – покажу.
Возникла неловкая пауза.
– Я рад, что ты в порядке, и всё твоё опять с тобой, – Клыкарь почесал подбородок. – А теперь давай вернёмся в эту убогую таверну, я выпью пару-тройку местной бормотухи и покажу этим бездарям, как надо обходиться с топором.
– Не боишься, что и лимра у них из лепёшек кулу? – хохотнула Ашри, шагая следом.
Клыкарь закатил глаза и парировал:
– А жаркое – из чани?
– В расчёте, – вздохнула Ашри, аккуратно заглядывая внутрь себя и обращаясь к Пламени.
Она чувствовала, что её проклятый дар вернулся, свернулся в клубок и притаился, восстанавливая силы. И вновь противоречивые чувства зароились в голове, пока голос Клыкаря не выдернул элвинг во внешний мир:
– А как стихнет буря, пойдём изучать карты и планы руин. Может, повезёт, и уже завтра отправимся за этой хреновиной, а потом – обратно на Лантру.
– Или куда подальше, – пожала плечами Ашри.
– Можем и на Архипелаг, – Грав подхватил у подавальщика две кружки, напомнив, что оплатил их ещё в прошлой тысяче лет, и передал одну элвинг. – Если у тебя, конечно, нет других планов.
– Но только заказ выберем вместе.
– Решено!
Их кружки ударились, но звук потонул в гомоне толпы. Таверна превратилась с жужжащий улей: тхару оживились, слышались крики зазывалы: «Ставка – медяк, выигрыш – крутяк!», улюлюканье, басовитые бахвальства грядущей победой.
– Мне пора, – Грав залпом допил остаток лимры и подмигнул Ашри. – Пора надрать рога и зад этим южанам!
– Только не ввязывайся в драку, – крикнула в спину напарника элвинг, глядя, как тот протискивается сквозь плотное кольцо бистов и аллати, обступивших мишень.
Клыкарь был полон решимости доказать, что топор – это истинно северная привилегия, а заодно заполучить сверкающий золотом артефакт.
Глава 18. Черная Птица Тлаан Арх Нуун
Клыкарь морщился от каждого прикосновения Ашри, но, стиснув зубы, молчал. Элвинг злобно сдвинула брови и совершенно не ласково вытирала с лица напарника успевшую засохнуть кровь.
– Добрее надо быть, – не выдержав, проворчал бист. – Ты ж не ботинок чистишь.
Ашри фыркнула, отстранилась и ткнула пальцем в грудь Клыкаря:
– О! Я очень добра! – прошипела она. – Ты меня злой не видел!
Хоть их комната и находилась вдали от спален семейства пастуха, элвинг и бист старались не повышать голос. Но оттого раздражение Ашри было лишь сильнее. В свой шёпот, которому позавидовала б самая гремучая змея, она вложила столько яда, что Грав предпочитал не перечить. Он не считал, что дал повод его песочить, но допускал, что, возможно, малость перегнул палку и, возможно, слегка наломал дров. Но сожаления у него было лишь об одном: не уйди орхи обратно в белые пески, он бы успел сложить этих остолопов в ровную поленницу. А так… осталось некое чувство незавершённости.
Ашри продолжала ворчать, и методы её лечения явно наносили вреда больше, чем потасовка. Да и вообще – какая-то пара ссадин и синяков, чего она только на него взъелась? Клыкарь сморщил нос, аккуратно ощупал его – цел. Провёл языком по зубам – все на месте, но от разбитой губы во рту всё ещё привкус железа, словно не лимру пил, а обод кружки грыз. Клыкарь скосил взгляд, увидел на полу пузатую бутылку с неведомым пойлом, которую он прихватил, покидая таверну. Он уже было протянул руку, желая избавиться от мерзкого привкуса во рту, как бутылка исчезла, и пальцы сгребли пустоту.
– Вот какого Гаара ты полез в драку? – Ашри выдернула зубами пробку, нюхнула содержимое бутылки и закашлялась.
– Они неуважительно отзывались о Севере! – Клыкарь поднял указательный палец.
Он потянулся за бутылкой, но элвинг зашипела на него:
– Закрой глаза, – Ашри, не жалея, плеснула мутное пойло на тряпку и приложила к голове биста.
Клыкарь зарычал, выдернул бутылку из рук элвинг и сделал глоток. Горло опалило огнём: такой бурдой только врагов травить да животы насквозь прожигать!
– Север бы снёс их слова, а твоя рана опять открылась, – не унималась элвинг.
– Царапина, – хрипло уточнил Клыкарь и отпил ещё местного самогона. – Север, может, и снёс бы, но не я. Не хватало, чтоб эти рогатые недомерки поносили мою родину.
– Недомерки были на полголовы выше тебя! И их было трое!
Клыкарь промолчал, что кроме Севера те бисты имели неосторожность слишком вольно отзываться о его напарнице и их деловых отношениях. И он им вежливо пожелал заткнуться, пока он сам не заткнул им рты их же вполне определённой оторванной частью, если таковая у них вообще имеется. Нет бы последовать совету, крайне разумному и предельно вежливому, учитывая ситуацию. Но эти трое, на радость публике, решили проверить, хватит ли Граву сил и смелости воплотить угрозы. Что ж, до членовредительства не дошло, но говорить им точно пару дней не захочется.
– Видела б ты их, – хохотнул Клыкарь и схватился за бок, скривившись от боли.
Ашри смерила его оценивающим взглядом, но бист отмахнулся:
– Не сломано, – уверенно заявил он, но подумал, что возможно без трещины не обошлось.
Девушка покачала головой и, порывшись в аптечке, достала баночку с мазью, кривую иглу и нить.
Клыкарь скосил глаза на инструменты:
– Может, само зарастёт?
– Само оно не спешит зарастать с самого Лантру.
– Ни разу не видел тебя с иглой, – бист подозрительно глянул на приготовления.
– Да, – кивнула элвинг, подставляя ладошки, и Клыкарь плеснул немного самогона. – Когда все приличные девочки шили платья своим куклам, я предпочитала иные забавы. Но я неплохо надеваю червя на крючок и вспарываю рыбу.
– Вот успокоила так успокоила, – передёрнул плечами Клыкарь, прикладываясь к бутылке. – Вспарывать и без тебя желающих много. А с червём вообще нехорошие ассоциации в голову лезут…
Ашри улыбнулась.
– Мог бы не лезть на рожон. Ты же их и так уделал, выиграл эту странную штуку. Где она, кстати?
Клыкарь повернулся, так что стул под ним жалобно скрипнул.
– Не мог.
Ашри это знала. Да и слова бистов, адресованные ей, слышала. Не зря ведь в суматохе драки один из хамов лишился кошелька, а о голову второго, когда тот незаметно вынул нож, совершенно случайно разбился отличный глиняный кувшин.
Стул заскрипел – того и гляди развалится. Клыкарь наклонился, порылся среди разбросанных вещей и выудил плоский, круглый, похожий на крупную монету предмет с пятью отверстиями по кругу.
– Это амулет? – поинтересовалась Ашри, разглядывая побрякушку и пытаясь оценить её в «драконах». – Золото?
– Ага, самое настоящее золото, – Клыкарь поймал отблеск тусклой лампы на вещице и постучал когтём по невнятному узору. – Вот только – золото дураков!
– Это ты про нас или про бывших владельцев? – усмехнулась Ашри.
– Это я про саму эту штуку. Она сделана из цавия – золота дураков. – Грав взвесил трофей на ладони. – Тяжелее, чем истинное, и дешевле в три кварты раз. Но эти пусторогие не знали, что это, а я знаю.
По лицу Клыкаря расплылась довольная улыбка. Ашри же скривилась, прикинув, что дураки в этой истории все.
– Обязательно расскажешь, но сначала я тебя зашью.
Грав неохотно смирился, вертя в руках трофей и попивая из бутылки вонючее пойло, которое уже не казалось таким уж и мерзким. Ашри выдохнула и сделала первый стежок.
– Знаешь, – начала она рассказ, чтобы успокоить скорее себя, чем пациента. – У меня на родине есть легенда, что когда-то всем пришлось изрядно постараться и пришить душу к себе, чтобы Чёрная Птица вновь её не унесла в другой мир. Чёрная Птица – это похуже Гаара. Гаар сидит в Бездне, а бисты его сто раз на дню помянут, он и не пошевелиться. А Чёрная Птица, Тлаан Арх Нуун, Пожирающая Память, или Та-Что-Уносит-Души…
Ашри вздрогнула и чуть не выронила иглу, впервые за долгие годы, произнеся это имя вслух. Но сделав ещё стежок, продолжила:
– Это ночной кошмар всех детей. Ведь она сначала выклёвывает воспоминания, так что ты забываешь всё и всех, кого любишь, а потом уносит душу. Даже истинное имя её было под запретом…
– А ей эти души зачем были? – поинтересовался Клыкарь, морщась.
– Она ими питалась. Каждое украденное воспоминание прорастало новым пером, и крылья её становились всё шире. По замыслу однажды их должно было хватить, чтобы обнять весь мир и навсегда лишить его солнца.
– Занятно, – задумчиво произнёс Клыкарь. – Пожирающая память, значит.
Хоть имя монстра вновь царапнуло её безотчётным детским страхом, Ашри воодушевилась интересом к её рассказу и отсутствием критики:
– В итоге, как только местный герой нашёл подходящую нить и иглу, все кинулись пришивать душу, которую до этого просто носили за спиной, как плащ. Все так спешили и волновались, что тыкали иглой как придётся.
Ашри сделала паузу, готовясь парировать колкость приятеля или сравнение её с этими дурнями из сказки, но Грав молчал – то ли слушал внимательно, то ли погрузился в какие-то свои мысли. Элвинг пожала плечами и продолжила шить и рассказывать:
– В итоге одни пришили душу к пяткам, другие к животу, третьи к сердцу, а некоторые растяпы перепутали и пришили или к чужому сердцу, или к своему, но чужую душу. В итоге так и жили: то искали свою в других, то «бабочек» ощущали меж рёбер, то тряслись от страха, так как вся их душа собиралась в пятках. А ещё у нас был Дыркошвейн – тот сшивал части разных существ. Неплохо, кстати, справлялся, но не был понят, – Ашри подёргала нитку, поправляя стежок. – И местный пустынный Убийца Бронги, или как там звали этого портняжку из Аббарра, в подмётки не годился нашему…
Элвинг остановилась и критично оглядела шов, оставшись вполне довольна собою:
– Так что можно считать, что штопать и починять у меня в крови. А тебя я зашью с надеждой пришить тебе разум. Ну или хотя б залатаю дыру, чтоб остатки мозгов не вытекли.
Клыкарь не издал ни звука, словно и вовсе не замечал, что игла прокалывает кожу и стягивает края. Закончив, элвинг нанесла мазь и наклеила пластырь. Тогда Грав глянул на неё и серьёзно спросил:
– А где твоя душа, пепельная птичка?
Ашри замерла и выронила из рук иглу. В тишине ночи металл упал на каменный пол, издав тонкий мимолётный звон.
Бист рассмеялся.
– Дурак ты, Клыкарь, – сказала, насупившись, элвинг и подобрала иглу.
Грав развёл руками и допил остатки самогона, решив, что не так плохо пойло, как его запах. Думать о том, что и тут в производстве поучаствовали кулу, он не желал.
– Ну, раз с лекарством мы закончили, – Клыкарь хотел было встать, но покачнулся и рухнул обратно на стул, от чего тот затрещал. – Ну и крепкий же, зараза! – попытался отшутиться бист, не показывая вида, что весь мир перед глазами поплыл, а к горлу подступила тошнота.
И пойди разбери было ли дело в той бутылке, которую он держал, или в той, что ранее, в таверне шатару опустилась на его голову, разлетевшись вдребезги. Удар из-под руки южного биста вышел не слабый, да ещё и стекло вспороло только успевший образоваться розовенький, как жопка силурийского младенца, шрам. Сейчас бы не помешал тот эликсир, который девка из Бездны ему давала. Надо этой дартаутиру хоть имя придумать. Как там Ашри назвала ту тварь? Та-бла-ну какая-то? Подходящее имечко. Пожалуй, так и будет её звать – без пафоса и по существу.
– Хотя задница у неё была что надо! – закончил в полный голос свой внутренний монолог Грав.
– Какая задница? – вскинула бровь Ашри, откладывая тряпку, которой протирала руки.
Клыкарь непонимающе глянул на элвинг, мотнул головой и упрямо поднялся опять. Но, сделав шаг, начал заваливаться, удивлённо осознав, что утратил контроль над телом.
Ашри подхватила его, приняв вес на себя:
– Ты тяжёлый, как гружёный гвар! Топай в кровать.
– Как ты говоришь, звали птицу? Бла-тла-ар… Нун? – еле ворочая языком, спросил Клыкарь.
– Тлаан Арх Нуун, – ответила элвинг, стараясь не свалиться под весом друга. – Только не произноси…
– Тлаан Арх Нуун! – тщательно выговорил Грав. – Я так и сказал.
Ашри закатила глаза, разворачивая Клыкаря в сторону кровати и пытаясь задать направление.
Клыкарь рухнул на лоскутное покрывало, а элвинг возблагодарила случай, что комната оказалась столь мала, и бисту потребовалось лишь два шага, иначе её позвоночник сложился бы под этой тушей, как подзорная труба.
Избавившись от ноши, Ашри шлёпнула Клыкаря по плечу и зло прошипела:
– Нельзя произносить истинное имя Чёрной Птицы трижды за ночь, иначе она явится и выклюет душу того, кто её призвал.
Клыкарь оторвал голову от подушки, кое-как сел и вознамерился сползти на пол, уверяя, что вполне может заночевать на полу, уступив даме кровать. Но элвинг была непреклонна:
– Я весь день провалялась, так что твоя очередь, – уперев руки в плечи друга и удерживая его от падения (упади он, поднять будет вне её физических возможностей), заявила она. – Гляну ещё на книги, что ты притащил, – и, понизив голос, рыкнула: – Так что не спорь! Только сними рубаху и разуйся.
Грав смирился, кое-как скинул сапоги и стянул рубаху, умудрившись запутаться в ней.
– Так-то лучше, – стягивая перепачканную кровью одежду, кивнула элвинг и критически глянула на ссадины на боках Клыкаря. – Завтра будешь синий, как чавуки.
Она подождала, пока дурная и побитая голова Клыкаря вновь коснулась подушки, и прислушалась. Казалось, бист тут же провалился в сон, что было неудивительно. В отличие от неё, Грав весь минувший день провёл в поисках книг, лежавших сейчас на столе, а вечер и добрую треть ночи слонялся вместе с ней по Най-Тиарах и шатару, так после ещё и учинил драку в убежище. А до этого тащил её, Ашри, по пустыне. Сколько он вообще не спал?
Аккуратно, чтобы не разбудить, элвинг накрыла Клыкаря одеялом и повернулась, собираясь уйти. Но тут Грав ухватил её за руку, рывком притянул к себе так резко, что она потеряла равновесие и, развернувшись, чуть не клюнула носом в его макушку.
– Почему дурак? – сонно шепнул бист, приоткрыв один глаз.
Ашри усмехнулась:
– Потому что окажись та бутылка крепче твоей головы, весь этот путь был бы напрасен.
– А, – протянул Клыкарь зевая. – Беспокоишься обо мне.
– Не люблю терять «драконов» и напарников, – фыркнула Ашри.
– И не надо, – пробубнил бист и отрубился.
Ашри осторожно высвободила руку, поправила сползшее на пол одеяло и глянула на зажатый в кулаке биста блестящий трофей, приложенный к шишке на голове.
– Всё равно дурак, – и, подумав, добавила: – И золото у тебя дурацкое.
Погасив лампу, она ухватила плащ, выскользнула за дверь и на цыпочках пробралась к выходу.
* * *
А где твоя душа, пепельная птичка?
Ашри взглянула в звёздное небо и подумала, что не знает ответа на этот вопрос. Она сидела на широкой ступени у двери в дом Саада и смотрела туда, где окраинные дома мешались с необъятной далью песка.
Может, Эб найдёт её душу. А может, Ашри не встретит её никогда. Элвинг ощущала эту пустоту – как тёмный омут под чернильной гладью озера. Нить, которой когда-то была пришита её душа, давно истлела, стежок за стежком, беда за бедой. Может, она, эта нить, окончательно лопнула тогда, в пламени корабля, и Чёрная Птица сожрала её душу вместе с надеждой на покой и искупление. А может, ещё раньше, когда обвалился Хребет Дракона, открыв путь из Пугатона во внешний мир. Или где-то между всем этим, на воздушном корабле, стоило ей коснуться проклятого барельефа и окончательно пробудить в себе Пламя? Или всё это – лишь дурацкие сказки её родины, а сама она просто размякла под тяжестью потрясений и волнений последних дней.
Ашри поскребла затылок и обнюхала себя: было б неплохо принять ванну или хотя бы душ из пары вёдер воды, а то скоро от неё начнёт разить, как из пасти Нука. Словно в подтверждение этой мысли, зачесалось плечо. Но тут было так спокойно и хорошо, что элвинг даже двинуться было лень. Она посмотрела на небо. Орт не спешил разгонять тьму, ночь растянулась вереницей воспоминаний. Эти фрагменты плыли образами и отпечатками чувств, цепляясь за призрачный свет звёзд, за блестящие песчинки перетёртых Энхар, вспыхивая лиловой искрой на браслете… Ашри смотрела на этот танец памяти, раз за разом останавливаясь на одном фрагменте – оранжевый свет, не опаляющий и не согревающий, то берущий её в кокон, то сжимающийся до искры на ладони. Казалось, закрой глаза и увидишь то, что занозой засело в разуме. Но стоило сомкнуть веки, и мир погружался в темноту, в тот самый неподвижный омут, под обманчивой сонной пеленой которого притаился самый страшный из монстров – неизвестность.
Время будто остановилось, Дархи Тау лёг в дрейф и взмахнул своим плавником, лишь когда из темноты вынырнул Нук. Пёс притрусил с грацией криволапых миронгу к Ашри, припал на передние лапы, лизнул шершавым языком щеку элвинг, обдал зловонным дыханием и скрылся обратно, растаяв в ночи. В следующий раз чани появился уже вместе с хозяином. Саад опустился на плиту рядом с элвинг, раскурил трубку и кивнул на слегка побледневшее небо.
– В Най-Тиарах есть один секрет, – пастух хитро улыбнулся, захватив в свои сети внимание элвинг. – Когда оазис сиял, Древние и их последователи соорудили множество чудес, что были призваны поражать не красотой своей, а пользой. Истинные инженеры видели её не в блеске золота и камней, а в механизмах, творящих волшебство каждый день. Истинная магия – забота обо всех и каждом.
Ашри слушала, глотая каждое слово, и перед ней оживал Тиарах, его дух, пришитый к горам и пескам, к вытянутым непримечательным домам и руинам, привязанный к шерсти кулу и памяти жителей.
– Тиарах был, как морская раковина, торчащая из песка: верхушка на поверхности и бесчестное множество витков под землёй. Запертые чертоги Древних, в которых всё ещё бьётся сердце старого оазиса, и продолжают работать машины, построенные из металла, камней, Пламени Бездны и амбиций тхару. Как только эти машины остановятся, оазис превратится в пыль.
Саад выпустил колечки дыма. Они полетели вверх, тая, пока не смешались с серым воздухом, предвещавшим грядущий рассвет.
– Никто не может найти дорогу к механизмам, но всякий может воспользоваться их дарами, – пастух подмигнул. – Сейчас самое время, чтобы наведаться в Азурные купальни. Вода будет ледяной, но никакой толкотни. Я не скажу, что жители Най-Тиаараха изнежены и расточительны, но для многих поход на омовение – это не только способ очищения. Это добрая возможность обогатиться последними сплетнями и слухами да заключить сделки повыгоднее. Кто ж такое упустит? – Саад улыбнулся. – А вот всякому, жаждущему уединения, лучше поторопиться. Говорят, воды подземного Дракона на границе ночи и дня способны освежить тело, раскрыть разум и очистить дух.
И словно читая мысли элвинг, Саад добавил:
– За скромную плату на входе получишь кусок мыла, свежее полотенце и кувшинчик отличного взвара на выходе. Не пожалеешь.
Ашри сначала смутилась, что провоняла до степени, когда из советов первейший – принять ванну, но тут же горячо поблагодарила пастуха, ведь этот совет в этот самый момент был самым нужным.
* * *
Азурные купальни оказались внушительной постройкой в духе старого южного зодчества – массивные колонны соседствовали с тонкой резьбой по камню, создавая иллюзию кружевных бортиков и застывших на ветру вуалей. Подобное сочетание «земли» и «неба» было характерно и для Аббарра. Зодчие древности и их последователи играли с камнем, с одной стороны демонстрируя мощь и основательность Энхар, крепость горной породы, самих костей мира, а с другой – показывая мастерство, способное изменить саму суть материи, соткать иллюзию невесомости. Со временем эта традиция уступила более простым формам, но бытовало мнение, что причина крылась в ином: Пламя Интару, синтез материи и воображения, синего и жёлтого истока, стало уделом культа и воинов, не выбираясь за пределы алтарей и битв. Среди ремесленников поубавилось тех, кто владел сияющим Азуром, и хоть их Искра сияла ярко, им не хватало Силы всецело воплотить свои замыслы. Они стали ограничены бытием, запершим фантазию в клетку возможностей.
Тем не менее тут, в Азуровых купальнях, былой симбиоз Духа и Силы ощущался всецело.
Но Ашри не знала истории Тиараха, не дышала его легендами и не была посвящена в такие тонкости, как истоки и потоки Пламени. Она просто с любопытством разглядывала детали и мозаики, удивляясь, что Древние так заморочились, обустраивая место, где любой тхару за скромную плату мог мочить свой зад. Задумывалась о том, как же тогда выглядели покои наместника оплота. А его цитадель? И даже прикидывала, сколько всего ценного могло сохраниться с тех пор, и как хорошо всё это охранялось.
Эти мысли тёплом растекались по телу элвинг, но реальность вернулась зудом в голове. Отыскав взглядом меж колонн дверь, Ашри поправила небольшой мешок со сменной одеждой на плече и направилась к входу, где в большом изящном кресле сидел сонный бист, укутанный, точно в кокон, в многоярусную светлую тунику-халат. Материя слегка мерцала в свете ламп, отливая янтарным золотом; тонкий узор змейкой струился, то выныривая, то вновь, скрываясь среди складок. У ног биста спал огромный пёс чани раза в два крупнее Нука, который лишь приоткрыл один глаз, взглянул на элвинг и вновь погрузился в бдительную дрёму.
За четверть «лани» смотритель велел Ашри разуться и нацепить на ноги плетёные сандалии, потом выдал хрустящее полотенце с лёгким ароматом ванили и предложил выбрать мыло по вкусу. Девушка нерешительно замерла перед развалом разноцветных брусочков, перенюхала сортов десять, пока не остановилась на тонком аромате дикой розы. Что-то в этом прохладном и пленительном запахе показалось ей знакомым. За дополнительную плату можно было приобрести и чудодейственное масло. Ашри не удержалась и вот, сжимая две бутылочки (одна – для воды, вторая – для тела) «восхитительной эссенции красоты», таща за шнурок мыло, как мышь за хвост, и перекинув через плечо полотенце, она направлялась к кабинкам, где были расположены изолированные перегородками ванны из белого камня, а вода вытекала из золочёных кранов, выполненных в виде морд разных тварей. Сверив номерок с полученным, она вошла внутрь и опустила защёлку. Оставив чистую одежду и полотенце на заботливо установленной скамье, элвинг шагнула к бортику и вылила содержимое одной бутылочки в воду каменной купели.
В доме Саада тоже была скромная душевая с кабинками, и даже стены были выложены мозаикой, что придавало уют и колорит. Ашри не успела её опробовать, но из рассказа пастуха знала, что чем ближе к утру, тем холоднее вода. И, похоже, сейчас была самая что ни на есть поздняя ночь, принимающая форму наираннейшего утра, ведь ледяные струи хлестали элвинг, словно лезвия холодовика. Кровь спящего Дракона, струящаяся из самого нутра земли, была холодной, как его разбитое сердце. Но Ашри была счастлива смыть с себя песок и всякую память о пустыне. Она старательно тёрлась куском мыла и когда сочла себя достаточно чистой, выключила душ и шагнула через бортик, погружаясь с головой в благоухающую воду, которая после ледяных струй казалась даже тёплой. Вынырнув, элвинг откинулась на край и взглянула вверх. Высокий свод тонул в полумраке. Сложно было представить, для чего Древним понадобился такой размах. Может, когда-то весь этот воздух над головой заполняли хитроумные фосфоресцирующие шары или гирлянды клеток с заточенными в них живыми светильниками, а может, на тонких нитях вниз свисали грозди огней, превращая синюю мозаику в подобие звёздного неба.
Ашри выдернула пробку из второй бутылочки и нанесла немного прозрачной эссенции на волосы. Приятный аромат окутал её, по телу растеклась волна блаженства. Веки отяжелели, и совершенно невозможно было сопротивляться сладкой истоме.
Должно быть, она задремала, а когда очнулась, то продрогла до самых костей. Не размыкая век, она медленно опустилась с головою в воду, намереваясь на этом завершить омовение. Но какое-то смутное чувство тревоги заставило её открыть глаза… По ту сторону за рябью воды, над ней нависала чёрная тень. Элвинг удивлённо вскрикнула, но звук превратился в пузырьки воздуха.
Ухватившись за бортик, Ашри попыталась выбраться, но тень столкнула её руку и что было сил надавила на плечи, впиваясь острыми когтями в кожу, не давая подняться и сделать вдох. Ашри забилась, скользя по плитке, не находя опоры и опускаясь на самое дно. Воздух закончился, в груди разгорался огонь. Вода разбивала зловещий силуэт на осколки, рассыпая на сотни перьев, искажая черты, превращая лицо в птичью маску с горящими, как раскалённые угли, глазами. Ашри задыхалась, в панике глотая воду. Из последних сил элвинг вывернулась, рванула вниз, а не вверх, ударилась плечом о дно, выскользнула из цепких когтистых лап, перевернулась и, оттолкнувшись ногами, вынырнула на поверхность с противоположной стороны.
Жадно хватая воздух и отплёвываясь, Ашри схватилась за бортик, подтянулась, перевалилась через него, упала на мозаичный пол. Кашляя, поскальзываясь, она кинулась к скамье, нащупала в ворохе тряпья кинжал и схватила за рукоять.
Откинув с лица пряди волос, Ашри огляделась – никого. Дверь заперта, никаких следов чужака.
– Это лишь сон, – шептала элвинг, пытаясь унять дрожь.
Дурной сон. Она просто уснула и чуть не утонула в этой изысканной луже. Чёрная Птица. Детский кошмар. Нечего было вспоминать в тёмный час Ту-Что-Уносит-Души.
Ашри опустилась на скамью, притянула колени к груди и сжалась в комок. Её бил озноб. Вода стекала с волос, ползла по телу, срывалась на синюю плитку. Капли блестели в мертвенном и холодном свете. Перед глазами на внутренней стороне век маячил чёрный силуэт. Стоило моргнуть, и он вновь нависал, расправлял крылья, сдавливал когтистыми лапами плечи, лишал воздуха и надежды. Страх проникал в кости.
А где твоя душа, пепельная птичка?
Ашри сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Вынырнув из оцепенения, элвинг опустила ноги на пол, почувствовала прохладу камня. Наощупь она нашла полотенце и кое-как вытерлась, чтобы окончательно не околеть в этом каменном ажурном склепе, потом кое-как натянула чистую сорочку и штаны. Пальцы одеревенели и с трудом справлялись с застёжками и шнурками.
Перед тем как открыть дверь, элвинг сделала глубокий вдох, пряча руку, сжимающую нож под небрежно наброшенным полотенцем.
Но залы и коридоры были пусты – ей встретились лишь несколько посетителей, спешащих принять ледяной душ, несущих на шнурке кусок мыла, а на плече – полотенце. На выходе всё так же дремал зарытый в золотые материи смотритель. Ашри спрятала нож за спину и бросила полотенце в корзину, обменяла номерок и сандалии на свои ботинки и, обувшись, поспешила прочь. Ей хотелось оказаться сейчас рядом с единственным в округе тхару, которому она доверяла, и плевать, что он мертвецки пьян и храпит, как целая гварня.
Мгновение, и Ашри оказалась на вырубленной в скале улице, не зная, взошёл ли в большом мире Орт. А ещё ей было не ведомо, что мыльник, пришедший сменить воду в одной из ванн купальни, к удивлению обнаружил слегка початую бутылочку с розовым маслом. Он поднял шнурок от мыла и остановил взгляд на застывшей глади воды. Там, в каменной чаше, среди аромата дикой розы покачивалось маленькое чёрное перо. Но мыльник и не такое видел за пять кварт работы в купальнях. Бутылочку он убрал в карман, шнурок и перо кинул в мусорную корзину и, выдернув пробку, дождался, пока вся вода исчезнет в недрах Тиарах. А после, взявшись за щётку, бист принялся чистить азуритовые плитки, весело насвистывая.
* * *
Ашри вернулась в коморку, тихо притворила дверь и привалилась к ней спиной.
